Книга пятая. о возвращении человеческих вещей при возрождении наций 5 страница

Заглавие этой книги, первоначально кажущееся очень темным, проясняется, если принять во внимание, что Автор разумеет под "Постоянством Юриста" (Costanza del Giure consulto) истинность и неизменность того света, который лежит в основе философии Морали..." и т. д.

На эти рецензии и на частное письмо Леклерка Вико ответил латинским посланием. Приложив упоминавшиеся выше "Примечания" ко "Всеобщему праву", он отправил их на одном голландском судне, возвращавшемся в Амстердам из Неаполя. Однако никаких сведений о том, получил ли их Леклерк, до Вико не дошло.]

==492

Жизнь Джамбаттиста Вико

Вико, несомненно, родился для славы своего родного города и, следовательно, Италии. Это совершенно ясно видно из того, что он, родившись здесь, а не в Марокко, и став ученым, под влиянием последнего удара неблагорасположенной к нему судьбы (всякого другого это заставило бы вообще отказаться от наук) не раскаялся, что занимался ими, и принялся работать над другими произведениями. Действительно, он написал уже труд, разделенный на две книги, которые могли бы заполнить два верных тома in quarto. В первой из них он стремился открыть Основания Естественного Права Народов в Основаниях Культуры Наций путем раскрытия невероятности, нелепости и невозможности всего того, о чем Другие до него скорее фантазировали, чем размышляли. Соответственно этому во второй книге Вико объяснял происхождение человеческих нравов некоторой рациональной Хронологией темного и баснословного времени Греков, от которых мы имеем все то, что имеем от языческой древности. Труд этот был уже просмотрен синьором Джулио Торно, ученейшим теологом Неаполитанской Церкви, когда Вико призадумался над таким негативным способом доказательства, который чем больше тревожит воображение, тем меньше приятен для разумения, ибо этим способом меньше, чем каким-либо другим, изъясняется человеческий ум. С другой стороны, под ударом неблагосклонной судьбы Вико встретился с невозможностью напечатать свой труд, хотя и чувствовал себя обязанным издать его, раз в публикации он был обещан. Тогда Вико сосредоточил весь свой дух в напряженном размышлении, отыскивая позитивный метод, и более сжатый и, тем самым,-еще более действенный.

Таким образом, в конце 1725 года он издал в Неаполе у Феличе Моска книгу форматом 12°, всего в двенадцать листов мелким шрифтом, под заглавием: "Основания Новой Науки о Природе Наций, благодаря которым обнаруживаются также новые Основания Естественного Права Народов". Вступительное письмо было адресовано Европейским университетам. В этом произведении Вико, наконец, полностью разъяснил то Основание, которое он еще смутно и не вполне отчетливо имел в виду в своих предшествовавших трудах. Он доказывал здесь неизбежную необходимость также и для людей начинать эту науку с того же, с чего начинает Священная История, и отыскивать в ней начало движения, ибо как Философы, так и Филологи отчаялись найти его у первых основателей языческих наций. Вико широко воспользовался одним из суждений синьора Жана Леклерка по поводу предшествующего произведения, где тот говорит, что Вико "в сокращенном обзоре основных эпох от всемирного потопа до Второй Пунической войны, просматривая различные события, случившиеся в этот отрезок времени, делает много филологических наблюдений над многочисленными предметами, исправляя множество обычных ошибок, на которые даже самые разумные люди

==493

Приложение первое

не обращали до сих пор никакого внимания". Вико открывает эту Новую Науку посредством нового Критического искусства — находить истину об основателях наций в глубине народных преданий, сохранившихся у основанных ими наций, так как лишь через тысячи лет после них появились писатели, единственный до сих пор, как оказывается, предмет этой критики. И при помощи факела этого нового критического искусства Вико вскрывает совершенно отличное от представлявшегося до сих пор происхождение почти всех тех наук и искусств, которые нужны, чтобы рассуждать при помощи ясных идей и характерных выражений о Естественном Праве Наций. Поэтому Вико делит основания на две части: во-первых — основания Идей, во-вторых — основания Языков. Посредством основания идей он открывает новые исторические основания Астрономии и Хронологии, двух глаз Истории, а тем самым и основания Всеобщей Истории, до сих пор не существовавшие. Он открывает новые Исторические Основания Философии, и прежде всего — Метафизику Рода Человеческого, т. е. Естественную Теологию всех Наций, посредством которой каждый народ естественно воображает себе своих собственных Богов в силу некоторого естественного инстинкта, существующего у человека по отношению к Божеству: из страха перед ним первые основатели наций начинали соединяться с определенными женщинами в пожизненное содружество, и, таким образом первое человеческое общество заключалось в браках. И оказывается, что этот инстинкт был великим основанием Теологии Язычников, великим основанием. Поэзии Поэтов-Теологов (первых в мире поэтов), а также и всей языческой культуры. В результате такой Метафизики вскрывается Мораль, а за нею и Политика, общая для наций; на них строится Юриспруденция рода человеческого, изменяющаяся в разные эпохи, так как нации непрерывно развивают заложенные в их природе идеи и в соответствии с ними наиболее развитые нации меняют образы правления; последнею формою правления оказываются Монархии, при которых в конце концов нации естественно находят отдохновение. Так восполняется огромный пробел в оставшихся нам началах Всеобщей Истории, которая начинается только с Нина, основателя монархии Ассирийцев. — Посредством оснований Языков Вико открывает новые основания Поэзии, Песни, Стиха и показывает, что и первые, и вторые необходимо возникали из природы, единообразной у всех первых наций. В виде следствия из таких оснований, Вико открывает новое происхождение Героических Гербов: то была у всех первых наций немая речь в стихах, деформированная артикулированной речью. Здесь же вскрываются новые основания Геральдики, которые оказываются в то же время и основаниями науки о Медалях (здесь Вико отмечает в продолжавшейся непрерывно четыре тысячи лет суверенности героическое происхождение королевских домов Австрии и Франции). В результате открытия происхождения Языков Вико находит досто-

==494

Жизнь Длсамбаттиста Вико

верные основания, общие всем Языкам; в особом очерке он открывает истинное происхождение латинского языка, и по примеру его предоставляет ученым сделать то же самое с другими языками. Вико дает идею Этимологического Словаря, общего для всех туземных языков, и также идею другого Этимологического Словаря для слов иностранного происхождения, чтобы растолковать, в конце концов, идею всеобщего Этимологического Словаря, необходимого как для науки о языке, так и для соответствующего рассмотрения Естественного Права Народов. Такими основаниями как идей, так и языков, иными словами — такой Философией и Филологией рода человеческого Вико разъясняет Вечную Идеальную Историю, протекающую соответственно Идее Провидения; и во всем Произведении доказывается, что этим Провидением было установлено Естественное Право Народов; соответственно такой Вечной Истории протекают во времени все отдельные Истории Наций в их возникновении, движении вперед, состоянии, упадке и конце.

От Египтян, которые насмехались над Греками, не знавшими древности, говоря им, что они всегда были детьми, Вико берет и применяет два следующие великие обломка древности: во-первых, то, что все протекшие до них времена Египтяне делили на три эпохи: век Богов, век Героев и век Людей; во-вторых — то, что соответственно этому порядку в течение всех веков говорили на трех языках: на немом божественном языке посредством иероглифов, т. е. священных знаков, затем на символическом, т. е. посредством метафор, — такова героическая речь, — и, наконец, на письменном языке, установленном посредством соглашения для насущных жизненных нужд. Дальше Вико показывает, что Первая Эпоха и Первый Язык существовали во времена семей, которые, несомненно, у всех наций предшествовали городам и на основе которых, как каждый признает, они возникли; отцы таких семей правили как суверенные государи, подчиняясь правлению Богов, и устанавливали все вещи человеческие посредством божественных ауспиций; совершенно естественно и просто это объясняется историей, скрытой в глубине божественных мифов у Греков. Здесь Вико замечает, что Боги Востока, вознесенные впоследствии Халдеями к звездам, были перенесены Финикиянами в Грецию: это доказывает, что все это произошло в послегомеровские времена, когда звезды оказались подготовленными к тому, чтобы принять на себя имена Греческих Богов, как и позже, когда Боги были перенесены в Лациум, звезды оказались готовыми воспринять имена Латинских Богов. Здесь Вико доказывает, что такое же положение вещей и совершенно одинаковое поступательное движение их происходило у Латинян, Греков и Ассирийцев.

Затем он показывает, что вторая эпоха со вторым, т. е. символическим, языком приходилась на время первых гражданских правлений, т. е. героических царств или же царствующих сословий

==495

Приложение первое

благородных (древнейшие Греки называли этих благородных расой Геркулеса); последние приписывали себе божественное происхождение в отличие от плебеев, происхождение которых они считали скотским. Весь этот исторический рассказ, как чрезвычайно легко объясняет Вико, был описав нам Греками в характере Геркулеса Фиванского, величайшего, несомненно, греческого героя, из расы которого вышли Гераклиды, в лице двух царей правившие спартанским царством, т. е. аристократическим вне всякого сомнения. А так как и Египтяне и Греки одинаково наблюдали у каждой нации своего Геркулеса (Варрон у Латинян насчитывал их до сорока), то это показывает, что после Богов у всех языческих наций царствовали Герои. Великий обломок греческой древности показывает, что Куреты вышли из Греции на Крит, в Сатурнию (т. е. в Италию) и в Азию. Вико делает открытие, что этими Курсами были и Латинские Квириты, а одним из видов этих последних были Римские Квириты, т. е. люди, вооруженные копьями в собрании, почему и Квиритское Право было правом всех героических народов. Доказав вздорность басни о заимствовании Законов XII Таблиц из Афин, Вико делает открытие, что к трем видам героического права народов Лациума, установленного и соблюдавшегося в Риме, а впоследствии занесенного на Таблицы, восходят причины римского образа правления, доблести и справедливости, в мире — посредством законов, на войне — посредством завоеваний. Если читать Римскую Историю не с такими взглядами, а иначе, то она кажется еще более невероятной, чем мифическая история Греции. Этот же свет проясняет и истинное основание Римской Юриспруденции.

Наконец, Вико доказывает, что Третья Эпоха, век людей и народных языков, охватывала времена Представлений человеческой природы, совершенно развитой и потому признаваемой в равной мере у всех. Такую природу можно извлечь из глубины форм Человеческого Образа Правления, последний же, как оказывается, бывает народным и монархическим (к этому последнему периоду принадлежат ' Римские Юристы Императорских времен). Этим самым, можно считать, доказано, что Монархия — последний образ правления, на котором останавливаются, в конце концов, нации; если же мы будем опираться на тот фантастический взгляд, что первые цари были такими же Монархами, как и современные, то с них никак не могли бы начаться Государства, также и с обмана или насилия, как воображали себе до сих пор, вообще не могли начаться нации. — При помощи этих и других многочисленных, но менее важных открытий Вико рассматривает Естественное Право Народов. Он доказывает, что в определенные времена и определенным образом зародились в первый раз обычаи, питающие всю экономику данного Права, т. е. религиозные обряды, языки, виды собственности, торговые сношения, сословия, власть, законы, сила, суды, наказания, война, мир,

==496

•У

Жизнь Джамбаттистл Вико

союзы. Этими определенными временами и этим определенным образом Вико объясняет те вечные свойства, которые должны вытекать именно из такой, а не иной их природы, т. е. времени и образа зарождения. Вико всегда отмечает существенные различия между Евреями и Язычниками: первые с самого начала возникли и твердо стояли на основе осуществления в практической деятельности вечной справедливости, тогда как языческие нации, приводимые к ней безусловно Божественным Провидением, шли различными путями, проходя с постоянным единообразием через три вида прав, соответствующие трем эпохам и трем языкам Египтян: во-первых — через божественное право под управлением истинного Бога у Евреев и ложных Богов — у Язычников; во-вторых — через героическое право, т. е. право, принадлежащее героям, находящимся посредине между Богами и людьми; в-третьих — через человеческое [право], т. е. право вполне развитой и признаваемой равной во всех людях человеческой природы. Только это последнее право может породить у наций Философов, которые смогли бы завершить его при помощи рассудочных максим на основе вечной справедливости. Именно здесь ошибались все — и Гроций, и Зельден, и Пуфендорф: за отсутствием такого критического искусства, которое можно было бы применить к основателям самих наций, они считали мудрецами лишь мудрых в тайной мудрости и не видели, что для Язычников Провидение было божественной наставницей в простонародной мудрости и что из этой последней по прошествии столетий произошла тайная мудрость; поэтому они спутали Естественное Право наций, выросшее из отдельных прав этих последних, с Естественным Правом Философов, понятым последними при помощи рассудочных умозаключений, и не отличали один привилегированный и богоизбранный народ с его истинным культом от всех других потерянных наций. То же самое отсутствие критического искусства ввело в обман ученых истолкователей Римского Права, так как они, опираясь на миф о происхождении законов из Афин, вводили в Римскую Юриспруденцию, вопреки ее гению, учения философских школ, в особенности учения Стоиков и Эпикурейцев, основания которых противоречат не только учению Юриспруденции, но и вообще всей цивилизации; они не умели рассматривать Юриспруденцию с наиболее характерной для нее стороны, т. е. с точки зрения времен, как ее трактовали, открыто признавая это, сами римские юристы.

Своим Произведением ко славе католической религии Вико приносит ту пользу нашей родной Италии, что теперь можно не завидовать Протестантским странам — Голландии, Англии и Германии — и трем главным представителям их в этой науке, ибо в ваш век в лоне истинной Церкви были открыты основания всякой, т. е. человеческой и божественной, учености.

До этого места "Литературная жизнь" Вико была напечатана в "Raccolta degli Opuscoli Eruditi" П. Калоджера в Венеции. Исправ-

==497

Приложение первое

ленная от многочисленных и часто грубых ошибок, а в некоторых местах улучшенная и расширенная, она должна быть теперь дополнена остальным.

[Дальше Вико чрезвычайно подробно рассказывает о многочисленных речах и надгробных надписях, заказанных ему высокопоставленными лицами].

Между тем "Новая Наука" прославилась уже во всей Италии, в частности — в Венеции. Тогдашний резидент ее в Неаполе забрал себе все экземпляры, оставшиеся у Феличе Моска, издателя, предложив, сверх того, все, что тот сможет приобрести, отправить к нему, так как у него есть много запросов из того города. Поэтому через три года "Новая Наука" стала такой редкостью, что книжечку в 12 листов, форматом 1'2°, многие покупали за два скуди и даже дороже.

Через три года после того, как в Неаполе были изданы "Основания Новой Науки об Общей Природе Наций", Вико стало известно, что на почте, которую он не имел обыкновения часто посещать, были адресованные ему письма. Одно из них было от отца Карло Лодоли, Минорита, Теолога Светлейшей Венецианской Республики, датированное 15 января 1728 года. За то время, что оно пролежало на почте, в Венецию успели уехать семь очередных курьеров. В этом письме он предлагал Вико переиздать его книгу в Венеции... Свой запрос Лодоли подкреплял другим, вложенным в его письмом синьора Антонио Конти, венецианского нобиля, великого метафизика и математика, преисполненного тайной учености и во время своих научных путешествий получившего высокую оценку Ньютона, Лейбница и других первых ученых нашего века... (письмо было датировано 3 января 1728 года). Он писал: "Ваша Милость не могла бы найти более сведущего во всех родах занятия корреспондента, чем многоуважаемый отец Лодоли, предлагающий Вам издать книгу "Новая Наука". Я одним из первых оценил ее, а также дал возможность оценить ее и моим друзьям. Все они единодушно сошлись на том, что на итальянском языке у нас нет книги, содержащей больше философии и учености, и притом совершенно оригинальной. Маленькую выдержку из нее я послал во Францию, чтобы поставить Французов в известность, как много можно прибавить и исправить в представлениях о Хронологии и Мифологии, а также о Морали и Юриспруденции, которыми они столь усердно занимались. Англичане должны будут признать то же самое, когда увидят книгу. Однако необходимо сделать ее более доступной при помощи печати, а также выбрать более удобный шрифт. Ваша Милость! Теперь как раз наступило время дополнить Вашу книгу всем тем, что может сделать ее еще более ценной как в отношении увеличения ученого материала, так и в отношении развития некоторых идей, указанных лишь очень кратко. Я Вам советовал бы поместить в начале

==498

Жизнь Джамбаттиста Вико

книги предисловие, излагающее различные рассматриваемые в ней темы, а также возникающую из них гармоничную систему, распространив ее также и на будущее, стоящее в полной зависимости от законов той Вечной Истории, идею которой Вы столь возвышенно и столь плодотворно наметили".

Третье из лежавших на почте писем было от графа ДжованниАртико ди Порциа... синьора, прославленного как благородством крови, так и блеском учености, датированное 14 декабря 1728 года. [Он писал, ссылаясь на письма Лодоли и Конти, о широком интересе, вызванном книгою Вико, и уговаривал его переиздать ее, дополнив по своему усмотрению].

Под влиянием этих любезных предложений и авторитетных поощрений столь значительных людей Вико признал себя обязанным согласиться на переиздание и написать примечания и дополнения. За то время дошли до Венеции первые ответы Вико [они очень сильно запаздывали: синьор Конти в письме от 10 марта 1728 года еще раз настоятельно убеждал Вико согласиться на переиздание].

Это письмо еще более побудило Вико писать замечания и комментарии к своему Произведению. За то время, как он работал над ними (что длилось около двух лет), случилось так, что граф ди Порциа по поводу, о котором нет нужды рассказывать, [ »братился к Вико с просьбой написать свою литературную автобиографию, предназначавшуюся для собрания биографий итальянок чх ученых; при помощи этого сборника составитель предполагал Н(.йти наиболее правильный метод для усовершенствования научных занятий юношества. Присланная ему раньше биография Вико была единственной, совпадавшей с его планом. Несмотря на просьбы Вико не печатать ее отдельно, граф настаивал на своем проекте, и в результате этого она была первоначально издана у П. Калоджера в первом томе его "Raccolta degli Opuscoli Eruditi" с многочисленными ошибками. В конце каталога произведений Вико, приложенного к этой "Жизни", было печатно объявлено: "Основания Новой Науки об общей природе наций ныне переиздаются в Венеции с примечаниями автора"].

[Несколько раньше в Литературных новостях "Лейпцигских ученых записок" от августа 1727 года была напечатана рецензия на "Новую Науку", весьма неблагожелательная, с многочисленными ошибками. Вико ответил на нее небольшой книжкой "Notae in Acta Lipsiensia". В этом ответе Лейпцигским Журналистам нужно было упомянуть о повторном издании его книги, подготовлявшемся в то время в Венеции, и Вико письменно запросил об этом разрешение у Лодоли, и печатно еще раз было объявлено, что "Основания Новой Науки" с примечаниями самого автора переиздаются в Венеции].

В это время венецианские издатели под маской ученых через Джессари и Моска (двух неаполитанцев — книготорговца и издателя) запросили у Вико все его произведения, напечатанные и не-

==499

Приложение первое

изданные, описанные в упомянутом выше каталоге: они хотели ими будто бы украсить свой Музей, — так говорили они, — на самом же деле — чтобы переиздать их в едином собрании, надеясь, что всему ему легко придаст блеск "Новая Наука". Желая показать им, что он знает, кто они такие, Вико дал понять, что из всех слабых произведений его утомленного ума он хотел бы оставить миру только "Новую Науку", да и оно, как они могли бы знать, переиздается в Венеции. Даже больше того: стремясь обеспечить и после своей смерти издателя этого второго издания, он предоставил в распоряжение отца Лодоли один манускрипт примерно в 50 листов, где Вико шел к отысканию тех же оснований негативным путем. [Вико имел предложения напечатать эту книгу в Неаполе, во он просил не делать этого, так как нашел те же основания позитивным путем].

В конце концов, в октябре 1729 года дошел до Венеции по адресу отца Лодоли свод исправлений к отпечатанной книге, а также примечания и комментарии, составляющие в общей сложности манускрипт примерно в 300 листов.

Итак, поскольку дважды было объявлено о новом издании в Венеции "Новой Науки" с добавлениями и поскольку манускрипт находился уже там, лицо, ведавшее торговой частью этого издания, позволило себе разговаривать с Вико как с человеком, вынужденным печатать свою книгу именно там. Этим было затронуто самолюбие Вико, и он затребовал назад все то, что было туда послано. Это возвращение состоялось через шесть месяцев, когда уже больше половины всего произведения было отпечатано. А так как в силу названных только что причин оно не находило никого, кто издал бы его на свой счет, ни здесь, ни в Неаполе, ни еще где бы то ни было, то Вико принужден быя обсудить «щ» одну возможность, может быть, и самую правильную, но о которой он просто не думал, так как в этом не встречалось необходимости. От первого издания его книги новый замысел, как это ясно видно, отличался, как небо от земли. [Вико нашел другой метод, и все то, что первоначально "Дополнения" представляли очень обширно и расплывчато, так как шаг за шагом нужно было проследить все произведение, теперь было изложено настолько систематично и сжато, что, по сравнению с первым изданием, общий объем рукописи увеличился лишь на три листа. Так, например, особенности естественного права народов, изложенные первым методом, потребовали в главе 1, § VII шести листов, теперь же им было отведено лишь несколько строк]. Совершенно нетронутыми Вико оставил в первом издании три места, вполне его удовлетворявшие. Именно ради этих трех мест, главным образом, и необходимо первое издание "Новой Науки", которое он имеет в виду, когда цитирует "Новую Науку", или "произведение с примечаниями", в отличие от других "своих произведений": под последними он имеет в виду три книги "Все-

К оглавлению

==500

Жизнь Джамбаттиста Вико

общего Права", являющиеся первым наброском "Новой Науки". Поэтому или вся первая "Новая Наука" должна печататься вместе со второй, или же, если нельзя об этом мечтать, то должны печататься по меньшей мере три указанные места...

Таким образом, в течение короткого времени, совершенно один и тяжело больной, Вико принужден был обдумывать и печатать свое произведение с некоторыми улучшениями и добавлениями, к которым он впоследствии присоединил еще "вторые исправления, улучшения и дополнения"...

Эти первые и вторые замечания, вместе с еще немногими, но очень важными, которые пишутся непрерывно, в результате продолжающегося время от времени обсуждения этого произведения с друзьями, могут быть включены в соответствующие места, когда оно будет печататься в третий раз...

[Отпечатанная книга получила благожелательный отзыв кардинала Корсики, — ему было посвящено первое издание "Новой Науки", — ставшего к этому времени папой. Вико приводит письмо его племянника, кардинала Нери Корсини, датированное в января 1731 г.]

Достигнув такой чести, Вико ни на что больше в мире не мог уже надеяться. Он достиг преклонного возраста, изнурен многочисленными трудами, измучен заботами о доме и жестокими судорогами в бедрах и голени, порожденными какой-то странной болезнью, пожравшей у него почти все то, что находится внутри между нижней костью головы и небом. Тогда он совершенно отказался от занятий и подарил отцу Доменико Лодовичи (иезуиту, латинскому элегическому поэту) манускрипт Примечаний к первой "Новой Науке" со следующей надписью: ХРИСТИАНСКОМУ ТИБУЛЛУ ОТЦУ ДОМЕНИКО ЛОДОВИЧИ ЭТИ

НЕСЧАСТНЫЕ ОСТАТКИ ЗЛОПОЛУЧНОЙ "НОВОЙ НАУКИ", РАЗБРОСАННЫЕ ПО ЗЕМЛЕ И ПО МОРЮ НЕИЗМЕННО БУРНОЙ СУДЬБОЮ, ПОТРЯСЕННЫЙ И УГНЕТЕННЫЙ ДЖАМБАТТИСТА ВИКО. РАЗДИРАЕМЫЙ И УСТАЛЫЙ, КАК В ПОСЛЕДНЮЮ НАДЕЖНУЮ ГАВАНЬ В КОНЦЕ КОНЦОВ ПЕРЕДАЕТ.

При исполнении своих профессорских обязанностей Вико живо интересовался успехами юношей. И для того, чтобы избавить их от обмана или не дать им впасть в обман лжеученых, он совсем не заботился о том, чтобы избегнуть недружелюбного к себе отношения ученых коллег по профессии. Он всегда говорил о красноречии так, как оно должно вытекать из мудрости, утверждая, что крас-

==501

Приложение первое

норечие — это не что иное, как говорящая мудрость, и что поэтому его кафедра должна направлять умы и делать их универсальными; и что если другие останавливали их внимание на частностях, то красноречие должно было воспитывать целостное знание, благодаря которому части становятся понятными в целом. Поэтому о каждой отдельной теме его предмета он рассуждал так, что она оказывалась одушевленной, как бы единым духом, всеми теми науками, которые имеют к ней отношение (именно об этом он писал в своей книге "De Ratione studiorum"). Самым чистым примером такого знания является Платон у древних, — наша целостная Универсальность всех наук, согласованная в единую систему. Потому Вико ежедневно говорил с таким блеском и глубиною о различных ученых предметах, как если бы в его школу приходили его слушать знаменитые иностранные Ученые. Вико был грешен тем, что впадал в гнев, от которого всеми силами старался уберечь себя, когда принимался писать; и он публично признавался в том недостатке, что он со слишком большим негодованием нападал или на ошибки ума и на несостоятельность системы, или на дурные нравы своих ученых соперников, тогда как он должен был бы с христианским милосердием и как истинный философ или скрыть это негодование или сострадать им. Поэтому он всегда досадовал на тех, которые пытались обесславить его произведения, и испытывал признательность к тем, кто справедливо оценивал их, — а последние всегда оказывались наилучшими и наиболее учеными людьми города. Стоявшие посредине, или ложные ученые, или плохие, или и те и другие, самая безнадежная часть, называли его сумасшедшим, или, — выражаясь несколько более деликатно, — чудаком с идеями странными и темными; самая коварная часть их угнетала его подобными похвалами. Еще некоторые говорили, что Вико был бы хорош, если бы ему приходилось учить юношей после того, как они уже пройдут курс своих занятий, т. е. тогда, когда они уже удовлетворятся своим знанием... А еще одни выступали с похвалой тем более губительной, чем она больше: что он был бы достоин давать хорошие указания самим учителям. Но сам Вико благословлял все эти враждебные выпады, так как они предоставляли ему повод удалиться, как в неприступную крепость, за свой письменный столик, чтобы обдумывать и писать все новые произведения, готовя благородную месть клеветникам. Они же привели его к открытию Новой Науки, и с этого момента, насладившись жизнью, свободой и честью, Вико почитал себя счастливее Сократа, упомянув о котором, Федр дает следующий обет, свойственный великой душе: Cujus поп fugio mortem, si famam assequar, Ed cedo invidiae, dummodo absolvae cinis733.

==502

Суждение о Данте 2.СУЖДЕНИЕ О ДАНТЕ

"Комедию" Данте Алигьери нужно читать с трех следующих точек зрения: как историю варварских времен Италии, как источник прекраснейшего тосканского языка, как образец возвышенной поэзии.

Что касается первой точки зрения, то нужно сказать следующее. Самою природой установлено так, что общее сознание наций проходит определенное и единообразное поступательное движение; а в самом начале тех времен, когда варварство наций понемногу начинает облагораживаться, сознание является искренним и правдивым, ибо у него отсутствует рефлексия (применяемая во зло, она оказывается единственной матерью лжи), и потому поэты тогда воспевают истинные истории. Так, например, в "Новой Науке о Природе Наций" мы показали, что Гомер был первым историком Язычества; еще больше это подтверждается написанными нами "Примечаниями" к этому произведению, где мы нашли, что Гомер был совершенно отличен от того, каким его до сих пор представлял себе весь мир. Первым известным нам историком Римлян был, несомненно, Энний, воспевавший Пунические войны. По образцу их первым или одним из первых итальянских историков был наш Данте. А то, что он примешал к своей "Комедии" от поэта, — это рассказы об умерших, помещенных в зависимости от заслуг каждого из них в Ад, Чистилище или Рай. Здесь, как и следует поэту, sic veris falsa remiscet734, — так как он был Гомером, или Эннием, подходящим для нашей христианской религии, которая учит, что награды и наказания за наши хорошие или дурные поступки более чем .временны, т. е. вечны. Таким образом, аллегорические значения этой поэмы — не что иное, как те размышления, которые должен проделать сам читатель истории, чтобы извлечь пользу из примеров других.