III. Становление мыслей Гете об образовании животных

Большое произведение Лафатера «Физиогномические фрагменты, побуждающие к человеческому познанию и человеческой любви»[xvii] появилось в 1775-1778 годах. Гете принял в этом живейшее участие не только тем, что руководил изданием, но также личным вкладом. Нас же особенно интересует то, что в этом вкладе уже можно найти зародыш его последующих зоологических работ.

Физиогномика стремилась во внешней форме человека найти его внутреннее, его дух. Облик рассматривался не сам по себе, но как выражение души. Пластичный, искушенный в познании внешних отношений дух Гете не останавливался на этом. В тех работах, которые рассматривали внешнюю форму, как средство для познания внутреннего, для него выявлялось значение первого /внешнего/ облика в его самостоятельности. Мы видим это из его работ, относящихся к изучению черепов животных в течение 1776 года, которые были вставлены во II том II отдел «Физиогномических фрагментов». Он читает и в этом году сочинения Аристотеля относительно физиогномики, которые побуждают его к вышеупомянутым работам. В то же время он пытается исследовать отличия человека от животного. Он находит это отличие в обусловленном всем человеческим строением выступающем положении человеческой головы, на которую указывают все части тела, как на их центральное место. «Как все строение возвышается, подобно главной опоре свода, в которой должно отражаться небо!» Противоположностью этому является строение животного. «Голова, подобно позвонку, является лишь дополнением! Мозг, оконечность позвоночника, имеет объем не больший, чем это необходимо для деятельности жизненного духа и для руководства чувственной тварью, живущей целиком в настоящем». Такими замечаниями Гете поднимается над рассмотрением отдельных связей в человеке между внешним и внутренним к созерцанию великого целого и к наблюдению облика как такового. Он приходит к воззрению, что целое человеческого строения образует основу для его высших жизненных проявлений, что в свойствах этого целоголежит условие, которое ставит человека на вершину творения. Но, прежде всего, нам следует иметь в виду, что Гете снова находил облик животного в преобразованном человеческом, но что в первом случае на передний план выступали органы, служащие животным наклонностям, т.е. тому пункту, на который ориентирован весь облик и которому он служит, тогда как формообразование человека в особенности образует те органы, которые стоят на службе духовных функций. Уже здесь мы находим то, что Гете представлялось как организм животного, образовывало не нечто чувственно-действительное, но идеальное: у животных – более низкое, у человека – более высокое содержание. Уже здесь заложен зародыш того, что позднее Гете назвал типом, желая обозначить этим не «какое-либо отдельное животное», но «идею» животного. И, более того, уже здесь слышен отголосок позднее им сформулированного важного закона, что «многообразие обликов происходит оттого, что та или иная часть получает перевес над прочими». Уже здесь намечается противоположность между животным и человеком в том, что идеальный облик образуется в двух различных направлениях так, что каждый раз одна из систем органов получает перевес, и это определяет характер всего создания.

Если на передний план выступают органы, служащие животным наклонностям, они служат тому пункту, на который ориентирован и служит облик животного, тогда как формообразование и особенности человека образуют те органы, которые стоят на службе духовных функций. Здесь заложен зародыш того, что позднее Гете назвал типом, желая обозначить этим не «какое-либо отдельное животное», но «идею» животного. Здесь также намечаются признаки противоположности между животным и человеком. Идеальный облик образуется в двух различных направлениях так, что каждый раз одна из систем органов получает перевес и это определяет характер всего создания.

В том же 1776 году мы также видим, что Гете достиг полной ясности в вопросе, что должно служить отправной точкой при рассмотрении организма животного. Он определил, что кости представляют собой основу всего организма, – мысль, которую он подтвердил позже, исходя в своих анатомических работах из учения о костях. В этом же году он делает важную в этом отношении запись: «Подвижные части формируются в соответствии с костями, вернее сказать, вокруг них, и игра их возможна в тех пределах, пока позволено это твердым». А также дальнейшее замечание «Физиогномике» Лафатера: «Можно было уже заметить, что костную систему я считаю основным признаком человека, череп – фундаментом костной системы, а мясо я рассматриваю как некий колорит, обрамляющий этот признак» - можно считать написанным под влиянием Гете, который часто обсуждал с Лафатером эти вопросы. Ибо оно идентично с другими высказываниям Гете. Но Гете делает еще дальнейшее замечание, на которое мы особенно обращаем внимание: «Это замечание (что кости и особенно череп являются основой рассмотрения, поскольку кости являются основой образования), которое здесь (при рассмотрении животного) неопровержимо, – при обращении его на отличие в строении человеческого черепа, встречает сильное противодействие». Что делает здесь Гете, как не то, что снова пытается найти простейшее животное в общем составе человека, как позднее, в 1795 году, он сам это выразил! Поэтому мы можем с уверенностью сказать, что основные мысли, на которых позже основывались мысли Гете об образовании животного, уже утвердились в нем в 1776 году при занятиях «Физиогномикой» Лафатера.

В этом же году Гете начинает изучение отдельных вопросов анатомии. 22 января 1776 года он пишет Лафатеру: «Герцог прислал мне шесть черепов, позволившие мне сделать замечательные наблюдения, которые могут быть для Вас полезными, если Вы их уже не сделали без меня». Дальнейшими побуждениями к подробному изучению анатомии явились его отношения с Йенским университетом. Первые упоминания об этом относятся к 1781 году. В изданном Кейли дневнике есть запись от 15 сентября 1781 года о том, что «со старым Айнзиделем он был в Йене и там занимался анатомией». Здесь находился ученый, который значительно способствовал занятиям Гете, - это был Лодер. Последний руководил его дальнейшими занятиями анатомией, как он пишет об этом 29 октября 1781 года госпоже фон Штейн[xviii] и 4 ноября Карлу Августу[xix]. В последнем письме он говорит о своем намерении «молодым людям объяснить скелет и подвести их к познанию человеческого тела». Он добавляет: «Я делаю это по моему и Вашему желанию; методы, которые я выбрал, этой зимой познакомят Вас полностью с человеческим телом». Заметки в дневнике Гете показывают, что он действительно читал эти лекции и закончил их к 16 января. Одновременно он довольно много вместе с Лодером занимался изучением строения человеческого тела. 6 января он делает заметку в дневнике: «Демонстрация Лодером сердца». Если мы видели раньше, что уже в 1776 году Гете имел далеко идущие мысли о строении животной организации, то нет сомнения, что его теперешее занятие анатомией с рассмотрением всех подробностей продвинуло его к еще более высокой точке зрения. Так, 14 ноября 1781 года он пишет Лафатеру и Мерку, что он изучает «кости, как текст, приложением к которому являются вся жизнь и все человеческое». При рассмотрении текста наш дух образует идеи и образы, которые кажутся произведенными им. Как такой текст Гете изучает кости, т.е. когда он их рассматривает, в нем возникают мысли о жизни и о человеческом. Т.е. при таком рассмотрении образуются определенные идеи об образовании организма. В 1792 году была написана Гете ода «Божественное», из которой мы можем узнать его мысли об отношении человека к остальной природе. Первая строфа звучит так:

«Благороден пусть будет человек,

Полон сочувствия и добр!

Ибо только это

Отличает его ото всех существ,

Которые мы знаем».[3]

Поскольку в первых двух строках этой строфы человек определяется по своим духовным свойствам, Гете говорит, что только это отличает его ото всех прочих существ в мире. Это «только» ясно показывает нам, что Гете постигал человека по его физической конституции, в соответствии со всей остальной природой. Для него все более живой становилась мысль, на которую мы уже обратили внимание, что одна и та же основная форма господствует как в человеке, так и в животном, но в человеке она достигает такого совершенства, что может сделать его носителем свободного духовного существа. В отношение же своего чувственного существа человек также должен, как это говорится в этой оде:

«По вечным, почтенным

Великим законам»

Своего… «Бытия

Круг завершить».

Но эти законы у него образуются таким образом, что у него возникает возможность мочь «невозможное».

«Он различает,

Выбирает и судит;

Он может продлить

Мгновение».

Здесь следует вспомнить, что в то время, как у Гете все счастливей формировалось его воззрение, он находился в живом общении с Гердером, который в 1783 году начал писать свою книгу «Идеи к философии истории человечества». Это произведение родилось из их совместных разговоров, и многие идеи указывают на Гете. Мысли, высказанные здесь, часто совсем гетевские, но сказанные на манер Гердера, так что мы можем сделать на их основе заключение о мыслях Гете в то время.

В первой части Гердер излагает следующую точку зрения на существо мира. Он выводит главную форму, которая проходит через все существа и проявляет себя различным образом. «От камня к кристаллу, от кристалла к металлам, от металлов к растительным творениям, от растения к животному, от животного к человеку видим мы восхождение форм организации, вместе с этим становятся многообразнее силы и побуждения творений, и, наконец, все объединяется в обличие человека». Мысль совершенно ясна: идеальная типичная форма, сама не вступающая в чувственную действительность, реализуется в бесконечном множестве пространственно разделенных друг от друга форм различных по своим свойствам существ, вплоть до человека. На низшей ступени организации она проявляется всегда в одном определенном направлении, она особенно ориентирована в этом направлении. Но поскольку эта типичная форма восходит к человеку, она собирает все образующие принципы, разделенные по различным существам, чтобы образовать один облик. Отсюда возникает возможность совершенства человека. В нем природа обращает на одно существо то, что в случае животных распылено по различным классам и порядкам. Эта мысль исключительно плодотворно действовала на последующую немецкую философию. Для уточнения этого приведем высказывание Окена по этому вопросу. В его «Руководстве по натурфилософии»[xx] он говорит: «Мир животных – это только одно животное, т.е. представление животности со всеми его органами само по себе как целое. Отдельное животное возникает, когда отдельный организм выделяется из всеобщего животного тела и, тем не менее, исполняет существенные животные отправления. Мир животных – это только распавшееся высшее животное – человек. Есть только один единственный человеческий род, одно единственное человеческое семейство, поскольку человек суть животный мир в целом». Есть, например, животные, у которых особенно выражено чувство осязания, вся их организация указывает на осязательную деятельность и находит в ней свою цель. У других особенно развито обоняние и т.д. Короче, у каждого животного семейства односторонне на передний план выступает одна система органов, все животное выражено в ней, все остальное отступает на задний план. В человеке же все органы и система органов образуются так, что одна система оставляет достаточно простора для развития другой, так что каждая из них выступает в таких границах, чтобы все прочие могли бы развиться таким же образом. Так возникает гармоническое взаимодействие отдельных органов и систем в такой гармонии, которая делает человека совершенным существом, объединяющим в себе совершенства всех существ. Такие мысли были также предметом бесед Гете с Гердером, и Гердер выражает их следующим образом: «Человека следует рассматривать, как величайшее слияние всех органических сил, которые объединяются в нем к гуманности». И в другом месте: «Итак, можно принять, что человек – это центральное творение среди животных, т.е. их обработанная форма, в которой собраны в тончайших понятиях черты всех семейств».

Чтобы подчеркнуть роль, которую сыграл Гете в написании творение Гердера «Идеи к философии истории человечества», мы приведем следующее место из письма Гете Кнебелю от 8 декабря 1783 года: «Гердер пишет философию истории, как ты можешь себе представить, на совершенно новой основе. Мы позавчера совместно читали первую главу – она очень важна… Мировая и естественная история получит у нас передышку…». Высказывание Гердера в книге 3, главе VI и в книге 4, главе I, что человеческая организация обусловлена вертикальным положением тела, и связанное с этим основное условие его разумной деятельности, прямо напоминает то, на что 1776 году во 2-м разделе 2-го тома «Физиогномических фрагментов» Лафатера указывал Гете, касаясь вопроса о родовом отличии человека от животного, и о чем речь шла выше. Это всего лишь один из примеров таких мыслей. Все это заставляет нас признать, что Гете и Гердер в своих воззрениях относительно места человека в природе в то время (1783) в главном вопросе были едины.

Но такое воззрение обусловливает, что любой орган, любая часть животного должна быть найдена также и у человека, но только сжатая ограничениями, обусловленными гармонией целого. Так, например, какая-нибудь кость, особенно выраженная у определенного семейства животных, у других может быть только слегка намечена, но у человека обязательно должна найтись. Там она принимает ту форму, которая дает ей возможность следовать своим собственным законам, здесь же она присовокупляется к целому, служит присущим ему образующим законам, приспособленная к целому организму. Но она не может отсутствовать, иначе в природе образуется трещина, в результате которой будет разрушено строение типа.

Так обстояло дело с воззрением Гете, когда он столкнулся со взглядом, полностью противоречащим этой великой мысли. Ученые того времени были самозабвенно заняты поисками признаков, отличающих как одно семейство животных от других подобных. Различие животных от человека должно было состоять в том, что у первых между обеими половинами верхней челюсти была маленькая косточка, межчелюстная кость, которая удерживала резцы, и которой у человека не находили. Когда в 1782 году Мерк начал живо интересоваться учением о костях и обратился за помощью к некоторым известнейшим ученым того времени, то от одного из них, знаменитого анатома Зоммеринга, 8 октября 1782 года, он получил следующую информацию об отличии животных от человека: «Я хотел бы, чтобы Вы посмотрели Блюменбаха ради межчелюстной кости, которая, при прочих равных условиях, является единственной костью, которую имеют все животные, включая орангутанга, но которой никогда не находили у человека; если вы выпустите из виду эту кость, то в животных не найдется ничего, чего бы не было у человека, поэтому я прилагаю голову оленя, чтобы убедить Вас, что эта os intermaxillare (межчелюстная кость), как она названа у Блюменбаха, или os incisivum, как называет ее Кампер, находится даже у животных, у которых вообще в верхней челюсти нет резцов». Хотя Блюменбах на черепе нерожденного или совсем маленького ребенка нашел след quasi rudimentum (рудимента) этой ossis intermaxillaris (межчелюстной кости), и даже на одном таком черепе однажды нашел два полностью определившихся маленьких костных ядрышка, как истинные межчелюстные косточки, он все же не признал существования таковых. Он сказал об этом: «Они еще как небо от земли далеки от истинной osse intermaxillare». Кампер, знаменитый анатом того времени, придерживался того же взгляда. Он говорил, например, о межчелюстной кости: «Ее никогда не находили у человека, даже у негра»[xxi]. Мерк был проникнут глубочайшим уважением к Камперу и занимался его сочинениями.

Не только Мерк, но также Блюменбах и Зоммеринг сообщались с Гете. Обмен письмами показывает нам, что Гете принял внутреннейшее участие в этих исследованиях костей и обменивался с Мерком мыслями по этому поводу. 27 октября 1782 года он просит Мерка написать ему нечто инкогнито от Кампера[xxii] и переслать ему это письмо. Далее, в апреле 1783 года Блюменбах посещает Веймар. В сентябре этого же года Гете едет в Геттинген, чтобы посетить там Блюменбаха и всех профессоров. 28 сентября он пишет госпоже фон Штейн: «Я должен посетить всех профессоров, и ты можешь себе представить, сколько нужно обежать за пару дней». Он приезжает в Кассель, где встречается с Форстером и Зоммерлингом. Оттуда он пишет госпоже фон Штейн 2 октября: «Я увидел много прекрасных вещей, и меня похвалили за мое тихое прилежание. Я счастлив, что я могу сказать, что нахожусь на верном пути, и я не должен ничего из этого потерять».

При этом посещении Гете прежде всего обратил внимание на господствующее воззрение относительно межчелюстной кости. При его воззрении оно тотчас должно было представиться ему заблуждением. Тем самым была бы опровергнута типичная форма, по которой построены все организмы. У Гете не было сомнения, что также и этот орган, который более или менее образован у всех высших животных, участвует в строении человеческого облика, но у находится на заднем плане, поскольку вообще органы, предназначенные для питания, находятся у человека на заднем плане, в сравнении с органами, служащими ему для духовных функций, Гете, в силу общего направления своего духа, не мог думать иначе, чем то, что межчелюстная кость есть также и у человека. Дело оставалось за эмпирическим доказательством этого, за тем, какую форму она принимает у человека, поскольку она вписывается в целое организма. Это удалось ему сделать весной 1784 года в сообществе с Лодером, с которым он в Йене сравнивал человеческий череп с черепом животного. 27 марта Гете сообщает об этом как госпоже фон Штейн[xxiii], так и Гердеру[xxiv].

Но не следует переоценивать это отдельное открытие в отношении великой мысли, которая явилась его носителем; также для самого Гете оно имело лишь ту ценность, чтобы устранить заблуждение, которое препятствовало последовательно проследить его идею до мельчайших подробностей организма. Гете никогда не рассматривал это как отдельное открытие, но только в связи со своим великим воззрением на природу. Так мы понимаем это, когда он в своем вышеупомянутом письме пишет Гердеру: «Ты должен серьезно порадоваться, ибо это как камень преткновения к изучению человека, теперь его нет!» И тотчас пишет он далее другу: «Я представил себе это в связи с твоим «целым», как прекрасно это будет выглядеть». Доказательство, что у животных есть межчелюстная кость, а у человека ее нет – не имело для Гете никакого смысла. Если в одном организме действуют образующие силы, которые у животного между двумя половинками верхней челюсти формируют кость, то таковая же должна находиться на том же месте у человека, но только иначе действовать во внешних проявлениях. Поскольку Гете никогда не мыслил организм как мертвый, застывший комплекс, но всегда /как/ образованный внутренними силами, то он должен был задать себе вопрос: «Что делают эти силы в верхней челюсти человека?». Вопрос стоял совсем не о том, есть ли у человека межчелюстная кость, а о том, как она создана и во что превратилась. И это должно было быть найдено эмпирически.

У Гете все более зрела мысль, написать большое произведение о природе. Мы видим это из различных его заметок. Так, в ноябре 1784 года он пишет Кнебелю, пересылая ему сообщение о своем открытии: «Я воздержался от того, чтобы уже здесь сообщить результат, на который указывал уже Гердер в своих идеях, а именно, что ни в чем отдельном невозможно найти отличие человека от животного». Здесь важно обратить внимание на то, что Гете говорит, что он пока воздерживается от того, чтобы указывать на основную мысль; он хочет, следовательно, сделать это позднее, в более широком контексте. Более того, этот пассаж показывает нам, что основная мысль, которая интересует нас у Гете прежде всего – великая идея о животном типе – была у него задолго до этого открытия. Ведь сам Гете говорит, что она намечена уже в «Идеях» Гердера, но она появилась еще до открытия межчелюстной кости. Т.е. открытие межчелюстной кости явилось лишь следствием этого великого воззрения. Для тех, у кого не было такого воззрения, оно было непонятным. Для них оно было лишь единственным признаком (природноисторическим), по которому человек отличался от животного. Они не имели никакого представления о той мысли, которая целиком владела Гете, и на которую мы уже указывали прежде, что рассеянные элементы животного мира соединяются в гармонии в один человеческий облик и, несмотря на подобие всех частных случаев, производят различие в целом, которое ставит человека на высшую ступень в ряду всех существ. Их рассмотрение было не идеальным, но основанным на внешнем сравнении, и для такового у человека не было в наличии межчелюстной кости. То, к чему стремился Гете: видеть духовным оком, об этом они не имели ни малейшего понятия. Это и обусловливало различие в их суждениях и суждениях Гете. В то время как Блюменбах, который совершенно отчетливо увидел предмет, пришел к заключению: «Но это как небо от земли далеко от истинной osse intrrmaxillari, гете судит так: «Как можно объяснить такое большое внешнее различие при необходимой внутренней идентичности?» Очевидно, Гете хотел теперь более последовательно проработать эту мысль, и особенно в последующие годы он много ей занимался. 1 мая 1784 года госпожа фон-Штейн пишет Кнебелю: «Новое сочинение Гердера показывает вероятность…, что мы некогда были растениями и животными. Гете немало размышлял об этом предмете, и все, что проходит через его представление, становится крайне интересным». В какой степени владела гете мысль представить свои воззрения на природу в большом сочинении, становится нам особенно ясно, когда мы видим, как при каждом новом своем открытии он не упускал возможности сказать друзьям о возможности распространения своих мыслей на всю природу. В 1786 году он пишет госпоже фон Штейн, что он хочет свою идею о том, как природа, играя с основной формой, вызывает многообразие жизни, распространить «на все царства природы, на всё царство природы». И в Италии, где мысль о метаморфозе растений до мельчайших подробностей стояла перед его духом, он в Неаполе 17 мая 1787 года делает запись: «Тот же закон может быть распространен на все живое». Первый отдел «Морфологической тетради»[xxv] содержит слова: «Все, что в юношеском настроении мне часто грезилось, как целое произведение, здесь может быть дано лишь как набросок, как фрагментарное собрание». Мы можем только горевать о том, что подобное произведение не вышло из-под руки Гете. Судя по всему, что здесь предлагается, это творение далеко бы оставило позади себя все, написанное даже в новейшее время. Это могло бы стать каноном, из которого должно было бы исходить всякое устремление в естественнонаучной области, и по которому можно было бы сверять его духовное содержимое. Глубочайший философский дух, отрицать который могла бы только поверхностнось, здесь смог бы связать себя с исполненным любви погружением в чувственно-опытное данное; система, далекая от всякого одностороннего поиска, который стремится все существа охватить одной схемой, она предоставляла бы каждой отдельной индивидуальности свои права. Мы имели бы дело с творением духа, у которого не выступает на передний план отдельная ветвь человеческого стремления с подавлением всех остальных, но у которого всегда на переднем плане находилась тотальность человеческого бытия, даже когда он вступал в отдельную область. Поэтому всякая частная его деятельность занимала свое, подходящее ей место, в связи с целым. Объективное погружение в предметы /объекты/ рассмотрения обуславливает полное раскрытие духа /в англ.: человеческий дух совершенно сливается с ними/, так что теории Гете предстают перед нами не так, словно дух абстрагирует их из этих предметов, но так, словно сами предметы образуют эти теории в духе, который в созерцании забывает сам себя. Эта строгая объективность сделала бы произведение Гете совершеннейшим произведением по естествознанию; это был бы идеал, к которому должен бы был стремиться каждый естествоиспытатель; для философов это было бы типичным образцом - примером для поисков законов объективного миросозерцания. Можно считать, что теория познания,которая выступает как главная философская наука, только тогда может быть плодотворной, если она берет своей отправной точкой гетевский образ мыслей и способ наблюдения. Гете сам приводит причины в «Анналах к 1790 году» следующими словами: «Задача была так громадна, что она в рассеянной жизни не могла быть выполнена».

Если исходить из этой точки зрения, то отдельные фрагменты, предлагаемые Гете в области естественных наук, приобретают колоссальное значение. И мы только тогда научаемся правильно их ценить и понимать, когда рассматриваем их исходящими из того великого целого.

Но в 1784 году, в качестве предварительной попытки, была написана статья о межчелюстной кости. Вначале она не была предназначена для печати, об этом 6 марта 1785 года Гете пишет Зоммерингу: «Поскольку моя маленькая статья не имеет претензий на публикацию и должна рассматриваться просто как концепция, то все, что Вы можете мне сообщить по этому поводу, будет мне чрезвычайно приятно». Несмотря на это, она была выполнена со всей старательностью и с привлечением всех необходимых подробностей. В то же время молодые люди получили наглядный материал из рисунков, сделанных по методу Кампера, выполненных под руководством Гете. Поэтому 23 апреля 1784 года он просит Мерка прислать ему сообщение об этом методе и переслать ему от Зоммеринга рисунки Кампера. Мерк, Зоммеринг и другие просили о высылке в их адрес скелетов и костей разного вида. 23 апреля пишет он Мерку, что ему очень приятно было бы увидеть следующие скелеты: муравьеда, ленивца, льва, тигра и т.д. 14 мая он просит Зоммеринга о черепе и скелете слона и черепе бегемота, 16 сентября о черепе следующих животных: дикой кошки, льва, медвежонка, муравьеда, верблюда, морского льва. Также он обращается с просьбой к друзьям о высылке отдельных сообщений; так, он просит у Мерка описание нёба носорога и особенно разъяснения этого предмета: «Каким образом рог носорога закреплен на носовой кости?» Гете в это время целиком углубился в эти занятия. Упомянутый череп слона был по методу Кампера нарисован с разных сторон. Гете сравнил его с большим черепом, находившимся в его владении, и с черепами других животных, и обнаружил, что на этом черепе швы были незаросшими. Относительно этого черепа он сделал еще ряд важных замечаний. До этого считалось, что у всех животных резцы сидят в межчелюстной кости, и только слоны представляют в этом исключение. У слонов клыки сидят в межчелюстной кости. То, что это не так, Гете увидел, рассматривая череп слона, как он пишет об этом Гердеру. Во время своего путешествия в Эйзенах и Брауншвейг, предпринятом Гете этим летом, он продолжает изучение остеологии. С этой целью он хотел в Брауншвейге «заглянуть в рот нерожденному слону и побеседовать с Циммерманом». Он пишет об этом Фотусу и затем Мерку: «Я хотел бы видеть Фотуса, у которого он хранится в Брауншвейге в нашем кабинете. Он должен быть вскрыт, ихъят скелет и препарирован. Я не знаю, для чего нужен такой заспиртованный монстр, если его не расчленить и не изучить внутреннее его строение». Из этого изучения вышла та статья, которая помещена в первом томе его естественнонаучных сочинений. При ее редактировании очень помог Гете Лодер. При его участии обрабатывалась латинская терминология, потом Лодер позаботился о ее латинском переводе. В ноябре 1784 года Гете посылает статью Кнобелю, а уже 19 декабря – Мерку, хотя он незадолго до этого (2 декабря) думал, что не управится до конца года. Статья была снабжена необходимыми рисунками. Для Кампера был приложен латинский перевод. Мерк должен был ее отослать Зоммерингу. Это произошло в 1785 году. Отсюда статья попала к Камперу. Если мы обратим внимание на то, какой прием встретила статья Гете, то перед нами выступит весьма безотрадная картина. Вначале ни у кого не оказалось органа для ее понимания, кроме Лодера, с которым вместе работал Гете, и Гердера. Мерк порадовался статье, но истинной уверенностью не проникся. Зоммеринг написал в письме, которым он сообщает о получении статьи: «главная идея имеется уже у Блюменбаха. В параграфе, который начинается: «Итак, нет никакого сомнения», - он /Гете/ говорит: «здесь прочие границы срастаются»; жаль только, что этого не происходит никогда. У меня есть челюсти эмбрионов от трех месяцев до момента рождения, и нигде не видно выступившей вперед границы. И потом, объяснять предмет сдвигом костей относительно друг друга? Как будто природа, как столяр, работает молотком и клиньями!» 13 февраля 1785 года Гете пишет Мерку: «От Зоммеринга я получил очень легкомысленное письмо. Он хочет меня отговорить. Ого!» И Зоммеринг пишет 11 мая 1785 года Мерку: «Гете, как я понял из его вчерашнего пиьма, пока еще не хочет отказываться от своей идеи относительно межчелюстной кости».

Теперь Кампер[xxvi]. 16 сентября 1785 года он сообщает Мерку, что приложенные таблицы вообще сделаны не по его методу. Он считает их даже вредными. Внешнее оформление изящного манускрипта он хвалит, латинский перевод бранит и даже дает совет автору поупражняться в языке. Тремя днями позже он пишет, что произвел несколько наблюдений над межчелюстными костями, но что он продолжает утверждать, что у человека нет межчелюстной кости. Он соглашается со всеми наблюдениями Гете, но не относящимися к человеку. 21 марта 1786 года он пишет еще раз, что он произвел большое число наблюдений, но пришел к заключению, что межчелюстная кость у человека не существует. Письма Кампера показывают, что он с лучшими намерениями пытался углубиться в предмет, но был не в состоянии понять Гете.

Лодер сразу увидел открытие Гете в истинном свете. Он включил его в свой анатомический справочник в 1788 году, и во всех своих сочинениях говорил о нем, как о полноправном научном факте, в котором не может быть ни малейшего сомнения.

Гердер пишет об этом Кнебелю : «Гете предложил нам свою статью о костях, очень простую и красивую; человек идет по истинному природному пути, и счастье сопутствует ему». Гердер также был в состоянии наблюдать предмет «духовным оком», каким наблюдал его Гете. Без этого ничего бы не вышло.Лучше всего это можно увидеть в следующем. Вильгельм Жозефи (приват-доцент из университета в Геттингене) пишет в своей «Анатомии млекопитающих»[xxvii] в 1787 году: «Межчелюстная кость считается одним из главных различительных признаков, отличающих обезьян от человека; однако согласно моим наблюдениям, указанная межчелюстная кость наличествует в человеческом организме в первые месяцы его жизни, но обычно очень рано, иногда уже в материнской утробе она срастается с верхними челюстями так, что часто от нее не остается заметного следа». Здесь также полностью подтверждается открытие Гете, но не как выводимое последовательно из типа, но как выражение бросающегося в глаза факта. Если исходить из последнего способа исследования, тогда все зависит от счастливого случая, если найдется экземпляр, на котором отчетливо можно будет видеть предмет. Если исходить из гетевского идеального способа, то эти особые экземпляры служат лишь для подтверждения мысли, просто для того, чтобы открыто продемонстрировать то, что обычно скрыто в природе; саму же идею можно проследить на любом, произвольно взятом экземпляре; тот же – являет особый случай. Если обладать идеей, то, благодаря ей, можно найти и те случаи, в которых она особенно выражена. Без нее же мы находимся во власти случая. Действительно, мы видим, что после того, как Гете своей великой мыслью дал побуждение, постепенно, посредством большого числа наблюдений, убедились в истинности его открытия

Мерк постоянно колебался. 13 февраля 1785 года Гете посылает ему верхнюю часть челюсти человека и ламантина(манаты) и дает ему исходный пункт для понимания предмета. Из письма Гете от 8 апреля кажется, что Мерк был завоеван. Но вскоре он опять меняет свою точку зрения, ибо 11 ноября 1786 года он пишет Зоммерингу: «Как я слышал, виконт д‘Асир даже гетевское так называемое открытие включил в свое произведение».

Зоммеринг, шаг за шагом, уступал свои позиции. В своем сочинении «О строении человеческого тела»[xxviii] он говорит: «Гетевский опыт сравнительного учения о костях 1785 года, утверждающий, что межчелюстная кость есть у человека, как и у животного, заслуживает того, чтобы с ней познакомиться».

Труднее было завоевать Блюменбаха. В своем «Справочнике по сравнительной анатомии»[xxix] 1805 года он еще доказывает: «У человека нет межчелюстной кости». В своей статье «Принципы философии зоологии», написанной в 1830-1832 гг., Гете говорит уже о встрече с Блюменбахом. После личной встречи Гете и Блюменбаха последний переходит на сторону Гете. 15 декабря 1825 года он даже предлагает Гете хороший пример для подтверждения его открытия. Один атлет из Хессиша просил у коллеги Блюменбаха, Лангенбена, помощи по причине «совершенно как у животного выдающейся межчелюстной кости». О последующих сторонниках гетевской идеи мы будем еще говорить. Здесь следует упомянуть, что М.Г.Веберу удалось посредством слабого раствора серной кислоты отделить межчелюстную кость, уже сросшуюся с верхними челюстями. Гете после завершения своей статьи продолжал изучение костей. Одновременные открытия в учении о растениях еще /более/ оживляли его интерес к природе. Он постоянно хранил у себя соответствующие предметы, высланные ему друзьями. 7 декабря 1785 года Зоммеринг даже сердится, «что Гете не возвращает ему его голову». Из письма Гете к Зоммерингу от 8-го июня 1786 года мы узнаем, что он до сих пор еще не отдал череп последнего.

Также и в Италии сопровождали его великие идеи. В то время, как мысль о прарастении формировалась в его духе, он приходит также к понятиям об облике человека. 20 января 1787 года Гете пишет в Рим: «Я изрядно подготовился к анатомии и приобрел не без труда в определенной степени знания о человеческом теле. Здесь это продолжалось посредством постоянного созерцания статуй, но на более высокой ступени. В нашей медицинско-хирургической анатомии мы занимаемся только познанием частей и целей, которым служит тот или иной ничтожный мускул. В Риме же части ничего не значат, если только они в то же время не играют своей роли для построения благородной прекрасной формы.

В большом лазарете Сан-Спирито из любви к искусству было выставлено прекрасное мускулистое тело, красота которого вызывает удивление. Это, поистине, выброшенный на свалку полубог, его можно принять за Марса.

Мы должны по совету древних скелет изучать не как некий, составленный из костей, остов, но вместе со связками, тогда он будет содержать жизнь и движение».

Гете при этом стремится к тому, чтобы познать те законы, по которым природа образует органические, преимущественно человеческие, облики, - и тенденцию, приводящую их к такому формированию. Точно так же, как в ряду бесконечных растительных обликов Гете нашел прарастение, посредством которого можно найти еще бесконечное число видов растений, которые полностью соответствуют этой природной тенденции и обретают свое существование, если есть в наличие подходящие условия; так и в отношении животного и человека Гете хотел «найти идеальный характер», который полностью соответствовал бы законам природы. Вскоре после его возвращения из Италии мы узнаем, что Гете прилежен в анатомии, и в 1789 году он пишет Гердеру: «Я докладывал новооткрытую гармонию природы». То, что было здесь вновь открыто, по-видимому, было частью позвоночной теории черепа. Но завершение этого открытия выпадает на 1790 год. То, что было известно ему до того, заключалось в том, что все кости, формирующие заднюю часть головы, представляют собой три модифицированных позвонка. Гете мыслил этот предмет следующим образом: мозг представляет собой всего лишь содержимое позвонка на более высокой ступени развития. В то время как в позвонке начинаются и оканчиваются нервы, служащие низшим органическим функциям, в мозгу начинаются и оканчиваются те нервы, служащие высшим, духовным функциям, преимущественно нервы органов чувств. В мозгу сформировано то, возможности лишь намечены в позвонке. Мозг – это полностью завершивший свое развитие позвонок. Позвонок – это еще не развернувшийся мозг. Костная ткань позвонка представляет собой орган защиты мозга. Представляется в высшей степени вероятным, что, если мозг представляет собой позвонковый мозг высшей потенции, то окружающие его кости – это только видоизмененные позвонки. Таким образом, вся голова имеет прообраз в нижестоящих телесных органах. Здесь действуют силы, подобные действующим на низшей ступени, но они преобразуют голову к высшим заложенным в них потенциям. Снова для Гете вопрос состоит в доказательстве, как, собственно говоря, предмет образуется для чувственной действительности? Для задних головных костей, задней и передней клиновидной кости, говорит Гете, он нашел эти отношения очень скоро; также и для небной кости, верхнечелюстной и межчелюстной, модифицированные позвонки он нашел во время своей поездки по северной Италии, когда еще в дюнах Лидо Гете нашел череп. Этот череп так удачно распался на части, что в отдельных его костях можно было легко узнать отдельные позвонки. Свое великолепное открытие Гете 30 апреля продемонстрировал г-же фон Кольб со словами: «Скажите Гердеру, что я приблизился к тому, чтобы животный облик и его всевозможные превращения описать одной формулой, и это благодаря чудесному случаю».

Это было открытием огромной значимости. Тем самым было доказано, что все члены органического целого по идее идентичны и что «внутренние неоформленные» органические массы различным образом замкнуты снаружи, что позвонковый нерв на нижней ступени является тем же, чем является нерв органа чувств на высшей ступени, который открыт для восприятия, постижения внешнего мира. Тем самым любое живое было показано в своей изнутри формирующей, дающей облик, силе; здесь оно познавалось, как истинно живое. Основная идея Гете относительно образования животного нашла здесь свое завершение. Настало время для обработки материала, хотя план для этого был набросан уже ранее, как это видно из его писем к госпоже Якоби. Когда в июле 1790 года он последовал за герцогом в шлесский лагерь, он был там (в Бреслау) занят преимущественно изучением образования животных. Там он действительно начал набрасывать мысли, относящиеся к этому вопросу. 31 августа 1790 года он пишет Фрицу Штейну: «У меня появилось желание начать писать свою статью об образовании животных». В общем смысле идея животного типа содержится в стихотворении «Метаморфоз животных», вначале появившемся во второй морфологической тетради. С 1790 по 1795 годы на первый план выдвигаются работы Гете, относящиеся к учению о цвете. К началу 1795 года Гете был в Йене, где присутствовали также братья Гумбольты, Макс Якоби и Шиллер. В этом обществе Гете излагал свои идеи о сравнительной анатомии. Друзья нашли его представления настолько важными, что призвали его изложить их на бумаге. Как следует из одного письма Гете к Якоби старшему, Гете удовлетворил это желание тут же в Йене, продиктовав схему сравнительного изучения костей Максу Якоби. Вводная статья была написана в 1795 году. В этой статье были изложены основные взгляды Гете, относящиеся к образованию животных, так же, как в статье «Попытка объяснения метаморфоза растений»[xxx], изложена его основные идеи, относящиеся к образованию растений. В общении с Шиллером с 1794 года наступил поворот в воззрениях Гете, поскольку теперь он обратился к рассмотрению своего собственного способа и метода исследования, причем ему этот способ наблюдения представляется предметным. После этого исторического рассмотрения давайте обратимся к существу и значению гетевского воззрения на образование организмов.