Элейская школа: проблема бытия
Э.ш. – древнегреческая философская школа конца VI – первой половины V в. до н.э. Главные представители э.ш.: Парменид, Зенон Элейский, Мелисс с о. Самос.
Элеаты считали, что есть только бытие, небытия нет. Такой вывод они делали, исходя из допущения тождества бытия и мышления (существует то, что мыслимо); поскольку небытие нельзя помыслить, то его и нет. По элеатам, бытие неподвижно, т.к. ему некуда двигаться, ведь оно могло бы двигаться только к небытию, а его как раз нет, следовательно, бытие пребывает само в себе, т.е. оно неподвижно.
Школа получила название от г. Элея, где в основном жили и работали ее крупнейшие представители - Ксенофан, Парменид, Зенон, а также Мелисс. Их в первую очередь интересовала проблема бытия, небытия и движения. Отличительной особенностью школы была попытка обосновать или даже доказать свои идеи рационально. Они первые разделили «истину» и «мнение», т.е. «подлинное бытие» и «иллюзорный мир».
Ксенофан прожил около 92 лет, родом был из г. Колофонв Ионии, но после захвата полиса персами долго скитался, затем осел в г. Элея.
Основа сущего у него - Земля, которая простирается корнями в бесконечность; Вода - «соучастница» Земли в рождении жизни («Земля и Вода есть все, что рождает и растет»); даже души состоят из этих начал. Из воды возникают облака, из них - небесные светила, Луна так же - свалявшееся облако. Солнце - каждый день новое; оно состоит из скопления искр. Боги - творение человека, в том смысле, что создаются людьми по своему образу и подобию (у эфиопов - курчавы и черны, у фракийцев - голубоглазы и рыжеваты, «если бы быки, лошади и львы имели руки и могли бы ими рисовать и создавать произведения (искусства), подобно людям, то лошади изображали бы богов похожими на лошадей»). Бог отличается от смертных тем, что он всевидящ, всеслышащ, всемыслящ, - это чистый ум. Его мысль движет мир. Бог - небо в целостности, он подобен шару, тождественен космосу; един, вечен, неизменен и однороден, значит, Бог тождественен бытию. То есть Ксенофан - пантеист.
Гносеология Ксенофана исходит из того, что чувства лгут нам, истину может дать только разум, знание человека - ограниченно и неполно, это всего лишь мнение. А если так, то Ксенофан - предтеча скептиков (греч. skeptikos - рассматривающий, исследующий; философское направление, характеризующееся сомнением в возможности, правильности, истинности чего-либо). Он говорил: «Если бы даже случайно кто-нибудь и высказал подлинную истину, то он и сам, однако, не знал бы об этом. Ибо только мнение - удел всех».
Таким образом, с точки зрения Ксенофана, «не от начала все открыли боги смертным, но постепенно, ища, люди находят лучшее», т.е. истина не результат божественного откровения, но продукт деятельности человека.
Парменид - основатель школы. Акме его приходится на 504-501 гг. до н.э., время смерти неизвестно. Учителем Парменида являлся Ксенофан. Свои идеи он преподносит как откровения богини Истины (Дике), сам философ едет к ней на колеснице с двумя конями, однако кони эти - «многоумные» и путь к богине лежит «вне людской тропы», т.е. его идеи не поддерживаются большинством, не совпадают с общепринятым мнением. Богиня говорит, что у «истины - бестрепетное сердце», значит она - вне эмоций, чувств, ощущений и вообще переживаний. Истина не есть мнение. По истине, мир един, в основе его лежит вечное бытие, а по мнению, мир представлен многими вещами, которые двигаются, развиваются, изменяются. Парменид разводит умопостигаемый мир (подлинное бытие) и чувственно воспринимаемый (кажущийся, мнимый).
Парменид полагает, что бытие есть, а небытия нет. Отсюда следует, что появления и уничтожения не существует, так же как пространства (пустоты) и времени (смены прошлого настоящим). Во-первых, греки полагали что «нечто из ничего не возникает», во-вторых, если допустить появление бытия из другого бытия («подобное рождает подобное»), получается, что бытие все же существовало всегда, в-третьих, «мыслить - то же, что быть», а «то, чего нет, нельзя ни познать (не удастся), ни изъяснить». Следовательно, для нас небытия нет, ибо его нельзя ни воспринять, ни помыслить, ни выразить в слове. Итак, небытия не существует, т.к. оно немыслимо, а немыслимо оно потому, что сама мысль о небытии дает ему бытие. Таким образом, отметим, что Парменид отождествляет предмет и мысль о нем.
Парменид, анализируя бытие, перечисляет его свойства: 1) бытие не возникало; 2) не подвержено гибели; 3) целокупно (т.е. не состоит из многих частей); 4) единородно (в смысле его единственности); 5) неподвижно (букв. «бездорожно»); 6) законченно и совершенно. Далее философ доказывает эти качества. Как уже говорилось, то, что бытие не возникает и не может погибнуть, следует из невозможности небытия. Поэтому бытие было либо всегда, либо никогда. Но последнее так же невозможно. Разделить бытие на части могла бы лишь пустота, но ее нет.
Однако заметим, что подобную характеристику бытия дает лишь разум. Ощущения свидетельствуют о множественности, изменчивости, движении. Парменид разрешает данное противоречие просто: заявляя, что чувства и ощущения лгут нам, это не истина, но мнение. Таким образом, философ выделил мир мысли и мир физической, чувственно воспринимаемой реальности. Или, возможно, отвлекаясь от тех или иных качеств вещи, которые могут быть различными, он обращает внимание на то, что вещи просто «есть», таким образом, бытие вещей образует умопостигаемую предпосылку их конкретного существования. Подобное разделение предопределило европейскую мысль на 2,5 тысячелетия: во-первых, появилось убеждение в том, что повседневный опыт ограничен лишь видимостью, и, только отстранившись от него, мышление способно постигнуть подлинную реальность; во-вторых, возникла оппозиция между «физикой» (натуральной философией) и метафизикой (сверхчувственным знанием).
Зенон из Элеи, приемный сын Парменида, по свидетельству Платона был на 25 лет моложе учителя. Он, вероятно, написал лишь одну книгу, которая не содержала собственной концепции, но представляла собой ряд задач или «апорий» (греч. aporia - логическое затруднение, проблема, неразрешимость которой обусловлена неявно содержащимся в нем противоречием). Цель работы состояла в том, чтобы защитить учение Парменида. (Прославился же Зенон не только как философ, но и как политический деятель, павший в борьбе с тиранией. Напомним, что тиран у древних - единоличный правитель, чьи действия основаны на произволе и насилии, т.е. мучитель, деспот, самодур. Так вот, Зенон пал в борьбе с тиранией Неарха (по другим источникам, Диомедонта). Рассказывают, что философ возглавил заговор, но был схвачен, однако даже под пытками не выдал своих друзей, а оговорил приближенных тирана, чтобы тому не на кого было опираться. Пообещав сказать правду, дождался, когда тиран приблизился, впился в его ухо зубами, за что был тут же убит слугами. По другой версии, он отъел собственный язык и выплюнул его в мучителя, был брошен в большую ступу и истолчен насмерть. Еще рассказывают, что, обращаясь к присутствующим, он сказал: «Удивляюсь я вашей трусости, вы рабски служите тирану ради того, чтобы вас постигла та же участь, что и меня». Это так подействовало на граждан, что они тотчас же побили тирана камнями. Говоря словами Плутарха, Зенон «доказал на деле, что великому мужу постыдно быть трусливым»).
Зенон использовал метод доказательства от противного, сводя к абсурду точку зрения противника. Из этого следовала истинность тезиса Зенона. Его рассуждения назывались «эпихейрема» (т.е. сжатое умозаключение), а также «апория» («непроходимость», «безвыходное положение»). Все апории философа сводятся к тому, что 1) логически невозможно мыслить множественность вещей; 2) допущение движения ведет к противоречиям. Наиболее известны из них следующие: «Дихотомия», «Ахиллес», «Стрела», «Стадий» и т.д. «Дихотомия», к примеру, говорит, что движение не может закончиться, т.к., прежде чем движущееся тело достигнет последнего пункта, оно должно пройти половину пути, а прежде чем достичь половины - половину половины, и так до бесконечности. Впрочем, тогда движение не может и начаться. В «Ахиллесе и черепахе» утверждается, что быстроногий Ахиллес не догонит медлительную черепаху, т.к., пока он пробежит разделяющее их расстояние, она уйдет немного вперед, когда он пробежит и этот отрезок, черепаха опять уйдет немного вперед, и так до бесконечности. «Стрела» доказывает, что летящая стрела покоится, ибо в любой бесконечно малый миг занимает место равное себе, т.е. не движется. Интересна и еще одна апория, которая формулируется так: «Движущееся не движется ни в том месте, где оно есть, ни в том, где его нет».
Парадокс места сформулирован в том смысле, что «если есть нечто [существующее независимо от находящегося в нем предмета], то в чем оно будет находиться?». Или, как выразил эту мысль Аристотель: «Апория Зенона исследует некоторое понятие, ибо если все сущее [находится] в пространстве, то очевидно, что будет пространство пространства и это пойдет в бесконечное».
Подошел Зенон и к проблеме порога чувственных восприятий, задав вопрос: почему падение медимна (52 с лишним литра) пшеницы издает шум, тогда как падения одного зерна не слышно?
Можно сказать, что Зенон и его учитель Парменид привлекли внимание философов, логиков, математиков к проблемам бесконечно малых величин. Кроме того, Зенон обратил внимание на трудности формирования понятийного аппарата науки, связанные с объективной противоречивостью пространства, времени, движения. (Аристотель нашел выход из тупика, разрешая апорию против движения следующим образом: движущееся тело актуально движется там, где оно есть, и потенциально (в возможности) там, где его нет; сущностью движения является переход возможности в действительность. Получается, что Зенон со своими апориями способствовал развитию логики и математики). Рассказывают, что один из оппонентов философа, чтобы доказать абсурдность идей последнего против движения, встал и демонстративно принялся ходить. За это собственный учитель побил его палкой, доступно объясняя, что в этом случае надо не показывать, а доказать.
Мелисс, уроженец острова Самос, был третьим из известных нам представителей школы элеатов. Мы знаем, что во время восстания Самоса против господства Афин в морском союзе (440-439 гг. до н.э.) он был избран за личное мужество навархом (флотоводцем) и одержал победу над флотом афинян. Но Перикл разбил самосцев, осадил город и после девятимесячной осады взял его, разрушил городские стены, захватил корабли и наложил на город контрибуцию. Дальнейшая судьба Мелисса после этого печального события неизвестна.
Мелисс развил аргументацию Парменида и Зенона, сопоставив ее с проблематикой ионийцев, а также с современными ему учениями Эмпедокла и Левкиппа. Философ, исходя из тезиса «то, что есть, есть», приходит к выводу о том, что вещь есть то, чем она является, т.е. неизменна. Однако нам представляется, что «теплое становится холодным <…>, мягкое твердым <…>, живое умирает и снова возникает из неживого <…> отсюда следует, что истинно сущего мы не познаем» [23, с. 329].
Далее он делает предположение, что сущее бесконечно в пространстве и во времени - «оно вечно, беспредельно, едино и совершенно однородно». Движения нет, т.к. бытию некуда двигаться - все заполнено им самим. Вероятно, данное возражение направлено против тезиса атомистов о наличии атомов, пустоты и вечного движения. Мелисс исходит из того, что пустоты (небытия) нет, отсюда следует, что бытие, пространство и время связаны, а раз так, получается, что сущее - материально (т.е. это не просто мысленная категория). Забавно, но, пытаясь опровергнуть наличие множественности бытия, Мелисс открывает путь атомизму, т.к. атом - единое, неделимое, не возникающее и неуничтожимое начало - подобен «сущему» элеатов, обретшему, как пишет А.С. Богомолов, пространственную конечность, форму и движение среди таких же «сущих» [24, с. 90]. Кроме того, Мелисс при описании бытия лишает его антропоморфных черт: оно не печалится, не страдает, не чувствует.
Еще одна заслуга Мелисса в том, что он формулирует «закон сохранения», а именно: «Из ничего никогда не может возникнуть нечто» [23, с. 316].
Подводя итоги, отметим, что Мелисс разошелся с Парменидом лишь в одном: у него бытие не имеет границ (если бы оно было ограничено, рассуждает Мелисс, то соседствовало бы с небытием, а последнего нет, следовательно, бытие не может быть ограниченным).
В целом же, и элейская философия, и ионийская говорят об одном и том же - о бытии. Но если у элейцев бытие пребывающее, то, что есть во веки веков, то у ионийцев оно становящееся, проявляющееся, меняющееся. Они обращают внимание на разные аспекты проблемы: бытие как целостность не есть существование отдельных предметов. Любая вещь появляется, трансформируется, в конце концов, заканчивает свое существование, а бытие как единство существует всегда. То есть, говоря словами М.К. Мамардашвили, бытие рассматривается одновременно: 1) как нечто полностью и актуально развернутое: «Бытие есть актуальная полнота и жизнь того, что возможно. Реальность или существующее в его полноте <…>, которая все свои части держит и пребывает над потоком времени и потоком действий <…> как бы простершись над этим потоком» и 2) как нечто непрерывно становящееся во времени. То есть одни дают описание сущего в статичных (как Парменид) терминах, а другие определяют его через динамику (Гераклит). [29, с. 62-63].
Можно, пожалуй, сказать, что единая во множестве своих проявлений и непосредственно воспринимаемая природа - фюсис - превратилась в «бытие» философов, оказалась «Единым», противопоставленным множеству отдельных вещей. На смену интуиции, противоречивой, образной, непосредственной, пришло непротиворечивое, дискурсивноемышление (от лат. discursus - рассуждение, т.е. мысль, основанная на предшествующем суждении). Открылся не только мир природы, но и мир человеческой мысли, качественно от нее отличный.
М. Хайдеггер.
Философию М. Хайдеггера (1889-1976) трудно подвести под какую-то конкретную рубрику рассматриваемых философских направлений: феноменология, герменевтика, экзистенциализм, или также философия жизни и неоаристотелизм. Скорее, его философию можно охарактеризовать всеми этими рубриками. В той или иной степени каждое из этих направлений оказало влияние на развитие хайдеггеровского мышления.
М. Хайдеггер родился в городке Мескирх, недалеко от Фрайбурга, в семье пречетника местной католической церкви. Благодаря попечительству католиков по окончании гимназии в Констанце поступил в университет Фрайбурга, где познакомился с философией неокантианца Г. Риккерта и феноменологией Э. Гуссерля. У Риккерта он защитил свою кандидатскую диссертацию, а у Гуссерля стал научным ассистентом. Гуссерль считал Хайдеггера своим лучшим и самым талантливым учеником, продвигая его в деле академической карьеры. Между тем, в 1927 году, когда Гуссерль опубликовал в своем «Ежегоднике феноменологических исследований» первую крупную работу Хайдеггера «Бытие и время», которой было суждено стать одним из самых значительных философских произведений ХХ века, выяснилось, что Хайдеггер, вместо того, чтобы продолжать дело своего учителя, сам создал свой вариант феноменологии. Дело в том, что Гуссерль подписал в печать «Бытие и время», не читая текста работы. Прочитав двумя годами позже, когда слава Хайдеггера разрослась и стала затмевать заслуги Гуссерля, он разорвал отношения с Хайдеггером, поскольку тот не только не оправдал его надежд, но и заложил «бомбу замедленного действия» под фундамент стройного здания феноменологии, сведя к нулю усилия Гуссерля в построении феноменологии как строгой науки. Скандал разрастался, и дело закончилось тем, что в итоге Хайдеггер сменил Гуссерля на посту профессора в университете Фрайбурга, а тот ушел в отставку по возрасту.
Кроме феноменологии Гуссерля, источниками хайдеггеровского философствования являются также философия Аристотеля и Платона, Кьеркегора, Канта, Дильтея и Ницше. Его философское ученичество пришлось на интересное и насыщенное событиями время – время когда вышел «полный Ницше», началось издание собрания сочинений Дильтея, заново открыты Гёльдерлин, Кант и Шеллинг, были переведены на немецкий язык Кьеркегор и Достоевский. Экзистенциализм, философия жизни, трансцендентализм и, конечно же, греческая классика оказали мощное воздействие на «раннего» Хайдеггера, будущего «тайного короля европейской философии».
К числу наиболее важных работ М. Хайдеггера, помимо «Бытия и времени», по праву считающейся одной из самых значительных работ ХХ века, изменившей суть европейской мысли, принадлежат «Заметки к философии», вторая позначимости книга Хайдеггера «зрелого» периода, серия статей и докладов «Что такое метафизика?», «Европейский нигилизм», «Преодоление метафизики», «Основные понятия метафизики», «Время картины мира», «Путь к языку», «Учение Платона об истине» (ряд этих докладов изданы на русском языке в сборнике «Время и бытие»).
Направленность философии Хайдеггера в целом может быть обозначена тремя силовыми линиями:
1. Онтологическое мышление, основная линия, характеризующая приоритет темы бытия и онтологического исследования в философии;
2. Критика метафизики, характеризующая стратегию критического анализа понятийного ядра философии: каждое понятие тестируется на актуальное и потенциальное содержание и проходит соответствующий анализ на способ укорененности в системе понятий европейской метафизики;
3. Мышление о языке, характеризующее определенную стратегию развертки, усвоения исторической и языковой традиции и непосредственные опыты, эксперименты с языком.
Основным предметом мысли, основным «делом» Хайдеггера до его последних дней являлось мышление - «бытие», онтологическое мышление. Онтология – наука о первой и последней сути всех вещей – о бытии. Однако история философии демонстрирует нам, что все онтологические основания, на которых выстраивается некоторое философское здание, понимаются исходя из ориентации на бытие сущего, при этом само бытие под вопрос не ставится. История онтологии демонстрирует, говорит Хайдеггер, что на самом деле бытие никогда онтологически основательно не мыслилось, более того, она демонстрирует повсеместное забвение бытия. Главный предмет традиционной онтологии, восходящей к Пармениду, Платону и Аристотелю, – сущее в его бытии. Хайдеггер настаивает: бытие и его определения лежат в основе сущего, ему предшествуют. Бытие есть нечто более раннее, чем сущее; бытийные структуры в этом смысле имеют априорный характер. Мы имеем предварительное понимание бытия до всякого фактического (теоретического или практического) опыта сущего. Ведущий вопрос онтологического исследования «что есть сущее?» трансформируется в вопрос о бытии сущего «что есть бытие?». Новая постановка онтологического вопроса нацелена на вопрошание о самом бытии как таковом, а не на сущее как сущее, т.е. не на сущее в его бытии. И потому Хайдеггер продолжет онтологическую проблематику традиционной онтологии, все же коренным образом от нее отличающуся тем, что ставит под вопрос легитимность сущего. В этом заключается проблема, поставленная Хайдеггером, и принятая как задача собственного пути в философии.
Если в европейской традиции онтологического мышления, начинающейся с Аристотеля и Платона, Хайдеггер заимствует задачу исследования – вопрос о бытии, то феноменология дает ему метод онтологического исследования. Феноменология и идентифицируется им как метод исследования, а не как новейшее философское направление. Радикализуя понятие феномена, Хайдеггер определяет единственный феномен, который должен быть предметом феноменологии: бытие. Феноменология поэтому возможна исключительно как онтология. Методический смысл феноменологии как чистого созерцания сущностей превращается в экзистенциально-герменевтическую противоположность: на место чистого непосредственного феноменологического описания философом сущностей вступает интерпретация смысла, который каждое событие толкует в контексте самой экзистенции. Созерцание и описание уступают место пониманию и интерпретации смысла бытия.
Центральным пунктом Гуссерлева мышления для Хайдеггера является концепт категориального созерцания, который по сути означает «созерцание, позволяющее усматривать категорию, направленное на категорию», что говорит о том, что категория – это больше чем форма. Достижение Гуссерля состояло в введении двух видов созерцания – эйдетическое (сущностное) и категориальное. Роль категориального созерцания заключалась в «усмотрении бытия, феноменально присутствующего в категории», а его значение – в высвобождении «бытия из его сцепки с суждением». Однако это бытие остается имманентным сознанию, что находит выражение в концепте интенциональности. Гуссерль спасает бытие, однако ценой того, что вкладывает его в имманентность сознания.
Феноменология также предложила новую онтологию, модель онтологических слоев, в которой региональные онтологии объединяются в единую универсальную онтологию. В ее основании находилось сознание как наиболее фундаментальный, согласно мысли Гуссерля, феномен. Проект феноменологической онтологии не удовлетворяет Хайдеггера. Радикальная реформа феноменологической онтологии, предложенная Хайдеггером, состоит в ее более фундаментальном обосновании: по мнению Хайдеггера, сознание не может быть предельным основанием онтологии, поскольку само еще нуждается в обосновании. Следует не только поставить вопрос о сфере сознания, а поставить вопрос о сознании в его бытии, вопрос о бытии самого сознания. Жизнь шире региона сознания, претендующего быть фундаментом онтологии. Жизнь шире любых попыток ее категориальной экспликации. До понятийного, теоретического научного знания всегда имеется некоторое до-категориальное, естественное понимание бытия. Хайдеггер предлагает ввести радикально иное основание – фактическое и историческое вот-бытие, в опоре на некатегориальный и неинтеллектуальный опыт присутствия, экзистенции.
Хайдеггер подвергает также критике основную интенцию, которую он воспринял из феноменологии Гуссерля – непосредственное отношение, подход к предмету согласно известной максиме, ставшей паролем феноменологии: «Назад, к самим вещам!». Для Гуссерля максима «к самим вещам!» означает требование воздержания, «эпохе» от любых теоретических конструкций, от теоретических суждений, от ценностных и онтологических предпосылок исследования. Другими словами, она направлена против онтологического элементаризма, конструктивизма и наивности натурализма современной Гуссерлю науки и философии. Хайдеггер говорит: неверно думать, что до-понятийное мышление („естественная установка“ в терминах Гуссерля) неверно, или наивно и требует коррекции и исправления, и это есть задача философии. По Хайдеггеру, мы всегда уже живем в „эпохе“ от мира и от осознания фактичности жизни, в забвении бытийного вопроса и смысла собственного бытия. Смысл бытия понимается как связанность обстоятельств и событий озабоченного своим бытием человека. «Эпохе» и редукция поэтому требуются не от естественной установки, в которой непосредственно и изначально находится человек, но только от некритического принятия теорий и догматов.
Неэффективность предшествующей онтологии Хайдеггер преодолевает постановкой вопроса о том, какому сущему доступно понимание бытия. К бытию необходимо подходить с точки зрения того сущего, которое способно вопрошать о бытии и одновременно понимать самого себя. Решающим для разворачивания онтологического проекта в «Бытии и времени» является обнаружение и разработка нового фундамента онтологии – Dasein (вот-бытие, экзистенция, присутствие), - сущего, бытие которого состоит в понимающем отношении к своему бытию. Dasein есть фундамент, на котором должна строиться всякая онтология. Новый онтологический подход противопоставляет «бытию вообще» традиционной онтологии человеческое бытие, вот-бытие фактической экзистенции. Хайдеггер разворачивает вопрос «Кто спрашивает о бытии?», «Какому сущему бытие открыто?», предполагая, что допредикативная раскрытость сущего в понимании бытия лежит в основе онтологического мышления вообще. Поэтому фундаментальная структура Dasein раскрывается при помощи экзистенциалов, вне- и допонятийных способов понимания, по отношению к которым категории онтологии и этики и производное понимание как род познания, становятся фундированными. Категориальная онтология должна и основыватся в экзистенциальной сфере, онтически. Различие между сущим и бытием, возможно только через Dasein, поскольку оно, понимая бытие, понимающе относится к сущему. Только через человеческое вот-бытие бытие как таковое может стать помысленным и вообще стать проблемой.
Здесь встает вполне закономерный вопрос, не является ли хайдеггеровская фундаментальная онтология тенденцией обоснования субъективности в ее классическом понимании? Позволительно ли рассматривать Dasein в качестве преемника трансцендентального субъекта? Несмотря на очевидную возможность антропологической и субъективистской интерпретации Dasein, все же нельзя констатировать наличия у Хайдеггера субъективистской и субъектцентристской перспективы. Скорее, речь идет об определенном «онтически-онтологическом преимуществе» Dasein как сущего перед другими родами сущего. Экзистенция, самопонимание, принадлежащие Dasein, и понимание Бытия других родов сущего, вопрошание о бытии – это исключительно человеческий способ существования.
Речь идет о «субъективности, освобожденной от традиционных представлений о субъекте». Принципиальным отличием Dasein от трансцендентального субъекта является также то, что бытие Dasein – всегда проект, набросок бытийных возможностей. Бытие Dasein – это не бытие наличного, а бытие возможного. Самопонимание своих бытийных возможностей и проективность являются фундаментальными характеристиками Dasein. Онтологическое мышление служит расширению и конкретизации трансцендентального субъекта за пределы области познания.
Онтологический проект «раннего» Хайдеггера нацелен на достижение единства бытия и человека, единства бытия и времени, единства бытия и истории. Бытие и время не должны больше разделяться, время является горизонтом и средоточием понимания и артикуляции бытия. Историзм, экзистенциализм и философия жизни уже расширили области опыта посредством концептов историчности, экзистенции и фактической жизни. Сохранение историчности и фактичности бытия человека как ценность - импульс, полученный от Дильтея, дильтеевского обоснования исторического измерения бытия – стал одним из основных ориентиров Хайдеггера для реформирования философии. Онтологически понятая историчность понимается Хайдеггером как конкретное проявление временности экзистенции. Историчность, говорит он, укоренена во временности экзистенции. «Историческим присутствие (Dasein) может быть лишь на основе временности». Концепт времени как раз и позволяет высвободить историю, ввести ее в круг онтологических проблем. Время и история занимают, таким образом, центральное место в онтологическом проекте Хайдеггера.
Хайдеггер воспринимает этот импульс, обнаруживая несоразмерность, слабость, фиаско основных понятий философии сознания. Субъективная философия преодолевается посредством столь же остро, четко и систематически схватывающей понятийности трансцендентально действующей экзистенциальной онтологии. Гадамер отмечает: «Тезис Хайдеггера гласил: само бытие есть время. Тем самым был взорван весь субъективизм новейшей философии – и даже ... проблемный горизонт метафизики, завороженной бытием как наличием».
«Зрелый» Хайдеггер ставит вопрос о бытии в границах событийного подхода и выдвигает новый программный тезис о преодолении метафизики в европейской традиции как традиции забвении бытия. Следующий исследовательский шаг Хайдеггера – в разворачивании программы поиска следов «другого пути» онтологического мышления вследствие необходимости преодоления европейской метафизики. Дело в том, что прежде чем стать проблемой онтологии, бытие становится проблемой языка. Недостаточностью языковых средств выражения, несостоятельностью традиционного философского языка определяется сворачивание «ранней» программы построения онтологии. Языковая проблематика становится определяющей, поскольку встает проблема выражения смысла бытия в языке. Хайдегер предпринимает деструктивный анализ предикативного языкового высказываения, которое использовала предшествующая метафизическая традиция.
Стратегия критики метафизики характеризует исследовательскую стратегию Хайдеггера относительно бытия через актуализацию предшествующей традиции, которая определяется им через длительную историю понимания бытия и происхождения языка, его выражения и их связи с онтологическим ядром европейской метафизики. Критика метафизики – это стратегия критического анализа понятийного ядра философии, в соответствии с которой каждое понятие проходит соответствующий тест на способ укорененности в системе понятий европейской метафизики. Тезис Хайдеггера о конце метафизики не следует рассматривать негативно, как отрицание или завершение метафизики. Конец метафизики означает не прекращение метафизики, а расщепление, разложение ее основных догматов. Также как метафизика в понимании Хайдеггера – это не определенное учение, которое может быть локализовано в истории мысли и не некое ошибочное мнение, которое следует преодолеть. Это – способ мышления и как способ мышления требует пересмотра, ревизии оснований.
Неметафизический способ мышления – это попытка понять, во-первых, каким образом так сложилось, что исходная формулировка соотношения времени и бытия задает характерное для истории европейской метафизики понятийное конструирование, и во-вторых, что было бы, если бы реализовалась другая возможность онтологии, а именно, проект онтологии, предложенный в рамках греческой философии, осмысляющий бытие не в терминах субстанции, а в терминах энергии, действия, акта, события. От историчности бытия Dasein, как она о себе заявляет в ранних текстах, Хайдеггер идет дальше, к времени судьбы бытия, «кайрос», «истории бытия как такового» и указывает, что история является лишь одним измерением онтологии, но не основополагающим. Время события, момент события, «мгновение ока» – вот опыт очевидности. «Время есть первое имя для истины бытия». «Вступление в силу события», нахождение при истине бытия как такового в модусе исключительности события, «свершение бытия» – новый центр тяжести хайдеггеровской философии, направленной теперь на поиски «иного начала», неметафизического способа мышления и способов его языкового выражения.
Мышление о бытии Хайдеггера на основании его резюмирующего высказывания можно представить следующим образом: 1) мышление бытия в ранний период (темпоральность как смысл бытия, Бытие как Время); 2) мышление истины бытия в зрелом периоде как события; 3) мышление «места сбывания бытия» в последний период как «просвета» и «открытости» бытия человеку, в результате которого язык определяется как «дом бытия».
Метод Хайдеггера характеризуется следующими компонентами:
1. «Деструкция», демонтаж исторически сложившегося самопонимания и самоинтерпретации философии.
2. Ревизия основных понятий, обратный путь назад к основам схем истолкования, седиментировавшимся в традиции, с тем чтобы сделать их прозрачными.
3. Помещение имеющихся в наличии философских положений и до сих пор привычных содержаний понятий на новый фундамент (конструкция).
4. Возвращение к истоку, процедура выпрямления и высвобождения упущенного и сокрытого, генеалогия и археология предпосылок иного пути мышления.
5. Приведение целого метафизической системы к прозрачности истолкования ее оснований.
6. Выведение настоящей традиции, продуктивного и жизнеспособного в ней, из тени ненастоящего, отвердевшего и застывшего.
Большим достижением Хайдеггера для философии стала критика метафизики присутствия и метафизики субстанции и лежащей в их основании субстанциальной онтологии. Важнейшим вкладом Хайдеггера также является пересмотр основных понятий аристотелевской философии. В связи с этим философию Хайдеггера справедливо называют нео-аристотелизмом. Хайдеггер впервые показал как предвзятая трактовка схоластикой аристотелевского термина «сущность» послужила причиной и началом формирования метафизики субстанции.
Несомненно ценным явилось обнаружение нового основания онтологического мышления – «Dasein», важнейшими характеристиками которого становятся временность, конечность и историчность, проектный способ бытия в ориентации на будущее время. Своеобразие подхода Хайдеггера к проблеме субъективности заключается в радикальной постановке вопроса об онтологических и метафизических основаниях и предпосылках философии субъективности.
Большим его достижением явилось новое понятие мира как „бытия-в-мире“, „взаимосвязи отношений» и обстоятельств «в-имении-дела-с», которое он противопоставил нововременному понятию мира как совокупности объективированных представлений субъекта и представленных, репрезентированных вещей, которые он воспринимает и которыми он манипулирует. Понятия пред-ставления, ре-презентации были заменены на понятия бытия-в-мире и жизненно-практического, не-объективирующего обхождение с вещами жизненного мира.
Благодаря этому стало возможным преодоление догмы имманентности и репрезентации и догмата «внутреннего мира» как следствия декартовского разделения на мыслящую и протяженную субстанцию и введения субъект-объектной схемы немецкой классической философией. Впервые было показано, что бытие не должно пониматься, исходя из мира наличных, подручных, репрезентированных вещей, а время – из ориентированного на модальность «настоящего» присутствия. Бытие должно пониматься из модуса будущего как проект-к-будущим возможностям. Было показано, что время и бытие связаны на фундаментальном онтологическом уровне. Этот вывод согласуется с результатами работы метода деструкции истории онтологии и истории понятия времени.
Благодаря критическому потенциалу идеи конца метафизики было проведено прослеживание истории метафизики в единстве ее концептуальных и онтологических оснований. Было показано, что у истоков европейской метафизической традиции, при разнообразии онтологических проектов, лежит определенный концепт бытия и определенное понимание времени.
Введение в философский анализ бытия Dasein экзистенциальных понятий – смерть, забота, временность, конечность и историчность как экзистенциалов онтологического анализа (в противоположность категориям традиционной онтологии) оказало огромное влияние на экзистенциальную философию ХХ века, поставившую проблему человеческого существования и способов ее анализа в центр философских исследований.