Глава 1. специфика методологии и философии науки.

ВВЕДЕНИЕ.

Европейская цивилизация, сделав ставку на науку и строгую рацио­нальность, на пороге третьего тысячелетия столкнулась с их принципи­альной несамодостаточностью. В пособии впервые на фоне детального опи­сания целостного образа науки проводится корреляция рациональных и внерациональных форм знания, версий исторического происхождения науки, линии ее девиантного существования в контексте герметической философии и «натуральной магии». Рассматривается эволюция науки, спе­цифика современной постнеклассической парадигмы, выписан философ­ский портрет ученого и интеллектуальной элиты, показан этос, макро­контекст и микроконтекст науки.

Книга, возникшая как попытка содержательного ответа на требова­ния Госстандарта по курсу философии и методологии науки, реализует стремление автора включить в поле активной мозговой атаки проблема­тику оригинальных текстов современных эпистемологических концепций континентальной и материковой философии от конвенциализма и фаль-сификационизма до личностного знания, тематического анализа, пара-дигмального подхода и методологического плюрализма. Впервые в цело­стном объеме философии науки сделан акцент на удельный вес «россий­ской стороны» и сконцентрировано внимание на исследовании достиже­ний из фондов отечественной философско-научной мысли: русский кос-мизм, ноосферные проекты, пассионарность. Анализируются проблемы отечественной философии науки, представленной именами великих мыс­лителей— Лобачевского, Чижевского, Циолковского, Вернадского, Гу­милева и др., зачастую ускользающих из поля зрения учебных курсов.

Чрезвычайно актуальным и принципиально инновационным является анализ таких острых и болевых проблем XXI в., как виртуалистика, ко­эволюция, феномен клонирования.

Для широкого круга читателей бесспорно представляющим интерес станет раздел, посвященный соотношению науки и эзотеризма, в кото­ром, помимо явно ощутимых параллелей между современной наукой и древним комплексом герметических знаний, будут рассматриваться наи­более острые гипотезы об энергоинформационном обмене, обогатившие официальную науку конца второго тысячелетия. В связи с этим эвристи­чески значимым представляется проведение двух линий развития науки: первой — основной, приведшей к становлению современного образа на­уки, и второй — линии, «отмеченной пунктиром», обозначившей те паранаучные стремления, которые имели свои достижения, но так и оста­лись не признанными официальной наукой. Они составили инобытие на­уки, ее периферию, хотя самим фактом своего неискоренимого погра­ничного существования говорили об иных возможностях человеческого развития.

Раздел, названный «Мир эпистемологов», знакомит читателя с разви­тием проблематики современной философии науки в лицах, а точнее, в авторских концепциях, и доказывает, что философия науки представляет собой не одну единственную магистраль, а веер узловых направлений, на материале которых можно проследить появление новаций, драму идей и резкую смену моделей развития научного знания. Автор, доктор фило­софских наук, профессор Ростовского государственного университета, многие годы читающая курс философии и методологии науки на фило­софском факультете, стремилась к наибольшей литературности столь стро­гого философского жанра, не уступающей, впрочем, требованиям серь­езной, профессиональной философии.

Глава 1. СПЕЦИФИКА МЕТОДОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ НАУКИ.

Современная методология.

Современная методология — наиболее стойкая и сопротивляющаяся изменениям сфера. Независимо от того, насколько осознают данную си­туацию сами методологи, в целом вся теоретико-концептуальная конст­рукция методологии базируется на принятии научного знания как прин­ципиально интерсубъективного и деперсонифицированного. Те методы, которые она изучает и обобщает, рассчитаны на фиксацию данного без примесей субъективных наслоений. В современной методологии наиболее сильна абстракция (отвлечение) или демаркация (разграничение) от ин­дивидуальных, психологических, коллективистских или исторических и культурных условий. Можно сказать, что сфера методологии — это та до­статочно устойчивая среда, в которой арсенал средств, методов, прин­ципов и ориентации имеется в наличии, готов к применению, а не изго­товляется для каждого случая отдельно. Поэтому можно встретиться с определением методологии, которое отождествляет ее с предельной ра­ционализацией мировоззрения.

Принято различать общую и частную методологию. В первой анализи­руются методы, общие для многих наук, во второй — для отдельных групп

наук. Многоуровневая концепция методологического знанияобосновывает выделение следующих ступеней:

• философских методов;

• общенаучных;

• частнонаучных;

• дисциплинарных;

• методов междисциплинарного исследования.

Считается, что каждый уровнь обладает относительной автономией и не дедуцируется из других. Однако наиболее общий уровень выступает в качестве возможной предпосылки развития более низшего уровня.

Многоуровневость методологии, как и сама необходимость ее разви­тия, связана с тем, что в настоящее время исследователь, как правило, сталкивается с исключительно сложными познавательными конструкци­ями и ситуациями. Поэтому с очевидностью просматривается тенденция усиления методологических изысканий внутри самой науки.

На этом основании выделяют внутрифилософскую и собственно про­фессиональную методологии, а период обособления методологии и при­обретения ее самостоятельного статуса датируют 50-60-ми гг. нашего сто­летия. Выделение методологии из проблемного поля философии в само­стоятельную сферу объясняется тем, что если философия по существу своему обращена к решению экзистенциальных проблем и дилемм, то цель профессиональной методологии — «создание условий для развития любой деятельности: научной, инженерной, художественной, методоло­гической и т.д.»¹. .

Самостоятельный статус методологии объясняется еще и тем обстоя­тельством, что она включает в себя моделирующую мир онтологию. По­этому на методологию возлагается задача изучить образцы всех видов, типов, форм, способов и стилей мышления. А на основании этого она становится реальным подспорьем в решении экзистенциальных проблем. В.М. Розин специально оговаривает, какого рода проблемы будет призва­на решать современная методология:

• проблему преодоления натурализма философского и методологи­ческого мышления;

• проблему реальности;

• проблему выработки нового понимания и отношения к символи­ческим системам и реалиям;

• проблему антропологического и психологического горизонтов;

• проблему высшего мира Космоса, Культуры, Реальности, т.е. того

целого, которое едино для всех людей².

Концептуализация современной методологии.Это с новой силой дока­зывает, что за методологией закреплена функция определения стратегии научного познания.Первый постулат в выработке подобной стратегии мо­жет носить название «против подмены методов». Уже достаточно триви­альным для современной методологии является суждение, что исследо­вание предмета требует «своих», адекватных его природе методов. Эту мысль высказывал Э. Гуссерль, объясняя, что «толчок к исследованию должен исходить... от вещей и проблем», что наука должна стремиться достичь «в

самом смысле этих проблем предначертанных методов»³. Сочетание пред­мета и метода, их органичность выделяется методологией как одно из самых необходимых условий успеха научного исследования. Если предпо­ложить противную ситуацию, когда дисциплины пытаются изучить свой предмет с использованием неадекватных ему методов исследования, то сразу станет понятной правомерность данного методологического посту­лата. Подмена методов может обречь исследование на провал или облечь его в одежды антинауки, чему особенно способствуют приемы аналогии, редуцирования, связанные с переносом особенностей и характеристик одной предметной сферы на другую, либо принципиальное их упрощение.

Когда проблемы не могут быть разрешены старыми методами или изу­чаемый объект обладает такой природой, к которой старые методы не­применимы, тогда условием решения задачи становится создание новых средств и методов. Методы в исследовании являются одновременно и пред­посылкой, и продуктом, и залогом успеха, оставаясь непременным и не­обходимым орудием анализа.

Налицо попытки разработать теории, суммирующие типичные мето­дологические достижения или просчеты, например, теория ошибок, те­ория измерений, теория выбора гипотез, теория планирования экспери­мента, теория многрфакторного анализа. Все эти теории базируются в основном на статистических закономерностях и свидетельствуют о кон­цептуализации современной методологии, которая не удовлетворяется только эмпирическим исследованием и применением многообразных ме­тодов, а пытается создать порождающую модель инноваций и сопутству­ющих им процессов.

Для методологии характерно изучение не только методов, но и про­чих средств, обеспечивающих исследование, к которым можно отнести принципы, регулятивы, ориентации, а также категории и понятия. Весь­ма актуально на современном этапе развития науки, который именуют постнеклассическим, выделение ориентации как специфических средств методологического освоения действительности в условиях неравновесно­го, нестабильного мира, когда о жестких нормативах и детерминациях вряд ли правомерно вести речь. Можно сказать, что на смену детермина­ции приходят ориентации.

Весомым компонентом современного методологического исследова­ния являются средства познания. Считается, что в средствах познания находит свое материальное воплощение специфика методов отдельных наук: ускорители частиц в микрофизике, различные датчики, фиксирую­щие работу органов, — в медицине и т.п.

Понятия «куматоид», «case studies», «абдукция»кажутся чуждыми слу­ху, воспитанному на звучании привычных методологических языковых кон-структовА Вместе с тем именно они указывают на то, что отличительная особенность современного этапа развития методологии заключена во вве­дении принципиально новых понятийных образований, которые часто уходят своим происхождением в сферу конкретных или частных наук. К таким понятиям можно отнести весьма популярные ныне понятия би­фуркации, флуктуации, диссипации, аттрактора, а также инновационное понятие куматоида. Означая определенного рода плавающий объект (куматоид от греч. «волна»), он отражает системное качество объектов и характеризуется тем, что может появляться, образовывать­ся, а может исчезать, распадаться. Он не репрезентирует всех своих эле­ментов одновременно, а как бы представляет их своеобразным «чувствен­но-сверхчувственным» образом. Скажем, такой системный объект, как русский народ, не может быть представим и локализован в определенном пространствен но-временном участке. Невозможно, иными словами, со­брать всех представителей русского народа с тем, чтобы объект был це­лостно представлен. И вместе с тем этот объект не фиктивен, а реален, наблюдаем и изучаем. Этот объект во многом определяет направление всего цивилизационно-исторического процесса в целом.

Другой наиболее простой и легкодоступный пример — студенческая группа. Она представляет собой некий плавающий объект, то исчезаю­щий, то появляющийся, который обнаруживает себя не во всех системах взаимодействий. Так, после окончания учебных занятий группы как цело­стного объекта уже нет, тогда как в определенных, институционально запрограммированных ситуациях (номер группы, количество студентов, структура, общие характеристики) она как объект обнаруживается и са­моидентифицируется. Кроме того, такой куматоид поддерживается и вне-институционально, подпитываемый многообразными импульсами: друж­бой, соперничеством и прочими отношениями между членами группы.

Особенность куматоида в том, что он не только безразличен к про­странственно-временной локализации, но и не привязан жестко к само­му субстрату — материалу, его составляющему. Его качества системные, а следовательно, зависят от входящих в него элементов, от их присут­ствия либо отсутствия и, в особенности, от траектории их развития или поведения. Куматоид нельзя однозначно идентифицировать с одним опре­деленным качеством или же с набором подобных качеств, веществен­ным образом закрепленных. Вся социальная жизнь сплошь наводнена эта­кими плавающими объектами— куматоидами. Еще одной характеристи­кой куматоида следует признать определенную предикативность его фун­кционирования, например: быть народом, быть учителем, быть той или иной социальной группой. От куматоида даже с учетом его динамики ожи­дается некое воспроизведение наиболее типических характериологических особенностей и образцов поведения.

Другой принципиальной новацией в современной методологии явля­ется ведение исследований по тшгу «case studies» — ситуационных исследований. Последние опираются на методологию междисциплинар­ных исследований, но предполагают изучение индивидуальных субъек­тов, локальных групповых мировоззрений и ситуаций⁴. Термин «case studies» отражает наличие прецедента, т.е. такого индивидуализированного объек­та, который находится под наблюдением и не вписывается в устоявшиеся каноны объяснения. Считается, что сама идея ситуационной методоло­гии восходит и «идеографическому методу» баденской школы. Известно весьма положительное к ней отношение основоположника социологии знания К. Мангейма. «Нам придется принять во внимание ситуационную

детерминацию в качестве неотъемлемого фактора познания— подобно тому, как мы должны будем принять теорию рёляционизма и теорию меняющегося базиса мышления, мы должны отвергнуть представление о существовании «сферы истины в себе» как вредную и недоказуемую гипо­тезу⁵. Различают два типа ситуационных исследований: текстуальные и по­левые. В обоих придается первостепенное значение локальной детермина­ции. Последняя конкретизируется понятием «внутренней социальности» и понимается как замкнутая система неявных предпосылок знания, скла­дывающихся под влиянием специфических для данной группы и ситуации форм деятельности и общения, как «концептуальный каркас» и социо-культурный контекст, определяющий значение и смысл отдельных слов и поступков. Преимущества ситуационных исследований состоят в том, что в них содержание системы знания раскрывается в контексте конеч­ного набора условий, конкретных и особых форм жизненных ситуаций, приоткрывая тем самым завесу над тайнами реального познавательного процесса.

Современная методология осознает ограниченную универсальность своих традиционных методов. Так, гипотетико-дедуктивный метод подвер­гается критике на том основании, что начинает с готовых гипотез и про­скакивает фазу «заключения к наилучшему объяснению фактов». По­следняя названа абдукцией, что означает умозаключение от эмпи­рических фактов к объясняющей их гипотезе⁶. Такого рода умозаключения широко используются в быту и на практике. Не замечая того, каждый чело­век при поиске объяснений обращается к абдукции. Врач по симптомам болезни ищет его причину, детектив по оставшимся следам преступления ищет преступника. Таким же образом и ученый, пытаясь отыскать наибо­лее удачное объяснение происходящему, пользуется методом абдукции. И хотя термин не имеет такой популярности и признанное™, как индукция и дедукция/ значимость отражаемой им процедуры в построении новой и эффективной методологической стратегии весьма существенна.

Принципиальному переосмыслению подвергается и эксперимент, ко­торый считается наиболее характерной чертой классической науки, но не может быть применен в языкознании, истории, астрономии и — по этическим соображениям — в медицине. Часто говорят о мысленном экс­перименте как проекте некоторой деятельности, основанной на теоре­тической концепции. Мысленный эксперимент предполагает работу с не­которыми идеальными конструктами, а следовательно, он уже не столько приписан к ведомству эмпирического, сколько являет собой средство те­оретического уровня движения мысли. В современную методологию вво­дится понятие «нестрогое мышление», которое обнаруживает возмож­ность эвристического использования всех доселе заявивших о себе спосо­бов освоения материала. Оно открывает возможность мозговому штурму, где объект будет подвергнут мыслительному препарированию с целью по­лучения панорамного знания о нем и панорамного видения результатов его функционирования.

ВВЕДЕНИЕ.

Европейская цивилизация, сделав ставку на науку и строгую рацио­нальность, на пороге третьего тысячелетия столкнулась с их принципи­альной несамодостаточностью. В пособии впервые на фоне детального опи­сания целостного образа науки проводится корреляция рациональных и внерациональных форм знания, версий исторического происхождения науки, линии ее девиантного существования в контексте герметической философии и «натуральной магии». Рассматривается эволюция науки, спе­цифика современной постнеклассической парадигмы, выписан философ­ский портрет ученого и интеллектуальной элиты, показан этос, макро­контекст и микроконтекст науки.

Книга, возникшая как попытка содержательного ответа на требова­ния Госстандарта по курсу философии и методологии науки, реализует стремление автора включить в поле активной мозговой атаки проблема­тику оригинальных текстов современных эпистемологических концепций континентальной и материковой философии от конвенциализма и фаль-сификационизма до личностного знания, тематического анализа, пара-дигмального подхода и методологического плюрализма. Впервые в цело­стном объеме философии науки сделан акцент на удельный вес «россий­ской стороны» и сконцентрировано внимание на исследовании достиже­ний из фондов отечественной философско-научной мысли: русский кос-мизм, ноосферные проекты, пассионарность. Анализируются проблемы отечественной философии науки, представленной именами великих мыс­лителей— Лобачевского, Чижевского, Циолковского, Вернадского, Гу­милева и др., зачастую ускользающих из поля зрения учебных курсов.

Чрезвычайно актуальным и принципиально инновационным является анализ таких острых и болевых проблем XXI в., как виртуалистика, ко­эволюция, феномен клонирования.

Для широкого круга читателей бесспорно представляющим интерес станет раздел, посвященный соотношению науки и эзотеризма, в кото­ром, помимо явно ощутимых параллелей между современной наукой и древним комплексом герметических знаний, будут рассматриваться наи­более острые гипотезы об энергоинформационном обмене, обогатившие официальную науку конца второго тысячелетия. В связи с этим эвристи­чески значимым представляется проведение двух линий развития науки: первой — основной, приведшей к становлению современного образа на­уки, и второй — линии, «отмеченной пунктиром», обозначившей те паранаучные стремления, которые имели свои достижения, но так и оста­лись не признанными официальной наукой. Они составили инобытие на­уки, ее периферию, хотя самим фактом своего неискоренимого погра­ничного существования говорили об иных возможностях человеческого развития.

Раздел, названный «Мир эпистемологов», знакомит читателя с разви­тием проблематики современной философии науки в лицах, а точнее, в авторских концепциях, и доказывает, что философия науки представляет собой не одну единственную магистраль, а веер узловых направлений, на материале которых можно проследить появление новаций, драму идей и резкую смену моделей развития научного знания. Автор, доктор фило­софских наук, профессор Ростовского государственного университета, многие годы читающая курс философии и методологии науки на фило­софском факультете, стремилась к наибольшей литературности столь стро­гого философского жанра, не уступающей, впрочем, требованиям серь­езной, профессиональной философии.

Глава 1. СПЕЦИФИКА МЕТОДОЛОГИИ И ФИЛОСОФИИ НАУКИ.