Глава 5. Гуманистическая и трансперсональная психологии. Маслоу, Роджерс

Как вы помните, американские справочники в один голос утверждают, что сознанием в Америке занимается психоанализ и когнитивная психоло­гия. На самом деле это, конечно, не так, и многие современные школы психологии заявляют, что сознание является их предметом. К примеру, гу­манистическая психология, созданная Маслоу и Роджерсом. Однако их по­нимание сознания вовсе не выходит за рамки общеамериканского понима­ния. Для меня показательным является то, как характеризовала их в своей книге Грейс Крайг:

«Психологи гуманистического направления придают одинаковое значение сознанию и бессознательному, считая их основными процессами душевной жизни человека» (Крайг, с. 93).

Сознание и бессознательное никак не могут быть процессами, не могут иметь длительность по законам русского языка. Осознавание может длиться, но не сознание и не бессознательное. Но это не случайная оговорка или искажение переводчика. Это отражает действительное понимание сознания американскими психологами, и найти у Маслоу или Роджерса, придающих «такое значение сознанию», что-то о природе сознания, мне не удалось или почти не удалось.

Гуманистическая психология, может быть, и очень хорошее движение, улучшающее жизнь на земле. Но с точки зрения психологии как науки, она

____________ Глава 5. Гуманистическая и трансперсональная психологии

занимается не совсем психологическими и уж точно не научными задачами. По сути, гуманистическая психология — это американский прагматизм в мягкой психологической упаковке.

Исторически гуманистическая психология возникла в 50-х годах про­шлого века и сразу же, как считается, противопоставила себя бихевиоризму и психоанализу. Уже одно это говорит, что она — чисто американское явле­ние. Естественно, американское явление должно захватывать мировые рын­ки. И оно их захватило.

Уже на первой международной конференции по проблемам гуманисти­ческой психологии Шарлоттой Бюлербыл заявлен своего рода манифест:

«С психологической точки зрения гуманизм предполагает изучение челове­ка-индивида как целостность, а не как совокупность его качеств и поступков. Это делается для того, чтобы помочь человеку быть более счастливым.С этической точки зрения, "гуманизм " означает установление таких правилжизнедеятельности, которые основаны на потребностях скорее человека, чем низших животных, заветах Бога или законах неживой природы» (Цит. по: Е. Исенина. Предисловие // Роджерс К. Р. Взгляд на психотерапию, с. 6).

Как видите, это весьма сомнительная позиция, потому что она не науч­ная, а партийная. Иными словами, это программа некоего общественного движения, которое борется не за истину, а за счастье. А кто, предположи­тельно, должен будет определять, что есть счастье? Если это берет на себя американская научная общественность, то я лично весьма насторожусь. Мне американское счастье не нравится.

Профессор Исенина, издавшая Роджерса в России, перечисляет основ­ные принципы гуманистический психологии. Давайте проверим, заявлена ли она хотя бы как наука:

«1. Хотя человеческое бытие имеет предел, человек всегда обладает свобо­дой и необходимой для нее независимостью. Например, даже обреченный на смерть человек свободен по-разному чувствовать и вести себя при ее приближении.

2. Самым важным источником информации является экзистенциальное
состояние человека, его субъективный психический опыт, доступный ему через
осознавание "здесь-и-теперь ".

3. Поскольку человеческая природа определяется не тем, что делает чело­
век, а тем, как он осознает свое бытие, его природа никогда не может быть
определена полностью, она всегда стремится к беспрерывному развитию, к реа­
лизации возможностей человека.

4. Человек един и целостен. Эта цельность "Я" создает уникальный харак­
тер переживаний каждого человека. В человеке невозможно разделить органи­
ческое и психическое, осознаваемое и неосознаваемое, чувство и мысль.

5. Сознание человека не может быть сведено ни к его основным потребно­
стям или защитам, как во фрейдизме, ни к эпифеноменам бихевиоризма» (Исе­
нина, с. 7).

Если вы приглядитесь, то на деле здесь имеется противопоставление себя не только бихевиоризму и фрейдизму, но и традиционной науке. В за-

Основное— Море сознания— Слой 2 — Часть 1

явленных принципах нет даже намека на задачу познать истину. Скорее, на­оборот, заявляется некий агностицизм, невозможность да и ненужность по­знания: человеческая природа никогда не может быть определена полностью. Но не потому, что она беспредельна, нет, а потому, что исходная установка гуманистической Психологии этому противоречит.

Вчитайтесь в слова: человеческая природа определяется не тем, что де­лает человек, а тем, как он осознает свое бытие. Что это? И в каком смысле здесь используется понятие «осознавания»? Я так скажу: в спекулятивном! Никто еще не доказал, что человеческая природа определяется тем, как человек осознает свое бытие. Это игра модными фразами. Никто не доказал и даже не утверждает и того, с чем идет спор: это просто удобно — спорить с тем, что никто не отстаивает. Даже марксистская Психология, развивая тео­рию деятельности и заявляя, вслед за классиками Марксизма, что труд сде­лал человека, никогда не утверждала, что то, что человек делает, определя­ет его природу. Она говорит, что общественное бытие, то есть деятельность, определяет его сознание. Можно сказать и так, что деятельность определяет бытие человека, то есть его быт. Но не природу. Потому что природа просто есть. И ее нельзя навязать человеку. Ее можно только познать.

Задача познания отсутствует в основных принципах гуманистической психологии. Это настораживает. Даже упоминания сознания звучат как над­писи на колышках, которыми столбили золотоносные участки. Сознание — как его понимаем мы — шире, чем понимает фрейдизм. И это наше место, наш предмет исследования. Но что это за место? Что такое сознание?

Не думайте, что в общедоступных книгах по гуманистической психоло­гии вы так легко найдете главы, посвященные определению сознания. Нет его и в словарях понятий основных книг этого направления.

Конечно, какое-то понятие сознания можно извлечь прямо из текстов классиков гуманистической психологии, но это нелегкий труд.

Из всех доступных мне работ Маслоулишь в «Дальние пределы челове­ческой психики»я нашел сознательно сделанное упоминание сознания. Оно было вынесено в заглавие подраздела главы «О гуманистической биологии». Звучало оно очень заманчиво: «Связь между сознанием и телом». Если бы это писал академический психолог, то он бы обязан был дать хоть какие-то определения тех понятий, которые использует. Но гуманистический психо­лог занят лишь тем, как увлечь людей на работу над собой, то есть привести читателя к убеждению в возможности самоактуализации или хотя бы того, что он сделает себе хорошо, если послушается Маслоу. Я приведу отрывок, упоминающий сознание, полностью.

«Связь между сознанием и телом.

Мне представляется, что мы вот-вот сделаем скачок к приведению в каче­ственно новое соотношение субъективных показателей нашей жизни и внешних, объективных показателей среды. И в связи с этим я ожидаю мощного прорыва в изучении нервной системы человека.

Следующие два примера могут служить подтверждением тому, что буду­щие исследования в этом направлении не за горами. Во-первых, исследование

Глава 5. Гуманистическая и трансперсональная психологии

Олдса, теперь уже широко известное, который посредством имплантации элек­тродов в септальную зону ринэнцефалона обнаружил, что данная зона является по существу "центром удовольствия ". Когда лабораторная крыса обнаружива­ла, что может стимулировать свой мозг, она повторяла аутостимуляцию снова и снова все то время, пока электроды были вживлены в этот самый центр удоволъствия. <...>

Теперь у нас достаточно данных, полученных на людях, и они позволяют предположить, что и у человека можно — в известном смысле этого слова — вызывать подобные переживания удовольствия.

Если связать эти данные с другими, например, с теми, которые получил в своих экспериментах Камийя, то перед нами откроются интересные возмож­ности. Камийя, снимая электроэнцефалограммы у своих испытуемых, извещал их, когда частота альфа-волн достигала определенного уровня. Таким образом, ис­пытуемый, имея возможность соотносить внешнее событие, или сигнал о нем, с субъективным ощущением своего состояния, мог произвольно управлять своей ЭЭГ. В сущности, Камийя показал, что человек может приводить частоту аль­фа-волн своего мозга к определенному желаемому уровню.

Но самая важная и захватывающая часть этого исследования состоит в том, что Камийя обнаружил, и обнаружил совершенно случайно, что приведе­ние частоты альфа-волн к некоторому определенному уровню вызывает у испы­туемого состояние безмятежного покоя, медитативности и даже ощущения счастья. Дальнейшее изучение людей, практикующих восточные техники созер­цания и медитации, показало, что они спонтанно выдают такие же "безмя­тежные " ЭЭГ, каким обучал своих испытуемых Камийя.

Из этого неопровержимо следует, что людей можно обучать счастью и душевному равновесию.

Революционные последствия этого открытия очевидны и многочисленны— не только для улучшения человеческой породы, но также для биологической и психологической науки. Одно это открытие таит в себе столько возможнос­тей, что ученым хватило бы работы на все следующее столетие. Проблема взаимоотношения тела и сознания, проблема связи между ними, до сих пор ка­завшаяся неразрешимой, теперь становится вполне операбельной» (Маслоу, Даль­ние пределы, с. 24—25).

И что же тут сказано? Во-первых, что счастья можно достичь, просто включив собственный центр удовольствия, скажем, с помощью электрости­муляции, медитации или просто наркотиком. Кстати, последнее оказалось действительно самым простым развитием предложенного здесь метода. Раз­работчики Экстази оказались более удачливыми коммерсантами, чем гума­нистические психологи.

Увидеть дело под таким углом очень важно, потому что отсюда видно, что Маслоу в этом вопросе не ученый, а торговец духовным товаром, счас­тьем. Он радуется не тому, какие возможности открываются для познания природы человека, а тому, как теперь будет просто вести людей к ощуще­нию счастья. Почти как крыс.

Основное— Море сознания— Слой 2 — Часть 1

Но он говорит, что теперь становится возможным решить «проблему взаимоотношений тела и сознания». Кажется, что это постановка научной задачи. И опять обман. Его не интересует ни тело, ни сознание. Его интересу­ет их взаимоотношение. Почти как Маркса. Иначе говоря, как воздействовать с помощью тела, то есть, раздражая участок мозга, на сознание. А что в таком случае есть сознание?

Да не важно! То, что заставляет тебя чувствовать себя счастливым! А что такое счастье?

Можно ли из этого, простите, исследования, извлечь хоть что-то полез­ное? Наверное, да. Предположительно, существует связь между телом и со­знанием. Причем, двойная. Ты сознательно воздействуешь на свое состоя­ние, вызывая ощущение умиротворения, в итоге у тебя меняется электрическое состояние мозга. А оно в свою очередь усиливает вызываемое чувство. Связаны ли здесь тело и сознание? Или же тело лишь отзывается, переводя в покой само себя, чтобы прийти в соответствие с состоянием сознания? Вот это, пожалуй, и не важно. Важнее то, что сознание в состоя­нии влиять на электрическую работу мозга. И значит, его природа каким-то образом близка к электрической. Каким?

Ответить на это можно было бы дальнейшими исследованиями приро­ды сознания. Но о них что-то не слышно. Во всяком случае, Маслоу о них будто забывает. Думаю, потому, что природа сознания его и не интересовала. Главное — воздействие на клиента или читателя. Ведь сами по себе идеи гуманистической психологии действительно хороши и действительно обра­щены к человеку.

Кстати, второй основатель этого направления — Роджерс— так и назы­вал свою школу: терапией, центрированной на клиенте. Иначе говоря, исход­но гуманистическое направление прямо потребовало от психологов увидеть человека и послушать его. Это был огромный шаг вперед для американской клинической психологии. Но не для понимания природы сознания. Для по­нимания не оставалось времени, и тот же Роджерс лечил и лечил людей, используя основные понятия так, как их понимает хороший человек.

Упоминания сознания в его работах редки. Исходно он использует по­нятие «сознание» в значении близком к психоаналитическому — как задачу психотерапевта помочь клиенту «осознать» то, что ему мешает. Именно от такого понимания, которое в психоанализе страдает тем, что терапевт знает за больного, что в действительности означают все его мысли, Роджерс уходит к гуманистическому отношению к клиенту. То есть допущению, что больной и сам знает, чем болеет и что было причиной его психических сложностей.

Звучит это все как-то странно, ведь для нас и не было этой помехи в виде психоанализа, стоящей между психологом и человеком. Поэтому для европейского человека появление гуманистической Психологии вовсе не ощущается таким уж движением вперед, как это подают американцы. Ско­рее, это движение назад — к истокам основных положений психологии, задачей которой изначально и было понять, как же устроен человек. Аме-

Глава 5. Гуманистическая и трансперсональная психологии

риканцы просто опомнились, отступили к началам и стали создавать свою психологию заново. Поэтому и без того молодая американская психология оказалась еще моложе, ей всего полвека. И удивительно то, как она при этом смогла так дорого выставить себя на международном рынке? Просто верши­на человеческой мысли!

Я вижу, как важен этот перелом в американской Психологии не только для американцев, но и для русских психологов, увлеченных американской Психологией. Поэтому я приведу рассказ Роджерса о том, как до него дош­ло, что психолог должен изучать психе, а психе — у человека.

«Третий случай произошел несколько лет спустя. Я научился более тонко и терпеливо интерпретировать клиенту его поведение, стараясь удачно выбрать время для этого и делать это так мягко, чтобы моя интерпретация была при­нята. Я работал с очень интеллигентной матерью, у которой сын был малень­ким чудовищем. Причина, очевидно, лежала в ее отвержении мальчика в про­шлом, но на протяжении многих бесед я не мог помочь ей осознать это.

Я старался привлечь ее внимание к этой теме. Я мягко приближал ее к тем обстоятельствам, о которых она мне сама рассказывала, с тем, чтобы она уви­дела их смысл. Но все было напрасно. Наконец, я сдался. Я сказал ей, что, кажет­ся, мы оба старались, но потерпели неудачу и что нам лучше всего расстаться. Она согласилась. На этом мы завершили беседу, попрощались, и она пошла к двери.

Затем она обернулась и спросила: "А взрослых вы консультируете?" Когда я ответил утвердительно, она сказала: "Хорошо, тогда помогите мне". Она подошла к стулу, с которого только что встала, и начала выплескивать свое отчаяние по поводу замужества, запутанных отношений с мужем, своего смя­тения и неудач.

Все это так отличалось от стереотипной "истории болезни ", которую она преподнесла ранее! Тогда и началась настоящая психотерапия, и в конечном счете она была успешной.

Этот случай был одним из многих, которые помогли мне ощутить, а потом и осознать, что именно клиент может знать, что его беспокоит, в каком на­правлении надо идти, какие проблемы являются для него существенными, какой жизненный опыт находится у него в глубинах сознания» (Роджерс, с. 52—53).

Как меня потрясает эта американская наивная самовлюбленность: всего лишь наконец дошел до мысли, что человек может знать о себе больше, чем знает, точнее, предполагает о нем врач! И тут же выдал это за открытие мирового значения. И даже продал, всучил куче желающих по всему миру! Какой талант! И что покупали те, кто ухватился за это, как за новое слово в целительстве? Почему у него есть последователи? Ну не потому же, что это действительно открытие?! Что они используют, преподнося нам гуманисти­ческую психологию — вот эти наивные прозрения или брэнд, товарную марку с правильной рекламной надписью?

Ладно, бог с ними, региональными дилерами, маклерами и конечны­ми продавцами. Что там сам Роджерс после такого озарения? Казалось бы,

Основное— Море сознания— Слой 2 — Часть 1

теперь он мог задуматься о том, что сам сказал, произнеся: какой жизненный опыт находится в глубинах сознания/ Но нет, дальнейшее повествование по­казывает, что даже это прозрение не заставило его по-настоящему заинтере­соваться сознанием, как средой, с которой он и работал. Он как бы изна­чально, исходно знает, что это такое, и перед ним стоит лишь вопрос, как лучше применить это знание к пациенту, как лучше приводить того к осоз-наванию.

Я приведу еще один кусок из его размышлений, посвященный именно технике осознавания. Это начало подраздела «Чувствование потенциального "Я"» пятой главы его знаменитой книги «Взгляд на психотерапию. Станов­ление человека».

«У всех клиентов во время психотерапии наблюдалось то, что можно опре­делить как "осознание опыта " или даже "чувствование опыта ".

В этой работе я назвал это как "чувствование "Я", хотя этот термин также не вполне достигает своей цели. В безопасных отношениях с терапис-том, центрированным на клиенте, в отсутствие какой-либо явной или неявной угрозы своему "Я", клиент может позволить себе исследовать различные сторо­ны своего опыта в их чувственной непосредственности так, как они выступают в его сенсорных и висцеральных (относящихся к внутренним органам — АШ) механизмах, не искажая их для того, чтобы они соответствовали имеющейся у него "Я-концепции".

Оказалось, что многие из сторон его опыта находятся в серьезном проти­воречии с его "Я-концепцией " и поэтому обычно не могут быть прочувствованы во всей их полноте. Однако в этих безопасных отношениях они могут просо­читься в сознание без искажения» (Там же, с. 120—121).

Как видите, сознание здесь означает вовсе не те «.глубины, хранящие опыт», которые он увидел при своем первом озарении, а обычную для американ­ских психологов способность осознавать. Сознательное психоанализа. Ины­ми словами, здесь он говорит: если относиться к человеку мягко и душевно, да еще и слушать и пытаться понять, то ему удается осознать многое из того, что он обычно прячет даже от самого себя.

В общем, это пока лишь рождение «новой» психологии, ее первый дет­ский шаг. Что пугает, так это упорное нежелание сделать второй. Даже про­двинутые школы в рамках гуманистической психологии предпочитали гово­рить о сознании громко и уверенно, при этом не вороша общепринятого понимания его как способности осознавать.