Глава 1. Археология понятия о духе
Все мы имеем какое-то понятие о духе, во всяком случаем, мы понимаем и узнаем что-
то, когда речь заходит о нем. Но что мы понимаем? И что узнаем? Да и откуда пришли нам
эти знания?
Явно не из словарей, почему-то никакого желания смотреть в словарях, что такое дух, у
русского человека нет. Как я это ощущаю, потому что словарь о таком предмете ничего
нового ему сказать не может. Своих внутренних знаний ничуть не меньше, чем дает
словарь. Да и не ожидается, что словарь может что-то сообщить тебе о духе. Вот о
духовности, безусловно!
Почему так?
Как я это вижу, потому что мы все чувствуем, что словарям надо доверять
избирательно. Они, все-таки, слишком научны, что значит, писались по заказу науки. И им
не к лицу распространять действительно глубокие знания о таких предметах. Зато словари,
опять же как творение научное, являются орудиями насаждения общественного мнения, и
потому хороши для вхождения в общество или научное сообщество. Поэтому они не столько
рассказывают, чем являются предметы действительности, сколько объясняют, что надо
понимать под тем или другим словом, чтобы тебя принимали люди образованные и
околонаучные.
Вот и "духовность" словарей - это не действительная духовность, а то, что надо
понимать под ней, чтобы выглядеть современным и прогрессивным. Поэтому было бы
бессмысленно искать определение понятия "дух" в психологических словарях. По крайней
мере, в прежних. Они решали не научные, а общественные задачи, поэтому душу
определяли лишь как понятие, а о духе не говорили совсем. Зато говорили о духовности:
"Духовность - с материалистической точки зрения духовность обозначает
индивидуальную выраженность в системе мотивов личности двух фундаментальных
потребностей: идеальной потребности познания и социальной потребности жить,
действовать "для других"".
Духовность, как выражение социальной потребности, это как раз стремление видеть за
духом лишь то, что нужно обществу. Духи, как понимал и видел их народ, для "научной"
психологии просто не существуют, поскольку она - продолжение физиологии и
естествознания, то есть мировоззрения, исходно решившего попробовать обойтись без
подобных гипотез.
То, что словари выражают мнение своих сообществ или сообществ, к которым хотело
примазаться создавшее их научное сообщество, может показать надуманным. Но
всмотритесь в определение психологов: с какой стати им говорить о "материалистической
точке зрения"? А с той, что психология в Советском Союзе долго была на грани запрета,
почти как кибернетика или бионика. И психологи старались забраться под крылышко
философам.
Философы же той поры ощущали, что никакой психологии нет, и потому вынуждены
были работать за них. Поэтому философское определение духа в "Философской
энциклопедии" 1962 года выглядит психологическим:
"Дух - совокупность и средоточие всех функций сознания, возникающих как отражение
действительности, но сконцентрированных в единой индивидуальности, как орудие
сознательной ориентации в действительности для воздействия на нее и в конце концов для
ее переделывания. Таким образом дух не есть только простая совокупность функций
сознания, что делало бы его пассивным орудием, но он - активно действующая сила
человека".
Откуда философы взяли это маловразумительное и даже отталкивающее
определение? Тут потребуется провести, условно говоря, археологические изыскания. И
поможет в этом словосочетание "совокупность функций сознания".
Словосочетание это подхвачено было советскими философами из физиологии начала
прошлого века. И свидетельствует о том, что у советских философов не было собственного
понятия о духе. Не было и не должно было быть! Просто потому, что дух - понятие
идеалистическое, а философы наши были материалистами по душевно-партийному выбору.
И их определение духа - лишь одно из возможных, а значит, определение сообщества, а не
науки. За ним - лишь подсказка, как должно себя вести в философии хорошим мальчикам и
девочкам.
Эту слабость советской философии отчетливо понимали в те же шестидесятые годы
другие науки, что с очевидностью проступает в определении духа, созданном для нужд
воинствующего атеизма главным советским религиоведом той поры И. Крывелевым:
"Дух (греч. Pneuma, лат. Spiritus, нем. Geist, франц. Esprit) - в философском смысле -
понятие, тождественное сознанию и противопоставляемое природе, материи;
в историко-религиозном смысле - сверхъестественное существо, один из основных объектов
веры во всех известных нам религиях. Вера в духов возникла еще в первобытном обществе
и в дальнейшем составляла важный элемент всех религий.
Распространенное в буржуазной философско-идеалистической и религиозной
литературе толкование духа как бесплотного существа не соответствует действительным
представлениям верующих. Последние обычно считают дух существом лишь меньшей
материальной плотности и телесности, чем тела природы, обладающей большей
подвижностью и проницаемостью, а также рядом сверхъестественных свойств, одно из
которых - его меньшая, чем у обычных тел, доступность для восприятия нашими органами
чувств".
Итак, дух для философа - это одновременно понятие и совокупность функций,
составляющих сознание, то есть всё, что угодно, только не дух. Откуда это? Из дешевых
научно-политических агиток, которыми научное сообщество готовило революции в России,
ломая прежнее мировоззрение народа. Выходило их множество, издавались они дешево и
потому легко расползались по всей Руси великой, Малой и Белой, в точности с пожеланиями
Некрасова о том, чтобы русский мужик понес в свои дома не "генералов глупых"…
Накануне революции 1905 года изрядной популярностью пользовалась книжонка
академика И.Р. Тарханова "Дух и тело". И начиналась она хоть и невнятно, но именно с того
определения, которым научная братва пыталась обрабатывать сознание других, да потом и
сама в него поверила:
"Приступая к изложению нашего предмета, мы прежде всего считаем необходимым
определить основные черты, с одной стороны, психических явлений, из которых
складывается дух человека…" (с.3).
Задача Тарханова проста: убедить всех, что "органом духа" является мозг, что означает
всего лишь маленькую детскую хитрость: заставив нас принять или оспорить это, физиолог
уже внес в наше сознание, что дух вторичен по отношению к какому-то из органов, то есть по
отношению тела и вещества. Задача эта политическая, не зря ей так много уделял
внимания Ленин, написавший "Материализм и эмпириокритицизм" как один из важнейших
политических - именно политических! - трактатов. Революционные войны всегда начинаются
не с крови, а с переворота в философии и мировоззрении.
Однако сейчас мне важней показать не то, что наука предвзята в вопросе о духе, - это
очевидно, и даже не научить узнавать понятия, которые она нам навязывает. Мне хочется
показать, что можно видеть не только образы, которые внедрялись в наше сознание, но и
швы между ними. Места, где явно не хватает образов, позволяющих вести рассуждение
строго и непротиворечиво. Во второй главе Тарханов делает еще одну попытку дать
определение духу. Он опять оказывается "совокупностью процессов":
"Психические явления подразделяются современной психофизиологией на две главные
группы: на группу сознательных и бессознательных.
Все то, что протекает во внутреннем поле зрения нашего сознания, как-то:
сознательное ощущение, восприятие, представление, понятие, чувство, аффекты, внимание
и воля, - все это составляет содержание первой группы и обнимается одним общим
названием - дух.
Все же, что стоит вне поля зрения сознания, ниже, как говорят, его порога, относится к
области бессознательных психических явлений. Мы уже видели, что человек не сознает, по
крайней мере, более половины всех тех явлений, из которых скалывается его телесная
жизнь, в особенности все, что связано с явлениями кровообращения, дыхания,
пищеварения, всасывания, усвоения, обмена веществ, выделения и т.д.
Все эти явления протекают вне сферы сознания и, стало-быть, протекают ниже порога
его; они дат о себе знать нашему сознанию лишь при болезненных уклонениях от
нормального течения, то есть когда органы заболевают, или изменяется ход их
отправлений".
Сначала обратите внимание на то, как дух подменяется "сознанием" в смысле
способности сознавать. Подмена эта незаметна для естественников, но в ней явно есть
нестыковка двух понятий, потому что сознавать может только некто! Само по себе
"сознание" деятелем быть не может. Но убираем дух, и "сознание" гипостазируется, как
говорят философы, превращается в искусственно и неправомерно созданную вещь или
сущность.
Не будь совершено этой подмены, будь Тарханов строг в своих рассуждениях, его
высказывание прозвучало бы так: когда тело само не справляется с неполадками, оно
сообщает о них духу, требуя помощи…
Эту неточность в рассуждении ранних полит-физиологов научное сообщество
устранило просто: оно перестало вообще упоминать дух, просто вытравило его из сознания
членов научного сообщества. В итоге все те явления сознания, которые раньше
непроизвольно соотносились всем европейским человечеством с духом, стали соотноситься
с работой нервной системы. Отпала сама необходимость увязывать прежние понятия с
новыми, с ней отпала и надобность в таких неловких переходах, какие делает Тарханов.
Осталось лишь определение духа как совокупности то ли функций, то ли процессов.
Но это не все нарушения строгого рассуждения. Другой шов просматривается в
выводах, которые делает Тарханов из приведенного рассуждения.
"Из сказанного ясно следует, что от мира сознательных актов к миру бессознательных
должен существовать ряд постепенных переходов, а следовательно и обратно - должны
существовать постепенные градации, путем которых бессознательные акты переходят в
сознательные…".
А далее он рассказывает о физиологических гипотезах о "спинно-мозговой душе"
Пфлюгера и Бунге. С них же начинал и Вундт.
"Так, даже целесообразность спинно-мозговых рефлексов они стремятся объяснять
деятельностью особой спинно-мозговой души, обладающей своего рода рассуждающею
способностью, хотя и более ограниченною и темною, чем сознание, доставляемое нам
головным мозгом…
…а М.М. Манасеина доказывала в своем замечательном сочинении "О сознании"
существование различных степеней сознания в животном царстве и в различных частях
нервной системы одних и тех же животных и предложила называть эту низшую ступень
сознания сознательностью.
Став на эту весьма правдоподобную точку зрения, отрицать которую нет никаких
оснований, мы должны будем допустить в человеке существование области
бессознательных психических явлений, области, соответствующей низшим ступеням
сознательности".
Я пока не хочу оспаривать ни одно из утверждений физиологов, я лишь показываю, как
эти утверждения менялись во времени, я делаю археологию. На рубеже двадцатого века
физиолог мог еще позволить себе вполне дружественно обсуждать предположения о том,
что у человека может быть дух, пусть и понимаемый как "совокупность функций сознания", и
может быть "телесная душа". При этом между ними очень четко разделяются "степени
сознательности", а по сути, описывается, что у "Телесной души" и у "Духа" есть свое
сознание и свой разум.
В позднейших сочинениях это исчезает, потому что делает физиологию уязвимой.
Убирается, в действительности, жестко, порой вместе с людьми, которые смели так
рассуждать. И сам Тарханов уже готовит почву для репрессий на инакомыслие в науке и
обществе. Это видно по началу его книжицы. Не забывайте, что это агитка, написанная в
преддверии революции, поэтому она не рассуждать, а убеждать и осуждать, что и звучит в
его резком осуждении чтения мыслей, которое я приведу.
Приведу целиком, потому что это зернышко научной нетерпимости, из которой
вырастут будущие травли и репрессии советской поры. Но еще важней для меня то, что в
действительности это рассуждение направлено против самонаблюдения.
"Главной особенностью психических явлений служит их резко выраженная
субъективность в отличие от телесных процессов, отличающихся своей объективностью.
Каждому известно из личного опыта, как скрытно совершается работа мысли, работа
воображения и чувства, как совершенно неуловимо для других мы направляем наше
внимание то на те, то на другие стороны как лично нашей жизни, так и окружающей среды,
как незаметно от всех других мы принимаем те или другие решения, касающиеся нашего
поведения, образа действия и т.д.
Стоит вспомнить все это, чтобы сразу признать, что весь этот мир душевных явлений
доступен непосредственно только нашему внутреннему чувству, только самонаблюдению, и,
следовательно, весь этот мир явлений отличается крайнею субъективностью.
Недаром говорит пословица, что "чужая душа - потемки", и, действительно, читать
чужие мысли, чужие чувства, несмотря на такое обилие фокусников, выдающих себя за
чтецов мыслей и чувств, представляет непосильную ни для кого задачу, и если, в самом
деле, некоторым фокусникам и удается угадывать задуманные в пространстве предметы и
т.д., то это лишь потому, что сам загадывающий невольными движениями и толчками
приводит чтеца мысли к задуманной цели…
Пока отметим только, что ни одна мысль или игра фантазии, ни чувства - если они
чисто отвлеченного характера, и не связаны с представлениями о движении или положении
предмета в пространстве - не могут быть угаданы никаким чтецом в мире".
Категоричность этой брошюры в действительности есть пример научных домыслов.
Разве Тарханов исследовал то, что так решительно заявляет? Разве вообще кто-то это
исследовал? Всё, чем он обладает ко времени этого революционного заявления, - пара
посещений выступлений цирковых фокусников, которые, очень вероятно, действительно
были ловкими шарлатанами. И что делает ученый? Если вдуматься, он не задумываясь и не
стыдясь делает именно шарлатанов основанием для своих научных построений… Лишь
бы только добиться нужному ему воздействия на умы обывателей!
В этом он подлинный ученик своего великого учителя Сеченова, который именно так
строил физиолого-политические сочинения, начиная с "Рефлексов головного мозга".
Сначала он потрясал и смущал воображение читателей кровавостью своего мировоззрения,
а потом внедрял в разворошенное и израненное сознание новые образы, которые
становились модными.
Вот так и рождалось наше современное понятие о духе, как совокупности психических
процессов или социальной потребности жить для других на месте взорванного и
выжженного Града, когда-то утвержденного в нашей душе…