Введение в психологию онейрической деятельности

Н.Ф. Калина И.Г. Тимощук

"Основы юнгианского анализа сновидений"

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ В ПСИХОЛОГИЮ ОНЕЙРИЧЕСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ 10
Сны и их толкование в истории культуры 10
Паранаучная традиция изучения сновидений- 13
ТОЛКОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ В КЛАССИЧЕСКОМ ПСИХОАНАЛИЗЕ 17
Исследования сновидений в психологии 17
Цели и функции снов по Фрейду 20
Работа сновидения 24
Основные приципы фрейдовского анализа символики
сновидений 30
СМЫСЛ СНОВИДЕНИЙ В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ ААДЛЕРА 38
ОНТОПСИХОЛОГИЧЕСКИИ АНАЛИЗ СНОВИДЕНИЙ 46
Основные положения "психологии бытия" 46
Анализ образов сновидения по А.Менегетти 48
Сновидения и жизненная реальность 53
Отношения с людьми и их отражение в сновидениях 57
ЛИЧНОСТЬ И ПСИХИКА В АНАЛИТИЧЕСКОЙ ПСИХОЛОГИИ 63
Психическая реальность сновидения 63
Сознание и бессознательное в человеческой душе 69
Об архетипах коллективного бессознательного 85
АРХЕТИПИЧЕСКАЯ СИМВОЛИКА ПРОЦЕССА ИНДИВИДУАЦИИ 107
Структура души и развитие личности 107
Встреча с Тенью - сновидения и реальность 116
Архетип Персоны и сновидения, сопровождающие
процесс психической инфляции 124
Образы Анимы и Анимуса в сновидениях 130
Самость: предвечный младенец в предвечные
времена 145
ПРИНЦИПЫ ЮНГИАНСКОГО АНАЛИЗА СНОВИДЕНИЙ 157
Общая точка зрения на психологию сновидений 157
Сущность и функции сновидений 163
Основные этапы интерпретации сновидения 179
АКТИВНОЕ ВООБРАЖЕНИЕ ИЛИ ГРЕЗЫ НАЯВУ 194
Основы метода активного воображения 194
Техники и приемы активизации образов
бессознательного 198
Опыт терапевтической работы по методу активного
воображения 202
Сновидения, воображение и ритуалы 207
МИФ КАК СНОВИДЕНИЕ КУЛЬТУРЫ 213
Структура и функции мифа в аналитической
психологии 213
Мифологические параллели процесса
индивидуации 222
Личный миф человека и его жизненный путь 231
ЛОГИКА СМЫСЛА СНОВИДЕНИЯ: СТРУКТУРНО-СЕМИОТИЧЕСКИЙ ПОДХОД 242
Образы сновидения как язык бессознательного:
от Фрейда к Лакану 242
Логика смысла сновидения: парадокс, нонсенс,
фантазм 247
ЗАКЛЮЧЕНИЕ 256
Полисемантическая функция сновидения 256
ПРИЛОЖЕНИЕ 264
1 Интерпретация сновидений в различных парадигмах
глубинной психологии 264
2 Юнгианский анализ личного мифа 273
3 Анализ архетипической символики художественного
текста 280
ЛИТЕРАТУРА 297

ПРЕДИСЛОВИЕ

Проблема скрытых сторон душевной жизни, отражающихся в сновидениях, продолжает интересовать психологов вот уже много десятилетий. Со времен З.Фрейда и К.Г.Юнга известно, что сновидения должны быть понимаемы символически, что их не следует толковать буквально, а нужно предполагать за ними скрытый смысл. Однако этот смысл разгадать непросто.
Способов и возможностей толкования снов очень много, и все они различаются между собой. Не вдаваясь в подробности, нам хочется разделить их пока на две большие группы - научные и антинаучные, посетовав при этом на слишком большую распространенность последних. Видимо, засилье всевозможных "Сонников", обилие газетных публикаций и статей под заголовками типа "Скажи мне, что тебе снится - я и скажу, кто ты" — в какой-то степени коренной феномен нашей сегодняшней жизни, и единственный способ борьбы с ними заключается в том, чтобы противопоставить всему этому настоящие серьезные исследования в области онейрологии — науки о сне и сновидениях.
Психология деятельности сновидения представлена достаточно обширным корпусом научных знаний, даже беглый обзор которых способен составить толстый том. В своей работе мы уделили преимущественное внимание юнгианству, в рамках которого данная проблема поставлена и исследована более чем фундаментально. Счастливая возможность читать и изучать труды Карла Густава Юнга, величайшего психолога XX столетия, ныне предоставлена нам в полной мере — в последние пять лет большинство его книг и статей вышли в переводе на русский язык. Но вызывающие огромный интерес, пристальное внимание и почтительное восхищение специалистов, работы по аналитической психологии вряд ли можно рекомендовать широкому читателю. Данная книга является попыткой популярно изложить основные достижения юнгианства в области анализа сновидений и других феноменов бессознательного психического, не жертвуя при этом, однако, научностью в ущерб доступности.
Конечно, не авторам судить, насколько она удалась. Видимо, отдельные разделы, посвященные, скажем, толкованию сновидений во фрейдизме или в онтопсихологии А.Менегетти, получились более простыми и понятными, чем, скажем, глава 10, излагающая парадигму структурно-семиотического анализа сновидений Ж.Лакана и Ж.Делеза. Это связано со сложностью самих первоисточников, хотя, разумеется, работы К.Г.Юнга тоже нельзя назвать простыми. Но у структуралистов — свой, особый стиль изложения ("тип письма", по выражению Р.Барта), так что адекватным средством воссоздания или пересказа их основных положений может быть только академический дискурс* (Дискурс — это буквально "речь, погруженная в жизнь", в данном случае имеется в виду речь, строго использующая специфическую лексику (семиологическую, структуралистскую) — речь, погруженная в научную деятельность).
Те читатели, которых больше интересует практическая сторона дела, само толкование сновидений, а не теоретико-методологические основы этой Процедуры, могут данную главу без особого для себя ущерба пропустить.
Несколько слов об использовании специальных терминов, вернее, об их написании. В различных книгах и статьях такие понятия, как эго, самость, ин-се и т.п. пишутся по-разному: с заглавной или прописной буквы, по-латыни (Ego) или еще как-нибудь. В книге выдержан единый стиль их написания, более-менее соответствующий академическому стандарту. Поэтому нам кое-где пришлось изменить форму написания таких терминов по сравнению с оригиналом цитируемой или пересказываемой работы, дабы не создавать читателям дополнительных сложностей.
Предисловия принято завершать выражениями благодарности — это их самая приятная сторона. Выражая признательность другим, всегда получаешь гораздо большее удовольствие, чем когда пытаешься как-то представить и объяснить (а по существу — оправдать) результаты собственных усилий. Мы искренне благодарны участникам первого семинара по юнгианскому анализу сновидений, работавшего в Симферопольском университете в июне 1996 г. Его итоги и составили основу данной книги. Хочется особо поблагодарить тех участников, которые любезно согласились предоставить для интерпретации свои сновидения и личные мифы, сотрудников кафедры психологии СГУ, помогавших нам в работе — А.Г.Ильичева, А.Е.Носовцова, Л.Л.Пучкову. Многие студенты отделения психологии с бесконечным терпением выступали в роли сновидцев и будущих аналитиков, вдохновляя на теоретические разыскания в данной области.
Неожиданным подарком судьбы для нас стала помощь и дружеское участие Т.Н.Даниловой, чьи уникальные архетипические сновидения составляют главное украшение этой книги. Много раз мы говорили друг другу: "Если бы не она, где бы мы взяли сон с архетипом Великой Матери, или Трикстера, или Старого Мудреца?" И всегда были уверены в том, что в нужный момент потрясающий нуминозный или мистериальный сон станет очередным бесценным вкладом Таисии Николаевны в нашу работу.
И наконец, мы с огромным удовольствием честно сознаемся, что без критических замечаний и поддержки профессора В.К.Калина эта книга вряд ли увидела бы свет. Подобно тому, как Богу подчас один раскаявшийся грешник милей, чем тысяча праведников, так непредвзятое и нелицеприятное критическое мнение завзятого материалиста времен расцвета отечественной психологии в конечном счете оказалось гораздо ценнее и важнее похвал "новых психологов", в том числе даже искренних почитателей и убежденных сторонников К.Г.Юнга.

Работа сновидения

В основе понимания смысла сновидения лежит анализ психологических механизмов, которые формируют образы сна. Существует явное содержание сновидения — доступное до начала аналитической работы, образы и события, взятые в том порядке, как они непосредственно приснились. Это результат работы сновидения, связанной с необходимостью примирить разрушительные и аморальные желания сновидца с его Эго и Супер-Эго. Явное содержание формируется из скрытых идей и влечений, телесных раздражений во время сна, остатков дневных впечатлений и т.п. Скрытое содержание — это те значения, к которым приводит анализ сновидения. Это полный и точный перевод речи бессознательного сновидца, адекватное выражение его желаний. Приведем пример сновидения, анализ явного содержания которого позволит проиллюстрировать работу сновидения и понять его скрытый смысл:
Я, мой парень, жена моего брата и ее подруга захотели сфотографироваться и пошли в фотоателье. Там, внутри, все было красочное и яркое, хотя точно предметов обстановки я не помню. Вышел фотограф, мы спросили, сколько будет стоить фотография. Он назвал очень высокую цену, и мы решили уйти, так как нам это не подходило. Однако, выйдя из комнаты, где происходил разговор, мы попали в другую, и там на выходе сидел здоровенный мужик (как вышибала). Он сказал, что, пока мы не заплатим столько, сколько сказал фотограф, мы отсюда не выйдем. Но мы же не фотографировались! И все равно этой суммы у нас не было. Потом обрыв во сне, как будто все яркие краски погасли, стало темно, что ли. Продолжился сон с того, что мы проснулись в этой комнате, из которой нас не выпускали. Мы встали и спокойно вышли на улицу, никто нас не задерживал. На улице стояла машина, я подошла к ней и увидела, что там лежат мой брат и его друг по работе, оба сильно избитые. Меня это во сне как-то не удивило.
По Фрейду, скрытое содержание предшествует явному, и в этом смысле работа сновидения заключается в переводе мыслей на другой язык, знаки и правила которого должен научиться понимать психоаналитик. Работа (или деятельность) сновидения, маскирующая подлинные желания сновидца, представлена четырьмя основными механизмами: сгущением, сдвигом, учетом образности, вторичной обработкой. Эта работа не носит творческого характера, ограничиваясь преобразованием наличного материала, однако именно она, а не скрытое содержание, определяет сущность сновидения.
Кроме того, при анализе необходимо учитывать основные представления о динамике психической жизни личности и о влиянии на нее стадий раннего психосексуального развития. Согласно Фрейду, содержание большинства сновидений вращается вокруг проблем первичной травмы, Эдипова комплекса, страха кастрации и т.п. Наиболее сильному вытеснению подвергаются инцестуозные и перверсивные (гомосексуальные и садомазохистские) желания сновидца, которые, однако, являются практически атрибутивными характеристиками бессознательных влечений.
В приведенном примере основное содержание работы сновидения определяется инцестуозными (по отношению к брату) желаниями сновидицы. Сюжет сна сформирован двумя основными мотивами — кастрационным (зависть к пенису) и садистическим. Рассмотрим подробнее, как применительно к данному сну выглядят основные механизмы и стадии работы сновидения.
Процесс сгущения как один из главных механизмов работы сновидения впервые описан Фрейдом в "Толковании сновидений". Оно может осуществляться по-разному: из многого сохраняется лишь один элемент (тема, персонаж), многократно встречающийся в различных сновид-ных мыслях; иногда различные элементы складываются во внутренне разнородную совокупность; соединение различных образов может приводить к затушевыванию различий и усилению общих черт. При этом, как пишут Ж.Лапланш и Ж.-Б.Понталис, "единое представление воссоединяет в себе несколько ассоциативных цепей и образуется на их пересечении" (20, с.452). Хотя процесс сгущения исследовался на материале снов, он действует и з других образованиях бессознательного, являясь, в частности, одним из главных элементов в остроумии, в ошибочных действиях, при забывании слов.
В данном сновидении механизм сгущения принимал участие в формировании образов основных персонажей (сама сновидица, ее партнер, "удвоенная" партнерша ее любимого брата — "жена брата и ее подруга"). Фигура вышибалы (сила, объясняющая и оправдывающая несправедливое насилие), "удвоение" брата (он сам и товарищ по работе) и отношение сновидицы к цене фотографии также обусловлены действием этого процесса.
Смещение (сдвиг) лежит в основе сновидения, а также психоневротической симптоматики и вообще любого бессознательного образования. Сравнение явного и скрытого содержания сновидения показывает, что их главные моменты не совпадают, так как самое важное в скрытом содержании сна может быть представлено какими-то недавними, несуществеными событиями, либо фактами прошлого, которые подверглись смещению уже в детстве. "В работе сновидения находит свое выражение психическая сила, которая, с одной стороны, лишает интенсивности психически ценные элементы, с другой же — путем детерминации создает из малоценных элементов новые, ценные, которые затем и попадают в содержание сновидения... При образовании сновидений совершается перенесение и передвигание [смещение — прим. авт.] психической интенсивности отдельных элементов, результатом которых и является различие между содержанием сновидения и мыслями, скрывающимися за ним" (48, с. 115). В нашем примере это сама идея фотографирования как процесса, запечатлевающего навсегда изменчивые, нереально-желанные и прекрасные события ("остановись, мгновенье! Ты не столь прекрасно, сколько ты неповторимо" — И.Бродский). За идеей избиения скрывается достаточно прозрачный образ сексуального насилия, то же самое содержание имеет эпизод с засыпанием в фотоателье, после которого можно спокойно встать и уйти.
Третий механизм работы сновидения называют по-разному: наглядное изображение мыслей и желаний, учет образности, изобразительные средства. Речь идет об особых требованиях к отбору и преобразованиям зрительных образов, которые обеспечивают представление мыслей и влечений во сне. Так, логические связи во сне изображаются посредством одновременности или рядоположности, причинно-следственные — как события, происходящие друг за другом. Вместо переносного смысла (например, "низкие" и "высокие" чувства) сновидение рисует глубокое ущелье и высокую башню и т.п. В разбираемом сновидении значимы представления о цене (слишком дорогая цена фотографии), яркие краски в фотостудии (там прекрасно), последнее впечатление (то, что брат избит, "меня как-то не удивило"). После объявления высокой цены сновидица все-таки засыпает в фотоателье, а затем уходит и видит на улице избитого брата.
Сновидение отбирает среди прочих наглядные мысли, те, которые могут быть изображены непосредственно, и все происходящие смещения направлены в сторону образных подмен. Этот принцип работы сновидения обусловлен регрессией — возвратом к более ранним, предыдущим формам развития мысли, отношений, структуры поведения. В сновидениях наблюдаются все виды регрессии — топическая, связанная со сменой психических систем, через которые передается возбуждение; временная, при которой вновь вступают в действие прежние способы психической организации; формальная, заменяющая обычные способы выражения и образного представления более примитивными. Так, в нашем примере половое общение заменено сном, насилие — избиением, нравственная цена — платой за фотографию.
Вторичная обработка устраняет явную нелепость и фантасмагоричность сновидения, представляя его в виде более или менее связного и понятного для сновидца сценария. "Эта функция, — писал Фрейд, — преследует ту же задачу, какую поэт злостно приписывает философу: своими заплатами и лоскутами она штопает пробелы в конструкции сновидения. В результате ее работы сновидение утрачивает абсурдность и бессвязность и приближается к образу, доступному для понимания, к реальному переживанию" (48, с.216). Вторичная обработка вступает в силу уже после сгущения, передвигания, образного выражения и представляет собой вклад вторичных процессов в текст сновидения. Она подобна бодрствующему мышлению и может осуществляться в момент, когда сновидец пересказывает свой сон.
В анализируемом сновидении вторичная обработка обеспечивает связность всего сюжета (хотя конец не выглядит таковым) и относительную его "невинность" по сравнению с подлинными желаниями сновидицы. Этот процесс обусловил наличие второй комнаты и функцию вышибалы, а также появление фигуры брата в конце сна (хотя о мотивировке оной вторичные процессы не позаботились).
Общий (скрытый) смысл сновидения, его толкование будет следующим:
Сновидица испытывает сексуальное влечение к брату, ревность к его жене и другим женщинам, которые не являются его родственницами и могут выступать поэтому как половые партнерши. В сновидении изображена символическая попытка удовлетворения инцестуозного желания, однако цензура показывает, что нравственная цена этого слишком велика. У сновидицы "нет таких денег", она хочет уйти, но оказывается, что платить все-таки надо —даже нереализованное влечение вызывает чувство вины. Острый конфликт между Ид и Это, инцестуозным влечением м осознанием того, насколько это чудовищно и противоестественно, вызывает сильное вмешательство цензуры, но в сновидении конфликт разрешается все-таки в направлении удовлетворения желаний. Сновидица "спит" в ателье, а затем спокойно уходит. Сновидение избавило ее от чувства вины посредством того, что переложило вину и ответственность на брата — последний изображен избитым вместе со своим другом (сгущение); налицо и регрессия — избиение (просто агрессия) вместо агрессии сексуальной. Героиню это не удивляет, ибо вторичная обработка сгладила все противоречия. Символично, что избитый брат лежит в автомобиле — это выражает желание поскорее убрать "с глаз долой" то, что может напомнить об ответственности и вине. Кроме того, сон постоянно изображает сновидицу не одну, а в большой компании, намекая тем самым на то, что ничего недозволенного не происходит и не может произойти — все "на людях", при свидетелях.
Таким образом, анализ деятельности сновидения по Фрейду включает в себя понимание работы множества тонких и сложных психических механизмов, действия которых могут накладываться друг на друга, образуя запутанную, похожую на лабиринт картину сна. Трудно разобраться в динамике явного и скрытого содержания сновидений, в эффектах действия цензуры без четкого и ясного понимания основных теоретических принципов психоанализа. Наряду с этим фрейдовский анализ символики сновидения выглядит более простым.

Пример сновидения, отражающего скрытый комплекс

Я встречаюсь со своим другом Алексеем из Владивостока (город, в котором сновидец жил в молодости) Встреча происходит где-то на берегу моря, но мы сидим в моей квартире, слушаем музыку, беседуем, потом ложимся спать. Утром я просыпаюсь от шума, выглядываю в окно и вижу, что люди быстро покидают город, так как по радио объявляют о приближении урагана. Мои родители тоже собираются уходить. Я говорю: "Ну что вы все такие истерические, ничего страшного не случится". Затем выглядываю на улицу, смотрю на небо и вижу, что оно сплошь покрыто серыми тучами. Прикидываю, какой силы будет ураган и решаю, что дом должен выдержать. Друг и родители тем временем уходят. Я через некоторое время выхожу из дома, добираюсь до автобусной остановки и вижу, что стою на ней один. Проходит 51-й троллейбус, люди идут мимо меня, мимо, мимо, не обращают внимания, все заняты одним — поскорее уйти. Я задумываюсь — друг ушел вместе с родителями или один, если один, то он может заблудиться, и где его сейчас искать?
При толковании первое, что привлекает внимание — то, что сновидца зовут так же, как и друга в сновидении — Алексеем. Т.е. друг олицетворяет самого сновидца. Ураган символизирует личностный рост, индивидуацию и происходящие при этом изменения, перемены в жизни. Большийство людей (но не сновидец) испытывают страх перед изменениями, это относится также и к родителям Алексея. Но отношение его самого к изменениям скорее амбивалентное: одно Я остается (дом выдержит, т.е. сновидец уверен в своей способности совладать с проблемами, которые несут с собой трансформация и рост). Другое (друг) уходит вместе с родителями (Алексей их любит, но ощущает и отчуждение из-за того, что они многое в нем не понимают), поступает так, как все нормальные люди. Алексей остро чувствует свое одиночество из-за того, что он не такой, как другие — занят самоактуализацией, ценит духовность, имеет свое собственное "мужество быть". Его ценности мало востребованы поколением сверстников, и в силу личностного своеобразия он до сих пор так и не встретил женщины, с которой мог бы разделить содержание жизни.
Одиночество ("я стою один, а люди проходят мимо, мимо, мимо") — тягостное чувство, и не удивительно что время от времени Алексея посещают мысли о тщете его поисков, о бессмысленности самореализации, за которую приходится так много платить. Фактически сновидение изображает автономный комплекс, относящийся к разочарованию в жизни и чувству экзистенциального одиночества (а не заблудился ли я? где мне искать себя и то, что я ищу в своей жизни?).
На уровне сознания Алексей отрицает наличие таких сомнений, что, собственно, и доказывает успешность их вытеснения. Его жизнь внешне выглядит благополучной, но тому, кто хорошо знает Алешу, это сновидение покажется удивительно точным изображением его проблем. Собственно, вышеприведенное толкование Алексей и принял после замечания аналитика о том, что оно — очень грустная и правдивая картина его жизни. Этот сон приснился после того, как в процессе анализа Алексею показалось, что и терапевт его не понимает, неправильно интерпретирует его личность и поступки, считает его ребенком и т.п. Реактивно сновидение отразило субъективное усиление чувства отчуждения, одиночества и непонятости.
Обобщенное понимание сущности сна в аналитической психологии сводится к тому, что сновидение — это спонтанное самоизображение актуального положения бессознательного в символической форме, основная функция его — компенсация слишком односторонней установки сознания. Поэтому анализ сновидений является важной частью психотерапевтической работы, цель которой — содействие процессу индивидуации. Однако Юнг предостерегал против излишней переоценки сновидений. "У многих людей, — говорил он, — возникает (под впечатлением от какой-то рафинированной и словно намеренно появляющейся компенсации) предубеждение, будто на самом деле сновидение имеет моральное намерение: оно предостерегает, порицает, утешает, предсказывает и т.д. Из-за этого полагают, что бессознательное знает все лучше, и легко склоняются к тому, чтобы приписать сновидению выводы, а затем — соответственно — разочаровываются, если сновидения им ничего не говорят. Мой опыт свидетельствует, что при некотором знании психологии сновидений легко наступает что-то вроде переоценки бессознательного, что вредит сознательной решимости. Бессознательное же функционирует удовлетворительно только тогда, когда сознание выполняет свои задачи на грани возможного" (67, с. 196).
При изучении сновидений приходится сталкиваться с проблемами, далеко выходящими за пределы изведанной области гуманитарных наук, будь то психология, философия или культурная антропология. Нам все еще неведома сущность бессознательной психики. А поскольку, считал Юнг, замысел любого исследования состоит не в том, чтобы вообразить себе, будто в твоем распоряжении имеется единственно верная теория, а в том, чтобы, подвергая сомнению все теории, постепенно приближаться к истине, то необходимо четко представлять основные этапы процесса интерпретации сновидения, их специфику и цель — только при таком условии мы выполним приведенное выше пожелание основоположника аналитической психологии.

МИФ КАК СНОВИДЕНИЕ КУЛЬТУРЫ

Структура и функции мифа в аналитической психологии

Мифология была одним из самых стойких интересов Юнга на протяжении всей его жизни. Исследования бессознательного в юнгианстве органически слиты с представлениями об особенностях демифологизированного сознания и личном мифе как способе компенсации такой односторонности. Изучение мифотворчества как живой функции, реально присутствующей в душе цивилизованного человека, позволило выделить и описать архетипи-ческую основу мифологической символики, общую с символикой сновидений и психических расстройств. "Без гипотезы о темной стороне души, — писал Юнг, — т.е. о бессознательном, психопатология неврозов и многих психозов обойтись не может. То же можно сказать и о психологии сновидений, которая является настоящей terra intermedia (промежуточным пространством — прим. авт.) между нормальной и патологической психологией. В сновидениях, как и в продуктах психоза, присутствуют бесчисленные взаимосвязи, параллели которым можно найти только среди мифологических комбинаций идей" (59, с.87).
Трудно найти человека, не испытывающего интереса к мифологии. Мифы зачаровывают, они таинственны и загадочны, в старинных историях внезапно встречаются параллели сегодняшних событий. Мифологические персонажи часто служат предостерегающим примером или образцом для подражания. Аналитическая психология раскрыла многие тайны мифов, показав их архетипическую природу. Именно побудительной энергии архетипа обязаны своей влекущей силой многие мифологические сюжеты и герои. "Архетипы создают мифы, религии и философии, — писал Юнг в своей последней работе "Подход к бессознательному". Они оказывают огромное воздействие на целые народы и исторические эпохи. Мифы можно рассматривать как вид особой, священно-духовной психотерапии для обеспокоенного и страдающего от голода, войн и болезней человечества. Мифы часто могут помочь там, где бессильны всякие другие средства психологической помощи — в извечной проблеме старости и смерти, бренности человека и тщеты его усилий перед лицом вечности.
Психотерапевтическая функция мифов выделена и описана аналитической психологией замечательно точно. В более поздних работах Р.Барта, Ж.Дюмезиля, В.В.Иванова, К.Леви-Строса, Е.М.Мелетинского, В.Н.Топорова, В.Тэрнера, К.Хюбнера, М.Элиаде и других мифологов показано, что мифическое время является особым сакральным периодом создания всеобщего изобилия и блага. По мере жизни рода и отдельного человека это благо уменьшается, истрачивается, "истирается", и необходимы действия, возобновляющие его. Такими действиями являются ритуалы, а мифы — это, главным образом, рассказы о ритуалах — кто, когда и как правильно должен их совершать, рассказы во время проведения ритуала, а также рассказы о том, какие страшные бедствия могут произойти со святотатцами и нечестивцами, не соблюдающими должных обрядов и правил. Эта функция мифа делает его могучим средством поддержки психического здоровья и равновесия как для отдельных людей, так и для больших групп (наций, народов).
Юнгианство говорит об ассимиляции бессознательных содержаний мифологическими мотивами и сюжетами, которые в такой — доступной, красочной и образной — форме становятся понятными тем, кто слушает или читает мифы. Скажем, в трудный жизненный период миф о герое, который сражается с чудовищами, бестрепетной рукой побеждает зло, всегда приходит на помощь слабым и несправедливо обиженным, может вдохнуть в человека новые силы за счет идентификации с мужественным и сильным персонажем. Архетипическая символика мифа обогащает и развивает бессознательные содержания, актуализирует их компенсаторные отношения с сознанием, облегчая человеку целостное взаимодействие с окружающим миром.
Однако эта сотериологическая (спасительная) функция мифа дошла до нас существенно ослабленной. Ведь в прежние времена люди не столько задумывались над символами, сколько попросту жили ими и бессознательно воодушевлялись их смыслом. Мифологический материал для архаических народов был и формой самовыражения и способом мышления, и жизненным сценарием. По словам Т.Манна, архаический человек искал для себя приме ры в прошлом, погружаясь в него как в водолазный колокол, чтобы затем вынырнуть — защищенным и преображенным — в проблемы настоящего. Таким образом его жизнь получала свое выражение и смысл.
Юнговское представление о том, что мифообразующие структуры являются компонентами бессознательной психики, хорошо объясняет ту смутную, хотя и сильную тягу к мифу, которой отмечено наше современное рациональное, "научно-техническое" мышление. Многие крупные мифологи, такие, как Ролан Барт, Курт Хюбнер, Мирча Элиаде, отмечают что научное "расколдовывание" мифа создает гнетущее впечатление пустоты и тоски по чудесному. И хотя термин "мифическое" устойчиво понимается ныне как "ирреальное", "трансцендентное", "иррациональное", трудно отрицать реальность, точнее, психическую реальность мифологических образов и сюжетов. Иными словами, миф — это реальная система мышления и опыта, опирающаяся на психологическое равноправие сознательных и бессознательных содержаний. Логика мифа — бессознательная логика, а архетипический характер персонажей открывает широкий простор воображению рассказчика и слушателя.
Как пишет в их совместной книге друг и соратник Юнга, известный мифолог К.Кереньи, мифология, подобно отсеченной голове Орфея, продолжает петь даже после смерти, и пение ее доносится издалека. Юнгианский анализ архетипики мифа можно уподобить переводу этой незнакомой песни на родной язык, благодаря чему она становится более понятной, хотя звук божественного пения продолжает манить в неизвестное очарованную душу.
Классические исследования логики мифа (среди них особо выделяются "Мифологики" К.Леви-Строса — фундаментальный труд в четырех томах, посвященный особенностям мифологического познания мира) выполнены, как правило, на этнологическом и антропологическом материале, и аналитическая психология подчеркивает различия в функционировании мифов в древности и в современном обществе: "У современного индивида архетипы предстают как непроизвольные выявления бессознательных процессов, о существовании и смысле которых можно только догадываться, тогда как миф имеет дело с традиционными формами неизмеримой древности. Они уходят корнями в доисторический мир, духовные предпосылки и обычные условия которого мы еще можем наблюдать у примитивных народов" (59, с.88).
Мифологическое сознание мыслит архетипическими образами, а это одновременно есть мышление смыслами. Запечатленное в образах познание мира представляет действительность как психическую реальность во всем великолепии, ужасе и двусмыслии ее тайн. Бессознательный акт мифотворческой мысли схватывает прежде всего те аспекты реальности, которые игнорируются рациональным сознанием. Однако переработка и ассимиляция бессознательных содержаний угрожает психической целостности личности, она опасна для сознания и душевного равновесия.
Бессознательная логика мифа имеет архетипическую природу — она априорна, абсолютна, ее выводы плохо согласуются с привычными представлениями. Такая логика свойственна также и сновидениям, и Юнг постоянно сближал эти две формы бессознательной активности. Уже в первой своей крупной работе "Метаморфозы и символы либидо" (1912), подводя итоги обширного обзора мифологической и психологической (главным образом, психоаналитической) литературы, он пишет, что непредвзятое чтение последней "способно снять все сомнения в наличности внутренней связи между психологией сна и психологией мифа. Само собой напрашивается заключение, что эпоха, создавшая мифы, мыслила по-детски, т.е. фантастически, и что наши сновидения поступают так же, являясь в значительной степени ассоциативными и аналогическими" (61, с.38).
Мифы отражают первые опыты ассимиляции бессознательных содержаний. При этом следует помнить, что примитивная, архаическая ментальность не изобретает мифы, она их переживает. Мифы, пишет Юнг, — это изначальные душевные проявления, непроизвольные высказывания о событиях в бессознательной психике. Миф есть реальность, а не аналогия, рассказывание мифа создает особый, психически реальный мир, который в значительной своей части спонтанно и самовластно прорывается в сознание, не привыкшее проводить строгую границу между вымыслом и действительностью.
Архаическое и современное мышление по-разному оценивают такие эффекты. То, что представляется "дикарю" священным, боговдохновленным событием, исполненным нуминозной силы, приводит в замешательство просвещенного европейца и кажется ему неполноценным, странным, болезненным и опасным. Опасность действительно существует и коренится она в бессознательном. Архетипы всегда были и по-прежнему остаются живыми психическими силами, которые требуют, чтобы их восприняли всерьез, и которые странным образом утверждают свою мощь. Выработанная многими примитивными культурами мифологическая стратегия совладания позволяет гармонично включать бессознательные содержания в систему психики, заботится о "гигиене души" Рецитация (повторение) мифов и дешифровка символов обогащают первобытное сознание подобно тому, как это делают в наше время иные культурные ценности.
Особый аспект душевной деятельности определяет присущая мифу нуминозность. Будучи невыразимой по своей природе, она тесно связана с именем. В первобытную эпоху именование (называние) было основным и поначалу единственным способом выделить нечто из бесконечной череды нечленимой окружающей действительности. Знание имени (духа, человека, природной стихии, животного) давало власть над его носителем, поэтому имена быстро стали тайными, сокровенными, священными -— основными вместилищами нуминозного. В более поздние времена называние священных имен выполняло роль религиозного обряда, творимого во всех случаях, когда необходимо было призвать божество, заручиться помощью или отвратить его гнев. Вера в силу и могущество нумена подразумевала сознательную или бессознательную го-овность довериться трансцендентной силе архетипа.
Имена греческих богов, указывающие на тот или иной аспект божественного покровительства, сохранили свою нуминозность в величественном звучании: Зевс Ксений (Гостеприимец), Керанос (Открывающий истину), Оркий (Блюститель клятв), Гикесий (Покровитель чужеземцев), Омбриос (Податель дождя); Афина Паллада (Заступница), Парфенос (Девственная), Эрагна (Покровительница ремесел); Деметра Карпофора (Дарительница плодов), Эври-нома (Царица широких полей); Артемида Лафрия (владычица зверей); Афродита Урания (Небесная), Анадиомена (Рожденная из моря), Пандемос (Всенародная), Левкия (Белоснежная), Эриния (Неумолимая); Гермес Трисмегист (Трижды величайший) и т.д.
Работы Юнга посвящены больше архетипике мифа, а структуру последнего разбирают в своих работах К.Леви-Строс и Р.Барт (см.4,22,23). Леви-Строс, рассматривая миф как явление культуры, искал логику его внутренней организации в бессознательной психике. Сформулированная им идея бессознательного как причинности ("Тотемизм сегодня", "Неприрученая мысль") легла в основу понимания мифа как знаковой (семиотической) системы, определенным образом детерминирующей восприятие действительности. Бессознательная логика мифа, по Леви-Стросу, есть логика бинарных оппозиций — структур или моделей, в основе которых лежит наличие или отсутствие признака (скажем, 1 или 0 в двоичной системе счисления). Бинарные оппозиции составляют основу всех социальных институтов (мифов, ритуалов, традиций, обычаев и правил обмена), но совершенно не осознаются включенными в них людьми.
По мнению большинства семиологов (не только Леви-Строса, но и Ю.М.Лотмана, Ж.Лакана, Р.О.Якобсона и др.), бинарные оппозиции "онтологически укоренены