Бенедиктинцы. Теология труда. Умеренный аскетизм

Св. Бенедикт создал модель монастыря как экономически са­модостаточной коммуны-братства с общими молениями, общей спальней и общей трапезой. Время живущих в монастыре распреде­лено между молитвой, физическим трудом и чтением религиозных книг. Усыпляющая монотонность и однообразие такой жизни пона­чалу не были в тягость. Напротив, монастырь казался островком безмятежности и порядка в море насилия и анархии. К тому же агрокультура раннего средневековья не обеспечивала выживания крестьян и домашнего скота. Голод был регулярным и обычным явлением в деревнях и в городе. Монашеский обет мог спасти от голодной смерти: “Монастыри в самом начале своего возникнове­ния представляли своего рода коммуны, союзы бедняков, которых жизнь выбила из колеи, но не лишила человеческого облика... Создавалось общежитие, члены которого должны были неутомимо ра­ботать, чтобы не умереть от голода”2. Физический труд в монастыре до IX в. был обязателен и вознаграждался лучше, чем в миру. В монастыре не было места лени и праздности. Бенедиктинский Устав выдвигает идеал трудолюбивого монаха, который обязан трудиться с радостью и обеспечивать себя всем необходи­мым. Труд был необходимостью и долгом, а не чисто религиозным упражнением. Только в IX в. необходимость трудиться для мона­хов отпала, стали использовать зависимых крестьян. Призыв к труду обесценился. Одни должны были трудиться, чтобы другие могли молиться. Но в то время св. Бенедикт еще говорил: “Живите плодами рук своих, как апостолы”.

Комбинированный состав из образованных, зажиточных и неимущих в монастыре-общежитии создавал этическую проблему, разрешить которую еще раньше попытался св. Августин в письме к женской монашеской общине, настоятельница которой просила совета. Тогда он увещевал монашек жить в согласии и безымянности, не допускать ссор, прощать друг друга, стремиться к единодушию. Понимая разницу в привычках и психологии имущих и неимущих, он считал правильным распределение общей собственности не поровну, а по потребности, предвидел, что богатые сестры могут возносить­ся над бедными, а бедные сестры будут гордиться из-за того, что в миру они не могли равняться с богатыми, а в монастыре могут1.

Основным понятием Устава является служба (office), или монашеский долг. На деле это труд. Он не рассматривается уже как наказание, как отрицательная ценность, но все-таки не считается делом легким и вполне добровольным. Труд – антитеза праздности, матери всех пороков и похоти. Он предполагает религиозно-нравственную мотивацию, является осмысленным в от­личие от изнуряющего и неэффективного крестьянского труда, который поглощает все силы. В монастырской среде труд уважа­ют, и умение трудиться даже рассматривается как дар божий. Рассказывается случай, когда монах слабого здоровья, непривыч­ный к полевым работам горько плакал о том, что он не умеет жать, и просил Христа вразумить его. Впоследствии он стал луч­шим жнецом среди братьев-монахов и радовался, что угоден Богу.

Теология труда осуждала паразитизм, но из нее не следует утвержде­ние, что трудящийся спасется: “Традиционная теология труда была чем-то вроде целесообразности работы монахов и узников: она не имела внутренней ценности, но удерживала их от зла и давала незанятым рукам что-то делать. Но ни один классический том по христианской этике не содержит и намека на то, что созидательный труд какого-то вида является наилучшим способом достичь жизненного удовлетворения... Христианство не имело этики в смысле теории созидательного и творческого посюсторон­него и исторического действия. Оно располагало только никудышной и безобразной теорией греха – что такое грехи, как их рас­познать и оценить их притягательность, какое прописать лечение. Оно не о том, чтобы создавать какое-то благо, а только о том, как сделать и уберечь себя чистым”2. Монастырское автаркическое хозяйство и ручной труд отражают экономические возможности общества, а также попытки трудоспособных простолюдинов использовать артельный труд, простейшее разделение труда и всеобщую обязанность трудиться. Оценка труда не определяется его экономической целью и фактическими результатами. Радикально преобладает религиозно-нравственное понимание необходимости труда как инструмента исправления, нравственного совершенствования и духовного очищения человека, занятия, которое смиряет плоть и ограждает от пороков, происходящих от праздной жизни, как религиозное упражнение, следствие грехопадения, прижизненной участи христианина.

Труд для поддержания жизни, ради самого необходимого противостоит трудовым затратам на создание изобилия, предметов роскоши, удовлетворению развитой потребности немногих. Монашеский лейборизм дает труду положительную нравственную оценку и этим отличается от греко-римской классической мысли, которая вообще не рефлектировала ручной труд и занятия (торговлю), уделяя все внимание политической и духовно-сезерцательной деятельности. Впоследствии теология труда получит развитие в философии Фомы Аквинского и Мартина Лютера.

Устав св. Бенедикта (§ 73) унаследовал восточную аскетическую доктрину, создал обычную форму аскетизма для раннего средневековья. Устав не требует угнетения плоти и не содержит каких-либо трудновыполнимых запретов. Употребление мяса разрешено больным. Прочие едят его редко, рацион в основном овощной, но не скудный. Разрешено употребление вина, хотя и с оговоркой, что “вино не для монахов”. На сон отводится 8 часов зимой и 6 часов летом, поскольку летом много работы и приходится сокращать даже время на молитвы и чтение.

Монашество отрицает право собственности. Неофит отказывается от собственности, раздает имущество бедным или отчуждает монастырю. В дальнейшем даже пользоваться письменными принадлежностями он может лишь с разрешения настоятеля. Умеренный аскетизм сообразуется со здравым смыслом и человечностью. Католическая церковь неодобрительно относилась к последователям Иоанна Крестителя и автосадистам. Аскеза понимается как состояние чистоты, воздержания и поста. Тем более что ни слова Христа, ни его личное поведение не могут служить основанием для насаждения концентрированного радикального аскетизма. Христианский аскетизм близок римско-античной добродетели умеренности, или сдержанности. Аскетичность является свойством дисциплинированного человека.

Римское (дохристианское) значение слова “аскеза” – военная подготовка. Устав бенедиктинцев содержит призыв к метафизической войне. Монашеский орден – это военный отряд, или школа, а монах – воин, и его пояс – часть военной римской формы. Монашеское послу­шание аббату и старшим братьям, повиновение и смирение – это проекция военной дисциплины. “Братство, стремящееся к Богу, представляется Бенедикту в виде военного отряда – schola. “Должны мы учредить отряд божественной службы” – Constituenda est ergo a nobis dominici schola serviti. Поэтому и деятельность монаха выражается словами “militare” – служить; и устав не что иное, как “lex, subqua militare vis” – закон, ненаруши­мый и непреложный, как непреложен закон воинской дисциплины. “Святой устав” содержит все нужное для воина Господня; это “устав-наставник”. И само “послушание” – дисциплина монастыря – и неограниченная власть аббата превращает братство в воинст­во Христово”1. Бенедиктинский монастырь не был “местом пол­ного отбоя и отдыха, не школой в академическом смысле; это был своего рода сражающийся воинский отряд, в котором ново­обращенного учили и вооружали для духовной борьбы во главе с опытным командующим – аббатом”2.

Монахам следовало практиковать двенадцать ступеней смире­ния. Прежде всего это отказ от желаний, соблазнов плоти, отказ от собственной воли и подчинение во всем старшему. В смиренной исповеди надлежит открыть аббату все свои злые помыслы и сомнения. Надо быть всем довольным и не роптать, ставить себя ниже других и в мыслях, и на деле, выполнять все требования устава и вышестоящих лиц. Монах не должен смеяться. Его стиль и манера поведения – молчание, немного­словие, наклоненная голова и опущенные взоры. Черная ряса должна подчеркнуть его меланхолическое настроение.

С развитием монастырей в них появляется своя бюрократия (мини­стры) и разделение по рангам. Крепнут авторитарные тенденции. Их пытаются уравновесить с помощью идеи братской любви и равенства. В отдельных случаях дозволялось опротестовы­вать авторитарные решения и ходатайствовать о замене началь­ников. В целом, монастыри заимствовали римский порядок и су­бординацию, копировали их и почитали добродетелью. Рядовые монахи оказывались в добровольном сознательном рабстве. Рабство как архе­тип продолжало жить в сознании людей. Как предполагают, “тра­диционное христианское сознание было интернализированным от­ношением господина и раба”3. Раб подчинял себя стандартам, подлинный характер которых он не понимал. Он приобщается к вечным истинам через команды и строгую дисциплину. Фома Кемпийский (ХV в.) хвалит такого рода сервильность: “Великое де­ло быть в послушании, жить под начальником и не иметь своего права. Гораздо безопаснее быть в подчинении, чем начальство­вать... Сколько ни метайся в разные стороны, в одном найдешь покой: в смиренном подчинении под правилом у начальника”4.

Итак, св. Бенедикт выдвинул основные монашеские нормы, обет воздержания, послушания, бедности. Он создал наиболее распространенную, обычную форму чувственной сдержанности, “мягкого аскетизма”. Он придал античной умеренности христианские очертания, а также погасил индивидуализм, сохраняя труд как привычную для многих деятельность, выдвигал идеал трудолюбивого монаха.

Монахи полностью свободны от светских обязанностей, их вынужденные контакты с миром только подчеркивают взаимное отчуждение. Апофеозом коллективизма и созидательности является общая молитва (Opus Dei). Монашеская иерархия имитирует воинскую субординацию. Простые нравы монахов исключают проявления аристократизма, тщеславия и гордыни, в христианской терминологии, но не допускают также юродствований, психопатической религиозной самоуглубленности, скуки и меланхолии, в христианской терминологии.