От русского, по прочтении отрывков из лекций г-на Мискиевича

Небесный царь благослови

Твои благие начинанья —

Муж несомненного призванья,

Муж примиряющей любви.

Недаром ветхие одежды

Ты бодро с плеч своих совлек^*.

Бог победил — прозрели вежды.

Ты был поэт — ты стал пророк.

Мы чуем приближенье света —

И вдохновенный твой глагол,

Как вестник Нового завета,

Весь мир Славянский обошел.

Мы чуем свет — уж близко время —

Последний сокрушен оплот, —

Воспрянь, разрозненное племя,

Совокупись в один народ, —

Воспрянь — не Польша, не Россия —

Воспрянь, Славянская семья! —

И, отряхнувши сон, впервые —

Промолви слово: «Это я!»

Ты ж, сверхъестественно умевший

В себе вражду уврачевать, —

Да над душою просветлевшей

Почиет божья благодать!..

16 сентября 1842

"Глядел я, стоя над Невой…"^*

Глядел я, стоя над Невой,

Как Исаака-великана

Во мгле морозного тумана

Светился купол золотой.

Всходили робко облака

На небо зимнее, ночное,

Белела в мертвенном покое

Оледенелая река.

Я вспомнил, грустно-молчалив,

Как в тех страна́х, где солнце греет,

Теперь на солнце пламенеет

Роскошный Генуи залив…

О Север, Север-чародей,

Иль я тобою околдован?

Иль в самом деле я прикован

К гранитной полосе твоей?

О, если б мимолетный дух,

Во мгле вечерней тихо вея,

Меня унес скорей, скорее

Туда, туда, на теплый Юг…

21 ноября 1844

Колумб^*

   Тебе, Колумб, тебе венец!

    Чертеж земной ты выполнивший смело

   И довершивший наконец

   Судеб неконченное дело,

Ты за́весу расторг божественной рукой —

      И новый мир, неведомый, нежданный,

   Из беспредельности туманной

      На божий свет ты вынес за собой.

   Так связан, съединен от века

   Союзом кровного родства

   Разумный гений человека

   С творящей силой естества…

   Скажи заветное он слово —

   И миром новым естество

   Всегда откликнуться готово

   На голос родственный его.

1844

Море и утес^*

И бунтует, и клокочет,

Хлещет, свищет, и ревет,

И до звезд допрянуть хочет,

До незыблемых высот…

Ад ли, адская ли сила

Под клокочущим котлом

Огнь геенский разложила —

И пучину взворотила

И поставила вверх дном?

Волн неистовых прибоем

Беспрерывно вал морской

С ревом, свистом, визгом, воем

Бьет в утес береговой, —

Но, спокойный и надменный,

Дурью волн не обуян,

Неподвижный, неизменный^*,

Мирозданью современный,

Ты стоишь, наш великан!

И, озлобленные боем,

Как на приступ роковой,

Снова волны лезут с воем

На гранит громадный твой.

Но, о камень неизменный

Бурный натиск преломив,

Вал отбрызнул сокрушенный,

И клубится мутной пеной

Обессиленный порыв…

Стой же ты, утес могучий!

Обожди лишь час-другой —

Надоест волне гремучей

Воевать с твоей пятой…

Утомясь потехой злою,

Присмиреет вновь она —

И без вою, и без бою

Под гигантскою пятою

Вновь уляжется волна…

1848

"Еще томлюсь тоской желаний…"^*

Еще томлюсь тоской желаний,

Еще стремлюсь к тебе душой —

И в сумраке воспоминаний

Еще ловлю я образ твой…

Твой милый образ, незабвенный,

Он предо мной, везде, всегда,

Недостижимый, неизменный, —

Как ночью на небе звезда…

1848

"Не знаешь, что лестней для мудрости людской…"^*

Не знаешь, что лестней для мудрости людской:

Иль вавилонский столп^* немецкого единства,

       Или французского бесчинства

       Республиканский хитрый строй.

1848

Русская география^*

Москва, и град Петров^*, и Константинов град^* —

Вот царства русского заветные столицы…

Но где предел ему? и где его границы —

На север, на восток, на юг и на закат?

Грядущим временам судьбы их обличат…

Семь внутренних морей и семь великих рек…

От Нила до Невы, от Эльбы до Китая,

От Волги по Евфрат, от Ганга до Дуная…

Вот царство русское… и не прейдет вовек,

Как то провидел Дух и Даниил предрек^*.

1848 или 1849

Русской женщине^*

Вдали от солнца и природы,

Вдали от света и искусства,

Вдали от жизни и любви

Мелькнут твои младые годы,

Живые помертвеют чувства,

Мечты развеются твои…

И жизнь твоя пройдет незрима

В краю безлюдном, безымянном,

На незамеченной земле, —

Как исчезает облак дыма

На небе тусклом и туманном,

В осенней беспредельной мгле…

1848 или 1849

"Как дымный столп светлеет в вышине!.."^*

Как дымный столп светлеет в вышине! —

Как тень внизу скользит, неуловима!..

«Вот наша жизнь, — промолвила ты мне,

Не светлый дым, блестящий при луне,

А эта тень, бегущая от дыма…»

1848 или 1849

"Неохотно и несмело…"^*

Неохотно и несмело

Солнце смотрит на поля.

Чу, за тучей прогремело,

Принахмурилась земля.

Ветра теплого порывы,

Дальный гром и дождь порой…

Зеленеющие нивы

Зеленее под грозой.

Вот пробилась из-за тучи

Синей молнии струя —

Пламень белый и летучий

Окаймил ее края.

Чаще капли дождевые,

Вихрем пыль летит с полей,

И раскаты громовые

Всё сердитей и смелей.

Солнце раз еще взглянуло

Исподлобья на поля —

И в сиянье потонула

Вся смятенная земля.

6 июня 1849

"Итак, опять увиделся я с вами…"^*

Итак, опять увиделся я с вами,

Места немилые, хоть и родные,

Где мыслил я и чувствовал впервые —

И где теперь, туманными очами,

При свете вечереющего дня,

Мой детский возраст смотрит на меня.

О бедный призрак, немощный и смутный,

Забытого, загадочного счастья!

О, как теперь без веры и участья

Смотрю я на тебя, мой гость минутный,

Куда как чужд ты стал в моих глазах —

Как брат меньшой, умерший в пеленах…

Ах нет, не здесь, не этот край безлюдный

Был для души моей родимым краем —

Не здесь расцвел, не здесь был величаем

Великий праздник молодости чудной.

Ах, и не в эту землю я сложил

Всё, чем я жил и чем я дорожил^*!

13 июня 1849

"Тихой ночью, поздним летом…"^*

Тихой ночью, поздним летом,

Ка́к на небе звезды рдеют,

Ка́к под сумрачным их светом

Нивы дремлющие зреют…

Усыпительно-безмолвны,

Как блестят в тиши ночной

Золотистые их волны,

Убеленные луной…

23 июля 1849

"Когда в кругу убийственных забот…"^*

Когда в кругу убийственных забот

Нам всё мерзит — и жизнь, как камней груда,

Лежит на нас, — вдруг знает бог откуда

Нам на́ душу отрадное дохнет,

Минувшим нас обвеет и обнимет

И страшный груз минутно приподнимет.

Так иногда осеннею порой,

Когда поля уж пусты, рощи голы,

Бледнее небо, пасмурнее долы,

Вдруг ветр подует, теплый и сырой,

Опавший лист погонит пред собою

И душу нам обдаст как бы весною…

22 октября 1849

"Слезы людские, о слезы людские…"^*

Слезы людские, о слезы людские,

Льетесь вы ранней и поздней порой…

Льетесь безвестные, льетесь незримые,

Неистощимые, неисчислимые, —

Льетесь, как льются струи дождевые

В осень глухую порою ночной.

Осень 1849

Почтеннейшему имениннику Филиппу Филипповичу Вигелю^*

Прими как дар любви мое изображенье,

Конечно, ты его оценишь и поймешь.

Припомни лишь при сем простое изреченье:

«Не по хорошу мил, а по́ милу хорош».

14 ноября 1849

"По равнине вод лазурной…"^*

По равнине вод лазурной

Шли мы верною стезей, —

Огнедышащий и бурный

Уносил нас змей морской.

С неба звезды нам светили,

Снизу и́скрилась волна,

И метелью влажной пыли

Обдавала нас она.

Мы на палубе сидели,

Многих сон одолевал…

Всё звучней колеса пели,

Разгребая шумный вал…

Приутих наш круг веселый,

Женский говор, женский шум…

Подпирает локоть белый

Много милых, сонных дум.

Сны играют на просторе

Под магической луной —

И баюкает их море

Тихоструйною волной.

29 ноября 1849

Рассвет^*

Не в первый раз кричит петух;

Кричит он живо, бодро, смело;

Уж месяц на́ небе потух,

Струя в Босфоре заалела.

Еще молчат колокола,

А уж восток заря румянит;

Ночь бесконечная прошла,

И скоро светлый день настанет.

Вставай же, Русь! Уж близок час!

Вставай Христовой службы ради!

Уж не пора ль, перекрестясь,

Ударить в колокол в Царьграде?

Раздайся, благовестный звон,

И весь Восток им огласися!

Тебя зовет и будит он, —

Вставай, мужайся, ополчися!

В доспехи веры грудь одень,

И с богом, исполин державный!..

О Русь, велик грядущий день,

Вселенский день и православный!

Ноябрь 1849

"Вновь твои я вижу очи…"^*

Вновь твои я вижу очи —

И один твой южный взгляд

Киммерийской грустной ночи^*

Вдруг рассеял сонный хлад…

Воскресает предо мною

Край иной — родимый край —

Словно прадедов виною

Для сынов погибший рай…

Сновиденьем безобразным

Скрылся север роковой,

Сводом легким и прекрасным

Светит небо надо мной.

Снова жадными очами

Свет живительный я пью

И под чистыми лучами

Край волшебный узнаю.

Лавров стройных колыханье

Зыблет воздух голубой,

Моря тихое дыханье

Провевает летний зной,

Целый день на солнце зреет

Золотистый виноград,

Баснословной былью веет

Из-под мраморных аркад…

1849

"Как он любил родные ели…"^*

Как он любил родные ели

Своей Савойи^* дорогой!

Как мелодически шумели

Их ветви над его главой!..

Их мрак торжественно-угрюмый

И дикий, заунывный шум

Какою сладостною думой

Его обворожали ум!..

1849

Поэзия^*

Среди громов, среди огней,

Среди клокочущих страстей,

В стихийном, пламенном раздоре,

Она с небес слетает к нам —

Небесная к земным сынам,

С лазурной ясностью во взоре —

И на бунтующее море

Льет примирительный елей.

‹1850›

"Кончен пир, умолкли хоры…"^*

Кончен пир, умолкли хоры,

Опорожнены амфоры,

Опрокинуты корзины,

Не допиты в кубках вины,

На главах венки измяты, —

Лишь курятся ароматы

В опустевшей светлой зале…

Кончив пир, мы поздно встали —

Звезды на небе сияли,

Ночь достигла половины…

Как над беспокойным градом,

Над дворцами, над домами,

Шумным уличным движеньем

С тускло-рдяным освещеньем

И бессонными толпами, —

Как над этим дольным^* чадом

В горнем^*, выспреннем пределе

Звезды чистые горели,

Отвечая смертным взглядам

Непорочными лучами…

‹1850›

Рим, ночью^*

В ночи лазурной почивает Рим.

Взошла луна и — овладела им,

И спящий град, безлюдно-величавый,

Наполнила своей безмолвной славой…

Как сладко дремлет Рим в ее лучах!

Как с ней сроднился Рима вечный прах!..

Как будто лунный мир и град почивший —

Всё тот же мир, волшебный, но отживший!..

‹1850›

Наполеон^*

Сын Революции, ты с матерью ужасной

Отважно в бой вступил — и изнемог в борьбе…

Не одолел ее твой гений самовластный!..

       Бой невозможный, труд напрасный!..

        Ты всю ее носил в самом себе…

  Два демона ему служили,

  Две силы чудно в нем слились:

  В его главе — орлы парили,

  В его груди — змии вились…

  Ширококрылых вдохновений

  Орлиный, дерзостный полет,

  И в самом буйстве дерзновений

  Змииной мудрости расчет.

  Но освящающая сила,

  Непостижимая уму,

  Души его не озарила

  И не приблизилась к нему…

  Он был земной, не божий пламень,

  Он гордо плыл — презритель волн, —

  Но о подводный веры камень

  В щепы разбился утлый челн.

И ты стоял, — перед тобой Россия!

И, вещий волхв, в предчувствии борьбы,

Ты сам слова промолвил роковые:

          «Да сбудутся ее судьбы́!..»^*

И не напрасно было заклинанье:

Судьбы́ откликнулись на голос твой!..

Но новою загадкою в изгнанье^*

Ты возразил на отзыв роковой…

Года прошли — и вот из ссылки тесной

На родину вернувшийся мертвец^*,

На берегах реки, тебе любезной,

Тревожный дух, почил ты наконец…

Но чуток сон — и по ночам, тоскуя,

Порою встав, он смотрит на восток

И вдруг, смутясь, бежит, как бы почуя

       Передрассветный ветерок.

‹1850›

Венеция^*

Дож Венеции свободной

Средь лазоревых зыбей,

Как жених порфирородный,

Достославно, всенародно

Обручался ежегодно

С Адриатикой своей.

И недаром в эти воды

Он кольцо свое бросал:

Веки целые, не годы

(Дивовалися народы)

Чудный перстень воеводы

Их вязал и чаровал…

И чета в любви и мире

Много славы нажила —

Века три или четыре,

Всё могучее и шире,

Разрасталась в целом мире

Тень от львиного крыла^*.

А теперь?

    В волнах забвенья

Сколько брошенных колец!..

Миновались поколенья, —

Эти кольца обрученья,

Эти кольца стали звенья

Тяжкой цепи^* наконец!..

‹1850›

"Святая ночь на небосклон взошла…"^*

Святая ночь на небосклон взошла,

        И день отрадный, день любезный,

Как золотой покров, она свила,

        Покров, накинутый над бездной.

И, как виденье, внешний мир ушел…

И человек, как сирота бездомный,

Стоит теперь и немощен и гол,

Лицом к лицу пред пропастию темной.

На самого себя покинут он —

Упра́зднен ум, и мысль осиротела —

В душе своей, как в бездне, погружен,

И нет извне опоры, ни предела…

И чудится давно минувшим сном

Ему теперь всё светлое, живое…

И в чуждом, неразгаданном ночном

Он узнает наследье родовое.

Между 1848 и мартом 1850

Пророчество^*

Не гул молвы прошел в народе,

Весть родилась не в нашем роде —

То древний глас, то свыше глас:

«Четвертый век уж на исходе, —

Свершится он — и грянет час!^*

И своды древние Софии^*,

В возобновленной Византии,

Вновь осенят Христов алтарь».

Пади пред ним, о царь России, —

И встань как всеславянский царь!

1 марта 1850

"Уж третий год беснуются языки…"^*

Уж третий год беснуются язы́ки,

Вот и весна — и с каждою весной,

Как в стае диких птиц перед грозой,

Тревожней шум, разноголосней крики.

В раздумье тяжком князи и владыки

И держат вожжи трепетной рукой,

Подавлен ум зловещею тоской —

Мечты людей, как сны больного, дики.

Но с нами бог ! Сорвавшися со дна,

Вдруг, одурев, полна грозы и мрака,

Стремглав на нас рванулась глубина, —

Но твоего не помутила зрака!..

Ветр свирепел. Но… «Да не будет тако!» —

Ты рек, — и вспять отхлынула волна.

Между 1 и 6 марта 1850

К. В. Нессельроде^*

Нет, карлик мой! трус беспримерный!.

Ты, как ни жмися, как ни трусь,

Своей душою маловерной

Не соблазнишь Святую Русь…

Иль, все святые упованья,

Все убежденья потребя,

Она от своего призванья

Вдруг отречется для тебя?..

Иль так ты дорог провиденью,

Так дружен с ним, так заодно,

Что, дорожа твоею ленью,

Вдруг остановится оно?..

Не верь в Святую Русь кто хочет,

Лишь верь она себе самой, —

И бог победы не отсрочит

В угоду трусости людской.

То, что обещано судьбами

Уж в колыбели было ей,

Что ей завещано веками

И верой всех ее царей, —

То, что Олеговы дружины

Ходили добывать мечом,

То, что орел Екатерины

Уж прикрывал своим крылом, —

Венца и скиптра Византии

Вам не удастся нас лишить!

Всемирную судьбу России —

Нет, вам ее не запрудить!..

Май 1850

"Тогда лишь в полном торжестве…"^*

Тогда лишь в полном торжестве

В славянской мировой громаде

Строй вожделенный водворится,

Как с Русью Польша помирится, —

А помирятся ж эти две

Не в Петербурге, не в Москве,

А в Киеве и в Цареграде…

Первая половина 1850

"Пошли, господь, свою отраду…"^*

Пошли, господь, свою отраду

Тому, кто в летний жар и зной

Как бедный нищий мимо саду

Бредет по жесткой мостовой —

Кто смотрит вскользь через ограду

На тень деревьев, злак долин,

На недоступную прохладу

Роскошных, светлых луговин.

Не для него гостеприимной

Деревья сенью разрослись,

Не для него, как облак дымный,

Фонтан на воздухе повис.

Лазурный грот, как из тумана,

Напрасно взор его манит,

И пыль росистая фонтана

Главы его не осенит.

Пошли, господь, свою отраду

Тому, кто жизненной тропой

Как бедный нищий мимо саду

Бредет по знойной мостовой.

Июль 1850

На Неве^*

И опять звезда играет

В легкой зыби невских волн

И опять любовь вверяет

Ей таинственный свой челн.

И меж зыбью и звездою

Он скользит как бы во сне

И два призрака с собою

Вдаль уносит по волне.

Дети ль это праздной лени

Тратят здесь досуг ночной?

Иль блаженные две тени

Покидают мир земной?

Ты, разлитая как море,

Дивно-пышная волна,

Приюти в своем просторе

Тайну скромного челна!

Июль 1850

"Не рассуждай, не хлопочи!.."^*

Не рассуждай, не хлопочи!..

Безумство ищет, глупость судит;

Дневные раны сном лечи,

А завтра быть чему, то будет.

Живя, умей всё пережить:

Печаль, и радость, и тревогу.

Чего желать? О чем тужить?

День пережит — и слава богу!

Июль 1850

"Как ни дышит полдень знойный…"^*

Как ни дышит полдень знойный

В растворенное окно,

В этой храмине спокойной,

Где всё тихо и темно,

Где живые благовонья

Бродят в сумрачной тени,

В сладкий сумрак полусонья

Погрузись и отдохни.

Здесь фонтан неутомимый

День и ночь поет в углу

И кропит росой незримой

Очарованную мглу.

И в мерцанье полусвета,

Тайной страстью занята,

Здесь влюбленного поэта

Веет легкая мечта.

Июль 1850

"Под дыханьем непогоды…"^*

Под дыханьем непогоды,

Вздувшись, потемнели воды

И подернулись свинцом —

И сквозь глянец их суровый

Вечер пасмурно-багровый

Светит радужным лучом,

Сыплет искры золотые,

Сеет розы огневые,

И — уносит их поток…

Над волной темно-лазурной

Вечер пламенный и бурный

Обрывает свой венок…

12 августа 1850

"Обвеян вещею дремотой…"^*

Обвеян вещею дремотой,

Полураздетый лес грустит…

Из летних листьев разве сотый,

Блестя осенней позолотой,

Еще на ветви шелестит.

Гляжу с участьем умиленным,

Когда, пробившись из-за туч,

Вдруг по деревьям испещренным,

С их ветхим листьем изнуренным,

Молниевидный брызнет луч!

Как увядающее мило!

Какая прелесть в нем для нас,

Когда, что так цвело и жило,

Теперь, так немощно и хило,

В последний улыбнется раз!..

15 сентября 1850

Два голоса^*

Мужайтесь, о други, боритесь прилежно,

Хоть бой и неравен, борьба безнадежна!

Над вами светила молчат в вышине,

Под вами могилы — молчат и оне.

Пусть в горнем^* Олимпе блаженствуют боги:

Бессмертье их чуждо труда и тревоги;

Тревога и труд лишь для смертных сердец…

Для них нет победы, для них есть конец.

Мужайтесь, боритесь, о храбрые други,

Как бой ни жесток, ни упорна борьба!

Над вами безмолвные звездные круги,

Под вами немые, глухие гроба.

Пускай олимпийцы завистливым оком

Глядят на борьбу непреклонных сердец.

Кто ратуя пал, побежденный лишь Роком,

Тот вырвал из рук их победный венец.

1850

Графине Е. П. Ростопчиной^*

(в ответ на ее письмо)

Как под сугробом снежным лени,

Как околдованный зимой,

Каким-то сном усопшей тени

Я спал, зарытый, но живой!

И вот, я чую, надо мною,

Не наяву и не во сне,

Как бы повеяло весною,

Как бы запело о весне…

Знакомый голос… голос чудный…

То лирный звук, то женский вздох…

Но я, ленивец беспробудный,

Я вдруг откликнуться не мог…

Я спал в оковах тяжкой лени,

Под осьмимесячной зимой,

Как дремлют праведные тени

Во мгле стигийской^* роковой.

Но этот сон полумогильный

Как надо мной ни тяготел,

Он сам же, чародей всесильный,

Ко мне на помощь подоспел.

Приязни давней выраженья

Их для меня он уловил —

И в музыкальные виденья

Знакомый голос воплотил…

Вот вижу я, как бы сквозь дымки,

Волшебный сад, волшебный дом —

И в замке феи-Нелюдимки^*

Вдруг очутились мы вдвоем!..

Вдвоем! — И песнь ее звучала,

И от заветного крыльца

Гнала и буйного нахала,

Гнала и пошлого льстеца.

1850

Поминки^*

(Из Шиллера)

Пала царственная Троя,

Сокрушен Приамов град^*,

И ахеяне^*, устроя

Свой на родину возврат,

На судах своих сидели,

Вдоль эгейских берегов,

И пэан^* хвалебный пели,

Громко славя всех богов…

        «Раздавайся, глас победный!

        Вы к брегам родной земли

        Окрыляйтесь, корабли,

        В путь возвратный, в путь безбедный!»

И сидели в длинном строе —

Грустно-бледная семья —

Жены, девы падшей Трои,

Голося и слезы лья,

В горе общем и великом

Плача о себе самих,

И с победным, буйным кликом

Дико вопль сливался их…

        «Ждет нас горькая неволя

        Там, вдали, в стране чужой.

        Ты прости, наш край родной!

        Как завидна мертвых доля!»

И воздвигся, жертвы ради,

Приноситель жертв, Калхас^*,

Градозиждущей Палладе^*,

Градорушащей молясь,

Посейдона силе грозной,

Опоясавшего мир,

И тебе, эгидоносный

Зевс^*, сгущающий эфир!

        «Опрокинут, уничтожен

        Град великий Илион!

        Долгий, долгий спор решен, —

        Суд бессмертных непреложен».

Грозных полчищ воевода,

Царь царей, Атреев сын^*,

Обозрел толпы народа,

Уцелевший строй дружин.

И внезапною тоскою

Омрачился царский взгляд:

Много их пришло под Трою,

Мало их пойдет назад.

        «Так возвысьте ж глас хвалебный!

        Пой и радуйся стократ,

        У кого златой возврат

        Не похитил рок враждебный!»

«Но не всем сужден от бога

Мирный, радостный возврат:

У домашнего порога

Многих Керы^* сторожат…

Жив и цел вернулся с бою —

Гибнет в храмине своей!..» —

Рек Афиной всеблагою

Вдохновенный Одиссей^*…

        «Тот лишь дом и тверд и прочен,

        Где семейный свят устав:

        Легковерен женский нрав,

        И изменчив, и порочен».

И супругой, взятой с бою,

Снова счастливый Атрид^*,

Пышный стан обвив рукою,

Страстный взор свой веселит.

«Злое злой конец приемлет!

За нечестьем казнь следит —

В небе суд богов не дремлет!

Право царствует Кронид^*…

        Злой конец началу злому!

        Правоправящий Кронид

        Вероломцу страшно мстит —

        И семье его и дому».

«Хорошо любимцам счастья, —

Рек Аякса брат меньшой^*, —

Олимпийцев самовластье

Величать своей хвалой!..

Неподвластно высшей силе

Счастье в прихотях своих:

Друг Патрокл^* давно в могиле,

А Терсит^* еще в живых!..

        Счастье жеребии сеет

        Своевольною рукой.

        Веселись и песни пой

        Тот, кого светило греет!

Будь утешен, брат любимый!

Память вечная тебе!..

Ты — оплот несокрушимый

Чад ахейских в их борьбе!..

В день ужасный, в день кровавый

Ты один за всех стоял!

Но не сильный, а лукавый

Мзду великую стяжал…

        Не врага рукой победной —

        От руки ты пал своей…

        Ах, и лучших из людей

        Часто губит гнев зловредный!

И твоей теперь державной

Тени, доблестный Пелид^*,

Сын твой, Пирр, воитель славный,

Возлияние творит…»

— «Как тебя, о мой родитель,

Никого, — он возгласил, —

Зевс, великий промыслитель!

На земле не возносил!

        На земле, где всё изменно,

        Выше славы блага нет.

        Нашу персть^* — земля возьмет,

        Имя славное — нетленно».

«Хоть о падших, побежденных

И молчит победный клик,

Но и в родах отдаленных,

Гектор, будешь ты велик!..

Вечной памяти достоин. —

Сын Тидеев^* провещал, —

Кто как честный, храбрый воин,

Край отцов спасая, пал…

        Честь тому, кто, не робея,

        Жизнь за братий положил!

        Победитель — победил,

        Слава падшего святее!»

Старец Нестор^* днесь, маститый

Брашник^*, кубок взяв, встает

И сосуд, плющом обвитый,

Он Гекубе^* подает:

«Выпей, мать, струи целебной

И забудь весь свой урон!

Силен Вакха сок волшебный,

Дивно нас врачует он…

        Мать, вкуси струи целебной

        И забудь судеб закон.

        Дивно нас врачует он,

        Бога Вакха дар волшебный».

И Ниобы^* древней сила

Горем злым удручена,

Соку дивного вкусила —

И утешилась она.

«Лишь сверкнет в застольной чаше

Благодатное вино,

В Лету рухнет горе наше

И пойдет, как ключ, на дно.

        Да, пока играет в чаше

        Всемогущее вино,

        Горе в Лету снесено,

        В Лете тонет горе наше!»

И воздвиглась на прощанье

Провозвестница-жена^*,

И исполнилась вещанья

Вдохновенного она;

И пожарище родное

Обозрев в последний раз:

«Дым и пар — здесь всё земное,

Вечность, боги, лишь у вас!

        Как уходят клубы дыма,

        Так уходят наши дни!

        Боги, вечны вы одни, —

        Всё земное идет мимо!»

Конец 1850 — начало 1851

"Смотри, как на речном просторе…"^*

Смотри, как на речном просторе,

По склону вновь оживших вод,

Во всеобъемлющее море

Льдина за льдиною плывет.

На солнце ль радужно блистая

Иль ночью, в поздней темноте,

Но все, неизбежимо тая,

Они плывут к одной мете́.

Все вместе — малые, большие,

Утратив прежний образ свой,

Все — безразличны, как стихия, —

Сольются с бездной роковой!..

О, нашей мысли обольщенье,

Ты, человеческое Я ,

Не таково ль твое значенье,

Не такова ль судьба твоя?

‹1851›

Предопределение^*

Любовь, любовь — гласит преданье —

Союз души с душой родной —

Их съединенье, сочетанье,

И роковое их слиянье,

И… поединок роковой…

И чем одно из них нежнее

В борьбе неравной двух сердец,

Тем неизбежней и вернее,

Любя, страдая, грустно млея,

Оно изноет наконец…

Между июлем 1850 и серединой 1851

Близнецы^*

Есть близнецы — для земнородных

Два божества — то Смерть и Сон,

Как брат с сестрою дивно сходных —

Она угрюмей, кротче он…

Но есть других два близнеца —

И в мире нет четы прекрасней,

И обаянья нет ужасней,

Ей предающего сердца…

Союз их кровный, не случайный,

И только в роковые дни

Своей неразрешимой тайной

Обворожают нас они.

И кто в избытке ощущений,

Когда кипит и стынет кровь,

Не ведал ваших искушений —

Самоубийство и Любовь!

Между июлем 1850 и серединой 1851

"Я очи знал, — о, эти очи!.."^*

Я очи знал, — о, эти очи!

Как я любил их — знает бог!

От их волшебной, страстной ночи

Я душу оторвать не мог.

В непостижимом этом взоре,

Жизнь обнажающем до дна,

Такое слышалося горе,

Такая страсти глубина!

Дышал он грустный, углубленный

В тени ресниц ее густой,

Как наслажденья, утомленный

И, как страданья, роковой.

В эти чудные мгновенья

Ни разу мне не довелось

С ним повстречаться без волненья

И любоваться им без слез.

Между июлем 1850 и серединой 1851

"Не говори меня он, как и прежде, любит…"^*

Не говори: меня он, как и прежде, любит,

Мной, как и прежде, дорожит…

О нет! Он жизнь мою бесчеловечно губит,

Хоть, вижу, нож в руке его дрожит.

То в гневе, то в слезах, тоскуя, негодуя,

Увлечена, в душе уязвлена,

Я стражду, не живу… им, им одним живу я —

Но эта жизнь!.. О, как горька она!

Он мерит воздух мне так бережно и скудно…

Не мерят так и лютому врагу…

Ох, я дышу еще болезненно и трудно,

Могу дышать, но жить уж не могу.

Между июлем 1850 и серединой 1851

"О, не тревожь меня укорой справедливой!.."^*

О, не тревожь меня укорой справедливой!

Поверь, из нас из двух завидней часть^* твоя:

Ты любишь искренно и пламенно, а я —

Я на тебя гляжу с досадою ревнивой.

И, жалкий чародей, перед волшебным миром,

Мной созданным самим, без веры я стою —

И самого себя, краснея, узнаю

Живой души твоей безжизненным кумиром.

Между июлем 1850 и серединой 1851

"Чему молилась ты с любовью…"^*

Чему молилась ты с любовью,

Что, как святыню, берегла,

Судьба людскому суесловью

На поруганье предала.

Толпа вошла, толпа вломилась

В святилище души твоей,

И ты невольно устыдилась

И тайн и жертв, доступных ей.

Ах, когда б живые крылья

Души, парящей над толпой,

Ее спасали от насилья

Безмерной пошлости людской!

Между июлем 1850 и серединой 1851

"О, как убийственно мы любим…"^*

О, как убийственно мы любим,

Как в буйной слепости страстей

Мы то всего вернее губим,

Что сердцу нашему милей!

Давно ль, гордясь своей победой,

Ты говорил: она моя…

Год не прошел — спроси и сведай,

Что уцелело от нея?

Куда ланит девались розы,

Улыбка уст и блеск очей?

Всё опалили, выжгли слезы

Горячей влагою своей.

Ты помнишь ли, при вашей встрече,

При первой встрече роковой,

Ее волшебны взоры, речи

И смех младенческо-живой?

И что ж теперь? И где ж всё это?

И дол<