Историческая эволюция морали: рабовладение и феодализм.
Мораль рабовладельческого общества. Разрушение родового строя, вызванное появлением частной собственности и имущественного неравенства, сопровождалось глубокими изменениями нравственного сознания. Относительно непротиворечивый характер первобытного человека вытесняется новой моралью, основой которой являются угнетение открытое неравенство, отношения личной зависимости. Возникают две морали эксплуататоров и эксплуатируемых, «высших» и «низших».
Господствующей моралью становится мораль класса рабовладельцев. Ее характерные черты:
1. Раб рассматривался лишь как говорящее орудие, его жизнь приравнивалась к ценности вещи. Раба можно было купить, продать, убить и т. д. Вот как обрисован пример расправы над рабом в «Одиссее»: «Медью нещадною вырвали ноздри, обрезали уши, руки и ноги отсекли ему; и потом изрубивши в крохи, его на съедение бросили жадным собакам».
2. Культивировалась идея вечности и справедливости рабства.
3. Физический труд рассматривался как удел рабов, как проклятие, ниспосланное судьбой.
4. Высшими добродетелями признаются мужество, храбрость, стойкость, верность городу — государству, воинская доблесть. При этом указанные нравственные качества вполне уживаются с презрением к мирному труду, жестокостью в войнах, с ненасытным честолюбием и властолюбием.
Что касается морали рабов, то она была лишена внутреннего единства. Рабы были разобщены, разноязычны, принадлежали к различным этническим группам. Рабы находились в состоянии антагонизма со своими хозяевами. Не случайно сложилась итальянская поговорка: «Сколько рабов, столько врагов». Вместе с тем в обществе постоянно нарастали настроения протеста против рабства. Постепенно складываются новые представления о ценности и достоинстве личности, моральной ценности каждого человека, общечеловеческом равенстве. Эволюцию взглядов по этому вопросу можно проследить по следующим дошедшим до нас высказывания. Если во II веке до н. э. рабовладелец Катон предлагал советы, которые в основном сводились к тому, чтобы держать раба сытым, здоровым и ни на минуту не оставлять его без дела, то позднее в советах Колумеллы господину уже рекомендуется дружески шутить и разговаривать с рабом, ставить в зависимость от его трудолюбия его семейное положение и т. д.
Этические взгляды и представления эпохи рабовладения представлены в произведениях искусства и нравоучительной литературе. В них, наряду с отражением реальной противоречивости морали рабовладельческого класса, со всей остротой поднимаются проблемы добра и зла, справедливости и несправедливости, судьбы и свободы, добродетели и порока. Многие писатели и художники античного мира бичуют такие пороки, как жажда наживы, стремление к роскоши, невежество, обман, тщеславие, разврат, злословие (Гесиод, Аристофан, Тацит, Плутарх и др.). Получают развитие этические теории, отражающие нравственные умонастроения, сложившиеся в известной мере под воздействием освободительной борьбы рабов и бедняков (Эпикур, стоики). Сенека писал: «Если есть в философии что хорошее, так это то, что она не смотрит в родословную». Стоики утверждали, что все люди равны перед нравственным законом. Формируются гуманистические представления о назначении человека, смысле его жизни. Наивысшей свободой, которую может достичь человек, провозглашаются нравственное совершенство и уравновешенность духа, наградой за добродетель — сама добродетель.
Мораль эпохи феодализма. Феодальный строй характеризуется целой системой зависимостей, из которых! стержневой является крепостная зависимость от феодалов. Складывается феодальная мораль патернализм (от лат. слова pater. — отец). Нравственность состоит из ряда замкнутых кодексов, очерчивающих обязанности человека по отношению к «покровителю» или социальной группе, которая его защищает (рыцарские и монашеские ордены, цехи и гильдии, корпорации или религиозные секты).
19.Историческая эволюция морали: капитализм и социализм.
Достаточно сформулировать сущность морали капитализма и социализма, чтобы стало ясным, что переход от одного к другому может быть только революционным. Капитализм допускает такой значительный внешний прогресс, что поверхностным мыслителям очень легко убедить себя в том, что этот прогресс в конце-концов приведет к социализму; в действительности - к социализму нельзя притти без революционного переворота. Рабство, как система, постоянно совершенствуется. В начальной стадии оно непосильной работой доводит рабов до преждевременной смерти. Затем оно убеждается, что при дурном обращении рабы (если только они не так многочисленны, что могут быть дешево заменяемы другими) производят для своих господ меньше благ, чем при хорошем. Этому соответствует значительный гуманитарный прогресс.
Позднее, когда конкуренция совершенствует способы эксплоатации, оказывается невыгодным прикрепление раба к одному господину. Господин желает получить возможность избавляться от раба на время, когда он ему не нужен, и снова ставить его на работу в периоды промышленного оживления; он не желает нести ответственности за раба старого или потерявшего трудоспособность. Немедленно горячая любовь к свободе охватывает капиталистическое государство; и благодаря агитации, освященной самыми возвышенными гимнами поэзии и самым великолепным красноречием риторики, раб получает свободу наниматься к тому, кто в нем нуждается, умирать с голоду, когда он никому не нужен, гибнуть в рабочих домах и слышать, что во всем этом виноват он один. Когда наконец начинает выясняться, что такое торжество прогресса является лишь регрессом, прогрессивные реформаторы снова принимаются за работу, чтобы смягчить его худшие последствия при помощи фабричного законодательства, пенсий, страхования от безработицы, камер заработной платы, примирительных камер и т. п., производящих впечатление "века прогресса". Но и этот "прогресс" допускается лишь постольку, поскольку он увеличивает производительность рабочих - рабов и соответственно богатства их господ - эксплоататоров.
Дальнейшее сравнение обеих моралей показывает, что в то время, как социалистическая мораль может быть открыто провозглашаема, капиталистическая мораль настолько спорна, что пришлось прибегнуть к всевозможным ухищрениям, чтобы, скрыв ее истинную природу, примирить с ней рабочих. Она никогда не была терпима общественным мнением, как разумная система. Хотя она и была изложена с полной откровенностью целым рядом талантливых политико-экономов и профессоров юриспруденции и оправдана в целом, как наилучшая система, на какую только способна человеческая природа, единственным результатом было то, что "политическая экономия", как называют это изложение, стала ненавистна. Капиталистическая система сохранилась не благодаря достоинствам своим (как экономической системы), а благодаря систематическому прославлению и обоготворению богатых и опорочению и принижению бедных. Однако, она дает каждому бедняку один шанс из миллиона, или около того, сделаться богатым (как сказал Наполеон: карьера открыта для талантов, и каждый солдат имеет фельдмаршальский жезл в своем ранце), и никто не обрекается ею на полное отчаяние. В Англии в особенности, где существует система первородства и младшие сыновья, привыкшие к образу жизни, превышающему их доходы, оказываются в состоянии хронического безденежья и доходят до полной нищеты, сознание принадлежности к привилегированному классу может быть найдено во всех слоях общества; а докер, который не относится к себе и своей работе с должным уважением, вряд ли обладает чувством собственного достоинства в достаточной степени, чтобы быть полезным рекрутом революции.
В доклассовом и раннеклассовом обществе впервые осознается неполное соответствие и даже противоположность требований морали общепринятой практике обычного поведения. Наступившая эпоха социального неравенства, частнособственнических интересов и конкуренции индивидов, классового угнетения и неравноправного положения трудящихся способствует формированию в широких массах сознания несправедливости существующих порядков, деградации нравов по сравнению с прошлым, "...которые прямо представляются нам упадком, грехопадением по сравнению с высоким нравственным уровнем старого родового общества" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 21, с. 99). Эти мотивы нравственного осуждения пороков существующего общества и устремления к полному осуществлению основных требований морали красной нитью проходят через всю историю классовой борьбы и являются одной из сторон формирования революционной морали угнетенных классов, принимая всякий раз особую форму.
Нарождающаяся буржуазная мораль выступила с признанием равенства всех людей, но лишь в качестве "равенства возможностей" для индивидов как потенциальных свободных предпринимателей (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 20, с. 106-107). По существу это означало равенство лишь частных собственников. В борьбе с феодально-христианской моралью буржуазная мораль первоначально выступила под знаком "разумного эгоизма" и "взаимного использования", т.е. основывалась на той иллюзии, что любой человек, добиваясь только собственных "разумных" целей, тем самым способствует благу других и общества в целом. В классическом буржуазном представлении мораль в целом сводилась к способу достижения индивидом жизненного успеха и счастья. Особенно это характерно для морали эпохи первоначального накопления, где принципом добродетели считался аскетизм усердия и скопидомства и откладывания на будущее наслаждений и наград. Впоследствии этот принцип воздержания проповедовался рабочему классу как путь обретения жизненного благополучия. Однако для рабочего, по словам Ф. Энгельса, "...честность, трудолюбие, бережливость и все прочие добродетели, рекомендуемые ему мудрой буржуазией...", вовсе не являются гарантией того, что они "...действительно приведут его к счастью" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т.2, с. 265). В рамках буржуазной морали находят, конечно, выражение и некоторые общечеловеческие нравственные нормы, но они толкуются, как правило, ограниченно, применительно к условиям господства капиталистических отношений, и практикуются лишь до тех пор, пока не вступают в противоречие с классовыми интересами буржуазии. Действительное состояние нравов буржуазии и особенно тех ее групп, которые связаны с большим бизнесом и государственной политикой, всегда было весьма далеко от требований общечеловеческой нравственности и противоречило даже тем принципам, которые исповедовались буржуазным моральным сознанием. Это противоречие особенно характерно для эпохи монополистического капитализма и политики империализма, когда в государственных масштабах совершаются преступления против других народов, процветают коррупция и взаимное попустительство в рамках экономических, политических корпораций.
Для буржуазного сознания типичны непримиримые конфликты между требованиями морали и политики, правилами практического благоразумия, жизненного успеха и соображениям честности, гуманности и справедливости.
В противовес буржуазии, рабочий класс уже в капиталистическом обществе вырабатывает свою мораль, осознавая свою миссию как противоположную господствующему строю. так возникла революционно-пролетарская мораль, основным требованием которой является уничтожение эксплуатации и социального неравенства, всеобщая обязательность труда, солидарность трудящихся в борьбе с капиталом.
Эта мораль "...подчинена вполне интересам классовой борьбы пролетариата...", по словам В.И. Ленина (Полн. собр. соч., 5 изд., т. 41, с. 309) ; в борьбе за свои права "...рабочий класс поднимается вместе с тем и морально.." (там же, т. 21, с. 319) , проявляет по выражению Ф. Энгельса, "... свои самые привлекательные, самые благородные, самые человечные черты" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд.,т. 2, с. 438). Эта мораль становится впоследствии краеугольным камнем социалистической и коммунистической нравственности, которые концентрируют в себе в наиболее полном выражении все нормы общечеловеческой морали. По мере утверждения социалистических отношений эта мораль становится регулятором повсеместных взаимоотношений между людьми, постепенно проникая во все сферы общественной жизни и формируя сознание, быт и нравы миллионов людей (известный впоследствии феномен "Homo Soveticus"). Для коммунистической нравственности характерны последовательное осуществление принципа равенства и сотрудничества между людьми и народами, коллективизм, уважение к человеку во всех сферах его общественных и личных проявлений на основе того принципа, что "...свободное развитие каждого является условием свободного развития всех" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 4, с. 447).
Поскольку коммунистической морали чуждо рассмотрение общества и индивидуальной жизни как внешних средств одного по отношению к другому, а то и другое выступает в нерасторжимом единстве, постольку для нее неприемлемы характерные для буржуазной морали жертвы одним нравственным принципом ради другого (например, жертва честностью ради выгоды, достижение целей одних ценой ущемления интересов других, компромиссы политики и совести).
Однако рассуждая о пролетарской морали Маркс и Энгельс, а позднее В.И. Ленин неоднократно указывали, что сами по себе чувства и устремления трудящихся масс, их нравственное негодование и идеалы не являются доказательством правильности их социально-исторической теории. " Эта апелляция к морали и праву в научном от- ношении нисколько не подвигает нас вперед; в нравственном негодовании, как бы оно ни было справедливо, экономическая наука (можно расширить - общественно-историческая наука в целом, - О.Д.) может усматривать не доказательство, а только симптом" (К.Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т.20, с.153) ,(далее Энгельс сам поясняет что значит нравственное негодование масс для науки является симптомом, - когда говорит, что точка зрения морали применительно к истории неправомерна в "формальном смысле", так как "Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедливым, как в свое время рабство или барщину, то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя, что появились другие экономические факты, в силу которых он стал невыносимым и несохранимым"). Далее Ф.Энгельс пишет: " Когда... мы говорим это несправедливо, этого не должно быть, - то до этого политической экономии (общественной науке вообще) непосредственно нет никакого дела. Мы говорим лишь, что этот экономический фактор противоречит нашему нравственному чувству. Поэтому Маркс никогда не обосновывал свои коммунистические требования такими доводами, а основывался на неизбежном... крушении капиталистического способа производства..."(К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 21, стр. 184).
Таким образом, марксизм принципиально враждебен всякому наивному морализированию, в котором достоверный анализ действительности подменяется выбором предпочтительного, желательного, рассуждения о том, что "лучше" и что "хуже". Именно это имели ввиду Маркс и Энгельс, когда противопоставляли свое мировоззрение утопическим программам: "Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения порождены имеющейся теперь налицо предпосылкой". (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.,т. 3, с.34)