Горопизирование в психологии
З. Фрейд – не только великий психолог, но и великий мастер горопизирования. Он объявил себя приверженцем естественной науки и подчеркивал, что всегда открыт к восприятию нового опыта. В начале своего пути он писал, что упорно ищет «твёрдую почву, стоя на которой я смог бы оставить психологическое объяснение и найти прочное основание в физиологии» (цит. по 38, с.45). Фрейд всегда говорил о необходимости опираться в теоретических построениях на факты. Психика, уверял он, должна объясняться биологической целесообразностью. Он продемонстрировал психологам образец построения логически стройной теоретической системы, опирающейся на канон естественной науки. Он нашел и описал целую серию различных механизмов (вытеснение и др.), которые подверглись впоследствии тщательному испытанию и по сей день сохранили свое значение. Он первым отметил необходимость существования механизмов, которые должны принимать решение, какая информация должна появиться в сознании, а какая – нет. Но мало этого. Он создал целую систему эффективной психотерапевтической практики. Вряд ли существует хоть один профессиональный психотерапевт, не использующий те или иные приемы работы с клиентом, созданные гением Фрейда.
Но, тем не менее, доказательная база его психоаналитических построений выглядит весьма сомнительной. Он последовательно наращивает допущения, которые приходится вводить, чтобы сохранить соответствие этих построений опыту. А это и есть упорное горопизирование, противоречащее принципу простоты и методологически чрезвычайно опасное. Не удивительно, что, несмотря на огромное влияние, которое Фрейд оказал на психологов, многие из них с сомнением относятся к его объяснениям психических явлений. К. Ясперс (42, с.36) уже в 1953 г. относит теорию Фрейда к заслуженно забытым теориям. Величайший философ и методолог науки ХХ в. К. Поппер (29, с.247), на заре своей научной деятельности работавший в клинике А. Адлера, рассматривает психоанализ вкупе с марксизмом и астрологией в качестве примера принципиально не проверяемых теорий, а потому и заведомо ненаучных. А В.Ф. Петренко (26, с.117) называет идеи психоанализа «психотерапевтическим мифом».
Рассмотрим, как Фрейд конструирует свои доказательства. Вот он обращается к специфической форме психической жизни, не полностью доступной сознанию, – к сновидениям. Раз человек видит сны, утверждает он, то это не случайно. Сновидение должно иметь какой-нибудь смысл. Фрейд полагал, что сон дает человеку отдохновение, восстанавливая самые лучшие для него условия жизни. Он так пишет о сне: «Наше отношение к миру, в который мы так неохотно пришли, кажется, несет с собой то, что мы не можем его выносить непрерывно. Поэтому мы время от времени возвращаемся в состояние, в котором находились до появления на свет, т.е. во внутриутробное существование. Мы создаем, по крайней мере, совершенно аналогичные условия, которые были тогда: тепло, темно и ничто не раздражает. Некоторые ещё сворачиваются в клубочек и принимают во сне такое же положение тела, как в утробе матери. О состоянии после сна мы даже говорим: я как будто вновь родился» (35, с.53-54). При таком подходе к роли сна вроде бы сновидения только мешают – это же лишние раздражители. Зачем же сновидение нужно?
Фрейд с блеском находит решение. Нам мешают спать, говорит Фрейд, не только внешние обстоятельства, но и внутренние. Если, допустим, человеку очень хочется пить, то одно это желание может его разбудить. Сновидение имитирует исполнение желания и, тем самым, продлевает человеку сон. Вот, например, двухлетний мальчик подарил своему дяде корзину свежих вишен, отведав лишь несколько штук, – наутро он просыпается с радостным сообщением, что он съел все вишни во сне. Однообразное и скудное питание во время зимовки во льдах побуждает полярников видеть сны с пиршественно накрытыми столами. Молодой замужней женщине снится, что у нее наступили месячные, – по мнению Фрейда, очевидно, что в этом сновидении реализуется её желание не забеременеть. Итак, доказано: сновидение – это исполнение желаний.
Но вот другой сон. Четырехлетняя девочка, в связи с серьезным заболеванием впервые привезенная из деревни в город, ночует у своей тетки в большой – для нее чересчур большой – кровати. На следующее утро она рассказала виденный ею сон, будто кровать была ей слишком мала, так что ей не хватало места. Какое здесь исполняется желание? Может, девочке хочется домой, в деревню? Нет, – утверждает Фрейд. Вспомним, что дети часто выражают желание «быть большими». Величина кровати слишком подчеркивала маленькой гостье её собственную величину; поэтому она во сне исправила неприятное ей соотношение и сделалась такой большой, что большая кровать оказалась для нее слишком маленькой. Разумеется, сновидение, при таком понимании, – это исполнение не только явных, но и зашифрованных желаний. Сновидение, говорит Фрейд, – это ребус, который ещё надо разгадать. Пока всё выглядит убедительно. Вполне можно поверить, что в сновидениях иногда встречается имитация исполнения желания, причем в зашифрованном, замаскированном виде, чтобы это желание не помешало сну.
Но вот новый опыт. Пациентке Фрейда приснилось, что её единственная 15-летняя дочь умерла и лежит перед нею в большой коробке. Фрейд объясняет ей этот сон, и она соглашается с тем, что сновидение соответствует её желанию, правда, с оговоркой: не сегодняшнему, а 15-летней давности. Она в свое время не очень обрадовалась беременности и не раз признавалась себе в желании, чтобы ребенок родился мертвым; однажды после ссоры с мужем она в припадке бешенства даже стала колотить себя по животу, чтобы убить ребенка. Итак, опыт побуждает нас признать, добавляет Фрейд новое допущение, что сновидение – это исполнение не только явных и зашифрованных желаний, существующих во время сновидения, но и прошлых, давно забытых желаний. (Как это помогает продолжать спать и не просыпаться – уже не обсуждается).
Дальше – больше. Лица, попавшие в тяжелую катастрофу (столкновение поездов и т.п.), испытывают после нее тяжелое психическое состояние, которое Фрейд называет вслед за другими авторами травматическим неврозом. Такие больные, однако, в своих сновидениях постоянно возвращаются в ситуацию катастрофы и даже просыпаются от этого с новым испугом. Что же – и это тоже имитация осуществления вытесненного желания? Конечно! Только очень специфического желания – стремления к смерти. Человек не знает о таком своем желании? Не удивительно, это вытесненное желание, которое человек не осознаёт, т.е. желание нашего бессознательного. Можно объяснить, откуда возникает такое странное желание. Наши влечения, желания – это лишь стремление к восстановлению какого-либо прежнего состояния. Поэтому для живого естественно стремится возвратиться к неживому. Но в конце концов всё живое умирает, и можно сказать, что целью всякой жизни является смерть. Позвольте, возражали Фрейду, как же тогда быть с влечением к самосохранению? Такое влечение, отвечает Фрейд, обеспечивает каждому организму собственный путь к смерти, чтобы «избежать всех других возможностей возвращения к неорганическому состоянию, кроме внутренне присущих ему». Итак, сновидение – это исполнение не только явных и зашифрованных желаний, существующих во время сновидения, но и прошлых, давно забытых желаний, а также желаний нашего бессознательного, которые вообще не осознаются.
Впрочем, не всё в живом организме стремится к смерти, к разрушению, к разъединению. Зародышевые клетки, наоборот, устремлены к жизни, к соединению. Они, по мнению Фрейда, противодействуют умиранию живой субстанции и достигают того, что нам может показаться потенциальным бессмертием, в то время как это, вероятно, обозначает лишь удлинение пути к смерти. Аналогично и в психике человека наряду с влечением к смерти наблюдаются влечения к жизни, к слиянию, к развитию – сексуальные влечения. И эти влечения вполне могут быть также неизвестны нашему сознанию, как и влечение к смерти. Сновидения щедро сообщают нам о таких устремлениях человека, но, разумеется, в замаскированном виде, потому что сами эти желания как социально неприемлемые вытесняются субъектом. Итак, сновидение – это исполнение не только явных и зашифрованных желаний, существующих во время сновидения, но и прошлых, давно забытых желаний, а также желаний нашего бессознательного, которые вообще не осознаются, причем в сновидениях содержится сексуальная символика. В общем, лебеди не только малиновые…
Для правильного толкования Фрейд предлагает расшифровку типичных сексуальных символов сновидений. Все продолговатые предметы в сновидениях (палка, зонт, пилка для ногтей, трость, нож и даже женская шляпа) подразумевают мужской половой орган; коробки, ящики, шкафы и другие полые предметы соответствуют половой сфере женщины. Лестница и подъем по ней – символ coitus'а (36, 1991). Ну, а если не будет в сновидениях продолговатых и полых предметов? Не беда. Надо еще обращать внимание на скрытые значения встречающегося в сновидениях текста. Вот как разгадывает ребусы сновидения последователь Фрейда С. Леклер (16, с.265-269). Его пациентке снится сон, действие которого происходит на цинковой крыше дома. Леклер интерпретирует это так: Крыша (по-французски toit) выражает личное местоимение «ты» (toi). Столь же явственно (! – А.К.Ш.), – рассуждает он далее, – соседствуя в фонетической логике с «toit» (крышей), напрашивается «trois» (три). Цинк крыши (cink) связан с цифрой пять (cinq) и с её омофоном «sein», который обозначает «грудь». Всё это, по мнению Леклера, есть 3 умноженное на 5, т.е. на «sein», и выражает «три акта материнства».
Можно ли подобное рассуждение считать доказательным? Ведь в таком случае любое сновидение и любой текст непременно станет насыщенным сексуальными символами. Вот наугад взятая цитата В.М. Бехтерева из наугад взятой книги. Угадайте, что неосознанно хотел или чего опасался Бехтерев (и да простит нас за такую вольность Владимир Михайлович!). Мы только подчеркнем курсивом важные для такого рода интерпретации части используемых слов. «В задачи рефлексологии входит вычленение роли внешних (со стороны окружающейсреды) и внутренних (со стороны соматической сферы) стимулов-раздражителей…». Чувствуете, какой сексуальный подтекст у этой фразы? (Обратите внимание: мул, как известно, не дает потомства, т.е. не увеличивает число жителей). А вот для сравнения сновидение пациента, в котором зашифровано, по мнению Фрейда, ярко выраженное сексуальное влечение: «Между двумя дворцами стоит маленький домик; ворота его на запоре. Жена ведет меня по улице, подводит к домику, толкает дверь, и я быстро вхожу во двор, несколько поднимающийся в гору». В этом сновидении узкий двор, подымающийся в гору, – для аналитика «несомненно» означает влагалище, и далее в том же духе.
Но, конечно, отнюдь не только З. Фрейд пользовался приемами горопизирования. Горопизирование типично для многих исследований, в частности, в области когнитивной психологии. При становлении когнитивной психологии было высказано положение, легшее в ее основу: по аналогии с компьютером, переработкой информации у человека занимается некий центральный процессор, обладающий ограниченной пропускной способностью. Когнитивные психологи, вспомнив о «воронке» Шеррингтона, ввели метафору «узкого бутылочного горлышка», определяющего возможности такого процессора. Поскольку, уверяли они, в процессоре не может перерабатываться вся информация, то должен быть механизм отбора (селекции) наиболее существенной (релевантной) части информации. Такой отбор может происходить либо сразу на входе при её поступлении (теории ранней селекции), либо на выходе – при попытке попасть в узкое горлышко центрального процессора (теории поздней селекции). Когнитивисты поставили море остроумных экспериментов, чтобы предпочесть ту или иную из двух теорий.
В итоге экспериментальных исследований и теория ранней, и теория поздней селекции были отброшены. Нет никаких оснований говорить об ограничении объемов информации при её приеме и переработке, решили некоторые когнитивисты. Но тогда, продолжили они, ограничения наложены не на объемы, а на «нейрональные ресурсы» по переработке информации в целом (т.н. экономическая модель). Из общего ограниченного бюджета при решении каждой конкретной задачи могут быть выделены разные ресурсы. Именно поэтому, заявляли сторонники экономической модели, эксперименты, посвященные решению конкретных задач, опровергают выдвигаемые ранее ограничения на объемы переработки информации. Конечно, заранее не всегда может быть известно, какая «ресурсная ёмкость» требуется для решения той или иной задачи, особенно если задача – новая. Поэтому принципы распределения бюджета оставались неясными. В общем, эксперименты опровергли и гипотезу об ограничениях на ресурсы в целом.
Тогда в рамках экономической модели немедленно ввели новое допущение: ладно, пусть бюджет в целом не ограничен, но все-таки есть ограничения по отдельным статьям этого бюджета. Однако после экспериментальной проверки и такое предположение об ограничениях стало казаться не слишком похожим на правду. Тогда пришли к выводу – нет эмпирических оснований постулировать наличие каких-либо центральных ограничений. Но ввели новое допущение: мозг способен перерабатывать всю поступающую информацию, но сам же суживает свои возможности из-за очевидных структурных ограничений эффекторных систем действия. Например, функциональные особенности речевого аппарата таковы, что речь может осуществляться только последовательно. Или, как справедливо заметил Д. Оллпорт, конечности в одно время могут быть только в одном месте. Но и эта гипотеза не прошла логической и экспериментальной проверки. Да, и если бы у человека было бы четыре руки, а не две, трудно понять, каким образом и почему у него должен был бы, скажем, вырасти объем зрительной кратковременной памяти.
Методологическая дефектность допущения о структурных ограничениях сказывается не только в неизбежном для сохранения этой гипотезы горопизировании, но и – как часто бывает – в игнорировании противоречащих этим допущениям эмпирических или логических аргументов (см. подробнее 1, с.228-237).