Философия жизни. Основные положения философии Шопенгауэра.

Философия жизни – это популярное направление, появившееся в конце 19 века. Какие его основные характеристики? Жизнь, согласно этому философскому направлению, - это совокупность целого ряда аспектов. Мыслители уделяли внимание и психологической, и биологической, и социальной, и культурной стороне бытия.

Одна из самых важных особенностей трудов представителей такого направления, как философия жизни, - это попытка рассмотреть существование личности в его цельности и совокупности всех деталей. Мыслители старались объять все бытие человека, расшифровать его смысл. Самые известные философы, работающие в рассматриваемом направлении, - это Ницше и Шопенгауэр. Попробуем сформулировать основные положения их трудов.

Можно сказать, что философия жизни Шопенгауэра достаточно пессимистична. Великий мыслитель считал, что существование человечества и разум – это несовместимые понятия. Философ не верил в прогресс. Он писал, что вся жизнь человека подчинена не разумным побуждениям, а так называемой воле. Что такое воля по Шопенгауэру? Если объяснять коротко, то это основной инстинкт, который побуждает человека к сохранению жизни любой ценой. Воля выражается в определенных аффектах. В основном это потребность во власти, любви и так далее. Следует также отметить, что воля абсолютно слепа. Она не подчинена законам логики.

Шопенгауэр считал, что пока есть эта воля к жизни, которая толкает человека к бесцельным и неконструктивным поступкам, все существование фактически бессмысленно и хаотично. Какое же решение предлагает знаменитый мыслитель? Философия жизни Шопенгауэра заключается в том, что человек должен понять необходимость отказа от воли. Только в этом случае его жизнь не будет подчинена инстинкту, и индивид обретет подлинную свободу. Здесь можно провести аналогию с древними мистическими учениями, где указывалось, что смысл жизни человека заключается в достижении нирваны. И великий философ, и мудрецы призывают к отказу от иллюзорного мира, который подчинен инстинктам.

Учение о сверхчеловеке.

Воля к власти - это одна из разновидностей волевых импульсов человеческого поведения. Волю к власти Ницше считал определяющим стимулом деятельности и главной способностью человека. Основой жизни, по Ницше, является воля к власти или тяга всего живого к самоутверждению, всемогуществу, стремлению расширить власть. На протяжении всей жизни человек стремится достичь максимума чувства власти. Ницше презрительно отзывается о простом человеке и возвеличивает прирожденных "аристократов духа". Простые люди никчемны, слабы, половинчаты, мягкотелы, не способны созидать и властвовать. Они – рабы от природы и могут лишь подчиняться. Надо любить не слабого и ближнего, а сильного. (Христианство несправедливо, т.к. уравнивает сильных и слабых, умных и глупых. Воля присуща не всем, а избранным. Простому человеку у Ницше противостоит сверхчеловек – существо высшего биотипа, не принадлежащее ни к одной расе и выращенное элитой общества. Сверхчеловек – это выражение полноты жизни (творческий, культурный человек). Это создатель новых ценностей. Он находится вне всяких моральных норм, вне добра и зла, с особой жестокостью преодолевает тотальную ложь земного мира.

Неоевропейскому рационализму Ницше противопоставил чувства и инстинкты, обеспечивающие, с его точки зрения, волю к власти. Он полагал, что разум по своей сути ничтожен, логика абсурдна, т.к. имеет дело с застывшими формами, противоречащими динамике жизни.

Главной целью познания Ницше считал овладение миром, а не установление истины, которая тождественна заблуждению. Заблуждение и ложь необходимы, поскольку утешают толпу и помогают аристократам духа самоутверждаться.

«Сверхчеловек»

В сочинениях Ницше встречается две концепции сверхчеловека. Одна из них носит характер биологической теории. Теория Дарвина учит, что все в мире постепенно развивается и существующие теперь виды организмов выработались долгим путем эволюции. В настоящее время высшей ступенью эволюционного процесса является будто бы человек. В будущем должен появиться еще более совершенный вид, который уже не будет принадлежать к роду homo sapiens, но образует особый биологический вид homo supersapiens. Этой эволюционной теорией Ницше и воспользовался для обоснования своего учения о сверхчеловеке. Ницше говорит: «Цель развития данного вида находится там, где этот вид дошел до крайних пределов своего развития и переходит в высший», «Вверх идет наш путь, от рода к сверхроду» .

И вот в позднейших сочинениях Ницше дает уже другу концепцию сверхчеловека. Она опирается на мысль, что человек есть биологический конец развития. Для человечества нет перехода в высший порядок. Таким образом, совершенствование возможно только в пределах существующего вида. В сочинении под заглавием «Антихрист» Ницше говорит: «Не в том, что должно сменить человека в цепи существ, заключается вопрос: человек есть нечто окончательное».

При таком воззрении само понятие о сверхчеловеке получает уже относительное значение, именно оно означает «нечто, представляющее в отношении ко всему человечеству своего рода сверхчеловека». И если в «Also sprach Zarathustra» говорится, что «никогда еще не было сверхчеловека», то в «Антихристе», наоборот, утверждается, что люди сверхчеловеческого типа уже были. «Счастливые, особенно удачные экземпляры человеческого рода были всегда возможны. И может быть, всегда будут возможны». Ницше выражает только сожаление, что такой тип был доселе счастливой случайностью и никогда не являлся продуктом намеренного созидания. Итак, по другой концепции, которую можно назвать культурно-исторической, сверхчеловек есть только homo sapiens perfectus, — совершеннейший человеческий тип.

Философия М.Вебера.

В ее центре прорисовывается идея свободы, осмысленной, так сказать, «культурно-социологически». Проблема свободы, истолкованной в духе ее протес­тантского понимания — в качестве свободы «лица», индивидуально опреде­ленной личности, действующей, что называется, в здравом уме и твердой па­мяти, с Богом в сердце и разумом в голове, а потому полностью ответ­ственной за свои действия, — предстает, таким образом, во всей ее социокультурной и культурно-исторической конкретности. Это, прежде всего, проблема условий возможности рождения самоутверждения и дальнейшего существо­вания соответствующего типа личности. Имеется в виду личность, свободная не просто в «западном», но именно протестантски-западном смысле, какой Вебер считал наиболее адекватным выражением европейского духа.

В своем классическом виде такая свобода — дело уже не будущего и не настоящего, а прошлого, хотя и не столь уж далекого. Ее классическую эпоху Вебер относит ко временам раннего капитализма. Прежде всего — ко временам великих географических открытий, когда раздвинулись необъят­ные пространства свободы, с одной стороны, и с другой — связывает ее с эпохой реформации, из которой, согласно его концепции, родился «дух капитализма»: радикальный протестантизм с его «хозяйственной этикой». Однако с тех пор утекло уже достаточно много воды, и животворный дух свободы, ви­тавший в атмосфере раннего капитализма, объективировался в формализованных и бюрократизирован­ных структурах «зрелого» капитализма. Теперь уже сами эти структуры навязывают индивиду соответствующий стиль поведения и образ жизни — ка­питализм перестает быть делом свободного решения личности. От нее тре­буется уже все меньше творческого напряжения, которому Запад и был обязан классическими манифестациями свободного решения и самостоятельного действия, равно как и подлинно демократическим укладом общественной и политической жизни, соответствующим Новому времени.

И вот в то самое время, когда Запад — в лице социальных мысли­телей масштаба и уровня Макса Вебера — начал подозревать, что его буржуазно-демократические идеалы свободы остались в прошлом, а стрем­ление жить и действовать в соответствии с ними наталкивается на все большие трудности, заставляющие предпринимать все более значительные усилия для сохранения достигнутых и узаконенных свобод, — в России разразилась революция, поставившая своей целью их завоевание. Революция, которая, как казалось (особенно поначалу), могла бы — при соответствующей «констелляции» — не только вернуть ощущение свежести несколько «приувядшим» идеалам, восходящим к эпохе раннего капитализма, но и сообщить им «второе дыхание». Стоит ли удивляться тому, что революция, пробу­дившая у либеральной (не говоря уже о радикально-демократической) интел­лигенции Запада такого рода ожидания, должна была вызвать самый живой интерес автора «Протестантской этики», заставив его отложить на время все свои прежние научные планы и погрузиться в заколдованный круг проблем, вызвавших к жизни эту революцию и, в свою очередь, вызванных либо заострен­ных ею самой.