Практикум по философии: В 2-х ч. Ч. 1. €

В чем заключаются отличия европейских языков от восточно-азиатских?

С. Вы нуждаетесь в понятиях?

Я(японец). По-видимому, да; ведь после встречи с европейской мыслью делает­ся очевидной недостаточность нашего языка в одном отношении.

С. В каком?

Я. Ему недостает разграничительной силы, чтобы представлять предметы в однозначной взаимоупорядоченности друг с другом в смысле их пересекающегося подчинения и подчиненности.

Язык беседы постоянно разрушал возможность сказать то, о чем шла речь.

Какое-то время назад я назвал язык, довольно беспомощно, домом бытия. Если человек благодаря своему языку обитает перед лицом бытия с его вызовом, то мы, европейцы, живем, надо думать, в совсем другом доме, чем восточноазиатский человек. При том что языки здесь и там не просто различны, но исходят в корне из разного существа. Так что диалог между домами оказывается почти невозможным.

Потому что я сейчас еще отчетливее вижу опасность, что язык нашего диалога будет постоянно разрушать возможность сказать то, что мы обсуждаем.

Потому что язык этот сам покоится на метафизическом различе­нии чувственного и нечувственного, поскольку строение языка несут на себе основные элементы - звук и письмо, с одной сто­роны, и значение и смысл, с другой.

Как М. Хайдеггер относится к европеизации других великих культур?

Язык этот сам покоится на метафизическом различе­нии чувственного и нечувственного, поскольку строение языка несут на себе основные элементы - звук и письмо, с одной сто­роны, и значение и смысл, с другой.

По крайней мере в горизонте европейского представления. Об­стоит ли дело таким же образом у вас?

Едва ли. Но, как я уже заметил, велико искушение позвать на помощь европейские способы представления с присущими им понятиями.

С. Оно усиливается процессом, который я мог бы назвать оконча­тельной европеизацией земли и человека. Я. Многие видят в этом процессе триумфальное шествие разума. Недаром в конце 18 века во время французской революции он был провозглашен божеством. С. В самом деле. Зато и в идолизации этого божества заходяттак далеко, что всякая мысль, отклоняющая претензии разума на изначальность, может ожидать уже только того, что ее опорочат как неразумие. Я. Подтверждение суверенного господства вашего европейского ра­зума видят в успехах рационализации, ежечасно демонстрируемых техническим прогрессом. С. Ослепление растет, так что люди уже не в состоянии видеть, как европеизация человека и земли истребляет все сущностное в его истоках. Похоже на то, что эти последние должны иссякнуть. <...> Я. Так думаю. Каким бы ни получилось эстетическое качество японского фильма, уже тот факт, что наш мир выставлен в фильме, вытесняет этот мир в область того, что Вы называете предметным. Опредмечение, происходящее в кино, уже есть следствие европе­изации, размахивающейся все шире. С. Европеец лишь с трудом поймет говоримое Вами. Я. Конечно, и прежде всего потому, что внешняя жизнь Японии со­вершенно европейская или, если хотите, американская. Наоборот, затаенный японский мир, вернее сказать, то, что есть он сам, Вы ощущаете в игре.

3. Почему в Японии философия М. Хайдеггера воспринимается как наи­более адекватная для японской культуры?

С. В мыслительной попытке, первые шаги которой еще и сегодня остаются необходимыми. Правда, она дала повод для большой путаницы, которая коренится в самой сути дела и связана с употреблением имени «бытие». Ведь это имя, собственно, при­надлежит собственности языка метафизики, тогда как я поставил его в заглавии усилия, которое приводит существо метафизики к явленное™ и тем вводит ее впервые в ее границы.

Я. Наши учителя и мои друзья в Японии всегда понимали

Ваши усилия в этом смысле. Профессор Танабэ часто возвращался к вопросу, который Вы ему однажды поставили, почему мы в Японии не осмысливаем благородные начала нашей собственной мысли вместо того чтобы все с большей жадностью гнаться за наиновейшим в евро­пейской философии. То же происходит по существу еще и теперь.

С. Выступить против этого трудно. Подобная практика рано или поздно задыхается в своей собственной неплодотворности. Что действительно требует от нас приложения сил, совсем в другом.

Философия и наука в период средневековья. Идейные предпосылки коперниканской научной революции и Реформации

(Вопрос № 12,13 канд. экз.)