Особенности понимания и объяснения в современных социально-гуманитарных науках

Проблема понимания и его соотношения с познанием (и объяснением) обсуждается давно и в современных условиях является актуальной и дискуссионной. Вообще данная проблема восходит к работам Дильтея(1833-1911) как основоположнику понимающей психологии и социологии и школы «истории духа» (истории идей в истории немецкой истории культуры ХХ в.), видевшего в «понимании», интуитивном постижении некоторой духовной целостности специфический метод «наук о духе» в противоположность внешнему, рассудочному «объяснению» как методу «наук о природе».

Но идеи понимания получили наиболее полную реализацию в работах Шпрингера, который ввел науку термин «понимающая психология». Впоследствии принципы понимающей психологии оказали заметное влияние на западноевропейских экзистенциалистов (Ясперс, Хайдеггер и др.) на формирование понимающей социологии М. Вебера, а также герменевтики Гадамера.

Таким образом, у Дильтея понимание представлено как проникновение в духовный мир автора текста, неразрывно связанное с реконструкцией культурного контекста его создания. А у Хайдеггера это специфически человеческое отношение к действительности, способ бытия человека в мире. Согласно Гадамеру, понимание прошлой культуры неотделимо от самопонимания интерпретатора. Поэтому предметом понимания является не смысл, вложенный автором в текст, а то предметное содержание "сути дела", с осмыслением которого связан данный текст. При этом, по мнению Гадамера, всякое понимание есть проблема языковая: оно достигается в "медиуме языковости" и в доказательствах не нуждается.

Тем самым понятие "смысл" является ключевым в решении проблемы понимания. Смысл - это не только синоним значения языковых выражений. Это сложное, многогранное явление. Так, М. Хайдеггер считает, что, во-первых, под смыслом необходимо иметь в виду "к чему" и "ради чего" всякий поступок, поведение, свершение. Во-вторых, у смысла есть направленность, точнее он сам есть направленность к какому-то концу, предназначение, конечная цель чего-либо (смысл жизни, смысл истории).

Что касается процессов смыслообразования, то объективно они происходят в сфере традиций, обычаев, ритуалов, символики и находят свое отражение в языке. В соответствии с трактовкой традиции у Гадамера она пронизывает нас, присутствует в нашем сегодняшнем мире. Традиция, обеспечивающая непрерывность культурного наследования, делает реальным всеобъемлющий смысловой универсум.

Кроме внутренних существуют и внешние причины смыслообразований - взаимодействие и общение самобытных культур, практическое и духовное сопоставление их смысловых фондов. Поэтому понимание - это подключение к смыслам человеческой деятельности, оно выступает формой взаимодействия между предметной заданностью понимаемого(текста) и интерпретатором. Результатом такого взаимодействия является формирование новых смыслов.

Обыденность понимания, иллюзия легкой, почти автоматической его достижимости долгое время затемняло его сложность и комплексный характер. Часто обходятся без определения этого понятия или ограничиваются указанием на то, что оно является основным для герменевтики, которая представляется как теория и практика истолкования текстов - от текста какого-либо литературного и другого источника до всемирной истории как текста^[369].

Исходя их этого, процедуру понимания не следует квалифицировать как чисто иррациональный акт, "эмфатическое постижение - вживание". Иррациональный момент хотя и присутствует, но не является основным, а тем более исчерпывающим всю суть дела.

Процесс понимания органически связан с процессом познания человеком окружающего мира, но не сводится целиком только к познавательной деятельности. Проблематика понимания не может вытеснить вопросы теории познания, а анализируется на основе диалектики единства познания и предметно-практической деятельности в широком социокультурном контексте.

Поэтому наряду с описанием, объяснением, истолкованием (интерпретацией) понимание относится к основным процедурам функционирования научного знания. Многочисленные подходы к исследованию понимания показывают, что процесс этот обладает своей спецификой, отличающей его от других интеллектуальных процессов и гносеологических операций.

Вместе с тем понимание не следует отождествлять с познанием ("понять - значит выразить в логике понятий") или смешивать с процедурой объяснения, хотя они и связаны между собой. Чаще всего процесс понимания связывается с осмыслением, выявлением того, что имеет для человека какой-либо смысл. Вот почему следует согласиться с выводом о том, что "понимание как реальное движение в смыслах, практическое владение этими смыслами сопровождает всякую конструктивную познавательную деятельность"^[370].

Понимание выступает как приобщение к смыслам человеческой деятельности и как смыслообразование. Понимание и связано с погружением в "мир смыслов" другого человека, постижением и истолкованием его мыслей и переживаний. Понимание - поиск смысла: понять можно только то, что имеет смысл. Этот процесс происходит в условиях общения, коммуникации и диалога. Понимание неотделимо от самопонимания и происходит в стихии языка.

Смысл - это то, к чему мы апеллируем, когда предполагаем адекватность понимания (у собеседника или читателя) сообщаемой ему информации. Смыслом могут обладать не только слово, предложение, текст, но и то, что происходит вокруг нас.

Представитель современной французской герменевтики Поль Рикер потому считает, что понимание никогда не отрывается от познания, а представляет собой "этап в работе по присвоению смысла", это выявление мышлением смысла, скрытого в символе. При этом он исходит из того, что: а) герменевтика - это последовательное осуществление интерпретаций; б) суть герменевтики - многообразие интерпретаций (вплоть до их конфликта - что очень хорошо); в) понимание - искусство постижения значения знаков, передаваемых одним сознанием и воспринимаемых другим сознанием через их внешние выражения; г) один и тот же текст имеет несколько смыслов и эти смыслы наслаиваются друг на друга.

Важная методологическая проблема социально-гуманитарного познания состоит в том, чтобы, исходя из понимания текста как "материализованного выражения духовной культуры", распредметить субъективные смыслы, объективированные в текстах, "услышать через них человеческие голоса" и с их помощью проникнуть в "дух" минувших эпох, чужих культур, понимая, во-первых, что любой текст - источник множества его пониманий и толкований (понимание его автором - только одно из них). Произведение содержит в себе одновременно несколько смыслов. Именно в этом состоит его символичность: символ - это не образ, это сама множественность смыслов. Поэтому понимание текста не может ограничиться лишь тем смыслом, который вложил в него автор произведения (текста, произведения искусства), но и его интерпретатор. А это значит, по М. М. Бахтину, что понимание может и должно быть лучшим, оно восполняет текст, носит активный творческий характер. Однако зависимость понимания текста от конкретных исторических условий его интерпретации отнюдь не превращает его в чисто психологический и субъективный процесс, хотя личные пристрастия и опыт интерпретатора играют здесь далеко не последнюю роль.

Во-вторых, множественность смыслов раскрывается не вдруг и не сразу, ибо смысловые явления могут существовать в скрытом виде потенциально и могут раскрываться только в благоприятных для этого развития смысловых культурных контекстах последующих эпох.

В-третьих, смысл текста в процессе исторического развития изменяется. Каждая эпоха открывает, особенно в великих произведениях, что-то новое. Новое понимание "снимает" старый смысл, переоценивает его.

В-четвертых,понимание текста - это не готовый результат, а диалектический процесс, диалог разных культурных миров, результат столкновения смыслов "свое - чужое" (Бахтин), диалог текстов, личностей, культур.

В-пятых, понять текст чужой культуры - значит уметь находить ответы на вопросы, которые возникают в современной культуре^[371].

Исходя из всех этих особенностей научного познания, в современной литературе существуют различные классификации уровней понимания, а по Г. И. Рузавину три основных типа понимания:

1) понимание, возникающее в процессе языковой коммуникации, происходящей в диалоге;

2) понимание, связанное с переводом с одного языка на другой, где имеют дело с передачей и сохранением смысла, выраженного на чужом языке, с помощью слов и предложений родного языка;

3) понимание, связанное с интерпретацией текстов, произведений художественной литературы и искусства, а также поступков и действий людей в различных ситуациях^[372].

Наконец, говоря о понимании, следует обратить внимание еще на два важных момента:

Первый - краеугольным камнем герменевтического круга является циклический характер понимания: для того, чтобы нечто понять, его нужно объяснить и наоборот. Данная взаимосвязь выражает как круг и части: для понимания целого необходимо понять его отдельные части, а для понимания отдельных частей необходимо иметь представление о смысле целого. Например, слово - часть предложения, предложение - часть текста, текст - элемент культуры.

Началом процесса понимания является предпонимание, которое часто связывают с интуицией с дорефлексивным содержанием сознания, а предпонимание задано традицией, духовным опытом соответствующей эпохи, личностными особенностями индивида.

Глубокое осмысление нас подводит к тому, что герменевтический круг - это не "беличье колесо", не порочный круг. Здесь возврат мышления происходит от частей не к прежнему целому, а к целому, обогащенному знанием его частей,уместно говорить о герменевтической спирали понимания, о диалектическом характере движения от менее полного и глубокого понимания к более полному и глубокому, в процессе которого раскрываются широкие горизонты понимания.

Второй - нужно ли соотносить понимание с современной эпохой?

По этому поводу существуют две позиции:

Согласно первой позиции, адекватное понимание текста сводится к раскрытию того смысла, который вложил в него автор. Поэтому необходимо сохранить авторский смысл в чистом виде, не допуская каких-либо искажений, добавлений и изменений. К сожалению фактически это не происходит, ибо каждая эпоха подходит к текстам (к произведениям искусства) со своими критериями.

Вторая позиция придерживается принципа, что процесс понимания связан с приданием дополнительного смысла тому, что пытаются понять. Следовательно, понимать текст, как его понимал автор, недостаточно, понимание является творческим и не сводится к простому воспроизведению авторского смысла, а обязательно включает критическую его оценку, сохраняет позитивное, обогащает его смыслом современных реалий и органически связано со смыслом авторской позиции.

Таким образом, если все сказанное представить в обобщенном виде, понимание и есть постижение смысла того или иного явления, его места в мире, его функции в системе целого. Оно помогает раскрыть бесконечные смысловые глубины бытия. Чтобы процесс понимания состоялся, требуется предпонимание - исходное, предварительное представление смысла; наличие самопонимания у интерпретатора; общение, коммуникация; умение поддерживать диалог; усваивать произносимое собеседником; уяснение того, что один и тот же текст имеет несколько смыслов; соотнесение предметного содержания текста с культурным мыслительным опытом современности.

Наряду с пониманием существует и такая важнейшая познавательная процедура, как объяснение. Главная цель объяснения - выявление сущности изучаемого предмета, подведение его под закон с выявлением причин и условий, источников его развития и механизмов их действия. Объяснение обычно связано с описанием и составляет основу для научного предвидения. Поэтому в самом общем виде объяснением можно назвать подведение конкретного факта или явления под некоторое обобщение.

Раскрывая сущность объекта, объяснение также способствует уточнению знаний, которые используются в качестве основания объяснения, стимулируя развитию научного знания и его концептуального аппарата.

В структуре объяснения как познавательного процесса различают следующие элементы: исходное значение об объекте, значение, используемое в качестве условия и средства объяснения, познавательные действия, связанные с применением знания.

В современной методологии научного познания широкой известностью и признанием пользуется дедуктивно-номологическая модель научного объяснения. Эта модель подводит объясняемое явление под определенный закон. В данной модели объяснение сводится к дедукции явлений из законов. В качестве законов в этой модели рассматриваются не только причинные, но и функциональные, структурные и другие виды регулярных и необходимых отношений. Дедуктивно-номологическая модель объяснения описывает конечный результат, а не реальный процесс объяснения в науке, который не сводится к дедукции факта из закона или эмпирического закона из теории, а всегда связан с весьма трудоемким исследованием и творческим поиском в большей части в естественных и технических науках.

В области же гуманитарных, социальных наук чаще всего используется рациональное объяснение. Суть его заключается в объяснении поступка некоторой исторической личности исследователем без мотивов, которыми руководствовался действующий субъект.

Существуют также телеологическое или интенциональное объяснение, где указывают не на рациональность действия, а на интенцию (стремление), на цель, которую преследует индивид, осуществляющий действие, намерения участников исторических событий. Телеологическое объяснение, по Г. X. фон Вригту, "является той моделью объяснения, которая так долго отсутствовала в методологии наук о человеке и которая является подлинной альтернативой модели объяснения через закон"^[373].

Сопоставляя указанные виды объяснения, следует иметь в виду, во-первых, что дедуктивно-номологическая модель иногда провозглашается единственно научной формой объяснения, что применительно к гуманитарным наукам. Во-вторых, при объяснении поведения отдельных личностей данная модель неприменима.

В социальном познании приоритетными, по отношению к дедуктивно-номологическому объяснению, являются рациональные и интенциональные объяснения, что необходимо учитывать в гуманитарных науках.

В целом в научном познании необходимо сочетать, а не противопоставлять друг другу различные виды объяснения для более глубокого постижения природы и социальной жизни.

При этом важно также учитывать, что понимание и объяснение тесно связаны,где понимание не сводится к объяснению, подведению изучаемого явления под закон и причину, особенно в социальном познании, поскольку в этой области нельзя отвлечься от конкретных личностей, их деятельности, от их мыслей и чувств, целей и желаний. Мало того, понимание нельзя противопоставлять объяснению, отрывать друг от друга эти тесно взаимосвязанные исследовательские процедуры, которые активно действуют в любой области человеческого познания.

Вместе с тем различая эти процедуры, М. М. Бахтин очень тонко выявляет их особенности: "При объяснении - только одно сознание, один субъект; при понимании - два сознания, два субъекта. К объекту не может быть диалогического отношения, поэтому объяснение лишено диалогических моментов (кроме формально-риторического). Понимание всегда в какой-то мере диалогично"^[374].

А вот Вригт, говоря о соотношении объяснения и понимания, отмечает, что различие между ними "лучше проводить" в следующем: "Результатом интерпретации является ответ на вопрос "Что это такое?". И только тогда, когда мы задаем вопрос, почему произошла демонстрация или каковы были "причины" революции, мы в более узком и строгом смысле пытаемся объяснить происходящие события.

Кроме того, эти две процедуры, взаимосвязаны и особым образом опираются друг на друга... Объяснение на одном уровне часто подготавливает почву для интерпретации фактов на более высоком уровне"^[375].

Именно с учетом этих особенностей в социальном познании предпочтение отдается понимающим методикам, обусловленным, прежде всего, спецификой его предмета, в естествознании - объясняющим.По Г. X. Вригту, объяснение имеет ряд форм, среди которых одна из основных - каузальное объяснение. Последнее в свою очередь бывает двух видов: предсказание и ретросказание. Обосновывая это свое деление, философ отмечает, что объяснения, обладающие силой предсказания, играют исключительно важную роль в экспериментальных науках. С другой стороны, ретросказательные объяснения занимают важное место в таких науках, как космогония, геология, теория эволюции, изучающих историю (развитие) природных событий и процессов. В этих науках мы путем исследования прошлого можем обнаружить его элементы ("следы") в настоящем.

Рестросказательные объяснения, пересмотр отдаленного прошлого в свете более поздних событий, "в высшей степени характерны", по Вригту, для исторической науки. При этом он предостерегает, что, применяя ретросказательное объяснение, следует избегать абсолютизации прошлого, его переоценки, так как это легко может ввести в заблуждение, делая суждения историка вопросом его вкусов и предпочтений, в соответствии с которыми он отбирает важное или "ценное".

В процессе понимания и объяснения недавних событий историк, согласно Вригту, приписывает прошлым событиям такую роль и значение, которыми они не обладали до появления этих новых событий. Поскольку полное будущее нам неизвестно, мы и не можем сейчас знать все характеристики настоящего и прошлого. А это означает, что "полное и окончательное" описание прошлого невозможно, но при всем этом истина глаголет, что к прошлому надо всегда относится уважительнохотя бы потому, что мы все (настоящее и будущее в том числе) родом из прошлого. С этих позиций понимающая социология, основанная еще Дильтеем, выделяет в центр познавательного процесса познающую личность, которая познавая и переживая себя, познает другие индивиды, не внутренние содержания и тем самым постигает общество как бы изнутри. Такое усмотрение «конечной реальности» общества Дильтей называл правомерно пониманием, хотя, к сожалению, субъективно и релятивно с точки зрения трактовки социальной реальности и социального познания.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В начале третьего тысячелетия первостепенное значение приобретают проблемы организации и управления развитием науки, которая носит интернациональный характер. Вместе с тем, региональные и функциональные различия науки, обусловленные уровнем экономического, технологического развития, природными ресурсами, вносят определенную спецификацию в совокупный потенциал развития науки. Концентрация и централизация науки вызвали к жизни появление общенациональных и международных научных организаций и центров, систематическую реализацию крупных международных проектов.

В современном мире основой технологического могущества является именно наука. Она становится надежным инструментом распространения информации для обеспечения государственно-корпоративного уровня управления, и как сфера, с которой связывают надежды предотвращения экологической катастрофы. Одним из бесспорных мировоззренческих итогов науки начала XXI в. является научное миропонимание, которое стало доминирующим в ареале технократической цивилизации.

При этом изучение различных сторон науки в современных условиях ведется рядом специализированных отраслей науки, куда входят логика науки, социология науки, психология научного творчества, а также тенденция синтетического познания всех ее многочисленных аспектов - науковедение.

При всем этом, в основе научного мировоззрения лежит представление о возможности научного постижения сущности многообразных явлений современного мира, где прогресс развития человечества связан с достижениями науки. Но всеобъемлющее господство научного мировоззрения есть также проблема, ибо сам Человек не может быть только и исключительно рациональным существом, большая часть его импульсов и влечений связаны с природой бессознательного. Древние философские системы, как известно, предлагали четыре стихии, нашедшие отражение в человеке: разум, чувства, волю и желания. Русские философы настаивали на двойственной (антропософичной и телесной) природе человека, его непостижимой соборности и жертвенности.

Размышляя над проблемами, характерными для XXI века, необходимо выделить процесс глобализации человеческой жизни и бытия, универсализацию человеческой сущности, в которой достижение разума и созидание стали достоянием всего мирового сообщества.

Острые споры ведутся вокруг проблемы взаимоотношений института власти и института науки. Некоторые мыслители полагают, что наука должна быть пластичной относительно института власти, другие уверены, что она должна отстаивать свою принципиальную автономию. Одни исследователи пытаются защитить государство от науки, содержащей в себе тоталитарное начало, а другие - науку от тоталитарного государства с его институтом принуждения и несвободы. Так или иначе, но демаркация проблематична. Миф об абсолютно свободной и автономной науке разбивается о повседневность экономических реалий.

К началу XXI в. важнейшей проблемой стал экологический феномен, который настоятельно взывает к биосферизации всех видов человеческой деятельности, всех областей науки. Он влечет за собой этический императив, обязывающий ученых с большей ответственностью подходить к результатам своих исследований. Сфера действия этики расширяется. Выдающиеся физики требуют ограничения применения открытий в военной области. Врачи и биологи выступают за мораторий на использование достижений генетики в антигуманных целях. Первоочередной проблемой становится поиск оптимального соотношения целей научно-технического прогресса и сохранения органичной для человека биосферы его существования.

Сегодня можно говорить о сложившейся предметно-дисциплинарной организации современной науки, фиксировать наличие ее логико-методологической и теоретико-концептуальной базы. Налицо двуединый процесс гуманизации позитивного знания и гносеологизации содержания искусства, математизации отдельных областей культуры.

Синергетика также выступает мировоззренческим итогом развития науки XXI в., ибо она говорит о возможностях нового диалога человека с природой, где самоорганизующиеся развитие должно диктовать приоритеты перед искусственными, спекулятивными и конструкционистскими схемами, претендуя на новый синтез знания и разума. Синергетика перестраивает наше мировосприятие, и в частности нацеливает на принципиальную открытость и плюрализм (вспомним библейское: пусть все растет вместе до жатвы).

Идеи ноосферности, обозначающие пространственно-временную континуальность человеческой мысли, обретают свое обоснование в современной релятивисткой космологии. В ней также фиксируются весомые приращения и выделяются два смысловых подхода: первый опирается на признание уникальности Вселенной, а, следовательно, и человеческой мысли; второй - на понимание ее как одной из многих аналогичных систем, что в мировоззренческом отношении сопряжено с необходимостью логического полагания уникальных, диковинных и отличных от имеющихся земных аналогов форм жизни и разума.

Глубинные процессы информатизации и медиатизации в глобальных масштабах стимулируют скачкообразность экономического и научно-технологического развития, чреваты изменением всей системы коммуникации, человеческого общения и привычных форм жизнедеятельности и проведения досуга. Компьютерная революция, породив виртуалистику, обострила все аспекты коммуникативно-психологических проблем.

Глубочайшая дихотомия детерминизма и индетерминизма, потрясшая до основания мировоззренческие итоги мировосприятия нашего современника, упирается в выбор той или иной онтологии! Когда говорится об универсальности детерминизма или индетерминизма, то утверждается его действие не только в физике, но и в биологии, психологии, в общественных науках и естествознании. В общем случае принцип причинности указывает на то, что для любого следствия имеется соответствующая, производящая его причина. Вместе с тем существуют, образно выражаясь, "бреши" в причинных цепях. "Утверждения о детерминированности будущего, - отмечает в связи с этим Ф. Франк, - являются тавтологичными и не дают никакой информации об эмпирическом мире. Утверждения, что будущее предопределено, кажется нам относящимся к языку обыденного здравого смысла. Если наука не включает всеведущего разума в свою понятийную схему, то под утверждением, что будущее детерминировано, она может иметь только то, что это будущее детерминировано законом". И именно к подобному верховному разуму взывал Лаплас. Его верховный разум должен был управлять причинными законами, которые позволили бы ему сделать предсказания о будущем состоянии мира на основе его настоящего состояния. Идея всеобщего предопределения связана с наличием "сверхчеловеческого или сверхъестественного" существа.

Наконец, интерес представляет заключение о том, что законы устанавливают условия, по которым мы можем предсказать, что в будущем произвол хаоса и иррегулярного поведения скреплен и ограничен фундаментальными физическими константами. Широко признаваемые ныне статистические законы устраивают тем, что указывают на некоторое среднее поведение. С точки зрения наблюдаемых явлений можно говорить лишь о таком типе поведения, где все законы являются статистическими. Поскольку мир состоит из открытых, неравновесных систем, существование в таком нестабильном мире сопряжено с многочисленными бифуркациями и катастрофами. Человечество же ищет иной доли, оно страстно мечтает не только об истине, оно стремится к счастью, благоденствию и красоте.

ЛИТЕРАТУРА

Айзенк Г., Сарджент К. Объяснение необъяснимого: Тайны паранормальных явлений. М., 2001.

Анисимов О.С. Методология: функции, сущность, становление (диалектика и связь времен). М., 1996.

Аршинов В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки. М., 1999.

Балахонский В.В. Объяснение истории: историко-философский, методологический и гносеологический аспекты. СПб., 1997.

Балахонский В.В. Проблема социальных закономерностей в методологии исторического познания // Актуальные проблемы философии истории: Материалы Всероссийской научно-теоретической конференции. - СПб.: СПб. университет МВД РФ, 2008. С. 12-22.

Барсков А.Г. Научный метод: возможности и иллюзии. М., 1994.

Бахтин М.М. Автор и герой: К философским основам гуманитарных наук. СПб., 2000.

Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. Опыт социального прогнозирования. М., 1999.

Белов В.А. Ценностное измерение науки. М., 2001.

Бернал Дж. Наука в истории общества. М., 1956.

Блаватская Е.Л. Теософия и практический оккультизм. М., 1993.

Богоявленская Д. Б. Психология творческих способностей. М., 2002.

Бор Н. Атомная физика и человеческое познание. М., 1961.

Борн М. Моя жизнь и взгляды. М., 1973.

Борн М. Размышления и воспоминания физика. М., 1977.

Борн М. Физика в жизни моего поколения. М., 1963.

Бройль Луи де. По тропам науки. М., 1962.

Бургин М.С., Кузнецов В.И. Введение в современную точную методологию науки. М., 1994.

Бэкон Ф. Новый Органон // Бэкон Ф. Соч.: В 2 т. М., 1978. Т. 2.

Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем. СПб.,1999.

Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.

Вернадский В.И. Избранные труды по истории науки. М., 1981.

Вернадский В.И. Научная мысль как планетарное явление. М., 1991.

Вернадский В.И. О науке. Т. 1. Научное знание. Научное творчество. Научная мысль. Дубна, 1997.

Вернадский В.И. Размышления натуралиста: В 2 кн. М., 1975-1977.

Вернадский В.И. Философские мысли натуралиста. М., 1988.

Вригт Г.Х. фон. Логико-философские исследования. М., 1986.

Гадамер Х. Г. Актуальность прекрасного. М., 1991.

Гадамер Х. Т. Истина и метод. М., 1988.

Гайденко П.П. История новоевропейской философии в ее связи с наукой. М., 2000.

Гайденко П.П. Эволюция понятия науки (XVII-XVIII вв.). М., 1987.

Гайденко П.П. Эволюция понятия науки. М., 1980.

Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук: В 3 т. М., 1974-1977.

Гейзенберг В. Физика и философия. Часть и целое. М., 1989.

Гейзенберг В. Шаги за горизонт. М., 1987.

Границы науки. М., 2000.

Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 1989.

Гумилев Л. Н. Древняя Русь и Великая Степь. М., 1989.

Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. М., 1994.

Джегутанов Б.К., Ивашов Л.Г., Сальников В.П. Философия глобализации. СПб., 2006.

Девятко И.Ф. Методы социологического исследования. М., 2002.

Декарт Р. Рассуждение о методе // Декарт Р. Соч.: В 2 т. М., 1989. Т. 1.

Делокаров К.Х. Системная парадигма современной науки и синергетика // Общественные науки и современность. 2000. № 6.

Дильтей В. Введение в науке о духе // Собр. соч.: В 6 т. М., 2000. Т. 1.

Дильтей В. Сущность философии. М., 2001.

Дынич В.И., Емельяшевич М.Л., Толкачев Е.Л., Томильчик Л.М. Вненаучное знание и современный кризис научного мировоззрения // Вопросы философии. 1994. № 9.

Загадка человеческого понимания. М., 1991.

Зайцев А.И. Культурный переворот в Древней Греции. М,, 1985.

Зельдович Я.Б., Хлопов М.Ю. Драма идей в познании природы. М., 1988.

Знание за пределами науки. М., 1996.

Ильенков Э.В. Диалектика абстрактного и конкретного в научно-теоретическом мышлении. М., 1997.

Ильин В.В. Критерии научности знания. М., 1989.

Ильин В.В. Теория познания. Введение. Общие проблемы. М., 1994.

Ильин В.В. Теория познания. Эпистемология. М., 1994.

Ильин В.В., Калинкин А.Л. Природа науки. М., 1985.

История и философия науки: Учебное пособие для аспирантов. – СПб.: Питер, 2006.

История методологии социального познания. Конец XIX-XX вв. М., 2001.

Канке В.А. Основные философские направления и концепции науки: Итоги XX столетия. М., 2000.

Кант И. Критика чистого разума //Кант И. Соч.: В 6 т. М., 1964. Т. 3.

Капица П.Л. Эксперимент. Теория. Практика. М., 1987.

Капица С.П., Курдюмов С.И., Малинецкий Г.Г. Синергетика и прогнозы будущего. М., 1997.

Кастельс М. Информационная эпоха: Экономика, общество, культура. М., 2000.

Кедров Б.М. Проблемы логики и методологии науки. Избранные труды. М., 1990.

Князева Е.М. Саморефлективная синергетика // Вопросы философии. 2001. № 10.

Князева Е.Н., Курдюмов СП. Законы эволюции и самоорганизации сложных систем. М., 1994.

Князева Е.Н., Курдюмов СП. Синергетика как новое мировидиние: диалог с И. Пригожиным // Общественные науки и современность. 1993. № 2.

Койре А. Очерки истории философской мысли. М., 1985.

Конт О. Дух позитивной философии. СПб., 1910.

Концепция самоорганизации: становление нового образа научного мышления. М., 1994.

Косарева Л.М. Предмет науки: социально-философский аспект проблемы. М., 1977.

Косарева Л.М. Рождение науки Нового времени из духа культуры. М., 1997.

Косарева Л.М. Социокультурный генезис науки Нового времени. Философский аспект проблемы. М., 1989.

Кравец А.С. Идеалы и идолы науки. Воронеж, 1993.

Кравец А.С. Методология науки. Воронеж, 1991.

Кун Т. Структура научных революций. М., 1977.

Курбатов В.И. Логика. Систематический курс. Ростов на Дону, 2001.

Курбатов В.И., Курбатова О.В. Социальное проектирование. Ростов на Дону, 2001.

Курдюмов С.П. Синергетика - новые направления. М., 1989.

Лакатос И. Фальсификация и методология научно-исследовательских программ. М., 1995.

Лекторский В.А. Научное и вненаучное мышление: скользящая граница // Наука в культуре. М., 1998.

Лекторский В.А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001.

Лешкевич Т.Г. Философия науки: традиции и новации. М., 2001.

Лэйси Х. Свободна ли наука от ценностей? Ценности и научное понимание. М., 2001.

Майданов А.С. Искусство открытия: методология и логика научного творчества. М., 1993.

Мысливченко С.Д. Общая психология. М,, 2000.

Мамчур Г.А., Овчинников Н.Ф., Огурцов А.Л. Отечественная философия науки: предварительные итоги. М., 1997.

Маркова Л.А. Теоретическая историография науки. М., 1992.

Маркс К. Капитал. Т. 1 // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23.

Мелюхин И.О. Информационное общество: истоки, тенденции, проблемы развития. М., 1999.

Меркулов И.П. Когнитивная эволюция. М., 1999.

Микешина Л.А. Философия познания: диалог и синтез подходов // Вопросы философии. 2001. № 4.

Микешина Л.А. Философия познания: Полемические главы. М., 2002.

Минасян А.М. Диалектика как логика. Ростов на Дону, 1991.

Моисеев Н.Н. Еще раз о проблеме коэволюции // Вопросы философии. 1998. № 8.

Моисеев Н.Н. Современный рационализм. М., 1995.

Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Пути разума. М., 2000.

Моисеев Н.Н. Человек и ноосфера. М., 1990.

Назаретян А.П. От будущего - к прошлому (Размышление о методе) // Общественные науки и современность. 2000. № 8.

Наука в культуре. М., 1998.

Научные и ненаучные формы мышления. М., 1996.

Новая постиндустриальная волна на Западе. М., 1999.

Новикова Т.М. Эзотерическая философия. М., 2001.

Носов Н.А. Виртуальная парадигма // Виртуальные реальности. М., 1998.

Объяснение и понимание в социальном познании. М., 1990.

Огурцов А.П. Дисциплинарная структура науки. М., 1998.

Ойзерман Т.И. Опыт критического осмысления диалектического материализма // Вопросы философии. 2000. № 1

Павленко А.Н. Европейская космология: основания эпистемологического переворота. М., 1997.

Петров М.К. Язык, знак, культура. М., 1991.

Плебанек О.В. К вопросу о некоторых базовых категориях социогуманитарного знания.//Актуальные проблемы социальной философии. Материалы международной научно-теоретической конференции 25.02.2005. СПб.: СПб. университет МВД России, 2005. С.67-71.

Подкрытов Г.А. 0 природе научного метода. Л., 1988.

Поппер К.Р. Логика и рост научного знания. М., 1983.

Поппер К.Р. Что такое диалектика? // Вопросы философии. 1995. № 1.

Порус В.Н. Эпистемология: некоторые тенденции // Вопросы философии. 1997. № 2.

Порус В.Н. Парадоксальная рациональность. М., 2000.

Пригожин И. Стенгерс И. Порядок из хаоса. М., 1986.

Пригожин И. Переоткрытие времени // Вопросы философии. 1989. № 9.

Пригожин И. Философия нестабильности // Вопросы философии. 1991. № 6.

Пригожин И., Стенгерс И. Время, хаос, квант: К решению парадокса времени. М., 1994.

Принципы историографии естествознания: XX век. СПб, 2001.

Причинность и телеономизм в современной естественнонаучной парадигме. М., 2002

Проблема ценностного статуса науки на рубеже XXI века. СПб., 1999.