Экзистенция, выбор, Бог как темы философии Кьеркегора.
В философии Кьеркегора появляется понятие "экзистенция", ставшее принципиально важным для экзистенциальной философии XX в. Вот образчик стиля размышления, характерного для кьеркегоровской философии экзистенции: «Где я? Кто я? Как я пришел сюда? Что это за вещь, которую называют миром? Что это слово значит? Кто тот, кто заманил меня в бытие и теперь покидает меня? Как я оказался в этом мире? Почему со мной не посоветовались, почему не познакомили с его обычаями, а просто сунули в один ряд с другими, как будто я был куплен у некоего "продавца душ"? Как я обрел интерес к этому большому предприятию, которое называется реальностью? И почему я вообще должен иметь интерес к нему? Что это, моя добровольная забота? И если я вынужден принять в нем участие, где директор? Я хотел бы сделать ему мои замечания. Никакого директора нет? Но к кому я тогда обращусь с моей жалобой? Существование (экзистенция), безусловно, есть полемика — и могу ли я просить, чтобы и моя точка зрения была принята к рассмотрению? Если нужно принять мир таким, каков он есть, не лучше ли было бы вовсе не узнавать, каков он?». Такова типичная для Кьеркегора стилистика описания состояния "растревоженной экзистенции". Она была чужда характеристикам самоуверенного Я в классической философии, но зато стала общим местом в философии нашего столетия.
Трагизм человеческого Я порождается, согласно Кьеркегору, в силу разных причин: из-за неисчерпаемости, отчужденности мира от хрупкого и конечного Я, из-за стремления увидеть Я через Ты, вообще через других людей и их абстрактную сущность, из-за "безумия мира", которое заражает и человеческую личность. Выбор человеком самого себя, своего уникального и неповторимого Я — процесс, исполненный величия и ответственности, — тоже связан с поистине трагическими переживаниями. Выбор — процесс неотлагаемый, срочный, можно сказать, мгновенный. "Внутреннее движение личности не оставляет времени на эксперименты мысли... Наступит, наконец, минута, когда более и речи не может быть о выборе... за человека выбрала сама жизнь, и он потерял себя самого, свое Я". Но если выбор состоялся, если человек осознал свое назначение, то это величайший по смыслу и содержанию этап его жизни: человек сам чувствует важность, серьезность и бесповоротность свершившегося.
Отличительная особенность философии Кьеркегора — сплав экзистенциального, этического, религиозного и художественно-эстетического аспектов. Кьеркегоровскую философию можно было бы назвать "трагическим эстетизмом". (Отечественный исследователь П.П. Гайденко точно озаглавила свою книгу о Кьеркегоре, одну из лучших в мировой литературе, "Трагедия эстетизма".) Обьчный для сочинений Датского мыслителя прием: на первый план выдвигаются некоторые персонажи — рассказчики, "авторы" дневников, драм и т.д. Действительный автор — Кьеркегор как бы скрывается за этими персонажами. (Отсюда обилие псевдонимов: Виктор Эремита, Николай Нотабенек, Иоханнес де Силенцио.) Это позволяет Кьеркегору сохранять ироническую, критическую дистанцию между жизненными позициями, выводимыми им на сцену своего рода экзистенциальной драмы, и собственными суждениями. Так построено, скажем, одно из лучших произведений Кьеркегора "Entweder - Oder" ("Или — или"). Читателю сообщается, что найдены две рукописи, обе анонимные. Одна представляет собой собрание статей, эссе, написанных легко, изящно. Она содержит Статьи о "Дон Жуане" Моцарта, о продолжении сходной темы через образы Фауста, Гретхен и т. д. Вторая рукопись (принадлежащая некоему судебному заседателю), напротив, тяжеловесна по стилю, но она носит исповедальный характер. В центре всего произведения — тема любви к женщине, которая рассматривается и через литературу, известные художественные образы, и через тонкий анализ переживаний личности. Любовь к женщине предстает как путь самопознания, самораскрытия личности, о чем — доводя свои исповедания до признания в крайнем эгоизме — без стеснения повествуют персонажи Кьеркегора. Вместе с тем на первый план снова выходит тема расколотости личности; и то, что идет "от жизни", резко сталкивается с тем, что отталкивается от искусства, культуры, а особенно от философии, коей снова достается изрядное количество негативных оценок.
Заметное место в наследии Кьеркегора занимает тема Бога, религии, греха. Он пытается дать свое толкование религиозности человека, интерпретацию библейских текстов. Так, "Страх и трепет" является подробнейшим экзистенциальным исследованием библейской легенды о жертвоприношении Авраама. Авраам предстает у Кьеркегора как "рыцарь веры". Мыслитель подробно разбирает психологические, этические, экзистенциальные оттенки поступка Авраама. Прежде всего, Кьеркегор мастерски описывает "весь страх, всю нужду и муку отцовских мучений, чтобы суметь показать, что выстрадал Авраам, в то время как при все том он верил". Но повесть об Аврааме Кьеркегор использует и для того чтобы подчеркнуть, "каким парадоксом является вера, парадоксом, который способен превратить убийство в священное и богоугодное деяние, парадоксом, который вновь возвращает Исаака Аврааму, парадоксом, который неподвластен никакому мышлению, ибо вера начинается как раз там, где прекращается мышление". Кьеркегор, однако, признается: "...хотя Авраам и вызывает мое восхищение, он также ужасает меня".
В работе "Болезнь к смерти" Кьеркегор выступает против христианской религии за то, что она создала образ Бога как Богочеловека. Его он считает вреднейшей профанацией. Очеловеченный Бог оказывается вездесущим и всемогущим, из-за чего и человек проникается непростительной дерзостью. Правда, для "равновесия", для дистанцирования Бога от человека изобретается доктрина первородного греха. Но разбирая типичные для официального христианства трактовки греха и страха, Кьеркегор приходит к выводу: они, внушив человеку глубокий комплекс неполноценности, в то же время сняли с него личную ответственность, ибо лишили понятие греха всякой серьезности. И в то же время глубокая, внутренняя и самобытная религиозность Кьеркегора вряд ли может вызвать сомнения.
Некоторые современные исследователи справедливо говорят даже о "религиозном ригоризме" как отличительной особенности философии Кьеркегора: "Но, пожалуй, основная отличительная черта его творчества состоит в способе обоснования пути к высшим нравственным ценностям. Согласно его моральной диалектике, только человеку, сознающему свою виновность и слабость перед Богом, доступны истинные вера, духовность, нравственность". Однако никак нельзя забывать, что ригористически защищаемое смирение перед Богом соединяется в философии Кьеркегора с отстаиванием свободы, достоинства, свободы выбора и огромных возможностей человеческой личности. Этот кьеркегоровский парадокс, истово, болезненно, искренне пережитый самим выдающимся мыслителем, придает его жизни и сочинениям неувядающий интерес, особенно для тех, кто "болеет" той же человеческой болезнью смирения-гордости, отчаяния-обретения веры.
Путь к Богу и вере — центральная тема сочинений Кьеркегора. Трактуется она не теологически, а философски. Осмысливая этот путь, философ отвергает традиционные идеи, тем более выдержанные в духе религиозного благодушия. Путь к вере не усыпан розами. Самым надежным образом к Богу и вере ведут отчаяние, страдание, страсть. Кьеркегор стремится подробно, если не сказать дотошно, проанализировать различные способы и формы приобщения к Богу, а также охарактеризовать соответствующие им человеческие типы.
Философ различает три стадии познания человеком своего существования и, соответственно, три человеческих типа, в концентрированной форме воплощающих эти стадии-формы.
Первая стадия и форма — эстетическая. Кьеркегор рассуждает об "эстетизме" как форме существования и называет "эстетиком" человека, который остается поглощенным этой стадией. Эстетик захлестнут переживаниями минуты; он охвачен желанием "остановить мгновение". Вместе с тем эстетик недоволен своим Я; он ждет его чудесного превращения в некое другое Я. Для эстетика характерно безразличие к этическому измерению существования. И хотя он переживает отчаяние и стремится к спасению, его отчаяние неистинно, ибо сковано слабостью.
Вторая стадия и форма — этическая. "Этический человек" ("этик") живет мыслью и заботой о будущем. В отличие от эстетика, он не зациклен на настоящем. Ему присущи глубокая серьезность и нравственная ответственность. Он также движется к Богу и вере через отчаяние. Но его отчаяние не имеет ничего общего с тем сомнением, о котором писали философы прошлого, например Декарт, и которое было чисто временным и в значительной степени искусственным отчаянием мысли. Отчаяние этической стадии — отчаяние личности, отчаяние, соединенное с мужеством и моральной ответственностью. Все силы души концентрируются в акте отчаяния, чтобы духовность проложила путь к вере. Однако и вторая, т.е. этическая стадия обладает существенным пороком: "этик" охвачен гордыней; он уповает лишь на собственные силы и свой возможный прорыв к будущему ценит выше приобщения к вечному, истинно абсолютному.
Наибольшие преимущества имеет поэтому третья стадия — религиозная. Истинно религиозный человек оставляет позади и "отчаяние слабости" эстетика, и "отчаяние-вызов" этика. Он поднимается на высшую стадию — абсолютного отчаяния. Оно выводит религиозного человека к такой вере и к такому Богу, которые истинно сопрягаются с вечностью.
Анализ этих трех стадий познания человеком своего существования может служить иллюстрацией "качественной" диалектики, которую Кьеркегор противопоставляет диалектике Гегеля, определяемой как диалектика "количественная". Всё в диалектике, что находит выражение в объективном, исчисляемом, относится к количественной диалектике. Но есть феномены и процессы, которые невозможно выразить в объективной форме. Таковы переживания страха, отчаяния, вины, греховности. Им также присуща глубокая, тонкая, даже изощренная диалектика. Но она носит качественный характер, ибо фиксирует противоположности человеческого существования, ухватываемые не рациональным мышлением, а экзистенциальным переживанием и его внутренне религиозным истолкованием.
Таковы основные идеи Серена Кьеркегора.
Жизнь и сочинения Ницше.
Выдающийся немецкий философ и писатель Фридрих Ницше прославился еще при жизни. Но тогда это была, по большей части, скандальная слава нигилиста, которую сам философ всячески поддерживал. Кроме того, Ницше, через пятнадцать лет напряженного труда впавший в неизлечимую душевную болезнь, уже не мог разумно участвовать в полемике вокруг своих произведений, так что некоторые его современники и историки мысли просто игнорировали его как "сумасшедшего". В результате наиболее глубокое и, по существу, постоянное влияние ницшеанства пришлось на XX в.
Фридрих Ницше родился 15 сентября 1844 г. в местечке Рекен (близ Лютцена) в семье протестантского пастора. Отец умер, когда сыну было пять лет. Ревностная религиозность, отличавшая жизнь семьи и общины, рано вызвала протест в душе Ницше. Одиннадцатилетним мальчиком он отказался идти к мессе. С юных лет, сначала, вероятно, из-за пресыщения ритуалистикой, а затем и на основе глубоких размышлений стало формироваться характерное для Ницше как мыслителя неприятие ортодоксальных вероисповеданий и богословских учений. Во время учебы в гимназии Наумбурга, а потом в известном интернате "Врата учения", Фридрих Ницше проявил блестящие способности к гуманитарным дисциплинам, быстро осваивал классические языки. С 1864 г. он учился сначала в Боннском, а потом в Лейпцигском университетах, куда последовал за своим учителем Ричлем. Окончив курс как классический филолог, он в 1869 г. сразу получил профессуру в Базельском университете, где преподавал до 1879 г. В 1889 г. Ницше тяжело заболел: всегда напряженное, болезненное состояние тела и духа переросло в неизлечимое психическое расстройство. Написанные с 1873 по 1889 г. сочинения между тем приносили Ницше все большую известность.
Творчество Ницше обычно подразделяется исследователями на три (или четыре) основных этапа. Еще студентом (с 1866 г.) Ницше стал пробовать свое перо в жанре филологических исследований, но более зрелые и известные работы были написаны уже после окончания учебы. К первому этапу творчества Ницше относят произведения, написанные в 1871 —1876 гг. Этот период отмечен прежде всего влиянием Рихарда Вагнера, выдающегося композитора и мыслителя Германии. Сочинения "Рождение трагедии из духа музыки", 1872г.; "Философия в трагическую эпоху древней Греции", 1873 г.; "Несвоевременные размышления", 1873 —1876 гг., содержали своеобразную заявку молодого автора на философско-эстетические темы, на переосмысление греческого духа и его приспособление к условиям современности.
Кроме захватившего молодого Ницше стремления дать истолкование образов Вагнера приходит еще одно интеллектуальное увлечение — философией Шопенгауэра. Статья "Шопенгауэр как воспитатель" входила в "Несвоевременные размышления". Сам Ницше описывал, какое воздействие на него оказала шопенгауэровская книга "Мир как воля и представление", став для него "зеркалом мира" и "зеркалом души". Некоторое время он верил чуть ли не в каждое шопенгауэровское слово. Однако, "переболев" и Вагнером, и Шопергауэром, Ницше стал пробиваться к собственным, оригинальным идеям, воззрениям, образам.
Книга второго периода "Человеческое, слишком человеческое", 1878—1880 гг., знаменовала уже происшедший разрыв со многими прежними влияниями и звала к еще более глубокой, необходимой для всей эпохи переоценке ценностей. К этому же периоду относятся "Утренняя заря", 1881 г., и "Веселая наука" (кн. 1 — 4), 1882 г. В одном из писем Ницше признавался, что раньше он "почитал философов", а теперь решил, что надо самому сделаться философом и подойти к сути человеческой мудрости.
Третий период связан с публикацией или, чаще, созданием главных, "самых ницшеанских" и наиболее популярных, опубликованных впоследствии произведений: "Так говорил Заратустра", 1883—1886 гг.; "По ту сторону добра и зла", 1886 г.; "К генеалогии морали", 1887; "Антихрист", 1888 г.
Иногда выделяют и четвертый период творчества — в самый канун сумасшествия, когда были написаны "Сумерки идолов", "Ессе homo" ("Се человек"). После создания "Заратустры" Ницше писал, что "открыл собственную землю", никому до сих пор неведомую. Но вскоре снова пришло разочарование: те сложнейшие и, по его словам, "опаснейшие вещи, которые он хочет сказать человечеству, еще не нашли выражения...". Такие взлеты и падения духа — от восторга к отчаянию по поводу сделанного им — Ницше испытывал все время вплоть до погружения в "сумерки" сумасшествия.
"Жизнь" и "воля" — центральные понятия философии Ницше.
Как бы ни менялось отношение Ницше к философии Шопенгауэра, из этой последней он заимствовал интерес к понятию воли, его преобразованию и дальнейшей универсализации. Еще более решительно и неразрывно, чем Шопенгауэр, Ницше связал волю с феноменом жизни. Ницше не только считал волю к власти определяющим стимулом деятельности и главной способностью человека, но и "внедрял" ее в "самое жизнь". "Чтобы понять, что такое "жизнь" и какой род стремления она представляет, — пишет Ф. Ницше, — эта формула должна в одинаковой мере относиться как к дереву и растению, так и к животному" ("Воля к власти". Афоризм 704). "Из-за чего деревья первобытного леса борются друг с другом?" — спрашивает Ницше и отвечает: "Из-за власти" (там же). Толкуя жизнь как "специфическую волю к аккумуляции силы", Ф. Ницше утверждает, что жизнь как таковая "стремится к максимуму чувства власти" (там же. Афоризм 689). Подобная мифологизация воли, онтологизация (т.е. "внедрение" в само бытие) нерациональной человеческой способности как нельзя более соответствуют всему духу и стилю ницшеанского философствования, которое представлено в виде броских афоризмов, парадоксальных мыслей, памфлетов и притч, личных исповеданий.
Понятие "жизни" у Ницше не отличается ясностью и содержательной определенностью. Оно скорее носит метафорический характер и раскрывается через волю, волю к власти. Но "внедрение" воли, в частности, воли к власти в самые недра вселенной, апелляция к энергичным волевым импульсам самой жизни — нечто большее, чем экстравагантная метафора философского языка, изобретение одареннейшего философствующего литератора. За этим характерным для философии жизни и ряда других направлений XX в. мыслительным приемом скрываются самые разные устремления, идейные явления. У Ницше с ним связана попытка философски обосновать культ "сверхчеловека" с его гипертрофированной волей к власти.
Толкование жизни, человека, познания, культуры в свете категории "воля к власти" в литературе советского периода объявлялось упрощенным, неверным, а по философскому смыслу лишь волюнтаристско-субъктивистским подходом. Между тем Ницше, во многом следуя тенденциям дарвиновского и последарвиновского естествознания, стремился вьывить философский смысл понятия "борьба за существование" — оно в ранних произведениях и стало для него синонимом формулы "воля к власти". Мыслитель отверг свойственное идеалистическим системам "возвышенное" и тем самым оторванное от жизни толкование мира, познания и науки. Надо отметить, что в более поздних произведениях Ницше стал полемизировать с дарвиновской теорией "естественного отбора", особенно резко возражая против тезисов о выживании "наиболее приспособленных" и о лестнице видов как носителей прогресса. Человек как вид не означает прогресса по сравнению с животными. Как особый вид человек также не прогрессирует ("Воля к власти". Афоризмы 685, 684-III и др.).
В учении Ницше получила негативную оценку концепция "двух миров", свойственная многим течениям философии, для которых реальный мир жизни заведомо несовместим с "миром для нас", получаемым благодаря научным и философским конструкциям. На деле, утверждает Ницше, мир жизни един, целостен, причем он вечен, что не означает его стабильности, а напротив, предполагает вечное течение, становление, возвращение. К этому исходному представлению о мире философ считает необходимым приспособить трактовку познания, истины, науки.
Истину, учит Ницше, следует понять как орудие жизни, приспособления к действительности, а познание (кстати, тут получает последовательное развитие давняя формула философов и ученых: "знание — сила") — как орудие власти. Чем доказывается истина? — спрашивает Ницше и отвечает: полезностью, удовлетворенной потребностью, а значит, усилившейся властью над природой и другими людьми. Отсюда для Ницше следует вывод: не пренебрегая выгодами познания и науки, следует отказаться от созданного философией нового времени культа науки и научной истины, который стал почти всеобщим для философии и культуры. "Не существовало доселе еще ни одного философа, под руками которого философия не превращалась бы в апологию познания... Все они тиранизированы логикой, а логика есть по своему существу оптимизм", — пишет Ницше в работе "Человеческое, слишком человеческое". Беда в том, что в результате возвеличения науки, познания, логики, их доминирования над жизнью человечество получило не одни только преимущества. По видимости став более сильным, оно оказалось и во многих отношениях более слабым и беспомощным. Мир — в результате "упорного процесса науки" — явился нам как итог "множества заблуждений и фантазий, которые постепенно возникли в общем развитии органических существ, срослись между собой, и теперь наследуются нами как скопленное сокровище всего прошлого — ибо на нем покоится ценность нашей человечности".
Несовпадение двух миров — реального мира жизни и мира человеческого — есть только одно из проявлений тирании познания и науки. Но и из него вытекает, согласно рассуждениям Ницше, немало пагубного для человека и самого мира. Человек трактует мир как подчиненный законам чисел — и заблуждается, ибо эти законы изобретены им самим и имеют силу лишь для человеческого действия. Человек толкует себя, свою сущность как подчиненную законам логики — и опять глубоко заблуждается, ибо "природу человека нельзя сделать чисто логической"24. Все подобные обвинения адресованы, разумеется, не простому, живущему обычной жизнью и ее заботами человеку. Они направлены против тех, кто для культуры и человечества создает, пропагандирует соответствующие ценности. Это прежде всего философы, писатели, религиозные деятели и мыслители — "старая элита", чьи ценности, правила, чьи мораль и религия насквозь фальшивы, враждебны жизни и должны быть убраны с пути непрерывного становления человеческого рода. До сих пор путь, пройденный человечеством как специфической, не чисто природной целостностью, был — в масштабах истории — чрезвычайно кратким. И потому неудивительно, что сделано так много ошибок, что человек и человечество не приблизились к постижению самих себя, своего предназначения в Великом Становлении, Вечном круговороте вселенной.