Тексты для чтения по ролям НЕУДАЧА

Илья Сергеевич Пеплов и жена его Клеопатра Пет-; ровна стояли под дверью и жадно подслушивали. 3" дверью в маленькой зале происходило, по-видимому»' объяснение в любви. Объяснялись их дочь Наташены и учитель уездного училища Щупкин.

Пеплов: Смотри же, Петровна, как только загово-¹

рят о чувствах, тотчас же снимай со стены образ, и идём'

благословлять. Накроем, благословление образом свято

и нерушимо, не отвертится тогда, пусть хоть в суд подает.'

А за дверью происходил такой разговор.

Щупкин: Моя ласточка, моя душечка,

Я нашёл в тебе, что искал.

Пожалей меня, приголубь меня,

Весь измучен я и устал.

Наташа: Ах, оставьте, не лукавьте,

Ваша песня не нова.

Ах, оставьте, не лукавьте,

Всё слова, слова, слова. .

Щупкин: Ах, оставьте ваш характер-с. И вовсе я ним не писал писем-с.

Наташа: Ха-ха-ха! Ну да, будто я не знаю вашего почерка. И какие вы странные. Учитель чистописания, и почерк, ну как у курицы. Да как же вы учите писать, » жели сами плохо пишете?

Щупкин: Гм! В чистописании главное не почерк, 1 пивное, чтобы ученики не забывались. Кого — линей-».-ой по голове, кого — на колени. Да что почерк! Пустое н'ло! Вот ведь Некрасов — писатель был, а совестно по-i мотреть, как он писал. В собрании сочинений его по­черк показан.

Наташа: Так то Некрасов, а то вы! Ах! Да я бы за писателя с удовольствием замуж пошла бы. Он бы мне постоянно стихи на память писал...

Щупкин: Стихи? Стихи и я могу писать, ежели вы пожелаете.

Наташа: Ао чём же вы писать можете?

Щупкин: О любви-с, о чувствах-с, о ваших глаз-Ы1Х-С. Прочтете — очумеете, слеза прошибёт. А ежели я нам напишу поэтические стихи, то тогда дадите ручку поцеловать?

Наташа: Велика важность! Да хоть сейчас целуйте!

И Щупкин припал к пухлой ручке.

Не медля ни секунды, Пеплов распахнул дверь.

Пеплов: Бла... Благословляю вас, дети мои! Живи-ю, плодитесь, размножайтесь!

Кл. Петровна: И я, ия благословляю вас. О, вы отнимаете у меня единственное сокровище, любите же мою дочь, жалейте ее.

Щупкин: Приступ родителей был так внезапен, что Щупкин не мог выговорить ни одного слова. Попался, окрутили, крышка теперь тебе, брат. Не выскочишь. И он покорно подставил голову, как бы желая сказать: «Бери-10, я побежден»!

Пеплов: Наташенька, дочь моя, становись рядом. 11етровна, давай образ. Ну, дети мои, вот вам моё роди-юльское благословление... Тумба! Голова твоя глупая! Да нетто это образ!

Кл. Петровна: Ах! Батюшки-светы!

Вместе: Что случилось?

Щупкин: Учитель чистописания несмело под голову и увидел, что он спасён. . Наташа: Мамаша впопыхах вместо образа сняла стены портрет писателя Лажечникова.

Илья Сергеевич Пеплов, его жена Клеопатра Петро на с портретом в руках стояли сконфуженные, не зн что им делать и что говорить. Учитель чистописан] воспользовался смятением родителей и сбежал.

(по А.П. Чех

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Р. — Отставной корнет Тони, сын князя Дадиан одел фрачную пару и лакированные ботинки с острыми колючими носками, вооружился шапокляком и, ед сдерживая волнение, поехал к княжне Вере Запискино

Д. — Ах, как жаль, что вы не знаете княжны Вер' Это милое, восхитительное создание с кроткими глазка ми небесно-голубого цвета и с шелковыми волнистым кудрями.

Волны морские разбиваются об утес, но о волны е кудрей, наоборот, разобьётся и разлетится в прах любо камень. Нужно быть бесчувственным балбесом, чтоб устоять против её улыбки, против неги, которою так дышит её миниатюрный, словно выточенный бюсти; Ах, какою надо быть деревянной скотиной, чтобы н" чувствовать себя на верху блаженства, когда она говорит смеётся, показывает свои ослепительно белые зубки!

Р. — Князя Дадиани приняли...

Д. — Он сел напротив княжны и, изнемогая от вол нения, начал:

— Княжна, можете ли вы выслушать меня?

Р. — О да!

Д. — Княжна... простите, я не знаю, с чего начать-Для вас это так неожиданно... Экспромтно... Вы рассер дитесь...

Р. — Пока он полез в карман и доставал оттуда пла' ток, чтобы отереть пот, княжна мило улыбалась и воп росительно глядела на него.

Д. — Княжна! С тех пор, как я увидел вас, в мо душу... запало непреодолимое желание...

Это желание не дает мне покоя ни днем, ни ночью и... если оно не осуществится, я... я буду несчастлив.

Р. — Княжна задумчиво опустила глаза. Тони Дади-1.ШИ помолчал и продолжал:

Д. — Вы, конечно, удивитесь... вы выше всего зем­ного, но... для меня вы самая подходящая. Тем более, чго моё имение граничит с вашим... я богат...

Р. — Но... в чём дело? — тихо спросила княжна.

Д. — В чем дело? Княжна! Умоляю вас, не откажите, 11с расстройте вашим отказом моих планов. Дорогая моя, позвольте сделать вам предложение! Предложение и высшей степени выгодное!.. Мы в один год продадим миллион пудов сала! Давайте построим в наших смеж­ных имениях салотопенный завод на паях.

Р. _г ...

Р. и Д. — А зрители, ожидавшие мелодраматического конца, могут успокоиться.

(по А. П. Чехову)

МЕДВЕДЬ

Шутка в одном действии

Посвящена Н.Н. Соловцову

Сюжет пьесы «Медведь» построен на нелепости, но написана пьеса свежо, ярко и пользовалась неизменным успехом у публики.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Плена Ивановна Попова, вдовушка с ямочками на щеках, помещица.

Григорий Степанович С м и р н о в, нестарый поме­щик. Пука, лакей Поповой, старик.

Гостиная в усадьбе Поповой.

I

Попова (в глубоком трауре, не отрывает глаз от фотографической карточки) и Л у к а.

Лука. Нехорошо, барыня... Губите вы себя только... Горничная и кухарка пошли по ягоды, всякое дыхание радуется, даже кошка и та свое удовольствие понимает

и по двору гуляет, пташек ловит, а вы цельный день си­дите в комнате, словно в монастыре, и никакого удо вольствия. Да, право! Почитай, уж год прошел, как вы из дому не выходите!..

Попова. И не выйду никогда... Зачем? Жизнь моя уже кончена. Он лежит в могиле, я погребла себя в че­тырех стенах... Мы оба умерли.

Лука. Ну, вот! И не слушал бы, право. Николай Ми­хайлович померли, так тому и быть, Божья воля, царство им небесное... Погоревали — и будет, надо и честь знать-Не весь же век плакать и траур носить. У меня тоже в свое время старуха померла... Что ж? Погоревал, попла­кал с месяц, и будет с нее, а ежели цельный век Лазаря' петь, то и старуха того не стоит. (Вздыхает.) Соседей всех забыли... И сами не ездите, и принимать не велите. Живем, извините, как пауки, — света белого не видим. Ливрею мыши съели... Добро бы хороших людей не бы­ло, а то ведь полон уезд господ... В Рыблове полк стоит, так офицеры — чистые конфеты, не наглядишься! А в лагерях что ни пятница, то бал, и, почитай, каждый день военная оркестра музыку играет... Эх, барыня-матушка! Молодая, красивая, кровь с молоком, — только бы и жить в свое удовольствие... Красота-то ведь не навеки дадена! Пройдет годов десять, сами захотите павой прой­тись да господам офицерам в глаза пыль пустить, ан поздно будет.

Попова {решительно). Я прошу тебя никогда не го­ворить мне об этом! Ты знаешь, с тех пор как умер Ни­колай Михайлович, жизнь потеряла для меня всякую це­ну. Тебе кажется, что я жива, но это только кажется!" Я дала себе клятву до самой могилы не снимать этого траура и не видеть света... Слышишь? Пусть тень его ви­дит, как я люблю его... Да, я знаю, для тебя не тайна, он часто бывал несправедлив ко мне, жесток и... и даже неверен, но я буду верна до могилы и докажу ему, как я умею любить. Там, по ту сторону гроба, он увидит меня такою же, какою я была до его смерти...

Лука. Чем эти самые слова, пошли бы лучше по саду погуляли, а то велели бы запрячь Тоби или Вели­кана и к соседям в гости...

Попова. Ах!.. (Плачет.)

Лука. Барыня!.. Матушка!.. Что вы? Христос с вами!

Попова. Он так любил Тоби! Он всегда ездил на нем к Корчагиным и Власовым. Как он чудно правил! Сколько грации было в его фигуре, когда он изо всей силы натягивал вожжи! Помнишь? Тоби, Тоби! Прика­жи ему дать сегодня лишнюю осьмушку овса.

Лука. Слушаю!

Резкий звонок.

Попова {вздрагивает). Кто это? Скажи, что я ни­кого не принимаю!

Лука. Слушаю-с! {Уходит.)

II

Попова (одна).

Попова (глядя на фотографию). Ты увидишь, Nicolas, как я умею любить и прощать... Любовь моя угаснет вместе со мною, когда перестанет биться мое Ьсдное сердце. (Смеется, сквозь слезы.) И тебе не совест­но? Я, паинька, верная женка, заперла себя на замок и С>уду верна тебе до могилы, а ты... и тебе не совестно, Ьутуз? Изменял мне, делал сцены, по целым неделям ос­тавлял меня одну...

III Попова и Лука.

Лука (входит, встревоженно). Сударыня, там кто-то спрашивает вас. Хочет видеть...

Попова. Но ведь ты сказал, что я со дня смерти мужа никого не принимаю?

Лука. Сказал, но он и слушать не хочет, говорит, что очень нужное дело.

Попова. Я не при-ни-ма-ю!

Лука. Я ему говорил, но... леший какой-то... ругает­ся и прямо в комнату прет... уж в столовой стоит...

Попова {раздраженно). Хорошо, проси... Какие не-пежи!

Лука уходит.

Как тяжелы эти люди! Что им нужно от меня? К чему им нарушать мой покой? (Вздыхает.) Нет, видно, уж и нправду придется уйти в монастырь... (Задумывается.) Да, в монастырь...

IV

Попова, Лука, Смирнов.

Смирнов (входя, Луке). Болван, любишь много ра говаривать... Осел! (Увидев Попову, с достоинством.) Су дарыня, честь имею представиться: отставной поручи артиллерии, землевладелец Григорий Степанович Смир нов! Вынужден беспокоить вас по весьма важному делу..

Попова (не подавая руки). Что вам угодно?

Смирнов. Ваш покойный супруг, с которым я име честь быть знаком, остался мне должен по двум векселя! тысячу двести рублей. Так как завтра мне предстоит пла­теж процентов в земельный банк^ то я просил бы вас, сударыня, уплатить мне деньги сегодня же.

Попова. Тысяча двести... А за что мой муж остался вам должен?

Смирнов. Он покупал у меня овес.

Попова (вздыхая, Луке). Так ты же, Лука, не забудь: приказать, чтобы дали Тоби лишнюю осьмушку овса. (Лука уходит. Смирнову.) Если Николай Михайлович ос­тался вам должен, то, само собою разумеется, я заплачу; но извините, пожалуйста, у меня сегодня нет свободных. денег. Послезавтра вернется из города мой приказчик, и я прикажу ему уплатить вам что следует, а пока я не могу исполнить вашего желания... К тому же сегодня испол­нилось ровно семь месяцев, как умер мой муж, и у меня теперь такое настроение, что я совершенно не располо­жена заниматься денежными делами.

Смирнов. А у меня теперь такое настроение, что' если я завтра не заплачу процентов, то должен буду вы­лететь в трубу вверх ногами. У меня опишут имение!

Попова. Послезавтра вы получите ваши деньги.

Смирнов. Мне нужны деньги не послезавтра, а се­годня.

Попова. Простите, сегодня я не могу заплатить вам.

Смирнов. Ая не могу ждать до послезавтра.

Попова. Что же делать, если у меня сейчас нет!

Смирнов. Стало быть, не можете заплатить?

Попова. Не могу...

Смирнов. Гм!.. Это ваше последнее слово?

Попова. Да, последнее.

Смирнов. Последнее? Положительно?

Попова. Положительно.

Смирнов. Покорнейше благодарю. Так и запишем. (Пожимает плечами.) А еще хотят, чтобы я был хладно­кровен! Встречается мне сейчас по дороге акцизный и опрашивает: «Отчего вы все сердитесь, Григорий Степа­нович?» Да помилуйте, как же мне не сердиться? Нужны мне до зарезу деньги... Выехал я еще вчера утром чуть тет, объездил всех своих должников, и хоть бы один из них заплатил свой долг! Измучился как собака, ночевал чорт знает где, — в жидовской корчме около водочного Ночонка... Наконец приезжаю сюда, за семьдесят верст иг дому, надеюсь получить, а меня угощают «настроени­ем»! Как же мне не сердиться?

Попова. Я, кажется, ясно сказала: приказчик вер­нется из города, тогда и получите.

Смирнов. Я приехал не к приказчику, а к вам! I la кой леший, извините за выражение, сдался мне ваш приказчик!

Попова. Простите, милостивый государь, я не при-ныкла к этим странным выражениям, к такому тону. Я вас больше не слушаю. (Быстро уходит.)

V

Смирнов (один).

Смирнов. Скажите пожалуйста! Настроение... Семь месяцев тому назад муж умер! Да мне-то нужно платить проценты или нет? Я вас спрашиваю: нужно платить проценты или нет? Ну, у вас муж умер, настроение там и всякие фокусы... приказчик куда-то уехал, черт его позьми, а мне что прикажете делать? Улететь от своих кредиторов на воздушном шаре, что ли? Или разбежаться и трахнуться башкой о стену? Приезжаю к Груздеву — дома нет, Ярошевич спрятался, с Курицыным поругался насмерть и чуть было его в окно не вышвырнул, у Ма­зурова холерина, у этой — настроение. Ни одна каналья не платит! А все оттого, что я слишком их избаловал, что я нюня, тряпка, баба! Слишком я с ними деликатен! Ну, погодите же! Узнаете вы меня! Я не позволю шутить с собою, черт возьми! Останусь и буду торчать здесь, по­ка она не заплатит! Брр!.. Как я зол сегодня, как я зол! От злости все поджилки трясутся и дух захватило... Фуй, боже мой, даже дурно делается! (Кричит.) Человек!

VI

Смирнов и Лука.

Лука (входит). Чего вам? Смирнов. Дай мне квасу или воды!

Лука уходит.

Нет, какова логика! Человеку нужны до зарезу деньги^ впору вешаться, а она не платит, потому что, видите ли,: не расположена заниматься денежными делами!.. На­стоящая женская, турнюрная логика! Потому-то вот никогда не любил и не люблю говорить с женщинами. Для меня легче сидеть на бочке с порохом, чем говорить с женщиной. Брр!.. Даже мороз по коже дерет — до такой степени разозлил меня этот шлейф! Стоит мне хотя бы издали увидеть поэтическое создание, как у меня от злости в икрах начинаются судороги. Просто хоть караул", кричи.

VII Смирнов и Лука.

Лука (входит и подает воду). Барыня больны и не принимают.

Смирнов. Пошел!

Лука уходит..

Больны и не принимают! Не нужно, не принимай... Я останусь и буду сидеть здесь, пока не отдашь денег,. Неделю будешь больна, и я неделю просижу здесь... Год будешь больна — и я год... Я свое возьму, матушка! Меня не тронешь трауром да ямочками на щеках... Знаем мы эти ямочки! (Кричит в окно.) Семен, распрягай! Мы не скоро уедем! Я здесь останусь! Скажешь там, на конюш­не, чтобы'овса дали лошадям! Опять у тебя, скотина, ле­вая пристяжная запуталась в вожжу! (Дразнит.) Ничаво..^ Я тебе задам — ничаво! (Отходит от окна.) Скверно...*! жара невыносимая, денег никто не платит, плохо ночь спал, а тут еще этот траурный шлейф с настроением... Голова болит... Водки выпить, что ли? Пожалуй, выпью.. (Кричит.) Человек!

Лука (входит). Что вам? Смирнов. Дай рюмку водки!

Лука уходит.

Уф! (Садится и оглядывает себя.) Нечего сказать, хороша фигура! Весь в пыли, сапоги грязные, неумыт, нечесан, на жилетке солома... Барынька, чего доброго, меня за разбойника приняла. (Зевает.) Немножко невежливо яв­ляться в гостиную в таком виде, ну, да ничего... я тут не гость, а кредитор, для кредиторов же костюм не. писан...

Лука (входит и подает водку). Много вы позволяете себе, сударь...

Смирнов (сердито). Что?

Лука. Я... я ничего... я, собственно...

Смирнов. С кем ты разговариваешь?! Молчать!

Лука (в сторону). Навязался, леший, на нашу голо­ву... Принесла нелегкая...

Лука уходит.

Смирнов. Ах, как я зол! Так зол, что, кажется, весь свет стер бы в порошок... Даже дурно делается... (Кри­чит.) Человек!

VIII

Попова и Смирнов.

Попова (входит, опустив глаза). Милостивый госу­дарь, в своем уединении я давно уже отвыкла от челове­ческого голоса и не выношу крика. Прошу вас убедитель­но, не нарушайте моего покоя!

Смирнов. Заплатите мне деньги, и я уеду.

П о п о в а. Я сказала вам русским языком: денег у ме­ня свободных теперь нет, погодите до послезавтра.

Смирнов. Я тоже имел честь сказать вам русским языком: деньги нужны мне не послезавтра, а сегодня. Если сегодня вы мне не заплатите, то завтра я должен буду повеситься.

П о п о в а. Но что же мне делать, если у меня нет денег? Как странно!

Смирнов. Так вы сейчас не заплатите? Нет?

Попова. Не могу...

Смирнов. В таком случае я остаюсь здесь и буду сидеть, пока не получу... (Садится.) Послезавтра запла-

тите? Отлично! Я до послезавтра просижу таким образом. Вот так и буду сидеть... (Вскакивает.) Я вас спрашиваю:, мне нужно заплатить завтра проценты или нет?.. Или вьс'

думаете, что я шучу?

Попова. Милостивый государь, прошу вас не кри _f

чать! Здесь не конюшня! ',

Смирнов. Я вас не о конюшне спрашиваю, а о том

нужно мне платить завтра проценты или нет? :'

Попова. Вы не умеете держать себя в женском об ,

ществе! i

Смирнов. Нет-с, я умею держать себя в женском'

обществе!

Попова. Нет, не умеете! Вы невоспитанный, гру­бый человек! Порядочные люди не говорят так с жен­щинами!

Смирнов. Ах, удивительное дело! Как же прикаже-, те говорить с вами? По-французски, что ли? (Злится и ■', сюсюкает.) Мадам, же ву при... как я счастлив, что вы не платите мне денег... Ах, пардон, что обеспокоил вас! Такая сегодня прелестная погода! И этот траур так к лицу вам! (Расшаркивается.)

Попова. Неумно и грубо.

Смирнов (дразнит). Неумно и грубо! Я не умею держать себя в женском обществе! Сударыня, на своем веку я видел женщин гораздо больше, чем вы воробьев! Три раза я стрелялся на дуэли из-за женщин, двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня! Да-с! Было вре­мя, когда я ломал* дурака, миндальничал, медоточил, рас­сыпался бисером, шаркал ногами... Любил, страдал,;, вздыхал на луну, раскисал, таял, холодел... Любил стра­стно, бешено, на всякие манеры, черт меня возьми, тре-,. щал, как сорока, об эмансипации, прожил на нежном* чувстве половину состояния, но теперь — слуга покор-: ный! Теперь меня не проведете! Довольно! Очи черные, очи страстные, алые губки, ямочки на щеках, луна, ше-< пот, робкое дыханье — за все это; сударыня, я теперь и медного гроша не дам! Я не говорю о присутствующих^ но все женщины, от мала до велика, ломаки, кривляки, сплетницы, ненавистницы, лгунишки до мозга костей; суетливы, мелочны, безжалостны, логика возмутитель­ная, а что касается вот этой штуки (хлопает себя по лбу)_ц то, извините за откровенность, воробей любому философ

в юбке может дать десять очков вперед! Посмотришь на иное поэтическое созданье: кисея, эфир, полубогиня, миллион восторгов, а заглянешь в душу — обыкновенней­ший крокодил! (Хватается за спинку стула, стул трещит и ломается.) Но возмутительнее всего, что этот крокодил почему-то воображает, что его шедевр, его привилегия и монополия — нежное чувство! Да черт побери совсем, повесьте меня вот на этом гвозде вверх ногами, — разве женщина умеет любить кого-нибудь, кроме болонок?.. В любви она умеет только хныкать и распускать нюни! Где мужчина страдает и жертвует, там вся ее любовь выра­жается только в том, что она вертит шлейфом и старается покрепче схватить за нос. Вы имеете несчастье быть жен­щиной, стало быть, по себе самой знаете женскую нату­ру. Скажите же мне по совести: видели ли вы на своем веку женщину, которая была бы искренна, верна и по­стоянна? Не видели! Верны и постоянны одни только старухи да уроды! Скорее вы встретите рогатую кошку или белого вальдшнепа, чем постоянную женщину!

Попова. Позвольте, так кто же, по-вашему, верен и. постоянен в любви? Не мужчина ли?

Смирнов. Да-с, мужчина!

Попова. Мужчина! (Злой смех.) Мужчина верен и постоянен в любви! Скажите, какая новость! (Горячо.) Да какое вы имеете право говорить это? Мужчины верны и постоянны. Коли на то пошло, так я вам скажу, что из всех мужчин, каких только я знала и знаю, самым лучшим был мой покойный муж... Я любила его страст­но, всем своим существом, как может любить только мо­лодая, мыслящая женщина; я отдала ему свою моло­дость, счастье, жизнь, свое состояние, дышала им, мо­лилась на него, как язычница, и... и — что же? Этот лучший из мужчин самым бессовестным образом обма­нывал меня на каждом шагу! После его смерти я нашла в его столе полный ящик любовных писем, а при жиз­ни — ужасно вспомнить! — он оставлял меня одну по це­лым неделям, на моих глазах ухаживал за другими жен­щинами и изменял мне, сорил моими деньгами, шутил над моим чувством... И, несмотря на все это, я любила его и была ему верна... Мало того, он умер, а я все еще верна ему и постоянна. Я навеки погребла себя в четырех стенах и до самой могилы не сниму этого траура...

Смирнов (презрительный смех.) Траур!.. Не пони­маю, за кого вы меня принимаете? Точно я не знаю, для чего вы носите это черное домино и погребли себя в че­тырех стенах! Еще бы! Это так таинственно, поэтично! Проедет мимо усадьбы какой-нибудь юнкер или куцый поэт, взглянет на окна и подумает: «Здесь живет таинст­венная Тамара, которая из любви к мужу погребла себя в четырех стенах». Знаем мы эти фокусы!

Попова (вспыхнув). Что? Как вы смеете говорить

мне все это?

Смирнов. Вы погребли себя заживо, однако вот не

позабыли напудриться!

Попова. Как вы смеете говорить со мною таким

образом?

Смирнов. Не кричите, пожалуйста, я вам не при­казчик! Позвольте мне называть вещи настоящими их именами. Я не женщина и привык высказывать свое мнение прямо! Не извольте же кричать!

Попова. Не я кричу, а вы кричите! Извольте оста­вить меня в покое!

Смирнов. Заплатите мне деньги, и я уеду.

Попова. Не дам я вам денег!

Смирнов. Нет-с, дадите!

Попова. Вот назло же вам ни копейки не получите! / Можете оставить меня в покое!

Смирнов. Я не имею удовольствия быть ни вашим супругом, ни женихом, а потому, пожалуйста, не делайте мне сцен. (Садится.) Я этого не люблю.

Попова (задыхаясь от гнева). Вы сели?

Смирнов. Сел.

Попова. Прошу вас уйти!

Смирнов. Отдайте деньги... (В сторону.) Ах, как я

зол! Как я зол!

П о п о в а. Я не желаю разговаривать с нахалами! Из­вольте убираться вон!

Пауза.

Вы не уйдете? Нет? Смирнов. Нет. Попова. Нет? Смирнов. Нет! Попова. Хорошо же! (Звонит.)

IX

Те же и Лука.

Попова. Лука, выведи этого господина!

Лука (подходит к Смирнову). Сударь, извольте ухо­дить, когда велят! Нечего тут...

Смирнов (вскакивая). Молчать! С кем ты разговат риваешь? Я из тебя салат сделаю!

Лука (хватается за сердце). Батюшки!.. Угодники!.. (Падает в кресло.) Ох, дурно, дурно! Дух захватило!

Попова. Где же Даша? Даша! (Кричит.) Даша! Пе-лагея! Даша! (Звонит.)

Лука. Ох! Все по ягоды ушли... Никого дома нету... Дурно! Воды!

Попова. Извольте убираться вон!

Смирнов. Не угодно ли вам быть повежливее?

Попова. Вы мужик! Грубый медведь! Бурбон! Монстр!

Смирнов. Как? Что вы сказали?

Попова. Я сказала, что вы медведь, монстр!

Смирнов (наступая). Позвольте, какое же вы имее­те право оскорблять меня?

Попова. Да, оскорбляю... ну, так что же? Вы ду­маете, я вас боюсь?

Смирнов. А вы думаете, что если вы поэтическое создание, то имеете право оскорблять безнаказанно? Да? К барьеру!

Лука. Батюшки!.. Угодники!.. Воды!

Смирнов. Стреляться!

Попова. Если у вас здоровые кулаки и бычье горло, то, думаете, я боюсь вас? А? Бурбон вы этакий!

Смирнов. К барьеру! Я никому не позволю оскорб­лять себя и не посмотрю на то, что вы женщина, слабое создание!

Попова (стараясь перекричать). Медведь! Медведь! Медведь!

Смирнов. Пора наконец отрешиться от предрас­судка, что только одни мужчины обязаны платить за ос­корбления! Равноправность так равноправность, черт возьми! К барьеру!

Попова. Стреляться хотите? Извольте!

Смирнов. Сию минуту!

Попова. Сию минуту! После мужа остались писто­леты... Я сейчас принесу их сюда... (Торопливо идет и воз­вращается.) С каким наслаждением я влеплю пулю в ваш медный лоб! Черт вас возьми! (Уходит.)

Смирнов. Я подстрелю ее, как цыпленка! Я не мальчишка, не сентиментальный щенок, для меня не су­ществует слабых созданий!

Лука. Батюшка родимый!.. (Становится на колени.) Сделай такую милость, пожалей меня, старика, уйди ты отсюда! Напужал до смерти, да еще стреляться собира­ешься!

С м и р н о в (не слушая его). Стреляться, вот это и есть равноправность, эмансипация! Тут оба пола равны! Под­стрелю ее из принципа! Но какова женщина? (Дразнит.) «Черт вас возьми... влеплю пулю в медный лоб...» Како­ва? Раскраснелась, глаза блестят... Вызов приняла! Чест­ное слово, первый раз в жизни такую вижу.

Лука. Батюшка, уйди! Заставь вечно Бога молить!

Смирнов. Это — женщина! Вот это я понимаю! На­стоящая женщина! Не кислятина, не размазня, а огонь, порох, ракета! Даже убивать жалко!

Лука (плачет). Батюшка... родимый, уйди!

Смирнов. Она мне положительно нравится! Поло­жительно! Хоть и ямочки на щеках, а нравится! Готов даже долг ей простить... и злость прошла... Удивительная женщина!

X

Те же и Попова.

Попова (входит с пистолетами). Вот они, пистоле­ты... Но прежде чем будем драться, вы извольте показать мне, как нужно стрелять... Я ни разу в жизни не держала , в руках пистолета.

Лука. Спаси, Господи, и помилуй... Пойду садовни­ка и кучера поищу... Откуда эта напасть взялась на нашу голову... (Уходит.)

Смирнов (осматривая пистолеты). Видите ли, су­ществует несколько сортов пистолетов... Есть специаль­но дуэльные пистолеты Мортимера, капсюльные. А это у вас револьверы системы Смит и Вессон, тройного дей­ствия с экстрактором, центрального боя... Прекрасные

пистолеты!.. Цена таким минимум девяносто рублей, за пару... Держать револьвер нужно так... (В сторону.) Глаза, глаза! Зажигательная женщина!

Попова. Так?

Смирнов. Да, так... Засим вы поднимаете курок... вот так прицеливаетесь... Голову немножко назад! Вытя­ните руку как следует... Вот так... Потом вот этим паль­цем надавливаете эту штучку — и больше ничего... Толь­ко главное правило: не горячиться и прицеливаться не спеша... Стараться, чтобы не дрогнула рука.

Попова. Хорошо... В комнатах стреляться неудоб­но, пойдемте в сад.

Смирнов. Пойдемте. Только предупреждаю, что я выстрелю в воздух.

Попова. Этого еще недоставало! Почему?

Смирнов. Потому что... потому что... Это мое дело почему!

Попова. Вы струсили? Да? А-а-а-а! Нет, сударь, вы не виляйте! Извольте идти за мною! Я не успокоюсь, по­ка не пробью вашего лба... вот этого лба, который я так ненавижу! Струсили?

Смирнов. Да, струсил.

Попова. Лжете! Почему вы не хотите драться?

Смирнов. Потому что... потому что вы... мне нра­витесь.

Попова (злой смех). Я ему нравлюсь! Он смеет гово­рить, что я ему нравлюсь! (Указывает на дверь.) Можете!

Смирнов (молча кладет револьвер, берет фуражку и идет; около двери останавливается, полминуты оба мол­ча глядят друг на друга; затем он говорит, нерешительно подходя к Поповой). Послушайте... Вы все еще серди­тесь?.. Я тоже чертовски взбешен, но, понимаете ли... как бы этак выразиться... Дело в том, что, видите ли, такого рода история, собственно говоря... (Кричит.) Ну, да разве я виноват, что вы мне нравитесь? (Хватается за спинку стула, стул трещит и ломается.) Черт знает какая у вас ломкая мебель! Вы мне нравитесь! Пони­маете? Я... я почти влюблен!

Попова. Отойдите от меня — я вас ненавижу!

Смирнов. Боже, какая женщина! Никогда в жизни не видал ничего подобного! Пропал! Погиб! Попал в мы­шеловку, как мышь!

Попова. Отойдите прочь, а то буду стрелять!

Смирнов. Стреляйте! Вы не можете понять, какое счастие умереть под взглядами этих чудных глаз, умереть j от револьвера, который держит эта маленькая бархатная ручка... Я с ума сошел! Думайте и решайте сейчас, по­тому что если я выйду отсюда, то уж мы больше никогда не увидимся! Решайте... Я дворянин, порядочный чело­век, имею десять тысяч годового дохода... попадаю пулей в подброшенную копейку... имею отличных лошадей... Хотите быть моею женой?

Попова (возмущенная, потрясает револьвером). Стреляться! К барьеру!

Смирнов. Сошел с ума... Ничего не понимаю...

(Кричит.) Человек, воды!

Попова (кричит). К барьеру! Смирнов. Сошел с ума, влюбился, как мальчишка, как дурак! (Хватает ее за руку, она вскрикивает от боли.) Я люблю вас! (Становится на колени.) Люблю, как ни­когда не любил! Двенадцать женщин я бросил, девять бросили меня, но ни одну из них я не любил так, как вас... Разлимонился, рассиропился, раскис... стою на ко- \ ленях как дурак и предлагаю руку... Стыд, срам! Пять лет не влюблялся, дал себе зарок и вдруг втюрился, как оглобля в чужой кузов! Руку предлагаю. Да или нет? Не хотите? Не нужно! (Встает и быстро идет к двери.) Попова. Постойте... Смирнов (останавливается). Ну? Попова. Ничего, уходите... Впрочем, постойте... Нет, уходите, уходите! Я вас ненавижу! Или нет... Не ухо­дите! Ах, если бы вы знали, как я зла, как я зла! (Бросает на стол револьвер.) Отекли пальцы от этой мерзости... (Рвет от злости платок.) Что же вы стоите? Убирайтесь! ' Смирнов. Прощайте.

Попова. Да, да, уходите!.. (Кричит.) Куда же вы? Постойте... Ступайте, впрочем. Ах, как я зла! Не подхо­дите, не подходите!

Смирнов (подходя к ней). Как я на себя зол! Влю­бился, как гимназист, стоял на коленях... Даже мороз по коже дерет... (Грубо.) Я люблю вас! Очень мне нужно бы- < ло влюбляться в вас! Завтра проценты платить, сенокос • начался, а тут вы... (Берет ее за талию.) Никогда этого > не прощу себе...

Попова. Отойдите прочь! Прочь руки! Я вас... не­навижу! К ба-барьеру!

Продолжительный поцелуй.

XI

Те же, Лука с топором, садовник с граблями, кучер с вилами и рабочие с дрекольем.

Лука (увидев целующуюся парочку). Батюшки!

Пауза.

Попова (опустив глаза). Лука, скажешь там, на ко­нюшне, чтобы сегодня Тоби вовсе не давали овса.

Занавес

Тексты для самостоятельной работы по формированию интонационной стороны речи и навыка выразительности чте­ния.

Задание. Каждый речевой такт выделить одной верти­кальной чертой. Заключительный речевой такт в конце пред­ложения — двумя вертикальными чертами.

Лице свое скрывает день; Поля покрыла мрачна ночь; Взошла на горы черна тень; Лучи от нас склонились прочь; Открылась бездна звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна.

Песчинка как в морских волнах, Как мала искра в вечном льде, Как в сильном вихре тонкой прах, В свирепом как перо огне, Так я, в сей бездне углублен, Теряюсь, мысльми утомлен! <...>

М.В. Ломоносов,

«Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния»

ТУЧА

Последняя туча рассеянной бури! Одна ты несешься по ясной лазури, Одна ты наводишь унылую тень, Одна ты печалишь ликующий день. Ты небо недавно кругом облегала, И молния грозно тебя обвивала; И ты издавала таинственный гром И алчную землю поила дождем. Довольно, сокройся! Пора миновалась, Земля освежилась, и буря промчалась, И ветер, лаская листочки древес, Тебя с успокоенных гонит небес.

А. С. Пушкин

* * *

Есть в осени первоначальной

Короткая, но дивная пора —

Весь день стоит как бы хрустальный,

И лучезарны вечера...

Где бодрый серп гулял и падал колос,

Теперь уж пусто все — простор везде, —

Лишь паутины тонкий волос

Блестит на праздной борозде.

Пустеет воздух, птиц не слышно боле,

Но далеко еще до первых зимних бурь —

И льется чистая и теплая лазурь

На отдыхающее поле...

Ф.И. Тютчев

Есть ночи зимней блеск и сила, Есть непорочная краса, Когда под снегом опочила Вся степь, и кровли, и леса. Сбежали тени ночи летней, Тревожный ропот их исчез, Но тем всевластней, тем заметней Огни безоблачных небес.

Как будто волею всезрящей На этот миг ты посвящен Глядеть в лицо природы спящей И понимать всемирный сон.

А.А. Фет

НЯНЕ

Подруга дней моих суровых, Голубка дряхлая моя! Одна в глуши лесов сосновых Давно, давно ты ждешь меня. Ты под окном своей светлицы Горюешь, будто на часах, И медлят поминутно спицы В твоих наморщенных руках. Глядишь в забытые вороты На черный отдаленный путь; Тоска, предчувствия, заботы Теснят твою всечасно грудь. То чудится тебе...

А.С. Пушкин

ЗИМНЕЕ УТРО

Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись: Открой сомкнуты негой взоры Навстречу северной Авроры, Звездою севера явись!

Вечор, ты помнишь, вьюга злилась, На мутном небе мгла носилась; Луна, как бледное пятно, Сквозь тучи мрачные желтела, И ты печальная сидела — А нынче... погляди в окно:

Под голубыми небесами Великолепными коврами, Блестя на солнце, снег лежит;

Прозрачный лес один чернеет, И ель сквозь иней зеленеет, И речка подо льдом блестит.

Вся комната янтарным блеском Озарена. Веселым треском Трещит затопленная печь. Приятно думать у лежанки. Но знаешь: не велеть ли в санки Кобылку бурую запречь?

Скользя по утреннему снегу, Друг милый, предадимся бегу Нетерпеливого коня И навестим поля пустые, Леса, недавно столь густые, И берег, милый для меня. А. С. Пушкин

* * *

Весна! Весна! как воздух чист!

Как ясен небосклон! Своей лазурию живой

Слепит мне очи он.

Весна, весна! как высоко

На крыльях ветерка, Ласкаясь к солнечным лучам,

Летают облака!

Шумят ручьи! блестят ручьи!

Взревев, река несет На торжествующем хребте

Поднятый ею лед!

Еще древа обнажены,

Но в роще ветхий лист,

Как прежде, под моей ногой И шумен и душист.

Под солнце самое взвился

И в яркой вышине Незримый жавронок поет

Заздравный гимн весне.

Что с нею, что с моей душой?

С ручьем она ручей И с птичкой птичка! с ним журчит,

Летает в небе с ней!

Зачем так радует ее

И солнце и весна! Ликует ли, как дочь стихий,

На пире их она? Что нужды! счастлив, кто на нем

Забвенье мысли пьет, Кого далеко от нее

Он, дивный, унесет!

ЕЛ. Баратынский

ЭЛИЗИЙ

О, пока бесценна младость

Не умчалася стрелой,

Пей из чаши полной радость

И, сливая голос свой

В час вечерний с тихой лютней,

Славь беспечность и любовь!

А когда в сени приютной

Мы услышим смерти зов,

То, как лозы винограда

Обвивают тонкий вяз,

Так меня, моя отрада,

Обними в последний раз!

Так лилейными руками

Цепью нежною обвей,

Съёдини уста с уетами,

Душу в пламени излей!

И тогда тропой безвестной,

Долу, к тихим берегам,

Сам он, бог любви прелестной,

Проведет нас по цветам

В тот Элизий, где все тает

Чувством неги и любви,

Где любовник воскресает

С новым пламенем в крови,

Где, любуясь пляской граций,

Нимф, сплетенных в хоровод, С Делией своей Гораций Гимны радости поет. Там, под тенью миртов зыбкой, Нам любовь сплетет венцы И приветливой улыбкой Встретят нежные пе