Концепции истины Нового времени

Те ветви древа проблемы истины, которые мы обнаружили в античной философии, прослеживаются в своем развитом и модифицированном виде в трудах философов Нового времени. Пригласим их продолжить беседу.

Ф.Бэкон и Р.Декарт провозгласили два важных методологических принципа поиска истины, имевших целью преодоление догматического (здесь это слово употреблено в своем современном значении некритического следования определенным положениям, а не в античном значении высказывания каких-либо положений, претендующих на позитивное решение проблемы) мышления. Имеется в виду бэконовская борьба с «идолами» и декартовское сомнение. При общности стремления к свободному поиску истины, эти мыслители расходились между собой по вопросу о критерии истины, то есть о том, что именно (если не авторитет) может удостоверить нахождение истины. Декарт, положивший начало направлению континентального рационализма, считал критерием истины ясность и отчетливость суждений, а Ф.Бэкон — родоначальник английского эмпиризма — объявлял таковым опыт, человеческие ощущения. В соответствии с данным различием в критерии Лейбниц позже выделил два рода истины: истины разума и истины факта. Истины разума необходимы, и противоположение им невозможно; истины факта случайны, и противоположение им возможно. Сам Лейбниц отдавал предпочтение истинам разума.

Если эмпирики продолжали линию, идущую от киренаиков, то рационалисты следовали концепции истины, идущей от элеатов. Под эгидой рационализма велись рассуждения о субстанциях, и именно субстанция с ее свойствами (атрибутами) объявлялась пристанищем истины. Английские эмпирики подвергли критике представление о субстанциях: Локк критиковал духовную субстанцию, Беркли — материальную. Локк в своем учении о первичных и вторичных качествах пытался определить несубстанциональную объективную истину.

Но и эмпирическая, и рационалистическая концепции истины скоро обнаружили свои уязвимые места, и сами стали подвергаться декартовскому сомнению. Прежде всего сомнение вызвали введенные критерии истины. Одни и те же положения могли казаться одним ученым ясными и отчетливыми и на этом основании объявляться истинными, другим, наоборот, туманными и поэтому относиться к ложным. То же самое по отношению к критерию опы-

та. Из одних и тех же опытных данных следуют самые разнообразные суждения. Какие из них признавать истинными, а какие ложными? На арену снова вышли скептики.

Эмпирик Юм и несколько позже рационалист Кант, продолжая линию античного скептицизма, существенно поколебали казавшиеся прочными «доказательства» наличия объективной истины как независимой от человека. По Канту, сама возможность человеческих ощущений определяется наличием априорных (доопытных) форм созерцания, присущих человеку. Существа с другим строением чувствительного аппарата, по-видимому, будут воспринимать мир совершенно иначе. Или все же прав Энгельс, писавший, если бы люди имели шестое чувство, они не смогли бы открыть в мире ничего качественно нового? В любом варианте заслуга Канта состоит в том, что он еще раз указал на проблематичность суждений, выходящих за рамки представлений, определяемых чувствительным аппаратом человека. Как не можем мы быть уверены, что поделили отрезок точно на две равные части, а можем только утверждать, что поделили его с точностью, определяемой возможностями нашего зрения, так же и в истине (если считать ее эмпирической) мы можем быть уверены только с точностью наших органов чувств. Аналогично, сама возможность человеческого знания, по Канту, определяется наличием данных априорных форм мышления у человека. Именно они придают форму всеобщности вырабатываемым наукой законам, тогда как иначе из того, что, скажем, солнце каждый день всходит и заходит, нельзя было бы сделать вывод, что оно взойдет и завтра. Канту, таким образом, принадлежит обоснование возможности существования научной истины.

По словам Э. Гартмана, «тогда как греческая философия тщетно мучалась над невозможным требованием в самом познании найти признак, которым бы свидетельствовалась его истина, Кант приступил к делу гипотетически и спросил: не говоря о том, есть ли истинное познание, спрашивается, какого рода должны быть метафизические условия для его возможности?.. Первым и основным условием возможности всякого познания нужно признать однородность мышления и его трансцедентно-объективного предмета, ибо при разнородности мышления и вещи просто невозможно никакое соглашение обоих, т.е. истина»¹. Условие однородности мышления и предмета выполняется только при принятии гипотезы тождества бытия и мышления, и именно указание Канта на условия постижения абсолютной истины стимулировало созда-

¹ Гартман Э. Сущность мирового процесса, или Философия бессознательного : Метафизика бессознательного. — М_м 2010. — С. 418.

ние объективно-идеалистических систем Шеллинга и Гегеля, в которых принятие данного тождества обещало нахождение истины. Принимающий принцип тождества бытия и мышления должен утверждать, что в основе бытия лежит мысленная сущность, идея, и приходит таким образом к абсолютному идеализму.

Тождество бытия и мышления можно интерпретировать и материалистически, т.е. допустить, что в основе мышления лежит внемысленная сущность, и тогда в процессе своего развития мышление все больше будет уподобляться немысленной природе, из которой оно образовалось. Данное воззрение, однако, противоречит направлению эволюции на Земле, и можно выдвинуть против него еще один серьезный аргумент, а именно при таком подходе невозможно объяснить творческий характер мышления, которое в этом случае выглядит каким-то отклонением от объективного постижения сущности вещей.

Истину (от слова «есть») можно различать по ее отношению к чему-либо другому, по степени истинности и по методам познания. По первому показателю истина есть тождество либо материальной действительности, либо идеям. Первые истины — истины материи. Например, утверждение «идет дождь» будет истинным, если действительно идет дождь, о чем свидетельствуют органы чувств. Истины второго рода — истины идеи. Например, мы называем человека (истинным) другом, если его поведение соответствует представлению о том, как должен себя вести настоящий друг.

Другой способ разделения истины — по ее полноте. Различают истину полную, верную при всех обстоятельствах безотносительно к чему бы то ни было, в том числе к человеку, и истину, верную только относительно чего-либо другого. Первую истину называют абсолютной, вторую — относительной. Оба типа истины связаны друг с другом. Можно считать, что абсолютная истина либо складывается, либо противопоставляется относительным истинам; что в истине одновременно содержатся моменты относительности и абсолютности.