Основные формы речевого высказывания.

УСТНАЯ (ДИАЛОГИЧЕСКАЯ И МОНОЛОГИЧЕСКАЯ) И ПИСЬМЕННАЯ РЕЧЬ

Мы посвятили прошлую лекцию анализу основных этапов формирования речевого высказывания или, что то же самое, пси­хологическому анализу процесса порождения развернутой внеш­ней речи. Сейчас мы остановимся на анализе основных форм речевого высказывания, их специфике и механизмах.

Как известно, существуют две формы развернутой внешней речи: это устная речь, с одной стороны, и письменная речь — с другой. В свою очередь, устная речь может быть разделена на диалогическую и монологическую речь. Центральным вопросом пси­хологического исследования структуры этих видов речи будет вопрос о том, как в каждой из них соотносятся языковые (синсемантические) и внеязыковые (симпраксические) элементы и ка­ковы те грамматические формы и семантические структуры, ко­торые различают эти виды речи. Остановимся на структуре каж­дого из них.

УСТНАЯ РЕЧЬ И ЕЕ ОСНОВНЫЕ ФОРМЫ

Мы говорили о том, что устная речь может протекать в трех основных формах: в форме восклицания, в форме диалогической речи (ответов на вопросы) и в форме монологической речи (са­мостоятельное развернутое высказывание, исходящее из внутрен­него замысла).

Первую форму — восклицание, как уже говорилось, нельзя считать подлинной речью: она не является передачей какого-либо сообщения о событии или отношении с помощью кодов языка. Речевые восклицания являются, скорее, аффективными речевы­ми реакциями, непроизвольно возникающими в ответ на какое-либо неожиданное явление. Поэтому мы рассматриваем эту фор­му речи отдельно и будем иметь в дальнейшем дело лишь с двумя

основными формами развернутой устной речи — диалогической речью, с одной стороны, и монологической речью — с другой. Устная диалогическая речь может протекать либо в форме отве­тов на вопросы, либо в форме разговора, в то время как устная монологическая речь может протекать в виде повествования или рассказа. Это повествование может иметь характер описания оп­ределенного события или анализа этого события и заключенных в нем логических или причинных отношений.

Возникает естественный вопрос: имеют обе основные формы устной речи одинаковую грамматическую структуру или их грам­матическое строение различно? Обратимся к анализу соответству­ющих фактов.

УСТНАЯ ДИАЛОГИЧЕСКАЯ РЕЧЬ

Психологические данные свидетельствуют о том, что устная ди­алогическая речь имеет своеобразную грамматическую структуру.

Известно, что устная диалогическая речь отличается от моно­логической речи тем, что она может и не исходить из готового внутреннего мотива, замысла или мысли, поскольку в устной диалогической речи процесс высказывания разделен между дву­мя людьми — спрашивающим и отвечающим. Во время диалога мотив, побуждающий к высказыванию, заключен не во внутрен­нем замысле самого субъекта, а в вопросе спрашивающего, в то время как ответ на этот вопрос исходит из заданного собеседни­ком вопроса. Следовательно, в этом случае говорящий может обходиться и без собственного мотива высказывания.

Однако у диалогической речи есть и другие существенные осо­бенности, отличающие ее от монологической речи. Существен­ным является тот факт, что отвечающий на вопрос уже знает, о чем идет речь, и это знание общей темы беседы, а иногда и обще­го содержания беседы, имеет решающее значение. Чаще всего беседа протекает в определенной ситуации, и знание ситуации определяет речевое высказывание. Именно знание ситуации и является вторым существенным признаком, определяющим грам­матический строй устной диалогической речи.

Третьей особенностью устной диалогической речи является тот факт, что участник беседы имеет полную возможность включить в нее наряду с языковыми компонентами, выражаемыми в грамма-

тических структурах, еще и ряд внеязыковых компонентов. К последним относятся мимика, жесты, средства интонации, пау­зы, которые необходимо включены в каждую устную речь и кото­рые особенно отчетливо выступают в устной диалогической речи. Все это и определяет особенности грамматической структуры уст­ной диалогической речи.

Особенностью структуры устной диалогической речи является то, что она допускает значительную грамматическую неполноту. Отдельные части грамматически развернутого высказывания мо­гут опускаться и подменяться либо подразумеваемой ситуацией, либо включенными в речь жестами, мимикой, интонациями. Это явление хорошо известно в языкознании под названием эллип­сов или элизий, иначе говоря, опускания отдельных элементов грамматически развернутой речи. Однако несмотря на граммати­ческую -неполноту, устная диалогическая речь сохраняет функ­цию передачи информации в процессе диалога.

Таким образом, анализируя грамматический состав устной диалогической речи и ту допустимую неполноту использования грамматических средств, которые для нее характерны, можно подойти к изучению существенных компонентов этой формы речи.

Существует целая гамма вариантов диалогической речи, начи­ная с наиболее сокращенной и свернутой формы речевого выска­зывания, в которой максимальное значение имеют ситуацион­ные и жестово-интонационные компоненты, и кончая наиболее полными и развернутыми формами устной диалогической речи, где центр тяжести постепенно переносится от симпраксических на синсемантические или грамматически развернутые речевые структуры.

Остановимся на нескольких примерах таких различных по стро­ению форм диалогической речи.

Представим себе группу людей, которые ждут автобуса и бро­сают друг другу краткие реплики: «Идет? — Да! — Какой? — Пятый». Вопрос «Идет?» с ответом «Да!» так же, как и вопрос «Какой?» с ответом «Пятый», сами по себе не имеют устойчивого самостоятельного значения и становятся понятными лишь в том случае, когда ситуация разговора — ситуация ожидания автобу­са — известна собеседникам. Для собеседников тема разговора находится за пределами речевого высказывания и человек вместо развернутого вопроса «Как вы думаете, идет автобус или не идет?»

просто спрашивает «Идет?». Также бессмысленно другую часть вопроса «Какой?» формулировать полностью: «Как ваше мнение, какой номер приближающегося к нам автобуса?». Объект разго­вора здесь уже известен, и основным предметом разговора явля­ется «рема» высказывания, т.е. то, что именно можно сказать об ожидаемом автобусе. Однако и содержание «ремы» не полностью переносится в речь, и вместо развернутого ответа «Да, по-види­мому, автобус приближается» или «Вероятно, это автобус № 5?» собеседник отвечает «Да» или «Пятый». В этих случаях грамма­тическая полнота высказывания является излишней, внешняя грамматическая неполнота диалогической речи оправдана зна­нием ситуации и наличием внеречевых, жестовых или внеграмматических, интонационных компонентов. Та же сокращенность выступает и в более сложной форме устной диалогической речи. Примером может служить следующий отрывок: «Как вы оцени­ваете эту книгу? — В целом — положительно»; или: «Удалось ли автору полностью выразить свою мысль? — Пожалуй»; «Понра­вилась ли вам эта книга? — Ничего» и т.д. Во всех этих случаях ответы также остаются фрагментарными, а их грамматическая структура неполностью развернутой. Однако эта неразвернутая грамматическая структура ответа оправдана тем, что основная тема беседы известна обоим участникам и даже неполный ответ доста­точно ясно очерчивает тему разговора.

Существуют, однако, и такие формы диалогической речи, когда ответ должен быть грамматически более развернутым. Если в диалоге типа «Вы обедали сегодня? — Да, обедал» сокращенный ответ оправдан, то при более сложных формах диалогической речи, где ответ должен содержать выбор из многих альтернатив, такое сокращение невозможно. Примером могут быть вопросы и отве­ты типа: «Что вы сегодня ели на обед? — Сначала суп, затем котлеты, затем компот» и т.д. Однако и в этих случаях человек был бы удивлен, если бы в ответ на вопрос «Что Вы ели сегодня на обед?» его собеседник ответил: «Сегодня на обед я ел суп, после чего мне были поданы котлеты, вслед за тем я с удоволь­ствием съел компот». В этих случаях полнота диалогической речи обеспечивается двумя компонентами диалога: вопросом и отве­том, с одной стороны, и знанием ситуации и внеязыковыми фак­торами (интонацией, мимикой, жестом) — с другой. Поэтому

естественно, что грамматическая неполнота речевого высказыва­ния полностью компенсируется здесь различными внеязыковы­ми компонентами.

УСТНАЯ МОНОЛОГИЧЕСКАЯ РЕЧЬ

Устная монологическая речь — устное повествование или раз­вернутое высказывание на заданную тему — отличается от уст­ной диалогической речи целым рядом особенностей. Однако вме­сте с тем она сохраняет ряд признаков, которые присущи всем формам устной речи.

Обратимся к описанию устной монологической речи и ее грам­матической структуры.

Известно, что в устной монологической речи, заключающей повествование о событии или рассуждение, с необходимостью должны присутствовать как мотив высказывания, так и общий замысел, создаваемый говорящим. Оба этих фактора должны об­ладать достаточной прочностью и оказывать детерминирующее влияние на протекание всего развернутого монологического выс­казывания, состоящего из нескольких смысловых групп (chunks), связанных между собой в целостную, «замкнутую» структуру. Программа высказывания должна тормозить все побочные ассо­циации, которые могут привести к отвлечениям и удерживать говорящего от многократного повторения элементов высказыва­ния. Подобные нарушения «замкнутой семантической системы» высказывания можно наблюдать как на ранних этапах развития речевого высказывания, так и в случаях его патологии, возника­ющих при мозговых поражениях.

О первых мы уже говорили выше, анализ вторых составит со­держание одного из последних разделов этой книги.

Если рассказ идет об увиденном или пережитом и этот рассказ адресован собеседнику, который достаточно хорошо знает общую ситуацию и разделяет мотивы говорящего, устная монологичес­кая речь может протекать с определенной мерой гамматической неполноты. Однако если монологическая речь содержит после­довательное изложение соответствующего материала (это имеет место в случаях лекций или докладов), семантическое строение монологической речи должно быть существенно иным.

Задача говорящего сводится в этом случае к тому, чтобы пред­ставить излагаемый материал в наиболее последовательном и ло­гически стройном виде, выделив наиболее существенные части и сохраняя четкий логический переход от одной части излагаемого материала к другой. Поэтому при подготовке такого вида устной монологической речи лектор или докладчик должен сам выде­лить основные смысловые группы подлежащего изложению ма­териала, объединить их в четкие логические схемы и принять решение, к каким средствам (интонации, паузе, прямому указа­нию) он должен прибегнуть в соответствующих местах своего изложения. Такая подготовка носит, естественно, длительный и развернутый характер, и только у опытного лектора, излагающе­го хорошо известный (и, что еще более важно, эмоционально окрашенный) материал, она заметно сокращается.

Совершенно иным строением обладает устная монологичес­кая речь в тех случаях, когда говорящему нужно не столько пере­дать слушающему те или иные знания, сколько довести до его сознания «внутренний смысл» излагаемого и тот эмоциональный контекст, которые лежат в основе текста или авторского замысла. Типичной для такой речи является речь актера, играющего оп­ределенную роль.

В русской и советской литературе психологический анализ подобной речи, а также психологически обоснованные пути ее формирования были разработаны такими выдающимися теоре­тиками театрального искусства, как К.С.Станиславский (1951, 1956), М.О. Кнебель (1970) и др.

Опытный режиссер, желающий подготовить актера и сделать его устную (особенно монологическую) речь выразительной, ни­когда не дает ему текст роли сразу. Первая задача, стоящая перед актером, заключается в том, чтобы овладеть образом, понять мо­тивы того действующего лица, которое он изображает, овладеть

его типом мышления и переживания и только после такого пери­ода «вживания» в роль, импровизации и «физических действий», диктуемых «сверхзадачей», актер получает текст и начинает рабо­тать над ролью.

Естественно, что этот процесс происходит не сразу и требует длительного времени, в течение которого текст играемой роли становится неотъемлемой частью ранее созданного образа, и выс­казывания актера (в том числе и монологические) начинают пре­ломляться через созданный им образ и включать соответствую­щие роли интонации и жесты. Только тогда монологическая речь приобретает ту плавность, которая создает у слушающего впечат­ление естественности и непосредственности.

Таким образом, устная монологическая речь актера меньше всего похожа на непосредственное «воплощение» во внешней речи исходного замысла или готовой мысли. Подготовка устной моно­логической речи представляет собой также сложнейший процесс перехода от начального замысла к связной речи, при котором, как говорил Л.С. Выготский, «мысль совершается в речи».

Отмеченные особенности отличают устную монологическую речь от диалогической речи. Однако существует ряд особеннос­тей, общих для устной диалогической и устной монологической речи. Устная монологическая речь всегда есть речь, обращенная к живому собеседнику. Реакции собеседника позволяют говоря­щему корригировать свое высказывание по ходу сообщения — опускать уже известное, дополнять и развертывать неизвестное или недостаточно понятое. Таким образом, устная монологичес­кая речь в некоторых случаях может переходить в скрытую фор­му диалогической речи и корригироваться извне, обнаруживая разные стадии развернутости.

Устная монологическая, как и устная диалогическая, речь рас­полагает кроме средств языковых кодов еще целым рядом допол­нительных выразительных средств или «маркеров». К ним отно­сятся «просодические» маркеры: интонация, выделение голосом отдельных компонентов текста, использование системы пауз и т.д. К ним относятся и внеязыковые средства, такие, как мимика и выразительные жесты.

Все эти средства могут успешно дополнять устойчивые коды языка, выделяя существенно новое, важное, вскрывая существен­ные элементы смысла. Хорошо известно, что различная интона-

ция и мимика могут придавать разный смысл, казалось бы, оди­наковым синтаксическим конструкциям.

Наличие этих средств — жеста, мимики, интонации, пауз — дает возможность перемещать смысловую организацию от синсемантических к симпрактическим компонентам, что и составляет особенность устной монологической речи.

Устная монологическая речь, как и диалогическая, в извест­ных пределах может допускать неполноту высказывания (элизии или эллипсы), и тогда ее грамматическое строение может при­ближаться к грамматическому строению диалогической речи.

Наконец, устная монологическая речь может находиться в раз­личных отношениях к практическому действию. В одних случаях она может сливаться с практическим действием, в других случа­ях — приобретать характер специального речевого действия, по­лучающего полную независимость от практического действия. В этих ситуациях грамматическая структура устной монологичес­кой речи может быть различной.

В зависимости от отношения к практическому действию при­нято различать две формы устной монологической речи, которые некоторые психологи нередко обозначают терминами «драма» и «эпос».

Что представляет собой драматическое строение устной моно­логической речи?

Драматическое строение устной монологической речи являет­ся воспроизведением реальной ситуации передаваемого сообще­ния, в которое наряду с грамматическими структурами разверну­того речевого высказывания включены также жесты, интонации, действия, воспроизводящие передаваемые события. Совершенно понятно, что грамматическая структура этой драматизирующей речи имеет ряд существенных особенностей. Как правило, в этой речи изобилуют прямые формы речи, воспроизводящие бытовую диалогическую речь. В этой речи существенную роль играют ин­тонационно-мелодические, просодические компоненты. Всем этим драматизирующая речь отличается от другой формы, кото­рую психологи иногда называют эпической речью. Типичным примером эпической речи является эпос Гомера, который моно­тонно, внешне однообразно вел свое повествование. У человека, пользующегося эпической речью, почти нет обращения к выразительным средствам. В эпической речи почти не используются

прямые формы, никогда не воспроизводятся типичные структу­ры диалогической речи, не применяются внеязыковые маркеры и грамматические сокращения. В этой речи чаще используются грамматически полные развернутые формы, приемы косвенной речи, сложные формы управления, которые отсутствуют в драма­тической речи.

Следовательно, если «драма» сближает устную монологичес­кую речь с действием и диалогом, то «эпос» сближает ее с пись­менной речью. Обе формы устной монологической речи имеют совершенно различное грамматическое строение, и эти различия имеют свое достаточно четкое психологическое основание.

ПИСЬМЕННАЯ РЕЧЬ

Письменная монологическая речь может выступать в различ­ных формах: в форме письменного сообщения, доклада, пись­менного повествования, письменного выражения мысли или рас­суждения и т.д. Во всех этих случаях структура письменной речи резко отличается от структуры устной диалогической или устной монологической речи.

Эти отличия имеют ряд психологических оснований.

Письменная монологическая речь — это речь без собеседни­ка, ее мотив и замысел полностью определяются субъектом. Если мотивом письменной речи является контакт («-такт») или жела­ние, требование («-манд»), то пишущий должен представить себе мысленно того, к кому он обращается, представить его реакцию на свое сообщение. Особенность письменной речи состоит именно в том, что весь процесс контроля над письменной речью остается в пределах деятельности самого пишущего, без коррекции со сто­роны слушателя. Но в тех случаях, когда письменная речь на­правлена на уточнение понятия («-цепт»), она не имеет никакого собеседника, человек пишет только для того, чтобы уяснить мысль, чтобы вербализовать свой замысел, развернуть его без какого-либо даже мысленного контакта с лицом, которому адресуется сообщение.

Письменная речь не имеет почти никаких внеязыковых, до­полнительных средств выражения. Она не предполагает ни зна­ния ситуации адресатом, ни симпрактического контакта, она не располагает средствами жестов, мимики, интонации, пауз, кото-

рые играют роль «семантических маркеров» в монологической уст­ной речи, и только частичным замещением этих последних явля­ются приемы вьщеления отдельных элементов излагаемого текста курсивом или абзацем. Таким образом, вся информация, выража­емая в письменной речи, должна опираться лишь на достаточно полное использование развернутых грамматических средств языка.

Отсюда письменная речь должна быть максимально синсемантична и грамматические средства, которые она использует, долж­ны быть полностью достаточными для выражения передаваемого сообщения. Пишущий должен строить свое сообщение так, что­бы читающий мог проделать весь обратный путь от развернутой, внешней речи к внутреннему смыслу излагаемого текста.

Процесс понимания письменной речи резко отличается от процесса понимания устной речи тем, что написанное всегда можно перечитать, т.е. произвольно возвратиться ко всем вклю­ченным в него звеньям, что совершенно невозможно при пони­мании устной речи.

Существует, однако, еще одно коренное отличие психологи­ческого строения письменной речи от устной. Оно связано с фак­том совершенно различного происхождения обоих видов речи.

Устная речь формируется в процессе естественного общения ребенка со взрослым, которое раньше было симпрактическим и лишь потом становится особой самостоятельной формой устного речевого общения. Однако в ней, как мы уже видели, всегда со­храняются элементы связи с практической ситуацией, жестом и мимикой.

Письменная речь имеет совсем иное происхождение и иную психологическую структуру.

Письменная речь появляется в результате специального обу­чения, которое начинается с сознательного овладения всеми сред­ствами письменного выражения мысли. На ранних ступенях ее формирования ее предметом является не столько мысль, которая подлежит выражению, сколько те технические средства написа­ния звуков, букв, а затем слов, которые никогда не являлись пред­метом осознания в устной диалогической или в устной моноло­гической речи. На этих этапах у ребенка происходит формирова­ние двигательных навыков письма.

Ребенок, который учится писать, оперирует сначала не столько мыслями, сколько средствами их внешнего выражения, способа-

ми обозначения звуков, букв и слов. Лишь значительно позднее предметом сознательных действий ребенка становится выраже­ние мыслей. Таким образом, письменная речь в отличие от уст­ной, формирующейся в процессе живого общения, с самого на­чала является сознательным произвольным актом, в котором сред­ства выражения выступают как основной предмет деятельности. Такие промежуточные операции, как выделение фонем, изобра­жение этих фонем буквой, синтез букв в слове, последователь­ный переход от одного слова к другому, никогда не осознававши­еся в устной речи, в письменной речи остаются еще в течение длительного времени предметом сознательного действия. Лишь после того как письменная речь автоматизируется, эти сознатель­ные действия превращаются в неосознаваемые операции и начи­нают занимать то место, которое сходные операции (выделение звука, нахождение артикуляции и т.д.) занимают в устной речи.

Таким образом, письменная речь как по своему происхожде­нию, так и по своему психологическому строению коренным об­разом отличается от устной речи, и сознательный анализ средств ее выражения становится основной психологической характери­стикой письменной речи.

Именно поэтому письменная речь включает в свой состав ряд уровней, которые отсутствуют в устной речи, но отчетливо выде­ляются в письменной речи. Письменная речь включает ряд про­цессов фонематического уровня — поиск отдельных звуков, их противопоставление, кодирование отдельных звуков в буквы, со­четание отдельных звуков и букв в целые слова. Она в значитель­но большей степени, чем это имеет место в устной речи, включа­ет в свой состав и лексический уровень, заключающийся в под­боре слов, в поиске подходящих нужных словесных выражений, с противопоставлением их другим лексическим альтернативам. Наконец, письменная речь включает в свой состав и сознатель­ные операции синтаксического уровня, который чаще всего про­текает автоматически, неосознанно в устной речи, но который составляет в письменной речи одно из существенных звеньев. Как правило, пишущий имеет дело с сознательным построением фразы, которая опосредуется не только имеющимися речевыми навыками, но и правилами грамматики и синтаксиса. Тот факт, что в письменной речи не участвуют какие-либо внеязыковые компоненты (жесты, мимика и т.д.), и то, что в письменной речи

нет внешних просодических компонентов (интонации, паузы), определяют существенные особенности ее строения.

Таким образом, письменная речь радикально отличается от устной речи тем, что она неизбежно должна протекать по прави­лам развернутой (эксплицитной) грамматики, необходимой для того, чтобы сделать содержание письменной речи понятным при отсутствии сопровождающих ее жестов и интонаций. Поэтому всякое сближение монологической, письменной речи со структу­рой устной диалогической речи невозможно. Это проявляется, в частности, в том, что те эллипсы и грамматическая неполнота, I которые оправданы в устной речи, становятся совершенно не-применимы в письменной речи.

Итак, письменная монологическая речь по своему строю представляет собой всегда полные, грамматически организованные развернутые структуры, почти не использующие форм прямой речи. Вот почему длина фразы в письменной речи значительно превышает длину фразы в устной речи, так как в развернутой письменной речи встречаются значительно более сложные формы управления, например, включение придаточных предложений, которые лишь изредка встречаются в устной речи. Все это придает грамматике письменной речи совершенно иной характер.

Письменная речь является существенным средством в процессах мышления. Включая, с одной стороны, в свой состав сознательные операции языковыми категориями, она протекает в сов-сем ином, значительно более медленном темпе, чем устная речь, с другой стороны, позволяя многократное обращение к уже на- I писанному, она обеспечивает и сознательный контроль за протекающими операциями. Все это делает письменную речь мощным орудием уточнения и отработки мыслительного процесса. По­этому письменная речь используется не только для того, чтобы передать уже готовое сообщение, но и для того, чтобы отрабо­тать, уточнить собственную мысль. Известно, что для уяснения мысли лучше всего попытаться написать, выразить эту мысль письменно. Именно поэтому письменная речь как работа над способом и формой высказывания имеет огромное значение и для формирования мышления. Уточнение самой мысли с помо­щью письменной речи отчетливо проявляется, например, при подготовке доклада или статьи. Работа переводчика также не про-

сто перевод с одной системы кодов на другую; это сложная фор­ма аналитической деятельности, самой важной задачей которой является осознание самого логического строя мысли, ее логичес­кой структуры.

СООТНОШЕНИЕ УСТНОЙ И ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ. ВАРИАНТЫ ПИСЬМЕННОЙ РЕЧИ

Мы хотели бы в заключение остановиться на последнем поло­жении, которое имеет лишь частное значение, но, несмотря на это, представляет существенный интерес для психологического анализа устной и письменной речи.

Речь идет о тех различных взаимоотношениях, в которые мо­жет вступать устная и письменная речь, и о тех различных фор­мах, в которых может протекать взаимодействие этих основных видов речевой деятельности. Можно отметить по крайней мере три вида таких взаимоотношений.

В норме устная и письменная речь, как уже говорилось выше, протекают по совершенно различным правилам и строятся грам­матически совершенно различно.

Устная речь, включенная в ситуацию, сопровождаемая жеста­ми, интонацией, семантическими паузами, допускает сокраще­ния, эллипсы и аграмматизмы; в некоторых случаях диалогичес­кой или монологической речи эти своеобразные черты выступа­ют с особенной отчетливостью.

Письменная речь по своему строению всегда есть речь в от­сутствие собеседника. Те средства кодирования мысли в речевом высказывании, которые протекают в устной речи без осознания, являются здесь предметом сознательного действия. Письменная речь не имеет никаких внеязыковых средств (знание ситуации, жесты, мимика), поэтому она должна обладать достаточной грам­матической полнотой, и только эта грамматическая полнота по­зволяет сделать письменное сообщение достаточно понятным. Однако у начинающего усваивать письменную речь дело может обстоять иначе.

Попытаемся проанализировать письменную речь человека, ко­торый обучился ей в зрелом возрасте и еще недостаточно владеет ею. В письменную речь этого человека частично переносятся при­емы устной речи, частично в ней отражается деятельность осоз­нанного овладения средствами языка, которая для нее характерна.

В качестве примера можно взять письмо человека, плохо вла­деющего письменной речью. Оно может иметь следующий ха­рактер: «Здравствуйте, дорогие мама, папа, сестра Нина и брат Коля. Пишет вам ваша сестра Катя. Я хочу вам передать то-то, то-то и то-то, а еще я вам хочу сказать то-то, то-то, и то-то». Подобная письменная речь, с одной стороны, отражает те фор­мы, которые приняты в устной речи, с другой стороны, пишу­щий передает и сам факт написания письма: он сообщает, кто пишет, что он хочет передать, и описывает те действия, которые выполняет при написании письма. Таким образом, человек, на­ходящийся на этой стадии овладения письменной речью, пишет так, как он говорит, и так, как он действует; его письменная речь, характеризуется совершенно иными чертами, чем письмен­ная речь человека, который привык использовать ее как посто­янное средство общения.

Однако не только устная речь может воздействовать на пись­менную (как мы видели выше), но и письменная — на устную. У человека, обладающего хорошо развитой автоматизированной письменной речью, нередко правила письменной речи начинают переноситься в устную речь, и такой человек начинает говорить так, как он пишет. Мы имеем здесь дело со случаем «канцелярс­кого» стиля устной речи — стиля, не допускающего эллипсов или неправильностей. В этих случаях живая устная речь лишается элементов интонации, сопровождающих жестов и становится ги­перграмматичной и формальной, сверхразвернутой, повторяя те особенности, которые характерны для письменной речи.

Затрагивая вопросы различного отношения письменной и уст­ной речи на последовательных стадиях овладения письменной ре­чью, с одной стороны, и разную установку на устную и письменную речь — с другой, мы переходим к новому разделу науки — стилистике,которая гораздо больше развита в языкознании и тре­бует еще своего специального психологического освещения.

Этот раздел психологии основных форм речевого общения выходит за пределы книги и требует специальных исследований.

Лекция XII

ПОНИМАНИЕ КОМПОНЕНТОВ

РЕЧЕВОГО ВЫСКАЗЫВАНИЯ.

СЛОВО И ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Мы рассмотрели процесс формирования развернутого речево­го высказывания, иначе говоря, тот путь, который проходит выс­казывание, начиная от исходного замысла и кончая развернутым речевым сообщением. Этот процесс, как мы показали, можно рассматривать как процесс, идущий от внутреннего смысла буду­щего высказывания до системы развернутых речевых значений.

Теперь мы остановимся на психологическом анализе понима­ния высказывания, т.е. на процессе декодирования поступающей речевой информации.

Этот процесс начинается с восприятия внешней, развернутой речи, затем переходит в понимание общего значения высказыва­ния, а далее — и в понимание подтекста этого высказывания. Анализ процесса понимания речевого сообщения составляет одну из наиболее трудных и, как это ни странно, одну нз наименее разработанных глав научной психологии.

ПРОБЛЕМА

Психологи неодинаково подходили к анализу процесса пони­мания смысла речевого сообщения, или процесса декодирования воспринимаемого речевого высказывания.

Одни авторы предполагали, что для понимания смысла рече­вого сообщения достаточно иметь прочный и широкий словарь, т.е. понимать значение каждого слова, его предметную отнесен­ность, его обобщающую функцию и овладеть достаточно четки­ми грамматическими правилами, по которым эти слова соединя­ются друг с другом.

Таким образом, согласно этим представлениям решающим для понимания сообщения является наличие соответствующего кру­га понятий, с одной стороны, и четкое знание грамматических правил языка — с другой.

Нет никаких оснований сомневаться в том, что оба перечис­ленных момента совершенно необходимы для понимания рече­вого сообщения. Однако вряд ли эти два условия являются доста­точными для расшифровки его смысла, какую бы форму — уст­ного или письменного сообщения — оно ни носило.

Другая группа психологов и лингвистов не считает, что усло­вием для понимания речевого сообщения является только нали­чие нужного круга представлений и знания системы граммати­ческих правил, согласно которым эти слова сочетаются друг с другом; они указывают, что процесс понимания носит совершен­но иной характер: он начинается с поисков общей мысли высказывания, составляющей содержание этой формы психической деятельности, и только потом перемещается на лексико-фонематический уровень (установление значения отдельных-слов) и на синтаксический уровень (расшифровка значения отдельных фраз). Иными словами, согласно" этой точке зрения реальный процесс понимания развернутого речевого сообщения не совпадает с тем порядком, в котором поступает информация и в котором до слу­шающего доходят сначала отдельные слова (лексико-фонологический уровень), а затем целые фразы (синтаксический уровень). На этой позиции стоят такие лингвисты, как Ромметвейт (1968, 1970), Филлмор (1972), Мак-Коули (1972), Лакофф (1972), Уертч (1974, 1975).

Эти авторы показали, что процесс понимания сообщения (на­пример, выраженного в определенном тексте) носит сложный характер и что для него необходимы различные процессы, часть которых связана с восприятием значения слов, часть — с декоди­рованием синтаксических правил их сочетания. Уже на самых первых этапах восприятия сообщения возникают гипотезы или предположения (pre-suppositions) о смысле сообщения, так что центральным для процесса понимания является поиск смысла, приводящий к выбору из ряда возникающих альтернатив.

Слушающий (или читающий) никогда не ставит своей задачей понять отдельные слова или изолированные фразы; оба этих про­цесса — понимание отдельных слов или фраз (особенно отчетли­во выступающие при восприятии информации, которая дается на чужом, плохо знакомом языке) — играют роль подчиненных, вспомогательных операций и лишь в некоторых случаях превра­щаются в специально осознанные действия.

что создает его общую связность (external coherence, по Уертчу) или его внутренний смысл и придает сообщению глубину, или «подтекст» (internal coherence). Эти попытки всегда направлены на поиск контекста воспринимаемого высказывания (иногда ре­чевого, «синсемантического»; иногда внеречевого, ситуацион­ного), без которого ни понимание целого текста, ни правильная оценка входящих в его состав элементов невозможны. Вот по­чему указанные выше авторы, считающие, что не существует никаких свободных от «контекста» (context free) элементов выс­казывания, выдвигают на первый план процесс поиска и форми­рования соответствующих гипотез или предположений (pre­suppositions), которые определяют конкретные значения слов или фраз, входящих в состав речевого высказывания.

Необходимость принять в расчет «стратегию» слушающего, связанную с этой «пре-суппозицией», и исходить из нее являет­ся, по мнению ряда авторов (Ромметвейт, 1968; Халлидей, 1970; Филлмор, 1972; Мак-Коули, 1972; Лакофф, 1972: Уертч, 1974, 1975), основным отправным пунктом изучения механизма рас­шифровки поступающего сообщения.

Таким образом, декодирование речевого сообщения рассмат­ривается современной лингвистикой как активный по природе и сложный по составу процесс.

Вторым условием, совершенно необходимым для понимания речевого сообщения, является знание основных, базисных семан­тических или глубинных синтаксических структур, которые ле­жат в основе каждого компонента высказывания выражают из­вестные эмоциональные или логические системы отношений. Как мы показали выше, это условие выступает особенно отчетливо в тех случаях, когда глубинные синтаксические структуры расхо­дятся с внешними, поверхностными структурами; тогда существен­ным звеном понимания этих структур является их трансформа­ция в более простые и доступные непосредственному понима­нию конструкции.

Рассматривая эту проблему, многие авторы (Миллер, 1970; и Др.) указывали, что полное понимание каждой составной части сообщения (фразы) может быть обеспечено только с помощью

перехода от поверхностных грамматических структур к лежащим в их основе базисным семантическим или глубинным.

Эта группа п