Где же ты, скажи мне, где же?

Почему предать смогла?

Но кому, кому пою,

Эту песенку свою?

Жили - были две девицы

Одна нынче за границей,

И другая – заграницей,

Ещё большей заграницей,

Я надеюсь, что в раю

Для Н.К. (последнее)

А

Въезжаю я в свой город втихаря.

С сентябрьского ночного небосвода

Давно слиняла бледная заря.

Ну, здравствуй, родина. Всего чуть больше года

Я не был здесь. Плетётся поезд наш

Вдоль городских окраин, в свете жёлтом

Тоскливых фонарей. Уныл пейзаж,

И я твержу себе: «какого черта,

Спешить туда, где ты почти чужой,

Где многих нет и многие – далече,

Где с каждой новой смертью – пустотой

Окатывает город и калечит».

Кричащий тишиной ночной вокзал.

Мне есть, куда идти, но мне не к спеху.

На этот раз я слишком опоздал,

Да и вообще, я не туда приехал.

Б

Я опоздал с приездом в этот год

На месяц с небольшим. Однако, это

Всё и решило. Знать бы наперёд,

Что перенос простой визита - с лета

На осень – так изменит резко всё,

Все образы и ощущений грани,

И навсегда Н.К. перенесёт

Отсюда – в область лишь воспоминаний.

Ещё одна оборванная нить.

Мне наша прошлогодняя беседа

И просьба «чтоб приехал хоронить» -

Казались чёрным юмором и бредом.

Она, увы, не дождалась меня.

Она теперь на кладбище в Увеке.

И факел из трубы завода «Крекинг»

Ей светит вместо Вечного огня.

****

Как свинцовым кастетом, с оттяжкою в лоб -

Мысль, - что раз мы живём, а потом - хоть потоп.

Это врешь, говорю, - но, однако же, сам

Сомневаюсь порой: что отыщется там,

После смерти? Мой ангел, найдет ли меня

За порогом, за гранью последнего дня?

Памяти А.М.

1

«Давай, пройдёмся, нааскаем, что ли
Сначала на стакан, потом - на два…

Как мало денег, но так много воли -

Вот, счастье, брат, вот это, брат, права…

Пошаримся по Кирова немножко…

Там - рубль, там – ничего, а там - и трёшка,

Свинья не съест, а Бог всегда подаст.

Петрович бодр, а я ещё бодрее.

Вот мы - два джентельмена – два Андрея

И радость – жить! – переполняет нас.

Проблемы все решались очень просто

В невероятных, мутных девяностых,

Где нас безостановочно несло

В большом потоке, том, что всеми правил

Без снисхожденья, и без всяких правил,

Где смерть своё крутило колесо.

Тогда мы не загнулись. Уцелели.

Но через десять с лишним лет до цели

Добралась смерть, как будто бы шутя.

Наверное, закончилась отсрочка.

Жизнь выпита – допита до глоточка.

И точка. Всё. И больше нет тебя.

2

Он мог бы помереть и в тридцать восемь:

У многих в это время башню сносит,

Да и не только башню – всё подряд.

Когда бы мать промедлила немножко,

Не вызвала бы сыну неотложку,

Когда б врачи не выкачали яд

Из легких…. Да когда бы там, когда бы…

Чего гадать-то? – Парнем был неслабым

И выкарабкался Смерти он назло.
Ох, повезло… ну, скажем, повезло.

3

Смерть стояла на пороге –

Обманул и сделал ноги.

Без вопросов «или – или?»

Должен был лежать в могиле,

Но сперва - спасли врачи,

А потом, чуть стало легче,

Сам себя он излечил.

Встал рывком, расправил плечи

И сказал: «живой, етить! –

Значит, долго буду жить!

Ещё сорок потяну

Лет, а меньше мне не надо!»

Смерть лишь плюнула с досады

И промолвила: «ну-ну.

Ладно, мол, живи, давай,

Только, это... совесть знай…

Знай, что, в общем, мой должник,

Что кредит не бесконечен.

Ну, пока, до скорой встречи».

И исчезла в тот же миг.

Смерть не любит суетиться,

Всё равно, своё возьмёт,

Улетит сейчас, как птица,

И вернётся в свой черёд.

Вылезая из запоя,

Как из грязного белья,

Я глаза свои открою

И заплачу, как дитя.

Как же жизнь хороша!

Нету смерти ни шиша!

Отступает Мефистофель,

Посрамлённый невзначай,

Вместо водки - пью я кофе

Или чай.

5

Жить заново. Жить с чистого листа,

Влюбляясь в жизнь сильнее с каждым разом,

И знать, что ты отныне не обязан

Поддерживать порядок и устав,

Навязанный тебе, самим собой.

Не это ль долгожданная свобода?

От «имиджа» свобода, от народа,

Который - наблюдая твой запой,

Всё ждал, когда, согласно всем законам,
Ты, наконец, подохнешь где-нибудь?

Ты обманул и их, успев свернуть

Из колеи и выйти из загона.

6

Страшным было лето. Всё – жара.

Смерть тогда решила, что пора…

Подошла, взглянула, что и как…

Дернул чёрт взять вечером коньяк.

Смерть не торопила – сам хорош,

В глотку литры он ещё в июле

Загонял в себя, как будто пули,

Будто в сердце всаживая нож.

Лето позади уже и осень…

Наступил декабрь. Зима. Снега.

«Отлежусь и брошу». Нет, не бросишь.

Не успеешь бросить, ни фига.

7

и до того он стал невесел

И до того к себе жесток

Что самого себе подвесил

ногами вверх под потолок.

Умер – оттого, что развязал,

Или развязал, когда почуял,

Что к концу приходит срок земной?

Помню – стали мутными глаза,

Бросить пить пытался – ни в какую.