О медиумах и физических проявлениях

«Физическими проявлениями» называются такие проявления, которые могут быть восприняты нашими органами чувств; таковы разного рода звуки, движения и перемещение твёрдых тел. Одни стихийны, т.е. независимы ни от чьей воли; другие могуг быть вызваны. Мы прежде всего будем говорить лишь об этих последних.

Самое простое явление и одно из первых, которые наблюдались, заключается в круговом движении, сообщаемом столу. Это действие равно оказывается на все другие предметы; но стол является таким, на котором упражнялись больше всего, поскольку он удобнее всех других служит этой цели, и поэтому название «вертящиеся столы» преобладало для обозначения явлений этого рода.

Когда мы говорим, что это действие было одним из первых, которые наблюдались, то мы говорим лишь о недавнем времени, ибо вполне определённо то, что все виды проявлений были известны с самых отдалённых и незапамятных времён, и иначе оно и не может быть: поскольку это действия естественные, то они должны быть производиться во все эпохи. Так, Тертуллиан в самых недвусмысленных выражениях говорит о вращающихся и говорящих столах.

Это явление в течение некоторого времени питало любопытство великосветских салонов, но затем им пресытились, чтобы перейти к иным развлечениям, ибо это занятье бьло всего лишь предметом развлечения. Две причины способствовали утрате интереса к вертящимся столам: мода, которая у людей пустых приводит к тому, что они редко посвящают два сезона той же самой забаве, и которые – о, чудо для них! – посвятили этой целых три или четыре. Для людей же строгих и наблюдательных из этого явления выступило нечто серьёзное, которое возобладало; и если они пренебрегли вращающимися столами, то лишь потому, что занялись следствиями, поиному важными в своих результатах: они оставили азы ради самой науки, которая из них сложилась. Вот и весь секрет этой утраты интереса, о которой столько шумят насмешники.

Как бы то ни было, вертящиеся столы от этого не перестают быть исходной точкой спиритического учения, и в этом качестве мы и должны уделить им несколько строк, тем более что представление явлений в простейшем их виде облегчает изученье причин, и теория, раз установленная, даёт нам ключ к более сложным следствиям.

Для осуществления явления необходимо вмешательство одного или нескольких лиц, одарённых особой способностью и коих именуют медиумами. Число присутствующих не имеет значения, если только среди них не окажется несколько неизвестных медиумов. Что касается тех, чьи медиумские данные равны нулю, то их присутствие не имеет никакого значения, и даже более вредно, чем полезно из-за того скептичного расположения духа, которое они могут с собой привнести.

В этом отношении медиумы обладают силой более или менее большой, и следовательно, производят явления более или менее ярко выраженные; зачастую один сильный медиум сделает больше, чем двадцать других вместе взятых; стоит ему только положить руки на стол – и тот тут же сдвигается с места, поднимается, переворачивается, начинает делать скачки или с неистовством вращаться.

Нет никаких признаков, по которым можно было бы узнать о наличии медианимической способности; один лишь опыт может помочь опознать её. Когда на собрании хотят попробовать, нужно просто сесть вокруг стола и положить руки ладонями на его поверхность, без давления и мускульного напряжения. Поначалу, когда не знали причин этого явления, указывали множество предосторожностей, признанных впоследствии совершенно бесполезными, как-то: чередованье пола участников сеанса, контакт мизинцами для создания замкнутой цепи. Эта последняя предосторожность казалась необходимою, когда верили в действие некоего вида электрического тока; с тех пор опыт доказал её бесполезность. Единственное предписание, которое остаётся неукоснительно обязательным, это – сосредоточенность, полное молчание и в особенности терпение, если явление заставляет себя ждать. Может случиться, что оно произойдёт через несколько минут, как может быть и то, что оно задержится на полчаса или час; это зависит от медианимической силы участников.

Скажем ещё, что форма стола, материал, из которого он сделан, наличие металлов, шёлка в одежде присутствующих, дни месяца или недели, время суток, темнота или свет и т.д. столь же безразличны, как дождь или ясная погода. Один только размер стола может иметь при этом некоторое значение, но только в том случае, когда медианимическая сила оказывается недостаточной, чтоб преодолеть сопротивление; если же она достаточна, то и один человек, даже ребёнок, может заставить приподняться стол в сто килограммов, тогда как в условиях менее благоприятных и двенадцать человек не смогли бы сдвинуть самую маленькую табуретку.

Когда всё готово, то признаком начала проявления чаще всего бывает слабое потрескивание внутри стола, ощущается лёгкое дрожание, которое есть предвестник движения; кажется, будто стол делает усилия, чтоб сдвинуться с места, затем начинается вращательное движение; оно убыстряется до такой степени, что от присутствующих требуется напряжение всего их внимания для того, чтобы уследить за ним. После того как движение началось, можно даже отойти от стола, который продолжает бесконтактно вращаться или двигаться в разных направлениях.

Иногда стол приподнимается и встаёт с одной ножки на другую, затем плавно возвращается в своё естественное положение. Иной раз он покачивается из стороны в сторону, подражая кораблю в бортовой или килевой качке. Наконец в другой раз – но для этого нужна значительная медианимическая сила – он полностью отделяется от пола и уравновешенно удерживается в воздухе без точки опоры, поднимаясь иногда даже до самого потолка, так что под ним можно пройти; затем он медленно опускается, покачиваясь, наподобие листа бумаги, либо же стремительно падает вниз и разбивается в щепки, и это самым убедительным образом доказывает, что вы не являетесь жертвой оптической иллюзии.

Другое явление, наблюдавшееся довольно часто в зависимости от природы медиума, заключается в постукиваниях, раздающихся внутри этого стола, без всякого его движения; эти постукивания, порою очень слабые, иной раз достаточно сильные, равно дают услышать себя и во всей другой мебели квартиры, в дверях, в стенах и в потолке. Когда постукивания эти происходят в столе, то они производят в нём вибрацию, дрожание, весьма ощутимое пальцами, и особенно отчётливое, если приложить к нему ухо.

В том, что мы только что рассмотрели, ничто определённо не обнаруживает вмешательства некой оккультной силы, и эти явления вполне могли бы быть объяснены действием некоторого магнитного или электрического тока, либо же какого иного флюида. Таково в действительности и было первое объяснение, данное этим явлениям, и которое с полным основанием могло показаться вполне логичным. И оно, без сомненья, превозобладало бы, если б другие факты не явились показать его недостаточность; эти факты дали доказательства своей разумности; а поскольку всякое разумное следствие должно иметь некую разумную причину, то оставалось несомненным – допуская даже, что электричество или любой иной флюид играл там свою роль, – то обстоятельство, что туда вмешивалась какая-то иная причина. Какова она была? Каков был этот разум? Узнать это позволило продолжение наблюдений.

Для того чтобы некоторое проявление было разумным, нет необходимости в том, чтоб оно было красноречивым, остроумным или учёным; достаточно, чтобы оно доказывало свободу и добровольность действия, выражающего некоторое намеренье или отвечающего на какую-то мысль. Конечно, когда мы видим, как флюгер вертится на ветру, мы вполне уверены, что он подчиняется всего лишь механическому воздействию; но если бы мы заметили в движениях флюгера намеренные знаки, если он по команде поворачивается вправо или влево, поворачивается быстро или медленно, то мы были бы вынуждены допустить не то что флюгер обладает рассудком, но то, что он подчиняется некоему рассудку. Именно это и случилось со столами.

Мы видели, как стол, под влиянием одного или нескольких медиумов, движется, поднимается, издаёт из себя постукивания. Первое разумное действие, которое мы отметили, это то, что мы видели, как эти движения подчиняются команде; так, не двигаясь с места, стол поочерёдно приподнимался на указанной ножке; затем, опускаясь, отстукивал заданное число ударов, отвечая на какой-то вопрос. Другой раз, без контакта с кем-либо из присутствующих, стол сам перемещался по комнате, двигаясь вправо или влево, вперёд или назад, выполняя самые различные движения по приказанию присутствующих. Вполне естественно, что мы отдаляем всякое предположенье об обмане; что мы допускаем совершенную порядочность присутствующих, удостоверенную их достоинством, уважением, коим они пользуются, и их полнейшим бескорыстием. Позднее мы скажем о подлогах и мошенничествах, в отношении которых всегда благоразумно держаться начеку.

Посредством стуков внутри стола, о которых мы только что говорили, мы добиваемся следствий ещё более разумных, как, например, подражанье разным ритмам барабанного боя, раскатам канонады; затем скрежету пилы, ударам молотка, ритмам различных мелодий и т.д. Это было, как вы понимаете, широкое поле, открытое исследованию. Мы сказали себе, что поскольку в этом было проявленье оккультного разума, то он должен был мочь ответить на заданные ему вопросы, и он действительно ответил через «да» или «нет», посредством условленного числа ударов. Эти ответы были крайне незначительны, вот почему возникла идея обозначить буквы алфавита и образовывать таким образом слова и фразы.

Эти факты, подтверждённые в избытке тысячами людей и во всех странах, не могли оставить сомнения в разумной природе необыкновенных проявлений. Тогда-то и возникла новая теория, согласно которой разум этот есть не чей иной, как разум медиума, либо разум задающего вопросы, или даже коллективный разум всех присутствующих. Но тут трудность состояла в том, чтоб объяснить, как этот разум мог отражаться в столе и выражаться через стук; как только было доказано, что эти удары не проводились медиумом, то это должно было означать, что они, стало быть, вызывались мыслью; но мысль, производящая стук, – это было феноменом ещё более близким к чуду, чем все те явления, которых мы были свидетелями. Опыт не замедлил показать недопустимость этого мнения. В самом деле, получаемые ответы слишком часто находились в формальном несогласии с мыслями присутствующих, за пределами интеллектуальной досягаемости медиума, и даже на языках, не известных ему, а также, помимо того, сообщалось о фактах, никому неизвестных. Примеры столь многочисленны, что почти невозможно, чтобы тот, кто хоть сколько-нибудь занимался спиритическими сообщениями, не был бесчисленное число раз тому свидетелем. Мы приведём из них только один, который был сообщён нам очевидцем.

На одном корабле французского имперского флота, находящегося на стоянке в морях Китая, весь экипаж, от матросов до офицеров, занимался тем, что «заставлял говорить столы». У кого-то возникла идея вызвать дух лейтенанта этого самого корабля, умершего два года назад. Он пришёл и, после различных сообщений, которые всех поразили, посредством стука сказал следующее: «Я настоятельно прошу вас уплатить из моих средств капитану сумму в ... (он указывал цифру), которую я ему должен, и передать ему, что я сожалею, что не смог вернуть ему свой долг перед смертью». Никто не знал об этом факте; сам капитан забыл об этом долге, впрочем, довольно незначительном; но, поискав в своих счетах, он нашёл там упоминанье о долге лейтенанта, цифра которого была духом его указана совершенно точно. И мы спрашиваем, отраженьем чьей мысли могло бы быть это указание?

Уменье сообщаться посредством азбучных стуков было усовершенствовано, но способ этот всё равно оставался неудобным из-за его громоздкости; однако этим способом удалось получить интересные более или менее длинные сообщения о мире духов. Сами духи указали нам иные способы, и им обязаны мы способом письменных сообщений.

Первые сообщения этого рода были получены путём присоединенья карандаша к ножке небольшого стола, поставленной на лист бумаги. Стол, приведённый в движение влиянием медиума, начинал выписывать буквы, затем слова и фразы. Этот способ постепенно упростили, пользуясь маленькими столиками, величиною с руку, нарочно изготовленными для этой цели, затем корзинами, картонными коробками, и наконец просто дощечками. Письмо шло с такой же беглостью, быстротой и лёгкостью, как и при письме рукой, но позднее было установлено, что все эти предметы были в конечном счёте лишь придатками, «простыми карандашедержателями», без которых можно было с успехом обойтись, самому держа карандаш в руке; рука, увлекаемая невольным движением, писала под побуждением, сообщаемым духом, и без содействия воли или мысли медиума. С той поры потусторонние сообщения осуществлялись с той же лёгкостью, что и обычная переписка между живущими. Мы ещё вернёмся к различным способам и средствам, которые мы объясним подробно*; сейчас мы сделали лишь их беглые наброски, чтобы обрисовать последовательность фактов, кои привели к признанию в этих явлениях вмешательства оккультных умов, иначе говоря, духов.

* См. «Книгу Медиумов» Аллана Кардека. (Й.Р.)

ПОЛТЕРГЕЙСТ

Физические проявления имеют целью привлечь наше вниманье к чему-либо и убедить нас в присутствии силы, превосходящей человека. Высокие духи не занимаются таким родом проявлений; они пользуются для произведения их низшими духами, как мы пользуемся слугами для грубой работы, и всё это ради цели, которую мы только что указали. После того как цель эта раз достигнута, материальное проявление прекращается, потому что в нём больше нет необходимости. Один пример даст лучше понять это.

С некоторых пор в комнате одного из наших друзей стали раздаваться различные шумы, ставшие очень утомительными. Когда представился случай спросить дух его отца через пишущего медиума, он узнал, что от него хотели, сделал то, что ему советовали, и с той поры он больше ничего не слышал. Следует отметить, что лица, имеющие более регулярное и лёгкое средство общения с духами, имеют значительно реже манифестации этого рода, что и понятно. Раз регулярные отношения с ними установлены, то стуки оказываются бесполезны и потому не имеют места. В барабан перестают бить после того, как разбуженные солдаты поднялись.

Самопроизвольные проявления не всегда сводятся к шумам и стукам; иногда они превращаются в настоящий грохот и пертурбации; мебель и различные предметы оказываются опрокинутыми, самые разные вещи выброшенными наружу, двери и окна распахнуты и затворяемы незримыми руками, оконные стёкла разбиты, что не может быть списано на счёт иллюзии.

Опрокидыванье мебели и предметов зачастую очень действенно, но иногда оно имеет лишь видимость действительности. Слышится шум в соседней комнате, звон посуды, которая падает и с шумом разбивается, поленья перекатываются по полу; но стоит лишь войти в комнату – и всё оказывается лежащим на своём месте и в полном порядке; затем, однако, когда выйдут, шум и грохот возобновляются.

Проявления этого рода ни редки, ни новы; мало таких местных хроник, кои не содержали бы какую-нибудь историю этого рода. Страх, без сомнения, зачастую преувеличивал факты, каковые принимали тогда катастрофически смехотворные очертания, переходя из уст в уста; предрассудок приходил на помощь, и дома, в коих явления эти происходили, оказывались признаны посещаемыми дьяволом, и отсюда же всевозможные чудесные и странные сказки о привидениях. С другой стороны, коварство не упустило столь прекрасного случая поэксплуатировать людскую доверчивость, делая это, главным образом, в интересах личной выгоды. Можно, впрочем, понять, какое впечатление факты этого рода, даже сведённые к реальности, могут произвести на слабые характеры, предрасположенные образованием к предрассудочным идеям. Самое верное средство предупредить неудобства, кои явления эти могут иметь, поскольку нельзя помешать им произвестись, – это дать узнать правду о них. Самые простые вещи делаются устрашающими, когда неизвестна их причина. Когда люди близко познакомятся с духами и те, кому они являются, перестанут верить, будто их преследует полчище демонов, они перестанут бояться их.

Явления этого рода часто имеют характер самого настоящего преследования. Мы знаем шестерых сестёр, живших вместе и которые в течение многих лет по утрам находили платья свои разбросанными, спрятанными вплоть до чердака и крыши, разорванными и разрезанными на куски, какие бы предосторожности оне ни предпринимали, чтобы закрыть одежду свою на ключ. Часто случалось, что люди, уже лёгшие спать, но ещё не заснувшие, видели, как колышутся занавески, как затем с них, лежащих на постели, яростно срывают одеяла и выдёргивают из-под них подушки, а сами они оказываются приподняты в воздух на матрацах, а иногда даже и выброшены из постели. Факты эти более часты, чем полагают; но те, кто являются их жертвами, чаще всего не осмеливаются об этом говорить из страха быть поднятыми на смех. Нам известно о том, что полагали излечить некоторых людей от того, что рассматривалось как галлюцинации, подвергнув их лечению, рассчитанному на сумасшедших, что сделало их действительно помешанными. Медицина не может понять этих вещей, потому что она допускает в причинах лишь матерьяльный элемент, из чего следуют зачастую пагубные недоразумения. История со временем будет рассказывать о некоторых способах лечения, принятых в этом веке, как сегодня рассказывают о некоторых врачевательных способах и приёмах средневековья.

Мы вполне допускаем, что некоторые факты являются делом козней и злонамеренности; но если, при всех констатациях, остаётся признанным, что они не суть дело рук людей, то надо тогда согласиться, что они суть дело рук дьявола, скажут одни, мы же говорим, что – духов; но каких духов? Вот в чём вопрос.

Высшие Духи, как среди нас люди значительные и серьёзные, не развлекаются тем, чтоб поднимать шум. Мы часто вызывали низших духов, чтобы спросить их о побуждениях, каковые заставляют их таким образом нарушать людской покой. Большинство из них не имеет другой цели, кроме как позабавиться; то духи, скорее, легкомысленные, чем злые, которых забавляет страх, коий они вызывают, и напрасные поиски, каковые предпринимают, чтоб открыть причину суматохи. Часто они упорствуют в преследовании одного какого-либо лица, которого им нравится раздражать и коего они преследуют из жилища в жилище; в других случаях они привязываются к какому-либо помещению без иного мотива, кроме собственного каприза. Иногда также это и месть, коию они осуществляют, как мы будем иметь возможность показать. В некоторых случаях их намеренье более похвально; они хотят обратить внимание и вступить в отношения, либо для того, чтоб дать полезное предупреждение лицу, к которому они обращаются, либо же для того, чтоб испросить что-то для себя самих. Мы часто видели, как одни из них просят молитв, другие настойчиво просят выполнить от их имени какое-либо обещание, которое они выполнить не смогли или не успели; иные, наконец, желают в интересах их собственного успокоения исправить какое-либо дурное действие, совершённое ими при жизни. В общем, люди не правы, пугаясь их; их присутствие может быть докучным, но не опасным. Впрочем, можно понять желание, испытываемое людьми, освободиться от них, но только для этого обыкновенно делают как раз противоположное тому, что следовало бы делать. Если это суть духи забавляющиеся, то, чем серьёзнее вы принимаете дело, тем больше они упорствуют, как озорные дети, которые докучают тем сильнее, чем больше из-за них теряют терпение, и которые нагоняют страх на трусов. Если б вы приняли мудрое решение самим смеяться над их дурными проделками, то в конце концов им бы их занятие надоело и они б успокоились. Мы знаем кое-кого, кто вместо того, чтоб раздражаться, побуждал их, делал им вызов сделать ту или иную глупость, доведя их до того, что по прошествии нескольких дней они оставили его в покое и больше не возвращались. Но, как мы уже сказали, есть среди них и такие, побужденье которых не так легкомысленно. Вот почему всегда полезно знать, чего они, собственно, хотят. Если они о чём-нибудь просят, можно быть уверенным, что они прекратят свои посещения, как только желанье их будет удовлетворено. Самое лучшее средство просветиться на сей счёт – это вызвать духа через посредство хорошего пишущего медиума; по его ответам можно будет сразу увидеть, с кем приходится иметь дело, и действовать соответственно; если это несчастный дух, милосердие требует общаться с ним с тем вниманием, коего он заслуживает; если это дурной шутник, то с ним можно не церемониться; если он злонамерен, то нужно молиться Богу, чтоб он сделался лучшим. Независимо от причины, молитва всегда может иметь лишь положительный результат. Но строгая серьёзность заклинательных формул и экзорцизмов лишь смешит их, и они совершенно не принимают их в расчёт. Если вы можете вступить в общение с ними, то не доверяйте шутовским и устрашающим квалификациям, кои они иногда дают себе, чтоб позабавиться над людской доверчивостью.

Эти явления, хотя и исполняемые низшими духами, часто провоцируются духами более высокого порядка с тем, чтобы убедить нас в существовании существ бестелесных и возможностями превосходящих человека. Отголоски этого, даже ужас, который это вызывает, привлекают внимание и в конце концов откроют глаза самым отъявленным скептикам. Эти последние находят более простым списать явления эти на счёт воображения, что есть объяснение очень удобное, избавляющее ещё к тому же от необходимости объяснять что-либо ещё; однако, когда предметы оказываются опрокинутыми или брошенными скептику в лицо, потребовалось бы весьма упрямое воображение, чтобы утверждать, будто подобные вещи не происходят, когда оне произошли. Когда обнаружено какое-либо действие, это действие необходимо имеет некую причину; если холодное и спокойное наблюдение доказывает нам, что действие это независимо от всякой человеческой воли и от всякой матерьяльной причины, если к тому же оно обнаруживает очевидные признаки разумности и свободной воли, что является самым характеристическим признаком, то мы оказываемся необходимо вынужденными приписать его некоему оккультному разуму. Каковы же эти таинственные существа? Это и есть то, что спиритические исследования позволяют нам узнать наименее опровержимым образом чрез средства, кои они дают нам, чтобы сообщаться с ними. Эти исследования, помимо того, дают нам узнать то, что есть действительного, ложного или преувеличенного в тех явлениях, в коих мы не отдаём себе отчёта. Если происходит некое странное явление: шум, перемещение предметов, даже появление человеческих форм, то первая мысль, которая должна прийти нам в голову, – это та, что явление это обязано своим возникновением какой-то совершенно естественной причине, потому что причина эта есть наиболее вероятная; тогда надо изыскивать данную причину с величайшей тщательностью и допустить вмешательство духов лишь при достаточном на то основании; это есть средство не делать себе иллюзий. Тот, например, кто, не имея никого вокруг себя поблизости, получил бы пощёчину или удар палкой по спине, видимо, не смог бы усомниться в присутствии некоего разумного существа.

Следует остеречься не только рассказов, кои могут быть, по меньшей мере, приукрашенными преувеличеньями, но и собственных впечатлений, и не приписывать оккультного происхождения всему тому, что вам непонятно. Бесконечность очень простых и очень естественных причин может произвесть следствия, на первый взгляд, странные, и было бы истинным предрассудком во всём видеть духов, занятых опрокидываньем мебели, битьём посуды, подстрекательством тысяча и одной домашней ссоры, кои более разумно отнести на счёт нашей собственной неловкости.

Объясненье, даваемое движению инертных тел, естественно относится ко всем самопроизвольным явлениям, кои мы только что рассмотрели. Шумы, хотя они и более сильны, нежели стуки, раздающиеся внутри стола, имеют одну и ту же причину: предметы оказываются брошенными или перемещёнными той же силой, какая приподнимает всякий иной предмет. Одно обстоятельство даже приходит здесь в поддержку этой теории. Можно было бы спросить себя, где находится медиум в подобных случаях. Духи сказали нам, что в подобных обстоятельствах всегда есть кто-то, чья энергия претворяется без его ведома. Самопроизвольные проявления редко происходят в местах действительно уединённых; они почти всегда случаются в обитаемых домах и лишь в силу присутствия некоторых лиц, оказывающих невольно определённое влияние; эти лица являются настоящими медиумами, сами того не сознающими, коих мы, по этой причине, называем «медиумами природными»; они соотносятся с остальными медиумами так же, как природные сомнамбулы с сомнамбулами гипнотическими, и в той же мере достойны внимательного изучения.

Вольное или невольное вмешательство лица, одарённого особой способностью к производству этих явлений, кажется необходимым в большинстве случаев, хотя есть среди них и такие, где дух как бы действует сам; но тогда может оказаться, что он черпает животный флюид где-то в другом месте, а не у присутствующего лица. Это объясняет, почему духи, непрестанно нас окружающие, не производят ежемгновенных пертурбаций. Прежде нужно, чтобы сам дух хотел этого, чтоб у него была цель, побуждение, без этого он не сделает ничего. Затем нужно, чтоб он нашел точно в том месте, где б он желал проявиться, лицо, способное ему содействовать, а это уже совпаденье, встречающееся довольно редко. Как только такое лицо появится, он появленьем его тут же воспользуется. Но, несмотря на соединенье благоприятных обстоятельств, ему ещё может помешать в этом превосходящая его воля, коия не позволила б ему действовать по своему усмотрению. Ему может быть позволено сделать это лишь в определённых пределах и в случае, если б эти проявления были признаны полезными, пусть как средство убеждения либо как испытанье лицу, являющемуся их объектом.

РАЗГОВОР С ПОЛТЕРГЕЙСТОМ*

* Под «полтергейстом» мы разумеем здесь отнюдь не явление, обозначаемое теперь этим немецким словом, но буквальное значение его в немецком языке: это разговор с духом-проказником, бывшим причиною одного из случаев полтергейста. (Й.Р.)

Мы приведём по этому поводу лишь беседу, вызванную фактами, происшедшими в июне 1860 года на улице Нуайе в Париже.

В о п р о с: (К Св.Людовику): Будьте добры сказать нам, являются ли факты, кои, как говорят, произошли на улице Нуайе, реальными? Что касается их возможности, то мы в ней не сомневаемся.

О т в е т: «Да, эти факты истинны; только людское воображение огрубило их, либо из страха, либо из насмешки; но, повторяю я, они истинны. Эти проявления вызваны неким духом, немного забавляющимся за счёт обитателей этого дома».

В о п р о с: Есть ли в доме лицо, являющееся причиной этих проявлений?

О т в е т: «Они всегда обусловлены присутствием лица, на которое нападают; это значит, что дух-возмутитель спокойствия злится на человека, живущего в этом месте, и хочет сыграть с ним дурные шутки и даже старается заставить его переехать в другое место».

В о п р о с: Мы спрашиваем, есть ли среди обитателей этого дома кто-нибудь, кто б был причиной этих явлений чрез самопроизвольное и невольное медианимическое влияние?

О т в е т: «Да, оно необходимо и должно быть, без этого факт не мог бы состояться. Какой-то дух живёт в облюбованном им месте; он остаётся в бездействии до той поры, пока в этом месте не появится натура, благоприятная для его проявлений; когда такое лицо появляется, то он забавляется тогда, как только может».

В о п р о с: Присутствие этого лица, является ли оно необходимым в самом месте проявлений?

О т в е т: «Чаще всего так оно и бывает, и так было оно и в том случае, какой вы приводите; вот почему я говорю, что без этого факт бы не мог состояться; но у меня не было намеренья делать обобщения; бывают случаи, в которых непосредственное присутствие не является необходимым».

В о п р о с: Поскольку духи эти всегда низшего порядка, то способность быть им помощником, не является ли она признаком, говорящим не в пользу данного лица? Не возвещает ли это определённой симпатии с существами подобной природы?

О т в е т: «Нет, не совсем так, ибо эта способность связана с физическим устройством организма; однако это очень часто возвещает матерьяльную склонность, которую было бы предпочтительно не иметь; ибо чем выше человек нравственно, тем более привлекает он к себе хороших духов, кои необходимо удаляют от него дурных».

В о п р о с: Где дух берёт предметы, коими он швыряется?

О т в е т: «Эти столь различные предметы чаще всего берутся им на месте или где-то по соседству; сила, идущая от духа, бросает их в пространство, и они падают в месте, назначенном этим духом».

В о п р о с: Поскольку самопроизвольные проявления часто позволены и даже вызваны с целью убедить, то нам кажется, если б некоторые скептики были бы лично их объектом, то они оказались бы вынуждены сдаться под напором очевидности. Иногда они сожалеют, что не могли быть очевидцами убедительных фактов; не зависело ли б от духов дать им некоторое ощутимое доказательство?

О т в е т: «Разве атеисты и матерьялисты не являются всякое мгновенье очевидцами проявлений могущества Божьего, а также могущества души и мысли? Но это не мешает им отрицать и Бога, и душу. Разве чудеса Иисуса обратили всех его современников в истинную веру? Разве фарисеи, говорившие ему: «Учитель, яви нам какое-либо чудо!», не походят на тех, кто в ваше время требует, чтоб вы показали им проявления? Если их не убеждает чудо из чудес – чудо Творения, то пусть бы даже духи являлись им самым недвусмысленным образом, их бы это убедило ничуть не более прежнего, потому что гордыня их делает их словно норовистыми лошадьми. У них никогда бы не было недостатка в возможностях увидеть, если б они искали возможности эти с доброй волей, поэтому Бог не считает нужным сделать для них более того, что Он делает для тех, кто искренно стремится образоваться, ибо Он вознаграждает лишь людей доброй воли. Их неверие не сможет помешать исполненью божественной воли; вы прекрасно видите, что оно не помешало распространенью учения. Перестаньте же беспокоиться их противодействием, которое для ученья то же, что тень для света, придающая ему лишь большую рельефность и яркость. Какова была б их заслуга, если б они были убеждены силой? Бог оставляет им всю ответственность за упрямство их, и ответственность эта будет более ужасна, нежели вы полагаете. Блаженны не видевшие, но уверовавшие, сказал Иисус, ибо они не сомневаются в могуществе Божием».

В о п р о с: Считаете ли вы, что было б полезным вызвать этого духа, чтоб попросить от него объяснений?

О т в е т: «Вызовите его, если хотите; но это низший дух, коий даст вам лишь весьма незначительные ответы».

Беседа с духом-нарушителем спокойствия на улице Нуайе.

1. Вызывание.

«Зачем вы меня зовёте? Хотите, чтоб в вас пустили камнем? То-то бы поднялась сумятица, несмотря на ваш бравый вид».

2. Если б ты и бросал сюда камни, это бы нас не испугало. Мы даже положительно спрашиваем тебя, можешь ли ты здесь кидаться камнями?

«Здесь, может, и нет; у вас страж, который основательно вас оберегает».

3. На улице Нуайе был ли кто-нибудь, кто служил тебе помощником, чтоб облегчить тебе дурные шутки, которые ты играл с обитателями дома?

«А как же, я нашёл себе там хорошее орудие, и ни одного учёного и мнимо добродетельного духа, который мог бы мне в этом помешать; потому что я весел и люблю иногда повеселиться».

4. Кто же послужил тебе таким орудием?

«Одна служанка».

5. Она не знала, что служит тебе помощницей?

«О, да! Бедная девчонка! она была больше всех напугана».

6. Действовал ли ты с дурной целью?

«У меня-то не было никакой дурной цели; но люди, которые всюду суют свой нос, повернут это к своей пользе».

7. Что ты хочешь этим сказать? Мы тебя не понимаем.

«Я стремился просто повеселиться; но вы все, вы изучите это дело, и у вас будет одним фактом больше, чтоб доказать, что мы существуем».

8. Ты говоришь, что у тебя не было дурной цели, и тем не менее ты побил все стёкла в квартире; ты тем самым нанёс реальный ущерб.

«Это всё мелочи».

9. Где ты достал предметы, которыми кидался?

«Их можно взять повсюду; я нашёл их во дворе и в соседних садах».

10. Ты их все нашёл, или же некоторые из них ты сделал сам?

«Я сам ничего не сделал и не собрал».

11. Если б ты их не нашёл, мог бы ты их сделать?

«Это было б потруднее; ну, на худой конец, если надо, можно смешать разные матерьялы, и тогда б чего-нибудь получилось».

12. Теперь скажи нам, как ты их бросал?

«А! это не так легко сказать; но я помогал себе электрической натурой этой девчонки, соединённой с моей, менее матерьяльной; вдвоём мы и могли вполне перетаскивать все эти штуки».

13. Тебе бы хотелось, я думаю, дать нам некоторые сведения о себе самом. Скажи нам сначала, давно ли ты умер?

«Довольно давно; целых пятьдесят лет назад».

14. Кем был ты при жизни?

«Особенно никем, я был старьевщиком в этом самом квартале, и мне порой говорили всякие глупости, потому что я уж очень любил красную жидкость старика Ноя. Потому-то мне б хотелось, чтоб все они убирались вон».

15. Сам ли ты и по доброй ли воле отвечал на наши вопросы?

«У меня был учитель».

16. Кто этот учитель?

«Ваш добрый король Людовик».*

Комментарий. Этот вопрос вызван характером некоторых ответов, которые видимо превосходили понимание этого духа глубиною идей и самой формой языка. В том нет, стало быть, ничего удивительного, потому что ему помогал более просвещённый дух, который хотел воспользоваться этим случаем, чтоб дать нам наставление. Это факт весьма обычный, но примечательной особенностью в этом случае является то, что влияние другого духа чувствуется даже в самом почерке; почерк в ответах, где он вмешался, более аккуратный и свободный; почерк же тряпичника угловат, крупен, неаккуратен, часто неразборчив и имеет совсем иной характер.

17. Чем ты занимаешься теперь; заботишься ли ты о своём будущем?

«Ещё нет; я скитаюсь. Обо мне так мало думают на земле, и никто не молится обо мне, никто мне не помогает, вот я и не работаю».

Комментарий. В других местах мы не раз говорили, сколько можно способствовать продвижению и утешению низших духов через молитву и советы.

18. Как тебя звали при жизни?

«Жаннэ».

19. Ну, хорошо, Жаннэ! Мы будем молиться за тебя. Скажи нам, наше вызывание доставило тебе удовольствие или же было тебе неприятно?

«Скорее удовольствие, потому что вы славные ребята, люди весёлые, хотя и немного строгие. Ну это всё равно, вы меня выслушали, я доволен».

Жаннэ (Ваня)*

* Дальнейшие комментарии, надо полагать, излишни. (Й.Р.)