Славянофилы и западники. Русская идея
Какой вклад внесла и вносит Россия в мировую культуру, имеется ли у России собственный путь развития, какова судьба России, есть ли специфическая русская идея? — эти вопросы волнуют русских мыслителей не менее двух веков. В них таятся не просто вопросы о национальной судьбе, а именно философские вопросы о соотношении культуры и цивилизации, о прогрессе научно-техническом и духовном, о реальном и идеальном в жизни человека и человечества.
В явном виде полемика о судьбе России проявилась в первой половине XIX столетия у ранних славянофилов (А.С. Хомяков, И.В. Киреевский) и западников (П.Я. Чаадаев, В.Г. Белинский, Н.Г. Чернышевский). Не случайно многие историки философии вообще начинают путь собственно русской философии с антитезы славянофильства и западничества. В спорах о России, о православии определились весьма существенные темы собственно русской философии и одновременно выявились чуждые ей наслоения, идеи, направления.
Сама русская жизнь выдвигала множество философских вопросов. К середине XIX века образованное общество было увлечено не только поэзией, но размышлениями, и в самой поэзии, в художественной прозе все больше появляется философских раздумий, возрастает напряжение мысли. Выдающийся богослов XX века протоиерей Георгий Флоровский отмечал: «Это было философское воспитание духа. Отсюда именно эта тончайшая пронизанность всей почти русской литературы и всего искусства вообще философской проблематикой и беспокойством… тогда настала эпоха романтизма в русской культуре, и романтизма не в литературе только, — еще более это было время романтизма в жизни»[67].
В 1823 году единомышленники (Одоевский, Киреевский, Веневитинов, Кошелев и др.) создали «Общество любомудрия». Многие члены общества, которые впоследствии выразили славянофильские идеи, были очень образованными людьми, они прекрасно знали Запад и западную философию, так как некоторые из них долго учились в европейских университетах и даже общались с Шеллингом, Гегелем, другими великими философами. Их мысли о самобытности России и её философии, таким образом, не были плодом их невежества или замкнутости, отгороженности от западного просвещения. Наиболее полно взгляды ранних славянофилов выразили Алексей Степанович Хомяков и Иван Васильевич Киреевский. Само слово «славянофилы» было дано, по свидетельству многих современников, в насмешку, на самом-то деле вовсе не любовь к славянству определяла учение Хомякова и Киреевского, а Константин Николаевич Леонтьев, которого иногда тоже именуют «славянофилом», вообще относился отрицательно к идее единого славянства. Исходя из сказанного, не стоит удивляться тому, что многие авторы пишут в кавычках слова «славянофилы» и «западники».
Интеллигенция 40-х годов XIX века была по преимуществу религиозной и мировоззренческие споры имели существенную религиозную основу. Происходили поиски целостного мировоззрения. Отрицание религии, то есть атеизм, как показал последующий опыт России, превратился в суррогат религии, в котором были свои «боги», поклонение, догмы, обряды. Ярость атеизма, направленная против тысячелетнего пути России, жажда обновления под влиянием западной идеологии, была выражена В. Г. Белинским в известном письме к Гоголю (1847 г.), где он писал: «По вашему, русский народ самый религиозный в мире: ложь… приглядитесь попристальнее, и вы убедитесь, что это по натуре атеистический народ».
Славянофилы считали ценным влияние западной культуры на Россию (не зря Иван Киреевский одно время выпускал журнал «Европеец»), но они расценивали как ложный и тупиковый путь Европы к господству практицизма, рационализма, формального рассудка, в котором забывается святоотеческая вера, теряется душевная теплота, связь поколений, сохранение традиций, преданий.
Выбор пути народа, государства, согласно славянофилам, зависит прежде всего от верования. Путь России был определен православием и ее дальнейшая судьба связана с возрождением подлинной православной веры, церковных начал жизни, соборности. Православие дает цельность развитию личности, так как в основе цельности жизни лежит цельность духа. У неверующего человека мысли, чувства, желания противоречивы, не имеют стержня, у верующего человека преодолеваются эти противоречия, достигается согласие между разумом, волей, любовью, совестью, жизненными поступками. Неверующий человек — это внешний человек, у него нет внутренней духовной жизни, он весь сосредоточен на внешних вещах, на приобретательстве. Для славянофилов очень существенно учение христианских Отцов Церкви о внешнем и внутреннем человеке. Киреевский считал, что внешний человек в современном обличье — это продукт европейского рационализма, утилитаризма, индивидуализма. Внешний человек разорван, отчужден, он — «совокупность социальных ролей», как любят говорить современные социологи о личности, все роли существуют порознь, не касаясь глубины личности. Иван Киреевский писал: «В одном углу его сердца живет чувство религиозное; в другом — отдельно — силы разума и усилия житейских занятий; в третьем — стремления к чувственным утехам, в шестом — стремление к наслаждениям изящно-искусственным»[68].
Россия и Европа — проблема их отношений и их своеобразия наиболее ярко выражена Н.Я. Данилевским в книге, имеющей именно такое название — «Россия и Европа». Ему принадлежит теория культурно-исторических типов, таких типов десять: египетский, китайский, древнесемитский, индийский, иранский, еврейский, греческий, римский, аравийский и романо-германский, то есть европейский. В стадии становления, по мнению Данилевского, находится еще один культурно-исторический тип — русско-славянский. Все культурно-исторические типы самобытны, не переходят друг в друга, а могут лишь частично взаимодействовать на уровнях второстепенных, духовная же основа не может быть заимствована, духовно чуждое не приживается. Данилевский развивал идеи славянофилов об упадке Европы и о самобытности России (православие, сохраняющее святоотеческие традиции, национальное сознание, общинный быт). Он желал создания славянской федерации с Царьградом (Константинополем) в качестве столицы, поскольку Европа препятствует такому единению — она враждебна России. Данилевский своим учением о происхождении и развитии национальных культур положил начало аналогичным, но более поздним теориям Шпенглера, Тойнби и других.
Ни один европейский философ XIX века не догадывался о приходе на смену подлинной культуре массовой культуры (псевдокультуры), а младший современник Данилевского, Константин Леонтьев написал большую работу «Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения». Леонтьев восхищался средневековой европейской культурой, но чувствовал приближающееся разложение этой культуры. Задолго до нашумевшей книги Шпенглера «Закат Европы» он установил, что главная беда — обезличенность при всех разговорах о личности. Нарастает однообразие, унификация, «бесцветная вода всемирного сознания».
Константин Леонтьев предостерегал Россию от гибельного движения и к массовой буржуазной культуре, и к уравнительному социализму. Стремление людей к свободе и демократии, если оно не ограничено культурой (религией, традициями), приведет Европу и Россию к деградации. Леонтьев писал: «Все менее и менее сдерживает кого-либо религия, семья, любовь к отечеству, — и именно потому, что они все-таки еще сдерживают, на них более всего обращаются ненависть и проклятия современного человечества. Они падут — и человек станет абсолютно и впервые «свободен». Свободен, как атом трупа, который стал прахом». И еще: «Религия в общественной жизни подобна сердцу в организме животном. Пока религия жива, все еще можно изменить и все спасти»[69]. Хотя Леонтьев не был славянофилом, а был скорее культурофилом, то есть более всего стремился спасти культуру, но в оценке роли религии для сохранения России, ее собственного лица среди стран и народов, он был близок к Хомякову, Киреевскому, Самарину и другим славянофилам.
Полемика славянофилов и западников заострила проблему значения русской духовности, культуры для судеб мира. Многие русские мыслители обсуждали вопрос о судьбе России как русскую идею. Западники, как носители духа критицизма, рассматривали культуру вненационально, как творчество всего человечества; патриархальному быту России они противопоставляли бунтарство, радикальное обновление, революции. Славянофилы, напротив, были консерваторами, сторонниками эволюционного, постепенного совершенствования жизни на основе церковных и общинных устоев. Таким образом, условные наименования — «славянофилы» и «западники» — выразили два целостных мировоззрения, две культурно-психологические установки, которые существенно повлияли на историческую судьбу России. В общественно-практической жизни России XX столетие стало реализацией западнического мировоззрения (революции, рыночные «реформы») с редкими всплесками элементов славянофильского мировоззрения (в ходе Великой Отечественной войны, например, когда патриотизм и православие оказались востребованными самой жизнью).
Русская идея не изобреталась философами, она отражает завоевания народного духа и народной души. Следовательно, русская идея не сводится к тем социально-политическим и националистическим трактовкам, которые ей иногда приписываются.
Не было русского философа, который не высказался бы о русской идее, которая выражает национальный вклад в выбор мировоззрения, в развитие культуры. Почти формулой отразил это И.А. Ильин: «Плох тот народ, который не видит того, что дано именно ему, и поэтому ходит побираться под чужими окнами. Мы Западу не ученики и не учителя. Мы ученики Богу и учителя себе самим. Перед нами задача: творить русскую самобытную духовную культуру — из русского сердца, русским созерцанием, раскрывая русскую предметность. И в этом смысл русской идеи»[70].