Глава 12. Смысл жизни: определение
Витальная интенция
Когда мы говорим о смысле жизни, то должны ясно различать три разные проблемы: 1) определение самого понятия «смысл жизни», т.е. ответ на вопрос: «Что это такое?»; 2) вопрос о том, какое содержание разные люди вкладывают в это понятие, т.е. в чем они видят смысл своей жизни; 3) наконец, вопрос о должном: во имя чего стоит или нужно жить? В известных мне работах эти вопросы ясно не различались, поэтому, быть может, рассуждения о смысле жизни кажутся несколько расплывчатыми и даже туманными.
Обратимся к жизни какого‑то известного нам человека, да вот хотя бы к жизни Акакия Акакиевича Башмачкина, которая вся уложилась в 40 страниц гоголевской «Шинели».
«Итак, в одном департаменте служил один чиновник; чиновник нельзя сказать чтобы очень замечательный, низенького роста, несколько рябоват, несколько рыжеват, несколько даже на вид подслеповат, с небольшой лысиной на лбу, с морщинами по обеим сторонам щек и цветом лица что называется геморроидальным... Родился Акакий Акакиевич против ночи, если только не изменяет память, на 23 марта... Ребенка окрестили, причем он заплакал и сделал такую гримасу, как будто бы предчувствовал, что будет титулярный советник... Когда и в какое время он поступил в департамент и кто определил его, этого никто не мог припомнить. Сколько ни переменялось директоров и всяких начальников, его видели все на одном и том же месте, в том же положении, в той же самой должности, тем же чиновником для письма, так что потом уверились, что он, видно, так и родился на свет уже совершенно готовым, в вицмундире и с лысиной на голове...
Вряд ли где можно было найти человека, который так жил бы в своей должности. Мало сказать: он служил ревностно,— нет, он служил с любовью. Там, в этом переписыванье, ему виделся какой‑то свой разнообразный и приятный мир. Наслаждение выражалось на лице его...»
Так бы и переписывал свои бумаги кроткий Акакий Акакиевич, да пришла беда: понадобилась новая шинель. Пришлось собирать деньги, экономить на всем.
«Надобно сказать правду, что сначала ему было несколько трудно привыкать к таким ограничениям, но потом как‑то привыклось и пошло на лад; даже он совершенно приучился голодать по вечерам; но зато он питался духовно, нося в мыслях своих вечную идею будущей шинели. С тех пор как будто самое существование его сделалось как‑то полнее, как будто бы он женился, как будто какой‑то другой человек присутствовал с ним, как будто он был не один, а какая‑то приятная подруга жизни согласилась с ним проходить вместе жизненную дорогу,— и подруга эта была не кто другая, как та же шинель на толстой вате, на крепкой подкладке без износу. Он сделался как‑то живее, даже тверже характером, как человек, который уже определил и поставил себе цель. С лица и с поступков его исчезло само собою сомнение, нерешительность,— словом, все колеблющиеся и неопределенные черты. Огонь порою показывался в глазах его, а в голове даже мелькали самые дерзкие и отважные мысли: не положить ли, точно, куницу на воротнике? »
Затем мы помним: горделивое торжество по поводу новой шинели; поздравления сослуживцев и праздничный вечер; ночной грабеж; хлопоты у значительного лица, горячка и смерть. Вот и вся жизнь тихого, безобидного человека.
Эту жизнь можно представить в виде последовательно сменяющих друг друга во времени событий, героем или участником которых был наш титулярный советник: рождение → крещение → детские игры → учеба в гимназии → поступление в департамент → переписывание бумаг → заботы, связанные с приобретением новой шинели, → ограбление → хлопоты → болезнь → и смерть. Для краткости и удобства обозрения представим все эти события в виде букв нашего русского алфавита от «а» до «я»:
В числе этих событий будут находиться и интенциональные действия героя, но ясно, что число последних будет гораздо меньше общего числа событий: рождение Акакия Акакиевича, его крещение и ограбление, наконец, его смерть — не были его интенцио‑ нальными действиями, хотя он и принимал некоторое участие в этих событиях. Но он участвовал в них как объект, а не как свободно действующий субъект. Вычтем же из нашего ряда все то, что происходило с Акакием Акакиевичем помимо его воли и желания, и оставим в нем лишь интенциональные акты его активности. Чтобы показать, что все это — действия, над буквой будем рисовать стрелку:
В ряду остались лишь атомарные, элементарные интенциональные действия нашего героя — те акты его активности, которые были стимулированы его сознательной целью, намерением, стремлением. Это — жизнь человека с точки зрения ее деятельностного содержания, так сказать, «рентгеновский» снимок жизни, на котором отпечатался лишь ее деятельностный скелет. Если согласиться с тем, что человеческая личность существует только во внешнем интенциональном проявлении, то можно сказать, что на этом снимке мы получаем портрет личности — то, что человек совершил в течение жизни, это и есть личность (по крайней мере, для внешнего наблюдателя).
Мы помним, конечно, что атомарные действия обычно объединяются в более сложные виды деятельности, когда индивид подчиняет их более глубокой и долговременной интенции, так сказать, интенции 2‑го порядка. Пусть это выглядит так:
Вполне возможно, что у индивида имеются еше более глубокие интенции, объединяющие эти виды деятельности в крупные блоки, в целые «куски жизни» индивида:
Используя наш пример, мы могли бы сказать, что отрезок г → д → е → ж представляет службу Акакия Акакиевича в департаменте и наиболее глубокой его интенцией в этот период была любовь к переписыванию бумаг. Отрезок м → н → о →…→ р → с → т объединяется мечтой о создании новой шинели. Эту наиболее глубокую интенцию индивида в тот или иной период его жизни можно назвать витальной интенцией.
Почему «витальной»? Потому что такая интенция подчиняет себе и направляет всю жизнь человека. Жизнь гораздо сложнее той одномерной линейной последовательности действий и событий, которую мы изобразили. Во‑первых, жизнь каждого человека включает в себя и неинтенционатьные события. Когда я с утра до вечера вынужден печатать совершенно неинтересные для меня тексты или когда я лежу на больничной койке, а врачи терзают мое бессильное тело, я выступаю не как действующий субъект, не как личность, а как автомат для продажи сигарет. Во‑вторых, человек одновременно может заниматься несколькими видами деятельности: он работает в департаменте, но в то же время строит дачу, учится водить автомобиль и воспитывает детей. Эти разные деятельности пересекают одна другую, осушестатяются параллельно, порой препятствуют одна другой. Наконец, одно и то же действие может подводиться под разные интенции. Скажем, я выполнил некое производственное задание. Какую цель я преследовал, выполняя это задание? Их может быть несколько: хотел получить материальное вознаграждение; в то же время хотел произвести впечатление на начальника; одновременно хотел уязвить соперника и конкурента. Переплетение интенциональных и неинтенциональных актов в жизни человека, пересечение и параллельное осуществление разных видов деятельности, частое наличие множества интенций у одного действия — все это делает жизнь человека восхитительно сложной. Наша плоская модель дает лишь очень упрошенное представление об этой сложности. Тем не менее она позволяет понять, что витальная интенция — это наиболее глубокая и сокровенная цель или страсть, которая подчиняет себе всю жизнедеятельность человека.
Воображение побуждает нас поставить еще один вопрос: нельзя ли продолжить восхождение к все более глубоким интенциям индивида и найти цель, стремление, страсть, охватывающие всю (или почти всю) сознательную жизнь человека? По‑видимому, иногда это можно сделать. Герцен и Огарев в 15‑летнем возрасте поклялись на Воробьевых горах посвятить свою жизнь борьбе с самодержавием, и они выполнили эту клятву. Но такое бывает редко. Поэтому мы предпочитаем называть витальной не только ту интенцию, которая является наиболее долговременной, а просто наиболее глубокую интенцию, которой человек подчиняет свои действия в тот или иной период времени.
Субъективный смысл жизни
Теперь мы можем дать определение:
субъективный смысл жизни человека есть его витальная интенция.
Иначе говоря, какая‑то цель, страсть, стремление, под которое подводятся — в той или иной мере, конечно,— все конкретные виды деятельности, которыми человек занимается, более того, вся его жизнедеятельность. Это глубинное стремление пронизывает все существование человека и направляет всю его жизненную активность. Оно придает смысл всем его действиям, влияет на выбор подчиненных целей и средств их достижения, на характер разнообразных видов деятельности, которыми он занимается. Именно витальная интенция объединяет всю жизненную активность человека в нечто цельное, делая ее похожей на одну большую деятельность, реализующую и воплощающую личность человека. Когда мы начали цепь рассуждений, приведшую нас к понятию витальной интенции, мы исключили из жизненного событийного ряда все неинтенциональные акты и события. Теперь многие из них мы можем возвратить на место, ибо витальная интенция придает глубинный субъективный смысл даже той активности человека, которая сама по себе неинтенциональна. Человек ест, спит, развлекается, влюбляется или общается с друзьями — все это трудно назвать целенаправленной деятельностью. Но если у него имеется заветная цель, поглощающая его страсть, которой он подчинил свою жизнь, то и эти акты приобретут интенциональность и смысл в его глазах. Когда у человека есть смысл жизни, то он ест или спит не просто потому, что у него возникает определенная физиологическая потребность в пище или отдыхе, а для реализации этого смысла: набраться сил для деятельности, подготовить свое тело и мозг для движения к высшей цели. Вспомните Акакия Акакиевича в тот период его жизни, когда он устремился к своей ослепительной цели: он отказался от чая по вечерам, приучился голодать, даже походка его изменилась, в глазах появился блеск, а в голове зашевелились «дерзкие и отважные» мысли. По‑видимому, каждый из нас хотя бы иногда переживал такие периоды в жизни, когда даже опостылевшая рутина повседневных дел и обязанностей вдруг обретала новый — необычный и возвышенный — смысл.
Но вот вожделенная шинель сшита и цель, долгое время одухотворявшая жизнь Акакия Акакиевича, достигнута. Что же дальше? А дальше появляются новые цели и стремления и смысл жизни меняется. Чрезвычайно редко, по‑видимому, человек проносит одну страсть, одну цель через всю свою жизнь. Франциск Ассизский, Моцарт, Кант, Микеланджело — такие люди чрезвычайно редко встречаются в истории. Обычный человек в течение жизни не раз меняет свои глубинные устремления. Бертран Рассел в своей «Автобиографии» говорил о том, что в молодые годы он со страстью предавался математике, затем главным в его жизни стала любовь, а в зрелые годы на первое место для него вышла политика, из‑за которой он на 87‑м году жизни угодил почти что в тюрьму. Смена интересов с возрастом, развитие личности, а порой и внешние обстоятельства приводят к тому, что в разные периоды жизнь человека может наполняться разными смыслами. Поэтому наше определение нужно несколько уточнить:
субъективный смысл жизни человека в некоторый период времени есть его витальная интенция в этот период.
Пожалуй, на этом можно было бы остановиться, но, возможно, стоит упомянуть еще об одном обстоятельстве. Если мы говорим о том, в чем видит смысл своей жизни сам человек в тот или иной период, то следует сказать и об интерпретации собственной жизни человеком в конце жизненного пути, когда он рассматривает свою жизнь, так сказать, в целом. Да, на протяжении жизни цели и стремления менялись, одна витальная интенция сменялась другой, но, оглядываясь на прожитую жизнь, человек часто пытается подвести ее под некую общую и долговременную интенцию, которой она якобы была подчинена. Это тот смысл, который придает человек всей своей прожитой жизни. Моцартом начиная с 5‑6‑летнего возраста владела одна страсть — сочинять музыку. Его жизнь всю легко подвести под одну витальную интенцию, смысл ее не менялся и, вероятно, всегда осознавался самим Моцартом. Многие люди хотели бы видеть свою жизнь столь же цельной, как жизнь такого рода людей, поэтому они стремятся найти ту цель, то стремление, которое направляло их жизнедеятельность в течение всей сознательной жизни. На склоне лет Рассел пишет: «Вся моя сознательная жизнь была посвящена двум разным предметам, долгое время остававшимся автономными и только в последнее время соединившимся в единое целое. С одной стороны, мне хотелось выяснить, можем ли мы достоверно познавать окружающий мир; с другой — сделать все, что в моих силах, для улучшения этого мира»[137]. Когда говорят о смысле жизни, порой имеют в виду именно ту витальную интенцию, под которую подводит свою жизнь сам индивид. Однако при этом индивид рассматривает свою жизнь как бы со стороны и приписывает ей интенцию так, как это сделал бы любой сторонний наблюдатель. И точно так же, как сторонний наблюдатель, он может ошибиться и приписать своей жизни вовсе не ту витальную интенцию, которая эту жизнь действительно сопровождала. Поэтому такими ретроспективными оценками можно пренебречь.
Если под витальной интенцией понимать не только ясно и сознательно поставленную цель, но и любую страсть, влечение, стремление, способное охватить и пронизать всю жизнедеятельность человека, то, по‑видимому, такая интенция может не всегда осознаваться. Во‑первых, просто потому, что люди обычно редко задают себе вопрос: во имя чего или для чего я живу? Во‑вторых, столь глубокие стремления порой бывает трудно выразить словами, слова кажутся слишком неуклюжими и грубыми для выражения столь интимных и тонких чувств. Наконец, многие люди даже самим себе не хотят признаться в том, какие именно страсти и желания лежат в основе их поступков, и успешно внушают не только другим, но и себе, что руководствуются иными, более возвышенными мотивами. Возьмите, например, какого‑нибудь Яго. Ведь он не скажет, что в своих интригах руководствуется низменной завистью, нет, он будет говорить о любви к правде и справедливости. И поразительнее всего то, что часто он сам в этом искренне убежден!
Короче говоря, если человек не испытывает дискомфорта в этом отношении, то независимо от того, может ли он ясно сформулировать свою витальную интенцию или нет, его жизнь субъективно осмысленна.
Объективный смысл жизни
Как и отдельная деятельность наряду с субъективной интенцией имеет еще и объективный смысл, точно так же вся жизнь человека обладает некоторым объективным смыслом. Прямо обобщая соответствующие понятия, относящиеся к деятельности, мы можем определить:
объективный смысл индивидуальной жизни есть совокупность природных и социальных следствий жизнедеятельности человека, которую мог бы приписать ей в качестве интенции внешний наблюдатель.
Человек живет среди людей и в совместной деятельности, в общении, в быту он своими действиями, словами, самим фактом своего существования вольно или невольно оказывает воздействие на окружающих, на их настроения, мысли, деятельность. Сумма этих воздействий образует объективный смысл жизни индивида. (Природные следствия, конечно, важны, но здесь мы о них говорить не будем.)
Важно подчеркнуть, что, говоря об объективном смысле индивидуальной жизни, мы — как и при рассмотрении деятельности — вновь занимаем по отношению к индивиду позицию внешнего наблюдателя, который реконструирует витальную интенцию, т.е. смысл жизни индивида, по ее внешним, наблюдаемым проявлениям и социальным следствиям. Наблюдатель не знает, какими собственными целями, помыслами, страстями руководствовался индивид в своей жизни, однако ему известно, к каким следствиям она привела, и, опираясь на эти следствия, он может высказать предположение о том, какие побуждения лежали в основе рассматриваемой жизни. При этом не важно, какими побуждениями действительно руководствовался субъект, мы не ставим перед собой задачу угадать его субъективную витатьную интенцию. Реконструируя объективный смысл чьей‑то жизни, мы принимаем во внимание лишь ее наблюдаемые следствия и результаты. Именно об этом свидетельствуют те оценки и характеристики, которые мы постоянно выдаем разного рода историческим деятелям: такой‑то был реакционером, этот — революционером, религиозным фанатиком или борцом за свободомыслие, чудищем ада или ангелом рая. Конечно, в этих оценках немалую роль играют наши собственные пристрастия и предубеждения. Но важно еще и то, что мы ориентируемся на ту объективную роль (как мы ее себе представляем), которую они сыграли в исторической жизни, и совершенно справедливо игнорируем их заявления о собственных интенциях. У большинства людей эти интенции связаны со стремлением к добру и благу. Лишь редкостный патологический негодяй сознательно стремится делать зло (хотя, быть может, таких вообще нет в природе). И если судить о жизни тех или иных людей, ориентируясь на их субъективные стремления и цели, то все герои исторической драмы сольются в одно лицо — благородного гуманиста. Но в том‑то и состоит трагедия человеческой жизни, что, действуя во имя добра, человек часто творит зло.
Наглядной иллюстрацией расхождения между объективным и субъективным смыслами деятельности и жизни может служить активность наших «перестройщиков» и реформаторов. Возможно, многие из них искренне стремились изменить жизнь страны к лучшему — сделать ее более благополучной, свободной, открытой. Что же получилось в итоге? Страна погружается в бездну нищеты, безработицы, преступности, несвободы. Так каков же объективный смысл деятельности так называемых демократов и реформаторов? Уничтожение собственной страны.
Следует заметить, что жизнь любого человека — даже если она лишена субъективного смысла — обладает некоторым объективным смыслом. Младенец, умерший вскоре после рождения, все‑таки успевает оказать какое‑то влияние хотя бы на своих родителей, и это влияние может проявиться в их последующей жизни. Это показывает, между прочим, что объективный смысл жизни индивида определяется не только его интенциональной активностью, но всей его жизнью, включая и неинтенциональные акты. Если вы храпите или вскрикиваете во сне, то даже такая непреднамеренная и невинная активность однажды может побудить другого человека к некоторым действиям, которые должны считаться следствием вашей жизни. Отсюда ясно, что при всем желании индивид не сможет предусмотреть всех объективных следствий своего существования, многие из которых вообще не зависят от его желания и воли.
Теперь становится совершенно очевидно, что субъективный смысл жизни никогда не может совпасть с ее объективным смыслом. Прежде всего потому, что субъективная интенция способна охватить лишь очень небольшое число следствий, которые индивид действительно стремится вызвать. Наряду с ними его жизнедеятельность, включая и неинтенциональную активность, приводит к таким следствиям, о которых он может никогда ничего не узнать. Когда вы бросаете жену с детьми, это действие способно оказать такое влияние на характер и жизнь ваших детей, о котором вы и подумать не могли и, может быть, так никогда и не подумали. Сюда же добавляется и расхождение субъективных намерений с объективными результатами. Вот так и оказывается, что субъективный смысл жизни человека расходится с ее объективным смыслом.
Выше мы говорили о том, что объективный смысл деятельности обнаруживается лишь с течением времени. То же справедливо и в отношении человеческой жизни: чем дальше мы уходим от нее во времени, тем полнее выявляется ее социальный смысл. И поскольку социальный смысл индивидуальной жизни связан с количеством порожденных ею следствий и длительностью ее влияния, постольку мы можем попытаться ввести некоторую количественную оценку социального смысла. Очевидно, что жизнь индивида способна оказывать влияние на больший или меньший круг людей и это влияние может продолжаться более или менее долго. Поэтому социальный смысл жизни того или иного индивида мы можем характеризовать как более или менее широкий, более или менее долговременный. Даже если брать лишь крайние оценки, то и в этом случае мы получим четыре легко различимых варианта объективного смысла жизни.
Наиболее распространенный вариант, конечно, тот, когда жизнедеятельность индивида порождает узкий круг следствий и на короткое время. Небольшое число домочадцев да ближайших сослуживцев — вот и все те, кто испытывает на себе влияние жизни индивида. К тому же влияние это кратковременно: умер человек и его быстро забыли и не вспоминают, как будто он не существовал вовсе. Помните Пульхерию Ивановну и Афанасия Ивановича из «Старосветских помещиков» Гоголя? Жили они друг для друга, скромно и тихо, никого не задевая своим существованием, умерли, и никто, кроме случайного гостя, не вспоминает об их жизни. Таков наш общий удел.
Но есть люди, жизнь и деятельность которых у всех на виду, воля которых сказывается на жизни огромного круга людей. Это — политические, военные, хозяйственные руководители, популярные артисты и спортсмены, писатели и художники. В наш век радио и телевидения даже какой‑нибудь модный песнопевец или спортсмен способен стать образцом для подражания, кумиром миллионов. Пеле или Пол Маккартни, несомненно, оказали влияние на миллионы подростков — на их мечты, поведение, образ жизни, даже на выбор жизненного пути. Правда, это влияние чаще всего оказывается кратковременным и прекращается, как правило, с появлением нового политического лидера, спортивного или шлягерного кумира.
В истории человечества были люди, оказавшие не только широкое, но и чрезвычайно долговременное влияние на умы и души людей. Конфуций и Магомет, Александр Македонский и Юлий Цезарь, Платон и Ньютон, Петр Великий и Александр Пушкин породили и порождают обширное количество социальных следствий. Можно сказать, они определили развитие культуры многих народов на сотни лет. И даже сейчас еще трудно сказать, вполне ли выявился смысл существования этих людей и не появятся ли новые следствия их жизни, которые обогатят наши представления об этом смысле? Влияние этих людей на жизнь человечества было столь мощным и долгим, что без большого преувеличения можно сказать: объективный смысл жизни таких людей совпадает с историей человечества, которая в результате их деятельности приобретает специфическую окраску и направление.
Глава 13. Смысл жизни: содержание