В контексте отечественного военного воспитания
Отечественная военная школа существует уже более 300 лет. За это долгое время она пережила немало взлетов и падений, за ее плечами – не одна инверсия социокультурных парадигм. Вместе со страной, для которой они готовили офицеров, военно-учебные заведения неоднократно подвергались основательным встряскам, вынуждены были переоценивать прежние ценности, приспосабливаться к меняющимся условиям. И, тем не менее, что-то, причем достаточно весомое, оставалось в течение этих трех веков неизменным. Речь идет о духовной основе воспитания будущих офицеров, без которой человек с оружием в руках будет не воином, а бандитом.
В России, традиционно православной стране, нравственность человека очень часто отождествлялась с его религиозностью. Недаром про человека безнравственного говорили: «Креста на нем нет». Русская школа, в том числе и военная, плоть от плоти православного общества, была тесно связана с религией как основой воспитательной работы в ней. Вместе с тем в теории и практике воспитательной работы понятия «религия» и «нравственность» далеко не всегда рассматривались как синонимы. Взаимоположение этих двух понятий было своим для каждой эпохи, и интересно проследить динамику их взаимоотношений.
В Уставе Сухопутного шляхетного кадетского корпуса, написанном в 1766 г. И.И. Бецким, была четко определена главная задача заведения: «…чтобы научению в нем военной и гражданской науке по самый выпуск кадета, яко часть никогда не отделяемая в юноше, всегда сопутствовало воспитание пристойное его званию и добродетельное…»[266] Все корпусные чины должны были быть людьми честными и безупречной нравственности, с тем, чтобы служить воспитанникам примером для подражания. Это относилось в первую очередь к генерал-директору: «Поведение его и нравы долженствуют служить образцом всему юношеству корпуса, как главное намерение сего учреждения в том состоит, дабы благородному юношеству доставить наилучшее воспитание, должен он первый к тому путь показать кротостью и благопристойностью, наблюдая оную в деле и в словах»[267].
Генерал-директор был одновременно и «ценсором» – наблюдателем нравов. Ему надлежало «внушать добродетель благородному юношеству, смотреть с вниманием, как воспитывают, как обучают питомцев, как себя ведут приставники, учителя и все чины к сему обществу принадлежащие… в нежные их сердца вложить семена истинной добродетели, приучить к благопристойному поведению и учтивству…»[268]
Строгая изоляция кадет от окружающего греховного мира (в течение 15 лет своего пребывания в заведении они не имели права ездить домой; свидания с родными были сокращены до минимума) должна была способствовать развитию в них здоровых нравственных начал. В корпусе были запрещены телесные наказания; не только кадетам, но и офицерам не дозволялось пользоваться услугами крепостных служителей[269].
Задачи религиозного воспитания в Уставе напрямую не были поставлены, однако в нем упоминается о том, что корпус располагает двумя церквами и что священнослужителями в них должны быть люди ученые, способные обучать кадет исповеданию веры[270].
Как видим, в XVIII в. в отечественной военной педагогике нравственные начала имели приоритет перед религиозными; взаимосвязь первых и вторых весьма трудно было проследить. Этому способствовал дух Просвещения: культ разума заставил веру отойти на второй план; нравственность стала отождествляться с разумностью и напрямую не ассоциировалась с религиозными чувствами.
XIX век стал временем создания системы военно-учебных заведений и законодательного закрепления принципов военного воспитания.
В первой половине XIX в. воспитание рассматривалось как главная миссия кадетских корпусов, гораздо более важная, чем образование. В принятом в 1830 г. общем положении для военно-учебных заведений второго класса цель военной школы была сформулирована следующим образом: «юному российскому дворянству дать приличное званию сему воспитание в том направлении, как ему быть должно, дабы, укоренив в воспитанниках сих правила благочестия и чистой нравственности и обучив их всему, что в предопределенном для них военном звании знать необходимо нужно, соделать их способными с пользой и честью служить государю и благосостояние всей жизни их основать на непоколебимой приверженности к Престолу»[271].
Одновременно с Положением был принят Устав для военно-учебных заведений второго класса[272]. Вопросам воспитания была посвящена его вторая глава. В ней указывалось, что «цель нравственного воспитания состоит в соделании воспитанников добродетельными и благочестивыми»[273]. Религиозное воспитание при этом мыслилось как необходимое условие и средство достижения нравственных целей: страх Божий в ряду чувств, которые педагогам надлежало внушить воспитанникам на всю жизнь, стоит на первом месте. Далее взаимосвязь религиозного воспитания с нравственным раскрывается более детально: «главнейшее и решительнейшее влияние на образ мыслей, на сердце и характер имеет вера. Вселяя страх Божий и благочестие, она служит твердым и надежнейшим основанием нравственности»[274].
Нетрудно заметить, что религия здесь выступает в качестве основы нравственности; последняя не мыслится в отрыве от первой. Такое взаимоположение этих двух понятий полностью отвечало теории «официальной народности», сформулированной С.С. Уваровым тремя годами позднее. Военно-учебное ведомство, во главе которого стояли великие князья, в обстановке достаточно жесткой правительственной реакции, вызванной восстанием 14 декабря 1825 г., не могло не позаботиться о том, чтобы выходящие из стен кадетских корпусов офицеры были благонамеренными и богобоязненными.
Однако религия не заменяла собой нравственность; последнее понятие было гораздо шире по объему. Кроме веры, к нравственным качествам Устав относил также чувство долга, самообладание, воздержанность, укрощение страстей, стремление к усовершенствованию себя, правдолюбие, справедливость, твердость духа, неустрашимость и скромность.
Подобное соотношение религии и нравственности сохранялось в отечественной военно-педагогической парадигме до 80-х гг. XIX в. Так, в «Наставлении для образования воспитанников военно-учебных заведений», разработанном в 1848 г. Я.И. Ростовцевым, указывалось, что кадет, прежде всего, должен быть христианином, а первым и основополагающим обязательным учебным предметом назван Закон Божий, изучение которого «в военно-учебных заведениях не должно быть наукою: пусть воспитанники воспринимают его не столько умом, сколько сердцем…»[275] В «Инструкции по воспитательной части для военных гимназий и прогимназий» 1881 года ключевой была мысль о том, что «совокупность всех воспитательных мер образовательного военно-учебного заведения должна быть направлена на то, чтобы заложить необходимые основы для воспитания искренне и деятельно верующих христиан, самоотверженно преданных престолу, воодушевленных сознательным чувством долга, верных слуг России, активных, крепких телом и духом воинов»[276]. В «Инструкции» были в развернутом виде сформулированы основные принципы успешного религиозно-нравственного развития воспитанников. В основу всего необходимо заложить вечные истины христианства, которое дает жизнь и указывает высшую цель истинному воспитанию; оно должно научить детей «Бога бояться и Царя чтить, любить ближнего не словом или языком, но делом и истиною, повиноваться наставникам, покоряться властям и быть готовыми на всякое доброе дело»[277].
В царствование Александра III роль религии в воспитании будущих офицеров усиливается; религиозные начала фактически становятся синонимом нравственных начал. В «Инструкции по воспитательной части для кадетских корпусов», увидевшей свет в 1886 г., было ясно указано, что воспитание в военно-учебных заведениях должно быть «живо проникнуто духом христианского вероучения»[278]. Религия провозглашалось основой системы воспитания: «Все, чем человек может и должен быть, выражено вполне в Божественном учении, и воспитанию остается только прежде всего и в основу всего заложить вечные истины христианства»[279]. Впервые фиксируются правила отправления культа: «Кадеты присутствуют при церковной службе: в воскресные и установленные праздничные дни – на литургии, и накануне таковых дней – у всенощной; для ежедневного чтения в ротах утренней и вечерней молитв назначается определенное время»[280].
Превратив религиозно-нравственное воспитание в чисто религиозное, руководители Главного управления военно-учебных заведений из прочих мер нравственного воспитания упомянули в данной инструкции лишь контроль над чтением книг, организацию игр и занятий ремеслами с целью заполнения досуга и… дисциплинарные меры.
В начале XX в. религиозные чувства кадет, как и русского общества в целом, заметно ослабли. Многие из воспитанников, к сожалению, позволяли себе даже глумиться над молящимися товарищами[281]. Это не мог не заметить назначенный в 1900 г. Главным начальником военно-учебных заведений великий князь Константин Константинович (поэт К.Р.). Он писал: «Меня удивляет…совершенное равнодушие кадет к урокам Закона Божия… В церкви кадеты стоят вообще недурно, но молятся из них весьма немногие. Вечером, в маленьких ротах, я вижу, после общей молитвы, молящихся перед ротным образом, перед отходом ко сну; но в старших ротах это уже явление очень редкое…»[282]
Борясь с формализмом в религиозном воспитании, великий князь взял инициативу в свои руки. Он придал духовному воспитанию вид своеобразного «посвящения в кадеты». Всем поступавшим кадетам давался красиво переплетенный том Библии с русским и славянским текстом. На первой странице было наклеено стихотворение, автором которого являлся сам великий князь. К этой книге воспитанники обращались весьма часто. Один из бывших кадет вспоминал: «Каждое утро перед уроками дежурный по отделению кадет должен был громко читать соответствующий текст на данный день... Так по приказу великого князя это делалось у нас все семь лет моей корпусной жизни»[283].
Кроме того, Константин Константинович, несмотря на то, что был человеком глубоко религиозным, не мог не понимать, что с помощью одной лишь Библии воспитывать кадет нельзя. Нравственные начала, которые педагогам надлежало заложить в каждом воспитаннике, при великом князе вновь оказались на повестке дня. Сам К.Р. принял в этом живейшее участие, показав себя как воспитатель-новатор. В 1913 г. по всем военно-учебным заведениям были разосланы составленные им «Заповеди товарищества»[284], кои призваны были устранить ненормальные отношения между воспитанниками, с которыми безуспешно боролись и Ростовцев, и Милютин, и сам К.Р. Примечательно, что о Боге и религии в «Заповедях» не сказано ни слова, хотя цитата из Библии пришлась бы тут более чем к месту.
Итак, в начале XX в. в русской военной школе нравственное воспитание вышло из-под крыла религиозного воспитания и, не имея задачи поглотить его, пошло с ним рука об руку.
В эмиграции православная вера, как якорь, удерживала изгнанников – и взрослых, и детей – от нравственного крушения и гибели. Кадетские корпуса были своеобразными оазисами русской культуры, они выполняли не только образовательную функцию, но и более широкую – мировоззренческую, позволяя детям оставаться русскими. В этих условиях воспитательная работа приобрела огромное значение, и выбор ее методов и форм необходимо было осуществлять крайне осмотрительно. Руководство корпусов стояло перед крайне сложной задачей – ведь нельзя было сбрасывать со счетов то, что их подопечным предстояло прожить какое-то время в чужой стране, прежде чем вернуться на освобожденную Родину. Поэтому идеи плюрализма и мультикультурализма, немыслимые в дореволюционной России, нашли отражение в воспитательной работе эмигрантской военной школы, и религия, как бы ни была высока ее роль, не была поставлена на первый план.
Руководство корпусов следовало идеям великого князя Константина Константиновича. Один из эмигрантских кадетских корпусов получил его имя. Директор Первого Русского великого князя Константина Константиновича кадетского корпуса генерал-лейтенант Б.В. Адамович по примеру «отца всех кадет» составил «Шестьдесят семь заветов кадетам»[285], из которых религиозную окраску носит лишь один завет – третий, гласящий: «Уважать религии», – да и то, как видим, речь идет о всех религиях, а не только о христианской. Остальные заветы регулируют отношение к приютившей эмигрантов Югославии, далекой, но любимой России, русским обычаям, корпусу, другим кадетам. Задачи нравственного характера, как видим, были продекларированы как имеющие первостепенную ценность, а религия утратила роль официальной основы кадетского воспитания, хотя продолжала играть громадную роль в жизни корпусов. Наглядное тому свидетельство – последние оставшиеся в живых кадеты-эмигранты, не мыслящие себя вне лона православной церкви.
Между тем в Советском Союзе в созданных по образу и подобию кадетских корпусов артиллерийских спецшколах и особенно суворовских военных училищах религия была полностью вытеснена из жизни воспитанников, даже на неофициальном уровне. Суворовец, пришедший из отпуска с крестиком на груди, в лучшем случае подвергался серьезным идеологическим беседам. Однако нравственное воспитание «спецов» и суворовцев было организовано на должном уровне, и нравственность воспитанников прекрасно уживалась с их атеизмом. Веру в Бога отчасти заменила квази-вера в Сталина – мемуары суворовцев, даже написанные в последнее десятилетие, переполнены искренними славословиями в адрес вождя всех народов – ведь именно благодаря его воле сироты и беспризорники, вчерашние сыновья полков получили образование, позволившее им стать генералами, учеными, писателями, дипломатами.
В современных кадетских корпусах, как и в дореволюционных, религиозное воспитание играет заметную роль. По мнению одного из лидеров международного кадетского движения, председателя Объединения российских кадетских корпусов в Аргентине И.Н. Андрушкевича, автора многих работ, посвященных воспитательной работе в корпусах, «нельзя забывать слова Платона, который говорил, что Бог является не только верховным законодателем, но и верховным педагогом!»[286] В пункте шестом Резолюции XVIII Кадетского Съезда, состоявшегося в 2004 г. в Канаде, было выражено «пожелание, чтобы религиозное воспитание было введено в программу обучения в кадетских корпусах»[287]. В большинстве современных корпусов принят за основу вариант «Заветов кадету», состоящий из 36 пунктов, и второй пункт гласит: «Соблюдать православие, уважать молящихся». Однако лишь в казачьих кадетских корпусах православие стало основой воспитательной работы, а нравственное воспитание свелось к воспитанию религиозному[288].
Думается, что в многонациональной и многоконфессиональной стране, где законодательно закреплена свобода совести, церковь отделена от государства, а плюрализм является одним из принципов образовательной политики, не стоит пытаться отождествить понятия «религия» и «нравственность» и тем более строить на этом процесс воспитания в военной школе. При всем уважении к чувствам верующих следует признать, что закрепление за религией роли стержня воспитательной системы оправдано лишь в относительно моноконфессиональных компактных группах с устойчивой социокультурной направленностью – например, в среде казаков, которые могут безбоязненно говорить о «воспитании личности православного кадета». Подмена общечеловеческих нравственных ценностей религиозными в Московском или Костромском кадетском корпусе чревата провалом, ибо можно привести детей в церковь и заставить их молиться, но нельзя заставить их верить в Бога, особенно если они исповедуют другую религию. А учреждать отдельные кадетские корпуса для христиан, мусульман, буддистов, атеистов и т.д. – идея нелепая. Поэтому воспитательную работу в современных кадетских корпусах следует организовывать по принципу: «нравственность – одна у всех, религия – личное дело каждого».