Клайв стейпл льюис: возвращение к вере
Клайв Стейпл Льюис (1898-1963) – выдающийся английский и ирландский писатель, ученый и богослов, автор сорока девяти крупных произведений и множества мелких статей и работ, прославился своими работами по средневековой литературе и христианской апологетике, а также художественными произведениями в жанре фантастики. Широко известны сказки Льюиса, входящие в цикл «Хроники Нарнии», самые яркие из которых – «Лев, колдунья и платяной шкаф», «Племянник Чародея», «Последняя битва» были написаны в начале 1950-х годов; научно-фантастическая трилогия: «Из безмолвной планеты», «Переландра», «Мерзейшая мощь».
В англоязычных странах этот писатель уже успел стать легендой, образцом для подражания и учителем. Российские читатели открыли творчество Льюиса, когда в 70-е годы в Ленинграде вышла первая часть «Хроник Нарнии» - «Лев, колдунья и платяной шкаф» в переводе Г.А.Островской. Религиозные трактаты Льюиса были впервые изданы лишь в середине 1980-х, благодаря инициативе переводчика Н.Л. Трауберг и редактора философского отдела «Политиздата» В.И. Кураева (отца дьякона Андрея Кураева). В 2006 году вышел восьмитомник писателя, в который в числе других его произведений вошли и удивительные «Письма Баламута».
Как писала Н.Л. Трауберг: «По-видимому, именно сейчас, когда игры в «новую нравственность» стали опасными для всего человечества, людям больше не кажутся скучными «старомодные» мысли Льюиса».
Родился будущий знаменитый писатель в ирландском городе Белфасте, в семье стряпчего Альберта Льюиса, но большую часть жизни прожил в Англии. Интересно, что Клайв Стейплз Льюис отзывался на имя Джек, хотя исправно подписывал сочинения своим настоящим именем, что приводило порой к забавным недоразумениям. Как-то во время войны одна из почитательниц его творчества Джун Флюэт, спасаясь от бомбежек, попала в дом Льюиса. Но лишь прожив здесь несколько месяцев, поняла, что ее любимый автор и хозяин дома – одно лицо.
Это говорит не только о необыкновенной скромности писателя, но и о глубоком раздвоении его психики. Другим именем Льюис словно хотел отгородиться от семьи и своего детства, в котором была не только любовь матери, учившей его языкам, в том числе и латыни (она происходила из семьи священника), но и сложные отношения с отцом, человеком мрачным и нелюдимым.
Когда мальчику было десять лет, мать умерла, и уже через две недели отец отослал Клайва вместе со старшим братом Уорреном подальше от дома, в школу-интернат, а после закрытия ее перевел своих сыновей на частное обучение к профессору Киркпатрику. Именно этот профессор послужил прототипом профессора Керка из сказки «Лев, колдунья и платяной шкаф». Он научил Клайва одному очень важному качеству: умению дискутировать по любому предмету, опираясь на логику, и подготовил подростков к поступлению в университет.
В дальнейшем Альберт Льюис оплатил учебу сыновей в Оксфорде, и вообще сделал все, чтобы они встали на ноги. Однако отношения отца и сына оставались неурегулированными до самой смерти старшего Льюиса. Клайв не мог простить отцу не очень счастливое детство, как, впрочем, впоследствии не смог и себе простить неприязнь к отцу.
После окончания школы в 1917 году К.С. Льюис поступает в Юниверсити-колледж, Оксфорд, но вскоре бросает занятия и записывается в британскую армию младшим офицером. Попав после короткой военной подготовки на фронт, он был ранен шрапнелью – достаточно легко, чтобы не стать инвалидом, но достаточно тяжело, чтобы его до конца жизни признали негодным к строевой службе. Лежа в госпитале, несостоявшийся военный открыл и полюбил Г.К. Честертона, одного из самых ярких представителей журналистской и писательской когорты в Англии конца XIX – начала XX веков, хотя и не принял тогда его христианских взглядов.
В 1919 году, вернувшись в Оксфорд, Льюис под псевдонимом «Клайв Гамильтон» опубликовал свое первое литературное произведение – сборник своих стихов «Угнетенный дух». Опыт этот оказался счастливым: Льюис понял, что является не поэтом, а… талантливым читателем.
В начале 1930-х в его жизни происходит важное событие. Вместе с братом Уоррен и коллегами по Оксфордскому университету Льюис принимает участие в создании литературно-религиозного кружка, члены которого называли себя «Инклингами». В него входили такие замечательные ученые и литераторы, как Хьюго Дайсон, Чарльз Уильямс, доктор Роберт Хавард, Оуэн Барфилд, Уэвилл Когхилл и другие.
Тогда же Льюис сблизился, а затем и подружился с Джоном Рональдом Руэном Толкиным, который еще осенью 1929 года написал свое первое сочинение из тех, которые завершились знаменитой трилогией «Властелин колец», став его первым читателем, первым критиком, первым поклонником и основным двигателем его дальнейшего труда. Толкин писал медленно, поэтому друг постоянно его подгонял: как гениальному читателю, ему очень хотелось узнать, «что будет дальше».
Более тридцати лет жизнь Льюиса была связана с Оксфордом. Получив еще в середине 1920-х годов степень бакалавра, а затем магистра, он преподавал здесь английскую словесность, заслужив репутацию одного из самых образованных людей своего времени и любимца студентов. Многие слушали его лекции по нескольку раз, с удовольствием также участвуя в живых беседах с профессором.
Известен был Клайв Стейпл Льюис и как блестящий литературовед. Его научные труды «Аллегория любви: исследование средневековой традиции», «Предисловие к "Потерянному раю"» Мильтона, «Английская литература шестнадцатого столетия» были на порядок выше существовавшего тогда среднего академического уровня.
В 1954 году он перешел на работу в Кембридж, где получил в кафедру и занял должность профессора; а год спустя стал членом Британской академии наук.
Семьей же профессор обзавелся довольно поздно. В 1952 году он впервые встречает свою будущую жену Джой Дэвидмен, американскую писательницу, но брак они заключили лишь в 1956 году. Семейная жизнь оказалась короткой, через четыре года Джой, хотя и была на пятнадцать лет моложе мужа, умерла от рака.
Болезнь эта стала роковой и для самого К.С. Льюиса, он скончался от той же болезни 22 ноября 1963 года, в один день с Джоном Кеннеди и Олдосом Хаксли.
Казалось бы, перед нами жизнеописание почтенного ученого. Так оно и есть. Но в жизни этого человека были и другие события, может быть куда более важные…
До тридцати лет Льюис был если не атеистом, то, во всяком случае, религиозным скептиком. Некоторые биографы считают, что веру он потерял в детстве, когда молил и не умолил Бога исцелить больную мать. Его детская вера была смутная, некрепкая, никак не выстраданная; вероятно, он мог бы сказать, как Соловьев-отец, что верующим он был, христианином не был. Некоторые указывают, что атеистом был учитель Клайва, профессор Киркпатрик. Но, не меньшее воздействие на подростка могли иметь состояние религиозного вопроса в современной ему Ирландии и его собственный школьный опыт.
Семья Льюисов принадлежала к той протестантской, «ольстерской» части Ирландии, которую в одной из своих работ писатель назовет «Пуританией». Пуритане – «чистюли» стремившиеся очистить Англию от «католической скверны», в свое время составили костяк армии «железнобоких» Оливера Кромвеля, свергнувшей короля Карла IX и покорившей огнем и мечем Ирландию. Дед Льюиса по матери, пуританский священник Томас Гамильтон прямо называл католиков «детьми сатаны». По-видимому, Рабиндранат Тагор действительно прав, и больше всего в жизни мы ненавидим того, кого обидели.
Все это вызывало отторжение, оставив в памяти подростка память о религии жарко националистической, ханжеской и агрессивной. И хотя Льюис постарался вычеркнуть деда из памяти, ни словом не упомянув о нем в своей духовной биографии «Настигнут Радостью», видимо, то, что окружает нас в детстве, составляет существенную часть нас самих, хотим мы этого, или нет. Не случайно, после обращения Льюиса к вере, Толкин прямо обвинял его в «ольстеризме» – характерной для ирландских протестантов агрессивности по отношению к оппонентам и поверхностности в доводах ‑ только обращенном не на католиков, а на атеистов.
На личном уровне малоприятные ассоциации, связанные с национальной верой, могла оставить также частная школа, в которой учился Клайв Льюис, и которую ненавидел всю свою оставшуюся жизнь. Директор школы, прозванный учениками Стариком, наказывал их по каждому поводу и без повода, заставляя при этом становиться в унизительные позы. Естественно, школа была закрыта, как только слухи о воспитательных «методах» достигли ушей высокого начальства.
Эта не совсем здоровая обстановка в семье и школе заставила подростка осторожно, с недоверием относиться к жизни, породив попутно и религиозный скептицизм. Позже в трактате «Страдание» Льюис писал: «Когда я поступил в университет, я был настолько близок к полной бессовестности, насколько это возможно для мальчишки. Высшим моим достижением была смутная неприязнь к жестокости и к денежной нечестности; о целомудрии, правдивости и жертвенности я знал не больше, чем обезьяна о симфонии».
Возвращение Льюиса к вере было долгим и тяжелым. Большую роль в этом сыграла сама атмосфера Оксфорда, пронизанная религиозными настроениями. (К слову, в Окфордском университете в то время все еще соблюдалась традиция безбрачия для преподавательского состава). Оказали влияние и друзья-христиане, и, прежде всего, Джон Толкин, разговор с которым Льюис упоминает в одном из писем другу. Они проговорили тогда до утра, и создатель самого знаменитого мифа-вымысла XX столетия убеждал Льюиса, что Евангелие – не вымысел, а нечто, что могло быть выражено лишь языком мифа. И случилось то, что случилось. Летней ночью 1929 года в своем кабинете в колледже Клайв Льюис встал на колени и неохотно сказал Богу, что Бог есть Господь.
Вскоре после этого, 25 сентября 1929 года умер отец Льюиса. Несмотря на расхождение в датах, некоторые биографы до сих пор склонны объяснять обретенную веру разлукой с отцом земным.
Два года спустя произошло обращение в христианство. Был конец сентября 1931 года. Льюис и его брат Уоррен в тот день поехали на мотоцикле в зоопарк Уипснейд. «Когда мы выехали, я не верил в Иисуса как Христа, Сына Божия – когда мы приехали в зоопарк, я веровал», – так буднично, без внешних эффектов напишет Льюис об этом в автобиографическом очерке «Настигнут Радостью».
Льюис рассказывает, что почувствовал себя комом снега, который сейчас начнет таять, ощутил на себе невидимый корсет, который задушит его, если от него немедленно не избавиться. Но объяснения о себе не удались. Момент обращения так и остался неописанным. Оказалось, религиозные переживания рациональными средствами ни описать, ни объяснить невозможно. Здесь по-прежнему справедливо тертуллиановское: «Верую, ибо абсурдно».
Льюис начал писать трактаты по богословию. Лучшие из них – «Страдание», «Чудо», «Размышление о псалмах», «Любовь». Писал он и полутрактаты–полуповести, которые точнее всего назвать притчами: «Письма Баламута», «Расторжение брака», «Кружной путь, или возвращение паломника». Богословские книги Льюиса рождались из самой его жизни. Например, лекции, прочитанные в 1943 году в Дареме, переросли в трактат «Человек отменяется», беседы по радио, состоявшиеся в 1942 – 1943 годах, стали книгой «Просто христианство».
Кроме того, он исправно отвечал на письма читателей, приходившие в основном из стран Европы и из Америки, но не из Англии, раздавая утешения, советы, поучения, став духовным руководителем для многих простых людей.
Замечательно, что его примерно одинаково невзлюбили и верующие, и неверующие коллеги по Оксфорду. Ученым литературоведам, похоже, легче смириться с тем, что знаменитым писателем станет водопроводчик, но не их собственный коллега. Косо смотрели не столько на христианство Льюиса, сколько вообще на его известность. Это, в конце концов, заставило писателя оставить Оксфорд и перейти на работу в Кембридж.
В двадцатом столетии миллионы людей прошли путь от неверия к Христу. Многие из них даже не заметили, что вера в Бога и вера в Христа ‑ не одно и то же. Льюису было дано пережить приход христианской веры как нечто очень и очень постепенное, пережить различные оттенки веры. Была ему дана и наблюдательность, и хорошая память, и ‑ вспомним отца ‑ дар и охота убеждать красноречием. Его коллег нехристиан поражало, как это верующий Льюис сохранил безудержную воинственность, ораторскую агрессивность, привычку «громить» оппонента аргументами, не давая ему возможности подумать. Он сохранил и любовь к пиву и табаку. Раз в год он давал студентам торжественный ужин, торжественность которого была в том, что всякий, включая Льюиса, обязан был петь непристойные песни и «надираться» до наступления темноты. На юных английских джентльменов обрушивался клич окопов первой мировой: «Нынче ни слова о том, что выше пояса или ниже колен!» Все это сосуществовало в Льюисе с упорно растущей верой, создавая личность внешне явно не святую, но крайне живую. Увы, о многих христианах можно сказать лишь обратное…
Конечно, умным он был, а вот высокоумным ‑ не был. Обычно подчеркивают его логичность, и сам он подчеркивал ценность логичного размышления. Но в начале 1948 года в Сократическом клубе Льюис оказался наголову разбит Элизабет Энском в публичном диспуте о его книге «Чудо». Поражение было тем болезненнее, что верх одержала женщина, что победила сухая философская логика над поверхностно-риторической логикой сына адвоката. А главное: Энском была не атеисткой, а христианкой. Это было поражение от «своих». Широкая публика об этом ничего не узнала, но Льюис переживал провал весьма болезненно. (Кстати, русский перевод «Чуда» сделан по более позднему, уже переработанному изданию). Так что отнюдь не логика является сильной стороной творчества Клайва Стейпла Льюиса.
В «Размышлении о псалмах» (1958) Льюис писал, что «Послания» апостола Павла никак не удается превратить ни в научный трактат, ни даже в прямое назидание, и, порассуждав об этом, прибавляет, что это хорошо: простое свидетельство христианской жизни само по себе важнее и трактатов, и назиданий.
Заключение это можно отнести и к самому Льюису. Все, что он писал ‑ это отчеты, заметки о христианской жизни. Его называют апологетом, а теперь даже ‑ лучшим апологетом двадцатого века, по снова и снова думаешь, возможно ли вообще оправдать и защитить христианство перед лицом мира? Когда пробуют это делать, слушатели отмахиваются от любых доводов ‑ из Аквината, из Августина, из Писания, откуда угодно. Несметное множество людей вроде бы не нуждается в доводах, но не хочет и проповеди, а спрашивает только действий поэффективней, то есть чистой, потребительской магии и чистого, плоского законничества. Но что описывать ‑ сочетание магизма с легализмом много раз описано и обличено, даже в глубинах Ветхого завета.
Словом, если человек не сломился (названий этому много ‑ сокрушение, обращение, покаяние, метанойя), никакая логика и никакой ум не приведут его к христианству.
Льюис очень важен для христиан как свидетель. Страшно подумать об этом, но ничего не поделаешь: каждый называющийся христианином ‑ на виду. Каков бы он ни был, по нему судят о христианах, как по капле воды судят о море. Льюис ‑ свидетель хороший. И людям неверующим видно, что он ‑ хороший человек; это очень много, это ‑ защита христианской чести. А уж тем, кто уверовал, «переменил ум», полезна едва ли не каждая его фраза ‑ не как «руководство», а как образец.