Сейчас опять идет дождь. Это совершенно недопустимо для субботнего вечера. По-настоящему следовало бы, чтобы дождь
46Ô МАРИЙ ЭНГЕЛЬС, 18—19 СЕНТЯБРЯ 184Û Г.
МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 2â ОКТЯБРЯ 1840 Г. 461
шел только на неделе, а с полдня в субботу устанавливалась хорошая погода. Знаешь ли ты, что такое супертонкий среднего качества ординарный доминиканский кофе? Это опять одно из тех глубоких понятий, которые встречаются в философии купеческого сословия и которые ваши умы понять не могут. Супертонкий среднего качества ординарный доминиканский кофе — это кофе с острова Гаити, с легким налетом зеленого цвета, а вообще серый; когда вы его покупаете, то получаете на десять хороших доброкачественных бобов четыре плохих, шесть камешков и четверть лота мусора, пыли и т. п. Надеюсь, что теперь тебе это вполне ясно. Фунт его стоит сейчас 91/2 грота, это 4 зильбергроша и 812:)/137 пфеннига. Такие коммерческие тайны я, собственно, не должен был бы выдавать, так как не следует выносить сора из избы, но для тебя я сделаю исключение. — Только что наш работник сказал: * г-н Деркхим, если вы водите компанию с этими младшими учениками, то заставьте себя побольше уважать, а иначе вы будете у них под башмаком. Генрих — скверный мальчишка; он мне немало неприятностей наделал, вы лучше с ним не играйте, а дайте ему хорошую затрещину, иначе делу не поможешь; а если вы пойдете к старику, так он тоже ничего мальчишке не сделает, а только скажет: уберите этого парня с глаз долой. Теперь ты можешь немного попрактиковаться в нашем нижненемецком наречии. А засим
остаюсь с совершенным почтением
Фридрих
Впервые опубликовано в журнале Печатается по рукописи
«Deutsche Revue». Stuttgart „
und Leipzig, Bd. i, 1920 Перевод с немецкого
На русском языке публикуется впервые
МАРИИ ЭНГЕЛЬС
В МАНГЕЙМ**
Бремен, 29 октября1840 г. Дорогая Мария!
В следующий раз не пиши мне больше писем через Бармен: мама держит их до тех пор, пока сама не напишет, а это часто продолжается очень долго. Но вот что я хотел тебе сообщить —
* Далее идет фраза на нижненемецком диалекте. Рев. « • • На обороте письма надпись: Фрейлейн МарииЭнгельс в мангеймском Институте великого герцогства. Ред.
М. и Э., т. 41
МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 29 ОКТЯБРЯ 1840 Г.
ты только не пиши об этом домой, потому что я намерен к будущей весне преподнести им это в виде сюрприза — я ношу сейчас огромные усы и собираюсь отрастить себе козлиную бородку в стиле Генриха IV. Вот удивится мама, когда на пороге вдруг появится этакий долговязый чернобородый дядя. Ведь в будущем году, если я поеду в Италию, я должен выглядеть как итальянец.
Это написала маленькая София Лёйпольд, она только что навестила меня в конторе, а старик * и Эберлейн, который столуется здесь в доме, сейчас на торжественном обеде. О, я мог бы рассказать тебе интересные вещи об этом обеде, о еще не объявленных помолвках и тайных поцелуях, но это не тема для девицы из пансиона. Об этом ты довольно скоро узнаешь, когда мы опять будем дома. Тогда я буду сидеть в саду, и ты вынесешь мне большой кувшин пива и бутерброд с колбасой, а я скажу: Ну вот, моя милая сестрица, за то, что ты мне сейчас принесла пива, и потому, что сегодня такой прекрасный летний вечер, я расскажу тебе о торжественном обеде, который происходил в 1840 г., в октябре месяце, 29-го числа, в Бремене, по улице Мартини, дом номер одиннадцать, в королевском саксонском консульстве. Пока могу сказать тебе лишь то, что мадеры, портвейна, пульяка, о-сотерна и рейнвейна сегодня на обеде было выпито огромное количество. И хотя там всего пятеро мужчин, но все они пьют отлично: почти так же, как я. — Зато у нас здесь раздолье, и, если я и не имею чести быть представленным ее королевскому высочеству, какой-нибудь великой герцогине и многим сиятельнейшим принцессам, то мы все-таки тоже развлекаемся. К счастью, я настолько близорук, что совершенно не знаю, как выглядели те несколько высоких, высших и высочайших особ, которые имели честь проехать мимо меня. Если тебе в следующий раз опять представят такую всемилостивейшую особу, то напиши мне непременно, красива ли она, — в противном случае меня такие особы совершенно не интересуют..Наш славный погребок при ратуше сейчас оборудован наилучшим образом, и там можно очень приятно посидеть между бочками. В прошлое воскресенье у нас в этом погребке была пирушка усачей. Дело в том, что я направил циркуляр всем молодым людям, способным носить
• — Генрих Лёйпольд. Ред.
МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 29 ОКТЯБРЯ 1840 Г.
усы, о том, что наступило, наконец, время покончить с предрассудками всех этих филистеров и что мы сможем лучше всего достигнуть этого тем, что все будем носить усы. Итак, кто имеет достаточно мужества, чтобы выступить против филистерства и носить усы, тот должен был подписаться. Мне тотчас же удалось собрать дюжину усачей, и 25-го октября, когда нашим усам исполнился месяц, был назначен днем коллективного юбилея усов. Но я как следует обдумал, как это дело будет проходить, купил немного фабры для усов и взял ее с собой. Оказалось, что у одного были очень красивые, но, к сожалению, совершенно седые усы, другой же получил от своего патрона приказание срезать это преступное украшение. Но так или иначе, в тот вечер у нас непременно должны были быть какие-либо усы, а у кого их не было — тот должен был их себе нарисовать. Затем я встал и провозгласил следующий тост:
Усы носили во все времена
Мужи, в ком доблесть была видна.
Тот, кто поднимал за отчизну меч,
Усами не смел никогда пренебречь.
И в эти дни, что военной тревогой полны,
Мы гордые усы носить должны.
Филистер, конечно, не любит усов,
И срезать их он всегда готов.
Но мы — не филистеры, мы — другие,
У нас усы растут густые.
У добрых христиан лучшей нет красы,
Чем лихие мужские усы.
И pereant * филистеры все,
Что не разберутся в такой красе.
После этих виршей все чокнулись с большим энтузиазмом, и затем выступил следующий оратор. Ему его принципал не захотел дать ключа от входной двери, и поэтому ему приходилось в 10 часов возвращаться домой: иначе дом оказывался уже запертым, и его больше не впускали. Многим несчастным приходится часто терпеть здесь такие вещи. Он заявил:
Pereant * нахалы,
Принципалы,
Что ключ от дома не отдают!
Есть им волосы с мухами на ужин,
Пусть ночь они без сна проведут —
Такой урок им житейский нужен!
* — Да погибнут. Ред. 16*
МАРИИ ЭНГЕЛЬС, 29 ОКТЯБРЯ 1840 г.
После этого мы опять чокнулись. Так продолжалось до десяти часов, когда лишенным ключей от входных дверей пришлось отправиться домой, а мы, счастливцы, имевшие при себе ключи, остались и ели устрицы. Я съел восемь штук, но больше не мог, мне до сих пор эти штуки не нравятся.
Так как ты очень любишь всякие расчеты и даже хочешь наградить меня за них орденом желтого конверта, то я окажу тебе милость и угощу сообщением, что курс сейчас составляет 1061/2%, в то время как в прошлом году он составлял 114. Луидоры так падают, что человек, у которого год тому назад здесь, в Бремене, был миллион талеров, сейчас имеет только девятьсот тысяч, то есть на сто тысяч талеров меньше. Разве это не огромная сумма?
Ты мне все еще ничего не написала о письмеце для Иды *; получила ли ты его, передала или нет? Для меня было бы ужасно, если бы оказалось, что я его но отослал и оно осталось здесь, так как оно может попасть в руки старика. Итак, напиши мне, и обязательно, то самое длинное письмо в шесть страниц, которое ты мне обещала. Я сумею отплатить тебе за это. На этом конверте ты опять угоститься некоторыми вычислениями, которые будут тебе по нраву. В том, что я вынужден был еще раз переписать это письмо, виноват г-н Тимолеон Мизеганс из Бремена — тот самый, которого старик два года тому назад однажды выгнал из дома. С почтением, преданный тебе
Фридрих
Впервые опубликовано с небольшим Печатается по рукописи
сокращением в журнале «Deutsche Revue». _ ,
Stuttgart und Leipzig, Bd. 4, 1920 Перевод с немецкого
и полночью в Marx-Engels Gesamtausgabe. На русском я^ке публикуется впервые
Erste Abteilung, Bd. 2, 1930
ВИЛЬГЕЛЬМУ ГРЕБЕРУ В БАРМЕН
Бремен, 20 ноября 1840 г.
Мой дорогой Вильгельм!
Уже полгода, по меньшей мере, как ты мне не писал. Что сказать по поводу таких друзей? Ты не пишешь, твой брат ** не пишет, Вурм не пишет, Грель не пишет, Хёйзер не пишет, от
* — Иды Энгельс. Ред. •• — Фридрих Гребер. Ред.