Протокол допроса графа де Калиостро 30 января 1786 года

Вопрос: Каков ваш возраст?

Ответ: 37 или 38 лет.

В.: Ваше имя?

О.: Александр Калиостро.

В.: Место рождения?

О.: Не могу сказать точно, родился ли я в Медине или на Мальте; со мной всюду путешествовал наставник, который сообщил мне, что я благородного происхождения и что я потерял отца и мать в возрасте трех лет и т. д.

В.: Сколько времени вы в Париже?

О.: Я прибыл сюда 30 января 1785 г.

В.: Где вы поселились по приезде?

О.: В Пале-Рояль, в меблированных комнатах, и там я прожил около двадцати дней.

В.: Когда вы прибыли в город, были ли у вас средства на обживание?

О.: Более чем достаточные, я привез с собой почти все для этого необходимое.

В.: Где вы поселились?

О.: На рю Сен-Клод близ Бульвара.

В.: На кого записан этот дом, на вас или на принца?

О.: Я попросил г-на де Карбоньер прочитать договор, потому что ранее я никогда и нигде в мире с этим не сталкивался. По этой же причине я попросил г-на де Карбоньер сделать все необходимые распоряжения и уладить вопрос с отделкой дома, арендой экипажа и т. д. и т. д. Время от времени я снабжал его суммами, потребными для оплаты различных расходов, о которых он мне затем отчитывался.

В.: За чей счет вы существовали?

О.: Только и исключительно за свой.

В.: Но принц же ходил к вам обедать?

О.: Пусть он и приходил в мой дом, все равно все расходы оплачивал я. Иногда, впрочем, когда он приходил на обед и приводил с собой друзей или протеже, он просил их приносить из его дома пару кушаний. Но в любом случае, несмотря на это, я никогда не забывал оплачивать своему повару все сделанные за день покупки.

В.: Вы встретились с принцем сразу по приезде?

О.: Нет, лишь два или три дня спустя.

В.: Что он вам сказал, когда вы встретились в первый раз?

О.: Он убеждал меня осесть в Париже и больше не путешествовать.

В.: Принц приходил к вам обедать каждый день?

О.: Поначалу он редко приходил на обед, но затем стал бывать у меня по три-четыре раза в неделю.

В.: Вы были знакомы с женщиной по фамилии ле Мотт?

О.: Конечно. Впервые увидев меня, она сообщила, я мог видеть ее в мужской одежде у своего порога в Страсбурге, мол, она тогда спросила у меня, известно ли что-нибудь о маркизе де Буленвийере, а я якобы ответил, что он в Саверне, и тогда она в тот же день поехала догонять его.

В.: Видели ли вы ее с тех пор в доме принца?

О.: Определенно да.

В.: Была ли она там со своей племянницей?

О.: Нет.

В.: Однако же вы устраивали представление с ее племянницей, не так ли?

О.: Позвольте изложить вам всю историю… (см. изложение выше)

В.: Утверждают, что вы навесили на шею девушке распятье и облачили в ленты черного, зеленого, красного и других цветов, а также фартук с серебряной бахромой, а затем заставили вышеупомянутую девушку преклонить колени и принести клятву.

О.: Это неправда. Я могу только припомнить, что принц действительно украсил девушку парой лент, просто чтобы сделать ей приятное. Также я вспомнил, что в кармане у меня внезапно обнаружился фартук обычного масонства, но не припоминаю, чтобы его надевали на девушку. Полностью полагаюсь на память принца в вопросе, надевали его на девушку или нет: что он скажет, то я и признаю правдой.

В.: Вы возлагали на девушку шпагу – хотя я не представляю себе, как именно?

О.: Вряд ли я понимаю, о чем идет речь, но поскольку моя шпага была при мне, я мог ее и вынуть.

В.: А применительно к принесению клятвы?

О.: Это неправда. Я уже сказал вам, зачем я делал все, что я делал в связи с этим делом.

В.: Правда ли, что после второго представления и ухода девушки по его окончании вы перешли вместе с принцем и мадам де ла Мотт в соседнюю комнату, в центре которой были кинжал, кресты Св. Андрея, меч, распятия, Иерусалимские кресты, Agnus Dei и перед ними – зажженные свечи общим числом тридцать, создававшие очень яркое освещение. Там вы привели мадам де ла Мотт к присяге, утверждая, что она обязана поклясться никому и ничего не рассказывать о том, что ей будет явлено. А потом вы сказали принцу: «Ну что же, принц, возьмите, что положено…», – и он открыл свою секретер, из которого достал овальную шкатулку белого дерева, заполненную бриллиантами в россыпи. Затем вы добавили: «Обратите внимание, принц, есть и еще одна, о которой вы осведомлены». Тогда принц взял ее и сказал мадам де ла Мотт: «Мадам, я даю вам шесть тысяч франков и эти алмазы, которые вы должны передать своему мужу вместе с поручением тайно отправиться в Лондон, чтобы продать их или поместить в оправу. Он не должен возвращаться, пока все не сделает, как нужно».

О.: Всё это – ложь, еще раз ложь и несомненная ложь, и у меня есть доказательства того, что это ложь.

В.: Что это за доказательства?

О.: Во-первых, каждый раз, когда я занимался этими магнетическими упражнениями, именно г-н де Карбоньер приготавливал комнату и затем, после окончания второго представления, он ввел уважаемого человека, чье имя я не хочу называть. Но принц скажет вам, кто это был, хотя я и поторопился назвать уважаемым человека, совершившего такой поступок. Принц Луи и оба эти человека могут вам откровенно рассказать, что было в той комнате, а там не было ни кинжала, ни крестов, ни свечей, и слуги засвидетельствуют, что освещение во всех комнатах было лишь обычное.

В.: Правда ли, что вы сказали принцу, или дали ему понять, что его сделают королевским министром?

О.: Это неправда. Я всегда советовал ему оставить Париж и удалиться в Саверн, поскольку он сумеет сделать больше добра, живя там спокойной жизнью.

В.: Правда ли, что вы говорили принцу, или давали ему понять, что ваша жена состоит в близкой дружбе и является доверенным лицом Королевы и состоит с нею в ежедневной переписке?

О.: Черт возьми (Parbleu )! Это печально слышать. Если принц так сказал, то при всем уважении, которое я к нему испытываю, я лишь могу заявить, что это заявление ложно.

Затем г-н дознаватель показал мне записку и спросил:

В.: Вам знакома эта записка? Да или нет?

О.: Мне не известно, что здесь написано, и мне не знаком этот почерк. Мы с женой никогда не были в Версале, мы никогда не имели чести быть представлены Королеве и мы ни разу не выезжали из Парижа со времени прибытия сюда. Кроме того, поскольку моя жена не умеет писать, как это вообще возможно? (Часто случается, что римские дамы, даже отличного воспитания, не умеют писать. Это особая предосторожность, известная их воспитателям: так им помогают избегать неподобающих любовных связей.)

В.: Давал ли принц когда-либо бриллианты вам или вашей жене?

О.: Ни о чем подобном мне не известно, за исключением следующего. Будучи в Страсбурге, я носил весьма примечательную трость с набалдашником, в котором был репетир, украшенный бриллиантами. Я подарил ее принцу. В обмен он предложил мне другие драгоценности, но я отверг их, потому что мне всегда больше удовольствия доставляло дарение, чем прием подарков. Действительно, на каждый день рождения моей жены принц делал ей небольшие подарки, но, полагаю, они исчерпываются нижеследующим: подвеска «Святой Дух», рамка для моего портрета из маленьких бриллиантов (которыми заменили ранее там вставленные жемчужины), маленькие часы с цепочкой из маленьких бриллиантов, из которых пять были немного больше других. Прочие же мои бриллианты хорошо известны при европейских дворах, где мне довелось побывать. Доказательства этого легко найти. Сейчас я в Бастилии, как и моя жена, как и мое достояние. Вам стоит только проверить и убедиться в моей правоте самому.

В.: Но у вас же большие расходы: вы много отдаете и ничего не берете себе. Вы платите всем и за все. Откуда же вы берете деньги?

О.: Этот вопрос не имеет отношения к текущему делу, но я буду рад дать вам удовлетворение. Какой смысл допытываться отпрыск ли я монаршего рода или родился в бедной семье, почему я путешествую, не желая придавать свою личность известности? Какой смысл дознаваться, как я добываю свои деньги, если уж я всем и за все плачу? Коль скоро я почитаю религию и законы, коль скоро я за все честно плачу, коль скоро я творю одно только благо и никакого зла, вопрос ваш выглядит не столь уж необходимым и совершенно неподобающим. Вы должны знать, что я всегда пользовался возможностью, и с удовольствием, не удовлетворять любопытство толпы в этом вопросе, даже в то время, когда обо мне распускали слухи, что я, мол, Антихрист, Вечный Жид, человек 1400 лет от роду, Неведомый Философ, – короче, все те мерзости, которые может изобрести злоба людей порочных. Я с радостью клятвенно заверяю вас, что раскрою вам мои источники дохода, которые не раскрывал доселе никому. Суть в том, что как только я оказываюсь в какой-либо стране, у меня появляется банкир, готовый обеспечить меня всем необходимым в счет будущего обязательного возмещения. Например, во Франции это Саррасен из Базеля, который выдает мне любые суммы, которые могут понадобиться; а в Лионе есть г-н Санкостар, который поступает так же. Однако я всегда просил этих господ никому не говорить, что они мои банкиры. У меня есть и другие источники дохода, которые происходят от известных мне вещей.

В.: Показывал ли вам принц записку с подписью Марии-Антуанетты Французской?

О.: Полагаю, за 15 или 20 дней до своего ареста он показывал мне записку, о которой вы говорите.

В.: Что вы о ней сказали?

О.: Я сказал, что думаю, что это не что иное, как доказательство подлога со стороны мадам де ла Мотт, которая во всем обманывает принца. Действительно, я всегда призывал принца поостеречься, общаясь с ней, поскольку она женщина порочная и злонамеренная, однако принц не желал прислушаться ко мне. Я всегда считал эту записку подложной.

В.: Посмотрите на эту записку и скажите, та ли это записка, о которой шла речь.

Затем г-н дознаватель показал мне записку, на которой значилось имя Марии-Антуанетты Французской, но я заметил, что она испещрена цифрами и ответил:

О.: Я не могу засвидетельствовать, что это та же самая записка, потому что этих цифр я на ней не видел.

В.: Вы имеете право знать, что эти цифры нанесены нами.

О.: Мне это все равно. Честью клянусь, что не могу засвидетельствовать, та ли это самая записка. Дело в том, что я посмотрел на нее тогда лишь мельком, потому что это было не мое дело, а значит, мне не было дела также и до того, подлинная она или подложная.

В.: Правда ли, что до ареста и посещения в Бастилию вы собирались приобрести дом за сто пятьдесят тысяч франков?

О.: Нет, это неправда. Я помню, что однажды, пока мой парикмахер причесывал меня, какие-то люди заговорили со мной по поводу летнего дома, который группа моих друзей хотела приобрести для себя, и я ответил, что заберу его себе. Но я более не возвращался к этой теме и считал этот разговор просто светской болтовней. Люди, желавшие приобрести этот дом, – это г-н де Бонди и другие.

Когда я вспомнил это последнее обстоятельство, допрос был уже завершен, и г-н дознаватель не посчитал нужным включить этот ответ в официальный протокол.

После того, как я рассказал о себе, я перехожу к ранее данному мной обещанию ответить на оскорбительные обвинения, которые позволила себе выдвинуть против меня графиня де ла Мотт. Это занятие будет для меня столь же утомительным, сколь и скучным для публики. Однако я, тем не менее, тщательно и подробно исполню сей долг, прося читателей, которые знают меня и которые готовы отстаивать мою правоту и честь, пропустить и не читать следующую далее часть.