Многосмысленность сновидений

Содержание любого сна многообразно и, как уже было сказано, обусловливается характером и личностью человека, которому он снится. Интерпретация «по словарю», то есть на основании стандартных символов, абсолютно несовместима с юнговской точкой зрения на природу и структуру психической субстанции. Чтобы истолковать содержание сна правильно и действенно, следует хорошо знать обстоятельства жизни рассказчика и его явную, сознательную психологию. Более того, следует сделать все возможное, дабы установить контекст сна; для этого аналитиками используются методы ассоциации и амплификации. Искомый контекст — это «сетка взаимосвязей, в которую естественным образом вплетено содержание сна. Теоретически эта сетка не может быть известна заранее; смысл любого сновидения и любой его части должен быть a priori постулирован как неизвестный»^[127]. Лишь после того, как контекст тщательно выверен, можно приступать к интерпретации. О результате можно говорить после того, как смысл, извлеченный из контекста, сопоставляется с записью сна, а также после выявления реакции рассказчика на предлагаемое толкование смысла сна (то есть после определения того, в какой степени рассказчик принимает или отвергает это толкование). Но нам ни при каких обстоятельствах нельзя основывать свое отношение к смыслу сновидения на основании его соответствия или несоответствия нашим априорным ожиданиям. На самом деле истинный смысл сна сплошь и рядом выказывает поразительные отличия от того, что мы способны предвидеть с наших субъективных позиций. Решение, внешне соответствующее ожидаемому, должно вызвать подозрение — ведь бессознательное обычно бывает на удивление «иным». Сны, смысл которых совпадает с осознанной ориентацией рассказчика, встречаются крайне редко^[128].

Юнг считает, что отдельно взятый сон очень редко может прояснить психическую ситуацию человека; в лучшем случае он позволяет высветить какую-либо частность. Полноценную картину причин и природы психического расстройства мы можем получить только на основании наблюдений и толкований, относящихся к сравнительно долгим сериям снов. Можно утверждать, что серия сновидений замещает собой тот контекст, который фрейдовский анализ стремится выявить с помощью «свободных ассоциаций». В случае же юнговского анализа «направленные ассоциации», катализируемые и управляемые аналитиком и проявляющиеся в сериях снов и т. п., способствуют прояснению и регуляции психического процесса.

КОМПЕНСАТОРНЫЙ АСПЕКТ СНОВ

Как правило, ориентация бессознательного дополняет или компенсирует сознательную установку. «Чем более однобоко ориентирована сознательная установка, чем дальше отклоняется она от оптимума, тем вероятнее появление ярких сновидений с резко контрастирующим, но при этом в высшей степени целесообразным содержанием — сновидений, в которых выражает себя процесс саморегуляции психической субстанции»^[129]. Характер компенсации, конечно же, находится в тесной связи с «Я» данного человека. «Только зная о том, что происходит в сознании индивида, мы сможем прийти к обоснованному толкованию значений, которые несет с собой его бессознательное... Между сознанием и сном существует взвешенное, полное тончайших нюансов взаимодействие... В этом смысле теорию компенсации можно считать фундаментальным законом психического поведения»^[130].

Помимо обычной компенсаторной функции, выступающей у нормальных людей при нормальных внешних и внутренних условиях, сны способны выполнять также функцию редукции и функцию предвосхищения. Содержание снов может осуществлять негативную компенсацию, редуцируя индивида до его «человеческой ничтожности, до его зависимости от физиологических, исторических и филогенетических условий» (материал этого рода был блестяще исследован Фрейдом); но оно же может осуществлять и позитивную компенсацию, предлагая индивиду своего рода «руководящий образ», который корректирует самоуничижительную установку и оптимизирует ориентацию сознания. Обе формы компенсации могут принести пользу. Предвосхищающую функцию сна следует отличать от его компенсаторной функции. Последняя означает, что бессознательное, вступая в связь с сознанием, «снабжает» его вытесненными элементами, без которых сознание неполно. «Компенсация, трактуемая как саморегуляция психического организма, целесообразна (то есть соответствует принципу финалистичности). Предвосхищающая функция — это заключенное в пределах бессознательного предвидение будущих достижений сознания, подобие предварительного упражнения или наброска»^[131].

Из всей юнговской концепции структуры снов, из того значения, которое Юнг придает осознанной ситуации, равно как и контекстуальной и позиционной значимости мотивов сновидения, из вневременной и внепространственной природы, приписываемой им снам, со всей очевидностью вытекает, что к его интерпретации снов — в противоположность фрейдовской — принцип причинности применим только в самом ограниченном смысле. «Рассмотрение сна с финалистической точки зрения... предполагает не столько отрицание причин сна, сколько иное толкование ассоциативного материала, скопившегося вокруг сновидения»^[132]. Кроме того, как мы вскоре убедимся, оно предполагает также иной метод истолкования. Юнга в первую очередь интересуют вовсе не действенные причины; он даже считает, что сны «часто бывают предвосхищающими', если такие сны рассматривать только с точки зрения причинности, в них не обнаружится никакого особенного смысла. На самом же деле они предоставляют безошибочную и многостороннюю информацию об обстоятельствах психической жизни пациента; понимание этой информации имеет величайшее терапевтическое значение». Сказанное относится в особенности к «исходным снам» — то есть к снам, которые снятся пациенту на ранних стадиях анализа; ибо «любой сон — это орган информации и контроля»^[133].

СНЫ КАК «СТРАНА ДЕТСТВА»

Процесс анализа направлен к «стране детства» — ко времени, когда нынешнее рациональное сознание еще не отделилось от исторической психической субстанции, то есть от коллективного бессознательного. Иначе говоря, цель анализа — возвращение не просто в «страну», из которой берут начало наши детские комплексы, но и в доисторическую «страну-колыбель» всех наших индивидуальных душ. Любому человеку так или иначе приходится покинуть «страну детства»; но слишком часто люди удаляются от исконной сумеречной психической субстанции настолько далеко, что это приводит к утрате естественных инстинктов. «В итоге происходит атрофия инстинктов и — что отсюда следует — неспособность ориентироваться в повседневной жизни. Отпадение от „страны детства" приводит и к другому последствию: „страна" эта становится средоточием чего-то абсолютно детского, постоянным источником инфантильных наклонностей и импульсов. Вторжения последних, естественно, воспринимаются сознательным разумом как нечто в высшей степени нежелательное, и поэтому он их систематически подавляет. Но именно систематический характер подавления способствует прогрессирующему отчуждению от первоисточника; „утечка" инстинкта в конечном счете переходит в „утечку" души. В итоге сознательный разум либо оказывается полностью затоплен инфантилизмом, либо вынужден постоянно и безуспешно защищать себя от такого затопления с помощью то ли аффектированного старческого цинизма, то ли горькой резиньяции. Мы должны ясно отдавать себе отчет в том, что несмотря на все свои достижения, рациональная установка современного сознания во многих важных для человека отношениях отличается инфантильной неприспособленностью и враждебностью жизни. Лишившись питательных соков, утратив гибкость и многогранность, жизнь взывает к повторному обретению своих первоистоков. Но о возвращении к последним можно говорить только при условии, что сознательный разум позволит увести себя обратно в „страну детства" и там, как и в прежние времена, получит направляющие импульсы со стороны бессознательного. Оставаться ребенком слишком долго — это значит впасть в инфантилизм; но не меньшим инфантилизмом следовало бы считать и такую установку, когда человек повзрослев, начинает утверждать, будто от детства ничего не осталось. Стоит нам вернуться в „страну детства", как нас охватывает страх перед угрозой инфантилизма — ведь мы не понимаем, что все психическое двулико. Одно из лиц смотрит вперед, другое — назад. Как все жизненные реалии, психическое по природе своей амбивалентно и, значит, символично.

Мы находимся на вершине сознания, по-детски веря в то, что дорога отсюда ведет все выше и выше, ко все новым и новым вершинам. Но путь от одной вершины к другой — это химерический радужный мост. Чтобы достичь следующей вершины, мы должны прежде спуститься в долину, где пути начинают расходиться... Противодействие сознательного разума сфере бессознательного и умаление последней были исторически необходимыми этапами развития психической субстанции человека, ибо если бы этого не произошло, сознательный разум так не пришел бы к возможности самодифференциации». Но сознание современного человека, пожалуй, слишком удалилось от своих истоков, то есть от бессознательного; мы забыли, что бессознательное функционирует не в согласии с нашими осознанными целями, а безотносительно к ним. «Поэтому сближение с бессознательным вызывает в цивилизованных людях панический страх, и притом не в последнюю очередь из-за угрожающих аналогий с душевной болезнью. Интеллект ничего не имеет против того, чтобы анализировать бессознательное как пассивный объект; деятельность подобного рода вполне согласуется с нашими рациональными ожиданиями. Но среднему современному европейцу явно не хватает смелости и способности позволить бессознательному идти своим путем; его страшит перспектива пережить его как нечто реальное. Европеец предпочитает просто-напросто не понимать эту проблему. Для духовно „хилого" человека невозможно придумать ничего лучшего, ибо проблема сама по себе не лишена скрытых опасностей. Переживание бессознательного — это тайна, поделиться которой можно лишь с очень немногими»^[134]

В психике современного человека сознательная сфера гипертрофирована; соответственно, подавленная, словно перекрытая со всех сторон плотинами область бессознательного грозит в любой момент прорвать препятствия и затопить сознательный разум. Вот почему потребность в том, чтобы интегрировать бессознательное в целостную психическую субстанцию, сделалась специфически западной и современной проблемой, имеющей ключевое значение не только для отдельных индивидов, но и для целых народов. Что же касается людей Востока и, вероятно, африканцев, то у них мы наблюдаем совершенно иное соотношение между сознанием и бессознательным.

Юнг придерживается мнения, что прежде чем иметь дело с материалом коллективного бессознательного, мы должны вывести инфантильное содержимое в область сознания и интегрировать его. Исследование нужно начинать с личностного бессознательного; прежде всего следует сделать его достоянием сознания»^[135] противном случае путь к коллективному бессознательному останется закрытым. Любой конфликт вначале должен быть проанализирован в свете опыта данной личности. Поначалу основное внимание должно быть обращено на самую интимную сторону жизни индивида и на связанное с ней психическое содержание; и лишь после этого человека можно развернуть лицом к универсальным проблемам бытия. Данный путь, ведущий к активации архетипов и объединению сознания и бессознательного или установлению должного равновесия между ними, и есть путь «исцеления»; технически же это путь, по которому движется интерпретация снов.

ЭТАПЫ ИНТЕРПРЕТАЦИИ СНОВ

Обобщим сказанное еще раз. Техника анализа снов подразделяется на следующие этапы: описание ситуации сознания на данный момент времени; описание предшествовавших событий; исследование субъективного контекста и, в случае выявления архаических мотивов, сопоставление с мифологическими параллелями; наконец, в сложных случаях — сравнение с объективными данными, полученными из других источников.

С другой стороны, путь, преодолеваемый содержанием бессознательного, в общих чертах состоит из следующих этапов:

1) понижение порога сознания, что позволяет содержанию бессознательного всплыть на поверхность^[136]

2) выявление содержания сферы бессознательного в снах, видениях, фантазиях;

3) восприятие и фиксация этого содержания сознанием;

4) анализ, прояснение, истолкование и понимание смысла этого содержания;

5) интеграция этого смысла в контекст общей психической ситуации личности;

6) обретение, инкорпорация и разработка обнаруженного таким образом смысла;

7) достижение такой степени полноты и органичности инкорпорации «смысла» в психическую субстанцию, при которой он входит, так сказать, в плоть и кровь, то есть становится инстинктивно защищаемым знанием.

СТРУКТУРА СНОВ

Юнг обнаружил, что сны в большинстве своем выказывают определенное структурное сходство. В противоположность Фрейду, он считал, что каждый сон — это самодовлеющая целостность, драматическое действие, поддающееся членению на элементы пьесы греческого театра.

1. Место, время, действующие лица: это начало сна, которое часто указывает на обстановку действия и состав персонажей.

2 Экспозиция (постановка задачи). Здесь представляется центральное содержание сна: бессознательное обрисовывает тот вопрос, на который ему предстоит ответить в течение сна.

3. Собственно действие — своего рода «хребет» сна; здесь разворачивается «сюжет», действие движется к кульминации, трансформации или катастрофе.

4. Разрешение, итог сна, его осмысленное заключение и раскрытие заключенного в нем компенсаторного «посыла». Эта обобщенная модель, по которой строится большинство снов, образует основу для интерпретации^[137]. Сны, не содержащие разрешения, указывают на трагический ход развития жизни индивида; но такие сны образуют весьма специфическую категорию и их не следует смешивать со снами, лишенными разрешения потому, что рассказчик не может его вспомнить или не все о нем рассказывает. Излишне говорить, что психотерапевту очень редко удается с самого начала получить полный отчет о сновидении. Часто для того, чтобы полностью раскрыть структуру сна, ему приходится провести тщательное исследование.

ПРИНЦИП ОБУСЛОВЛЕННОСТИ

В целях истолкования снов Юнг использовал так называемый принцип обусловленности^[138]. «При таких-то и таких-то условиях может возникнуть такое-то и такое-то сновидение»^[139]; все определяется сложившейся к данному моменту ситуацией со всеми наличествующими в ней условиями. С точки зрения принципа обусловленности одни и те же проблемы и причины в зависимости от контекста могут быть наделены совершенно различным смыслом; не следует, отвлекаясь от реальной ситуации и реальных обстоятельств, закреплять за одним и тем же явлением один и тот же смысл.

Принцип обусловленности — это расширенная форма принципа причинности, то есть поливалентная интерпретация причинных отношений. Это попытка «постижения строгой причинности через разнообразно взаимодействующие условия, попытка расширенного понимания простого смысла причинно-следственных отношений через многослойный смысл отношений между следствиями. Таким образом, причинность в общем смысле не опровергается; она просто приспосабливается к разнородному материалу живого»^[140] и, значит, расширяется и дополняется. Соответственно, смысл того или иного мотива сновидения объясняется не только на основании его причинных связей, но и через его «позиционную значимость»^[141] в общем контексте сна.

МЕТОД АМПЛИФИКАЦИИ

Вместо того, чтобы работать со «свободными ассоциациями», Юнг использовал метод, названный им методом амплификации (усиления, расширения). По его мнению, хотя свободные ассоциации в конечном счете «всегда приводят к комплексу, мы не можем быть уверены, что именно данный комплекс и составляет настоящий смысл сна... Конечно, мы всегда можем так или иначе добраться до наших комплексов, поскольку они являются полюсами притяжения для всего остального психического материала»^[142]. Но бывает и так, что сон указывает на нечто прямо противоположное содержанию комплекса: с одной стороны, на естественную функцию, которая могла бы избавить индивида от его комплекса, с другой же стороны — на путь, который мог бы избрать этот индивид. В противоположность фрейдовскому методу reductio in primam figuram («редукции к исходному»), амплификация является не просто непрерывной, ведущей в прошлое цепочкой ассоциаций, а процессом, благодаря которому содержание сна расширяется и обогащается через привлечение аналогий. Метод амплификации отличается от метода свободных ассоциаций также и в том отношении, что источником ассоциаций здесь, наряду с пациентом или лицом, рассказывающим собственный сон, является сам аналитик. Аналогии, предлагаемые аналитиком, часто определяют направленность ассоциаций, возникающих у пациента. При всем своем богатстве и разнообразии такие аналогии и образы всегда родственны содержанию сна; что же касается свободных ассоциаций, то в нашем распоряжении нет никаких способов контролировать их поток и предотвращать его «растекание» в стороны, весьма далекие от содержания сна.

Итак, амплификация — это ограниченный, контролируемый и направляемый ассоциативный процесс, который так или иначе вращается вокруг смыслового ядра сновидения и тем самым помогает аналитику нащупать это ядро. «Амплификация приносит пользу в тех случаях, когда приходится иметь дело со СМУТНЫМИ, неясными переживаниями, которые можно понять только поместив их в определенный психологический контекст (что. в свою очередь, требует их расширения, увеличения их объема). Именно поэтому, толкуя сны в духе аналитической психологии, мы прибегаем к амплификации: ведь сон — это очень тонкий намек, который чрезвычайно сложно понять, не обогатив его определенным набором ассоциаций и аналогий»^[143].

Пользуясь методом амплификации, мы выбираем те или иные аналогии не на основе временного совпадения или какого-либо научного, исторически обусловленного критерия, а потому, что их смысловое ядро идентично содержанию исследуемого сна или в каком-то отношении походит на него. Принимая в качестве данности, что все, когда-либо выраженное человеком в словесной или образной форме (независимо от того, было ли это сделано под воздействием вдохновения, родилось ли в рамках традиции или в процессе научного исследования), обладает абсолютной психической реальностью, мы можем утверждать, что любая аналогия помогает уточнить, объяснить и подтвердить наше толкование мотивов сновидения постольку, поскольку она указывает на те же архетипические представления. Такая амплификация представляет собой новый и плодотворный научный метод исследования психологем, мифологем и самых разнообразных психических структур.

Амплификацию следует применять к любым элементам сновидения — если только мы хотим сформировать для себя некую общую картину, на основании которой можно было бы расшифровать скрытый «смысл». В рамках юнговского метода амплификации различные мотивы сна «обрастают» родственными образами, символами, легендами, мифами и т. п., в результате чего постепенно выявляются их самые различные аспекты и возможные смыслы; в конечном счете это приводит к полному прояснению их значения. Полученные смысловые элементы связываются друг с другом, и в итоге формируется непрерывная цепь мотивов сна, а сам сон, как некое единство, становится доступен окончательной верификации. Диаграмма 2 в общих чертах иллюстрирует этот процесс.

Диаграмма 2

А, Б, В, Г - отдельные мотивы

Д, Е - смысловые элементы (мотивы сна), например:

А - рог, Б - зверь, Д - рогатый зверь Ж - сон в целом как осмысленное единство,

аналог мифологемы 3 - точки соответствия

РЕДУЦИРУЮЩАЯ ИНТЕРПРЕТАЦИЯ

На диаграммах 3 и 4 в самом общем виде сопоставлены метод амплификации и метод «редукции к исходному». В обоих случаях процесс интерпретации начинается с четырех исходных содержательных элементов сна: А, Б, В, Г. Благодаря использованию амплификации они сочетаются во всех направлениях, с учетом всех возможных аналогий; их ассоциативное поле расширяется, что приводит к максимально полному прояснению их смысла. Если, например, в качестве элемента сна выступает фигура реального отца, амплификация может обогатить и расширить ее до масштабов идеи «отцовства» как такового.

Используя редуцирующий метод интерпретации — который исходит из того, что различные элементы сна суть следствия искажения содержания, первоначально выглядевшего иначе, — мы попадаем в ловушку причинных связей. Ретроспективно продвигаясь по цепочке свободных ассоциаций, мы возвращаем все четыре пункта к единому пункту X, которому они будто бы обязаны своим происхождением и который они «искажают» или «маскируют». Таким образом, амплификация выявляет все возможные смыслы четырех точек (мотивов) сна для рассказчика в его реальной жизненной ситуации, тогда как редукция всего лишь возвращает их назад, к исходной «точке комплекса».

Диаграмма 3

А, Б, В, Г — элементы сна

Узловые точки сети взаимосвязей, на которые указывает стрелка,

представляют отдельные параллели или амплификации

Диаграмма 4

А, Б, В, Г — элементы сна

X — первоначальная фигура.

Различные ассоциации отмечены узловыми точками, на которые указывает стрелка.

Фрейд со своей редукцией задается вопросами «почему?» и «откуда?», тогда как Юнг, со своим методом толкования снов, в первую очередь интересуется вопросом «зачем?», «с какой целью?»: каковы были намерения бессознательного, что оно хотело сообщить индивиду, посылая ему этот сон? Например, интеллектуалу снится, будто он проходит под большим мостом-радугой. Его удивляет, что он идет под мостом, а не по нему Сон стремится показать, что избранный этим человеком способ разрешения личных проблем нереален, и указывает ему верный путь — не по мосту, а под мостом^[144]. Для интеллектуалов, предполагающих, будто они вполне могут игнорировать собственную инстинктивную природу и строить свою жизнь на чисто рассудочных, рациональных основаниях, подобные намеки часто оказываются весьма уместны. Как видим, этот сон служит предостережением, призванным открыть человеку глаза на его реальную психическую ситуацию.

ДИНАМИЧЕСКИЙ АСПЕКТ СНА

Конечно, действительный смысл сна во всех его подробностях может быть раскрыт только в процессе детального анализа, следующего путями, описанными выше. Но даже из немногого уже сказанного явствует, что сон имеет определенную «цель», состоящую в раскрытии неких обстоятельств, существования которых сновидец либо не сознает, либо не хочет сознавать^[145]. Объяснить такие сны нетрудно, ибо это своего рода притчи, в которых сразу же обнаруживаются предостерегающие знаки. Последние выражают динамические тенденции бессознательного, то есть силы, стоящие за сновидением и его зримыми элементами. Благодаря этим силам в сознание вливаются новые содержательные элементы; сознание определенным образом реагирует на них и, соответственно, модифицирует силовое поле бессознательного. Динамический процесс, не выявляемый в рамках одного сна, но легко прослеживаемый в серии снов, нейтрализует прерывность аналитических сеансов и обеспечивает возможность осуществлять анализ с большими перерывами между сеансами. Как уже говорилось, динамика процесса имеет цель и смысл; если какой-то отдельный сон был истолкован ложно, за ним непременно последуют другие сны, которые исправят ошибку и вновь выведут аналитика на верный путь.

Согласно упомянутому выше принципу сохранения энергии, в психической субстанции ничто не теряется бесследно. Между всеми ее элементами происходит энергетический взаимообмен; все они интегрированы в осмысленное, но при этом пребывающее в постоянном развитии целое. «Деятельность бессознательного никогда не прерывается; комбинируя свой материал, бессознательное действует в интересах будущего. Ни в чем не уступая сознательному разуму, оно продуцирует подпороговые сочетания, способные предвосхищать ход событий — причем продукты бессознательного куда более утонченны и разнообразны, чем сочетания, порожденные сознанием. Именно поэтом'/ бессознательное может служить человеку единственным в своем роде проводником — при условии, что он сумеет удержаться от соблазнов и не позволит завести себя на ложный путь». В сновидениях мы распознаем признаки, характеризующие не только ситуацию рассказчика на данный момент времени, но и прогресс (или отсутствие такового) в аналитическом процессе. Зафиксированные вне контекста и без учета сведений о рассказчике, сны вполне могут показаться бессмысленными. Но будучи поняты и должным образом разработаны, они могут оказать исключительно сильное, даже освобождающее воздействие на индивида, чьи проблемы они выражают и разъясняют. «На бумаге толкование снов может казаться произвольным, туманным или просто ложным; но в действительной жизни то же самое часто выглядит как драма, характеризующаяся непревзойдённым реализмом»^[146].