Я не предполагаю, что нашел лучшую философию, но я знаю, что познал истинную философию.

Барух Спиноза родился 24 ноября 1632 года в Амстердаме в семье торговца. Уже в 15 лет он овладел древнееврейским языком, усвоил библию и талмуд, другие священные книги. Все это отнюдь не укрепило его веру, а напротив, породило скептицизм в отношении религии, стимулировало жажду знаний. В своем стремлении к знани­ям Спиноза нашел большую поддержку в учении Джордано Бруно, философии Бэкона, Гоббса и особенно Декарта, хотя со многими по­ложениями французского философа не был согласен.

В результате Спиноза вошел в противоречие с синагогой и 27 июля 1656 года был изгнан ею как отступник. Он покинул Амстердам, заменил свое имя на имя Бенедикт, по сути дела, отказался от общественной жизни, обрек себя на одиночество, и поскольку он овладел искусством изготовлять оптические линзы, этим стал зарабатывать себе на жизнь.

В 1670-м г. Спиноза анонимно опубликовал свою первую работу «Богословско-политический трактат». В ней он отстаивал свободу мысли, право критиковать библейские основы веры, доказывал неправомерность всякой церковкой власти; по его мнению, государство должно, обязано гарантировать свободу личным убеждениям, как религиозным, так и научным, и т.д.

Что касается позитивных воззрений на природу Бога, материю и т.п., то Спиноза выразил их следующим образом; Бог – не внешняя, но внутренняя, свободная и необходимая причина всех вещей. Все вещи живут и находятся в Боге. Своим критикам, утверждавшим, будто он отождествляет Бога и природу, Спиноза отвечает: если под природой понимать телесную материю, то мнение, будто я считаю Бога и природу одним и тем же существом, - ложно. Мир, природа - необходимое следствие деятельности Божества. Но я отрицаю происхождение мира, природы из акта воли Бога, аналогичной человеческой воле. Представлять Божественный Разум по аналогии с человеческим, только в увеличенном масштабе - нелепость. Совершенно также рассуждали бы треугольники и круги, если бы они могли говорить: Бог есть огромный треугольник, огромный круг. Не в догме и культе, не в чудесах и невежестве, а в мудрости учения, в справедливой и самоотверженной жизни обнаруживается истинная религия. В Иоанновом слове «мы пребываем в Боге, а Бог - в нас» содержится сущность благочестия, плод Святого Духа и выражение истинной католической веры.

Истина, полагает Спиноза, - не дело выбора, а дело понимания, она уясняет самое себя, как уясняет и заблуждение. Кто выбрал веру, тот верит и надеется, что он нашел лучшее. Напротив, кто ясно и отчетливо познает, тот считает свои убеждения не лучшими, чем убеждения других людей, а просто истинными, а противоречащие им - ложными. Поэтому, говорит он, я не утверждаю, что нашел лучшую философию, но знаю, что познал истинную философию, и если меня спросят, как я могу быть в этом уверен, то отвечу: в силу той же уверенности, с которой познаешь, что три угла треугольника равны двум прямым, ибо истина уясняет одновременно и себя самое, и заблуждение.

Спиноза решительно отверг идею свободы во­ли. По Спинозе, свободная воля как таковая - фикция; понятие ис­тинной свободы совпадает с понятием внутренней необходимости; его противоположность есть детерминированность извне. Когда лю­ди не знают детерминирующих причин, тогда они воображают, что действуют вообще без причины, по собственной воле; но, как очевидно, это - воображаемая свобода. Так, в своем трактате «Этика», Спиноза пишет: «Душа составляет известный и определенный модус мышления и, следовательно, не может быть свободной причиной своих действий, иными словами, не может иметь абсолютной способности хотеть или не хотеть; к тому или другому хотению она должна определяться причиной, которая в свою очередь определена другой причиной… и так до бесконечности».

И далее: «Достаточно будет взять за исходный пункт то, в чем все должны быть согласны; а именно – что все люди родятся не знающими причин вещей и что все они имеют стремление искать полезного для себя, что они и сознают. Первым следствием этого является то, что люди считают себя свободными, так как свои желания и свое стремление они сознают, а о причинах, располагающих их к этому стремлению…даже и во сне не грезят, ибо не знают их. Второе следствие – то, что люди все делают ради цели, именно ради той пользы, к которой они стремятся. Отсюда выходит, что они стремятся узнать только конечные причины совершившегося и успокаиваются, когда им укажут их… ».

Воля есть психический феномен, который сопровождает наши действия, но не причина их.

Если бы брошенный камень, сознавая свое движение, но игнорируя воспринятый толчок, мог говорить, он сказал бы: ничто не заставляет меня; летать, я делаю это по собственному стремлению. Так именно грудной ребенок относится к молоку матери, разгневанный человек - к мести, трусливый - к бегству; они воображают, что действуют свободно, потому что не знают, какими причинами обусловлены их влечения. Точно так же пьяницы, болтуны и бредящие в лихорадке считают свои речи за деяния свободной воли, подчеркивал Б. Спиноза.

В «Этике» он сформулировал восемь положений, позволяющих, по его мнению, уяснить вечный порядок мира.

1. Причина самого (самой) себя. Под причиной самого себя я разумею то, существо чего включает в себя существование, или то, природа чего может быть постигнута лишь как действительная (существующая).

2. Понятие конечного существа. Конечно то, что ограничивается чем-либо иным, ему подобным.

3. Субстанция. Субстанция есть то, что есть и постигается через самое себя, то есть, чтобы быть постигнутым, не нуждается в понятии другого существа.

4. Атрибут. Атрибут есть то, что разум познает как существенную принадлежность субстанции.

5. Модус. Модус есть то, что существует не в субстанции, а в чем-либо ином и постигается через иное.

6. Бог есть абсолютно бесконечное существо, т.е. субстанция, состоящая из бесконечно многих атрибутов, из которых каждый выра­жает вечную и бесконечную сущность.

7. Понятие свободы. Свободно то, что существует в силу простой необходимости своей природы и определяется к действию самим собою. Наоборот, необходимо то, что определяется чем-либо иным к такому или иному бытию или действию. (То есть Спиноза отрицает свободу, целевые понятия или конечные причины, утверждает непрерывно действующую причинность).

8. Понятие вечности. Вечно то, что постигается как необходимое следствие из простого определения вечного существа.

Итак, утверждает Спиноза, Бог - субстанция. Субстанция есть причина самой себя (causa sui). Субстанция вечна, ничем не ограничена, бесконечна. Субстанция одна; если бы их было несколько, они ограничивали бы друг друга. Из неограниченности Бога следует его единичность. Бог совершенен. Бога невозможно четко определить, ибо всякое определение есть отрицание, есть граница. Следовательно, Богу присущи все предикаты, которые выражают сущность бытия (иначе природа Бога была бы ограниченной и несовершенной). Будучи абсолютно бесконечным существом, Бог не может ни пребывать на небе в одиночестве, ни жить на Олимпе или в пантеоне в сообществе с себе подобными.

Эти суждения Спинозы, как очевидно, направлены против как политеизма, отрицающего единство Бога, так и против монотеизма, отвергающего Его бесконечность. Все, что есть, есть в Боге. Бог действует в силу своей природы, из необходимости своего существа. В нем свобода и необходимость совпадают. Из существа Бога вытекает, что порядок вещей от вечности определен быть таким и никаким иным. Поэтому в природе не может совершиться случайного события, не может существовать необусловленной или свободной воли. В природе все совершается по основаниям, но не ради цели. Все осуществляется действующими причинами, которые сами суть необходимое следствие, и ничто не осуществляется причинами конечными.

Вся природа, по Спинозе, делится на производящую и произведенную (natura naturans и natura naturata). Первая - Бог с его атрибутами, вторая - совокупность конкретных вещей природы. Богу как субстанции присущи протяженность и разум. Они существуют вечно, непосредственно ясны и являются атрибутами Бога, а не двумя различными, самостоятельными субстанциями (как, в частности, у Декарта). Бог может быть понят, объяснен лишь из его атрибутов, которых бесконечное множество. Конкретные же вещи постижимы исключительно как модусы этих атрибутов. Спиноза полагает: все то, что присуще субстанции или природе атрибута, то актуально беско­нечно (недоступно никакому измерению) и существенно необходимо (является причиной самого себя). Все вещи, проистекающие из субстанции и ее атрибутов, то есть конечные вещи (модусы), потенциально бесконечны, к ним можно примерить какую угодно величину. В частности, движение и покой - признак потенциальной бесконеч­ности всей совокупности модусов протяженности. Каждый же конкретный модус протяженности характеризуется определенными пропорциями движения и покоя.

Человек - также модус атрибутов Бога; он - конечное, мыслящее и протяженное существо, т.е. душа и тело. Тело и душа как проявле­ния атрибутов протяженности и мышления независимы друг от друга. Ни тело не может определить душу к мышлению, ни душа не может определить тело ни к движению, ни к покою. Природа, сущность души состоит в образовании идей, представлений о мире вещей. Спиноза выделяет три способа представления: мнение, веру и ясное, отчетливое познание. Чувственный опыт - ограниченный опыт, он дает знание субъективное, смутное и искаженное. Образы, которые формируются на его основе, большей частью носят ассоциативный характер. Так, конские следы вызывают у солдата мысль о всаднике и войне, у крестьянина - мысль о плуге и пашне. Мнения, которые возникают на основе чувственного познания, не постоянны, рождают изменчивую любовь к преходящим и мнимым благам мира и нена­висть ко всему, что препятствует их достижению. Вера в авторитеты, базирующаяся на суждениях и умозаключениях, также не дает адекватного знания, она рождает традиционную любовь и традиционную ненависть (детская любовь, патриотизм, религиозная и национальная вражда); из веры проистекают благие желания, представление о том, что должно быть.

Ясное и отчетливое знание - это представление о том, что есть. Оно уясняется не из умозаключения, оно непроизводно, первично, достоверно само по себе. Его основа - интеллектуальная интуиция.

Наряду с различением представлений по степени их совершенства Спиноза различает также рассудок и разум. Рассудок - это дискурсивное, умозаключающее познание, разум же - непосредственное, интуитивное познание. И если сущность Бога и вытекающие из нее идеи запечатлены в душе, разуме человека непосредственно, то конкретные вещи как совокупность модусов познаются посредством чувственно-абстрактного познания.

В разуме, в интеллектуальной интуиции человек соединяется с объектом, наслаждается им. Истинное наслаждение, блаженство доставляют познание Бога и вытекающая из него любовь к Богу, Это и есть высшая цель жизни, это и есть свидетельство подлинного совершенства человека.

Я познаю, пишет Спиноза, что все совершается в силу могущества Бога по неизменной необходимости, и это убеждение доставляет мне величайшее удовлетворение и величайшее душевное спокойствие. Вечно лишь целое, вечен в целом порядок вещей, который по­стигается в порядке идей; это познание вечно, ибо оно есть необходимое следствие Бога. Мой дух вечен, поскольку он равносилен этому познанию, и, наоборот, во всем остальном он преходящ. Мои ясные идеи суть модусы божественного мышления, мое ясное познание есть божественное мышление во мне. Бесконечному разуму соответствует бесконечная интеллектуальная любовь, которой Бог любит самого себя. Поэтому моя любовь к Богу есть непосредственно любовь Бога к самому себе. Любовь к Богу есть также любовь людей между собой. Люди вечны лишь в познании, в любви к Богу. Вместе с тем, полагает Спиноза, люди подвержены страстям (аффектам) и вытекающим из них вожделениям. Страсти зависят от наших представлений. Все страсти, приковывающие человека к преходящим и суетным вещам, дурны. Они делают человека несчастным. Напротив, страсти, опирающиеся на истинное, ясное и отчетливое познание, прежде всего на познание Бога, являются хорошими. Они приносят людям радость и любовь. Добродетельны те, подчеркивает Спиноза, кто имеет ясную идею Бога, напротив, нечестивы те, кто не имеет идеи Бога, а лишь идеи земных вещей, которыми руководится их поведение и мнение.

Примечательно, что если Декарт объяснял страсти исходя из идеи свободной воли, независимой от познания, то Спиноза отрицает свободу воли, рассматривает страсти как психическое состояние, обусловленное степенью познания. Он убежден: познав обманчивость тех или иных страстей, человек в состоянии от них избавиться.

Возражая Декарту, который считал, что если бы воля определялась знанием, то при равном воздействии двух противоположных истин человек оказался бы в положении Буриданова осла и умер бы между двумя одинаковыми охапками сена, Спиноза заявлял, что истинная идея - всегда утверждение себя самой и отрицание своей противоположности.

Мерилом истины является сама истина, ибо истина - знание ясное и достоверное, «Поистине, как свет обнаруживает себя самого и тьму, так и истина есть свидетельство себя самой и заблуждения». Из природы разума вытекает, что он рассматривает вещи не как случайные, а как необходимые. Из природы разума вытекает, что он постигает вещи «как бы под формой вечности».

В духе нет абсолютной или свободной воли, дух определяется к тому или иному хотению причиной, которая в свою очередь определена другой... и так далее до бесконечности. Более того, Спиноза подчеркивает; «Воля и разум суть не что иное, как отдельные волевые акты и идеи. Но так как отдельный волевой акт и идея суть одно и то же, то и воля и разум суть одно и то же». Мы живем разумно, когда наша воля, наше стремление обусловлены нашим разумом. Человек действует добродетельно лишь постольку, поскольку он определяется к действию своим познанием. Именно поэтому мудрый, считает Спиноза, могущественнее человека, который лишен познания, ибо человек без познания дает себя двигать различным внешним причинам в разные стороны; поэтому он никогда не достигает истин­ного душевного спокойствия. Мудрый, как таковой, не движим ника­кой страстью; он, познавая себя самого, Бога и мир, как бы исполнен вечной необходимости, и поэтому сам вечен, наслаждаясь постоян­ным душевным спокойствием.

К сожалению, таких людей мало, ибо все прекрасное столь же трудно, как и редко. Разумеется, считает Спиноза, познание добра является более могущественным мотивом поведения человека, чем познание зла. Однако наслаждение мгновением сильнее (ибо, как говорил Экклезиаст, кто умножает познание, тот умножает скорбь); поэтому человек, одобряя лучшее, часто следует худшему.

К. Фишер, исследователь творчества Спинозы, высоко оценивая мысль философа о том, что познание единства нашего духа с Богом, со Вселенной есть высшее благо, чистая радость, исключающая всякую печаль, писал в этой связи: «Любовь, которая тождественна с познанием, есть неомраченное и поэтому бескорыстное настроение мыслящего духа, который погруженный в созерцание вечного, забывает свое временное бытие и обнаруживает свою собственную вечность. Сердце успокаивается от бури страстей, воля освобождается от смущающих вожделений, и душа находится в состоянии совершенно чистой, созерцательной преданности. Эта любовь есть воскресный отдых духа. Здесь веет "мирной радостью",... которою наслаждались наши лучшие умы, в которой Гёте отдыхал от жизненных бурь и черпал силу для отречения, которое стало его жизненной мудростью, отречения сильного и решительного, которое избавляет от всякой частичной покорности судьбе; в этой радости Шлейермахер, когда представления детского возраста исчезли перед его испытующим взором, вновь обрел существо религии и благочестия. Я не мог бы лучше выразить это совершенное и чистое созерцательное настроение духа, которое Спиноза назвал любовью к Богу, чем словами гетевского Фауста, который вернулся из мирской суеты в созерцательную тишину своей рабочей комнаты. "Уснули ныне все дикие влечения с их непокорной жизнью, теперь пробуждается любовь к людям и любовь к Богу!"»[76].

Что касается социологических воззрений Спинозы, то его исходный пункт таков: общество - естественно-правовое соединение людей, В этой связи он отклоняет как крайние точки зрения Т. Гоббса и Ж.-Ж. Руссо: Гоббс уничтожает естественное право, подчиняя его государственному, Руссо абсолютизирует естественное право.

Спиноза считает, что человеческая жизнь прочна тогда, когда эгоистические силы отдельных людей соединяются и таким путем образуют состояние общей силы и общих прав. Лишь общее право прочно, лишь общее право действительно. Поэтому действительное естественное право может иметь место лишь в обществе.

Государство должно гарантировать естественные права личностей; оно может их ограничивать только в той мере, в какой это требует обеспечение существования всех. Правители - не тираны, а лишь начальствующие лица, люди, объединенные в государстве, - не подданные, не рабы, а граждане. Спиноза считает наиболее согласующейся с природой человека демократическую форму правления: «Ибо здесь никто не передает своего естественного права другой личности, с тем, чтобы потерять самому всякое дальнейшее участие в общественных совещаниях, но он передает его большинству всего общества, часть которого он сам составляет». И при этом устройстве, подчеркивает Спиноза, все остаются равными, как прежде, в естественном состоянии.

По мнению Спинозы, не должно быть государственной религии, ибо религия - это отношение человека к Богу, а государство есть отношения людей между собой. Безопасность есть добродетель государства, но свобода духа есть личная добродетель.

ГОТФРИД ВИЛЬГЕЛЬМ ЛЕЙБНИЦ

Монады – субстанциальные формы, первичные силы, которые содержат в себе не только акт возможности, но и первичную деятельность.

Готфрид Вильгельм Лейбниц - выдающийся мыслитель, ученый и организатор науки. Универсальный ум, стремившийся разрешить и объединить все противоречия: внутри философии, религии, между философией и религией_; в сфере политики. Всю свою жизнь он боролся за политическое равновесие; в Европе - против имперских устремлений Людовика XIV, в мире - против Турции, стремившейся навязать свою волю Европе. Идея целого, идея всеобнимающей мировой гармонии - вот черта, вот свойство его универсального ума. Подобно своим предшественникам Декарту и Спинозе, Лейбниц - рационалист. Он считает, что реальные связи мира по структуре тождественны связям логическим, а причины - умопостигаемым основаниям.

Вместе с тем Лейбниц – глава немецкого просвещения соединившего, по характеристике К. Фишера, в отличие от англо-французского просвещения, естественный свет разума с естественной моралью. Его духовный сын - Лессинг, стремившийся, подобно Лейбницу, охватить, объединить одной универсальной идеей различные, многообразные тенденции и традиций в духовной культуре.

В сущности, философия Лейбница - завершение философии Нового времени, она - мост «от чистого натурализма Спинозы» к «чистому морализму Канта» (К. Фишер).

Лейбниц родился 21 июня 1646 г. в Лейпциге, с детских лет он увлекался историей древнего мира. Как он о себе пишет, мысли великих греков и римлян Цицерона и Сенеки, Плиния, Геродота, Ксенофонта, Платона и других воодушевляли его именно потому, что выражали всю человеческую жизнь в одной картине, а также потому, что они имели гибкие и ясные формы, соответствующие самому предмету. С тех пор, подчеркивает Лейбниц, в нем прочно утверди­лись два принципа: всегда искать в словах и образе выражения мыс­лей ясности, а в вещах - пользы.

В школьные годы он изучает греческий и латинский языки. Серьезно относится также и к изучению логики. Позднее, в автобиографических записках Лейбниц писал: «Я стою на том, что плохая голова, обладая вспомогательными (логическими. – Б.Б.) преимуще­ствами и упражняя их, может перещеголять самую лучшую, подобно тому, как ребенок может провести по линейке линию лучше, чем величайший мастер от руки».

Логика, подчеркивал он, дает порядок и связь мыслей. Уже Платон назвал искусство логического деления прометеевым огнем науки.

В 1661 г. в возрасте 15 лет Лейбниц поступает в Лейпцигский университет; изучает юридические науки, философию. Сопоставляя взгляды схоластов и философов Нового времени, констатирует, что первые объясняют вещи с помощью понятий цели, субстанциальных форм, конечных причин, вторые - посредством понятий механической причинности.

Лейбниц отдает предпочтение аристотелевской традиции. Во всяком случае он полагает, что «новые философы» недооценили Аристотеля, Ф. Аквинского и других философов-схоластов: «Все, что Аристотель говорил относительно материи, формы, природы, места, бесконечности, времени, движения, по большей части является точным и доказанным. Кто не признает, например, понятия субстанциональной формы, по причине которой субстанция одного тела отличается от субстанции другого? Кроме того, нет ничего более истинного, чем понятие первоматерии»[77]. Сокровищницу важнейших и абсолютно доступных доказательству истин можно найти и в учении Фомы Аквинского, считает Лейбниц.

После завершения учебы в университете Лейбниц дважды пытается защитить докторскую диссертацию и дважды ему отказывали. Причина - молод. Это «задело» его, и он уезжает в Нюрнбергский университет в Альтдорфе, где в 1666 г. в возрасте 20 лет блестяще защищает диссертацию и становится доктором права.

Вскоре он переезжает в Нюрнберг. Некоторые его близкие друзья были членами общества розенкрейцеров, известного в то время в этом городе. Любопытство побудило Лейбница вступить в это общество, ему захотелось узнать тайны этого мистического союза. Он прочитал массу книг по алхимии, выписал из них наиболее «темные» места и на их «основе» опубликовал статью. Розенкрейцеры приняли Лейбница в свое общество и даже сделали его секретарем общества, хранителем его тайн.

Из Нюрнберга Лейбниц переезжает в Майнц. Здесь он пишет статью «Свидетельство Природы против атеистов». Ее цель - опровергнуть атеизм при помощи натурализма, на который атеисты опираются. Одна капля из кубка философии отвращает от Бога; если же осушить весь кубок до дна, то снова вернешься к Богу. Лейбниц вторит этому изречению Бэкона. У современников укоренился взгляд, что познание природы якобы ослабляет веру, что основоположения религии следует искать не в познании вещей, а лишь в общественном договоре и историческом предании (так, в частности, полагал Т. Гоббс). Лейбниц считает, что вопреки Демокриту и Эпикуру, Гассенди, Бэкону, Гоббсу и др. философам факты и явления вещественного мира в их определенных величинах, формах и движениях отнюдь не вытекают из «голых» свойств природы тел и требуют для своего объяснения невещественной причины; причины, которая образует, движет, приводит в порядок силы, которой присущи единст­во, разумность, мудрость и могущество, т.е. именно качества Бога.

Из Майнца Лейбниц на некоторое время уезжает в Париж. В Париже он открыл дифференциальное исчисление. Он сделал это двумя годами позднее Ньютона, но на основе другого метода, а именно «с помощью разностей между числами» (в то время как Ньютон - при помощи приращения линий), приняв во внимание, что «при беско­нечно возрастающих величинах эти разности становятся совершенно ничтожными по сравнению с разноствующими величинами, продол­жая в то же время существовать в рядах чисел».

После Парижа Лейбниц обосновался в Ганновере и в течение 40 лет - с 1676 года до своей смерти 14 декабря 1716 года - служил при ганноверском дворе. Двор, как это часто бывало (и бывает с власть имущими), оказался неблагодарным. Лейбниц умер в бедности. Как писал один из современников: «Этот человек составил славу Германии, а его похоронили как разбойника». Только Парижская академия наук торжественно почтила память Лейбница.

Главные философские произведения Лейбница - «Новые опыты о человеческом разуме» и «Теодицея», имеющая подзаголовок «Рассуждения о благости божией, свободе человеческой и начале зла». «Теодицея» вышла в свет в 1710 году и была единственной из крупных работ Лейбница, опубликованных при его жизни. Кроме того, Лейбниц оставил огромное эпистолярное наследие: свыше 15 тысяч писем к тысяче адресатов на французском, немецком и латинском языках.

* * *

Лейбниц отвергает дуализм Декарта, положение Спинозы о еди­ной субстанции. Он считает, что существует сила как метафизиче­ский принцип, определяющий сущность явлений мира. Сила мысли­ма только как субстанция, и субстанция может мыслиться только как сила. Причем нет единой субстанции. Если бы существовала одна субстанция, то она была бы единственной силой; все вещи в таком случае были бы бессильны и бездейственны. Но вещи многообразны и активны, следовательно, им присущи силы. Более того, они сами силы и, следовательно, субстанции. Субстанции - это простые сущ­ности, единицы, или монады (от греч. monas - единица), это фор­мальные атомы или субстанциональные формы, утверждает Лейбниц, подчеркивая сходство своего понятия «субстанция» с соответствую­щим понятием Аристотеля. Да, отмечает Лейбниц в «Новой системе природы» первоначально я «обратился к пустому пространству и атомам - вещам, наиболее пригодным для удовлетворения воображе­ния». Однако затем, продолжает он, «я убедился, что невозможно найти принцип истинного единства в одной только материи, иначе говоря, в том, что является исключительно пассивным, ибо она пред­ставляет собой всего лишь бесконечное сцепление частей. Но все же множество может обрести реальность только из действительных еди­ниц... дабы найти эти реальные единицы, я был принужден прибег­нуть к атому формальному, ибо что-либо материальное не может быть в одно и то же время и материальным, и совершенно недели­мым, иными словами, обладать истинным единством. Таким образом, пришлось снова обратиться к субстанциональным формам... Я нашел, что природа этих форм состоит в силе; а отсюда вытекает нечто аналогичное сознанию и стремлению и, следовательно, их нужно понимать наподобие того, как мы представляем себе душу. Но как к душе нельзя прибегать для объяснения частностей в устройстве тел живот­ных, точно так же, я думал, нельзя прибегать к этим формам для объ­яснения частных проблем природы, хотя они и необходимы для уста­новления общих истинных принципов. Аристотель называет их пер­выми энтелехиями. Я, может быть, более понятно, называю их пер­вичными силами (forses primitius), которые содержат в себе не только акт или осуществление возможного, но и первичную деятельность».

Возможность представляет собой материю, деятельность - фор­му, разъясняет далее Лейбниц свое понимание силы. Принцип мате­рии проявляет себя как тело, принцип формы - как душа. Телу при­суща только механическая, душе - живая деятельность. Механиче­ская деятельность объясняется при посредстве понятия действующих причин, живая - при посредстве конечных (телеологических) причин.

Идее цели, конечной, телеологической причины Лейбниц прида­ет большое значение. Он критикует Анаксагора, философов Нового времени (в частности Декарта), которые, по его мнению, недооцени­вали принцип целеполагания при объяснении жизни, чрезмерно апеллировали в трактовке жизненных явлений к механическим при­чинам. Лейбниц ссылается на Сократа, который в платоновском Федоне, полемизируя против Анаксагора и других материалистически настроенных мыслителей, говорит: «Это похоже на то, как если бы кто-нибудь вздумал сказать про меня: Сократ сидит в тюрьме и ждет чаши с ядом, он не убежит к беотийцам или другим народам, где мог бы спастись! Почему? Потому что у него такие кости, мускулы и су­хожилия, которые могут так гнуться, как нужно для того, чтобы си­деть. Клянусь богами! Эти кости и мускулы не были бы здесь, если бы моя душа не решила, что гораздо достойнее Сократа перенести то, что повелевают законы его отечества».

Для понимания законов жизни живого существа недостаточно материальных причин, необходимо прибегнуть к конечным причинам, не зависящим от принципа необходимости, а зависящим прежде всего от принципа соответствия, т.е. мудрого выбора, подчеркивает Лейбниц в «Началах природы и благодати». Бог - единая простая мо­нада; все монады возникают из беспрерывных излучений Бога. Тела суть агрегаты монад. Монада как духовная сущность, энтелехия, душа характеризует тело, в отличие от тела она целостна и неделима. Бог, будучи самой совершенной монадой, необходимо существует, иначе он не был бы совершенным существом. Как очевидно, Лейбниц прибегает к онтологическому доказательству бытия Бога. Бог «не может не существовать», ибо «ничто не может препятствовать возможности того, что не влечет за собой каких-либо ограничений, отрицаний, а значит, и противоречий; «одного этого достаточно, чтобы a priori признать существование Бога». Бог - единственно необходимое бытие, могущее быть, т.е. единственное существо, в котором совмещаются сущность и существование[78].

Лейбниц доказывает, что своим учением о монадах он преодолевает спор реалистов и номиналистов, ибо, по его мнению, монада -не просто индивидуальность, но вместе с тем и духовная сущность.

Монады, поскольку они сотворены Богом, вечны; уничтожить их может только Бог. Если Декарт утверждал, что в природе всегда сохраняется одно и то же количество движения, то Лейбниц считает, что в природе всегда сохраняется одно и то же количество движущейся силы. В монадах заключены вся действительность, весь мир. Кроме них в природе ничего нет. Нет пустого пространства, пустот времени, нет бесформенной материи. «Пространство представляет собой порядок размещения тел, посредством чего они, сосуществуя, обретают определенное местоположение относительно друг друга; таким же образом и время - аналогичный порядок, относящийся к последовательности тел. Но если бы не было живых созданий, про­странство и время остались бы только в идеях Бога». - отмечает Лейбниц. По его мнению, «...каждую часть материи можно рассмат­ривать как сад, полный растений, как пруд, полный рыб. Но каждая ветка растения, каждый член животного, каждая капля его соков есть опять такой же сад, опять такой же пруд. И если земля и воздух меж­ду растениями сада или вода между рыбами пруда сами не растения и не рыбы, то все же эти промежуточные области полны той же жиз­нью... Таким образом, во вселенной нет ничего невозделанного, бес­плодного, мертвого, никакого хаоса, никакой путаницы...»

Вместе с тем монады замкнуты, непроницаемы, отличны друг от друга, существуют независимо друг от друга: «два листа, два яйца, два тела, две души никогда не бывают совершенно сходными...». В монадах, как образно выражается Лейбниц, нет окошек, через которые они могли бы что-нибудь воспринимать в себя извне, через кото­рые кто-нибудь извне мог бы заглянуть в них. И в то же время каждая монада с точностью выражает сущность всех остальных в силу суще­ствующих между ними связей, в силу предустановленной Богом гар­монии. «Всякая субстанция, - как целый мир, как живое зеркало Бога или же всей Вселенной, - отражает ее (вселенную) по-своему, особо, так же, как один и тот же город представляется по-разному в зависимости от местонахождения наблюдающего», - пишет Лейбниц в «Рассуждениях о метафизике».

В любом случае хаос и путаница во Вселенной только кажущиеся, снова и снова подчеркивает Лейбниц. «Ведь если смотреть издалека на пруд, то видно только неясное движение на воде плавающих в нем рыб, но не сами рыбы. На самом деле всякое живое тело обладает доминирующей энтелехией, образующей душу животных.., однако члены живого тела полны других живых существ, растений, жи­вотных, каждое из которых, в свою очередь, обладает собственной доминирующей энтелехией, или жизненным началом». В целом, «в самом ничтожнейшем, незаметнейшем существе взор, подобный Божественному, мог бы прочесть весь последовательный порядок вещей во Вселенной», отмечает философ.

Механизм предустановленной гармонии, согласованность между душой и телом Лейбниц поясняет на примере синхронного движения двух маятников часов различной конструкции. Когда маятники движутся синхронно, когда часы показывают одинаковое время? В трех случаях: 1) когда они согласованы таким образом, чтобы непременно качаться синхронно; 2) когда какой-нибудь человек регулирует их движения, делая их синхронными; 3) когда построены новые часы, идущие строго параллельно. Последний способ, по Лейбницу, наи­лучший. Точно так же, по мнению Лейбница, и согласованность между душой и телом можно обеспечить: 1) путем влияния одного из них на другое (этот способ... представляется необъяснимым); 2) посредством помощи Бога, если Он позаботится, в соответствии с положениями окказионализма, регулировать их движения... это было бы непрекращающееся чудо, несовместимое с Божественной мудро­стью и порядком вещей; 3) посредством точного саморегулирования каждой из двух сущностей, чтобы они могли действовать согласованно в силу собственной природы; последний способ - «самый прекрасный и более достойный Бога, и я назвал его «системой предуста­новленной гармонии», - пишет Лейбниц.

П. Бейль в своем «Словаре» возразил Лейбницу: предположим, что какая-то собака поедает пищу, испытывая при этом удовольствие, вдруг кто-то ударил ее палкой; удовольствие сменяется чувством боли. Как это объяснить, не прибегая к «окказиональным причинам»? Лейбниц разъясняет: в жизни собаки все эти случаи предусмотрены, предустановлены. Собака испытывает чувство боли, но это отнюдь не вызвано ударом палки. Удар и боль лишь совпадают; именно это совпадение предустановлено.

В сфере познания Лейбниц различает истины факта и истины разума. Истины факта - эмпирические, случайные истины. Они не всеобщи и не необходимы. Чтобы они существовали, они должны иметь достаточное основание.

Истина разума - это истины, которые основываются на принципе тождества, законе непротиворечия и исключенного третьего. Эти истины находятся в разуме Бога. Бог дает достаточное основание всему. Он – последняя причина вещей. Монады тем совершеннее, чем отчетливее их представление. Представление вообще - метафизический принцип; Лейбниц называет его перцепцией. Сознательное же представление, представление человека он называет апперцепцией. Как формируется сознательное представление? В нашем уме, утверждает Лейбниц, нет ничего, что уже не дремало бы в виде представления в темной душе. Ничто не совершается сразу. Природа не делает скачков. Существует закон сплошности. Он является причиной того, что путь от малого к большому и наоборот идет через промежуточную сферу, не минуя ни одной степени, ни одной частицы, что движение никогда не возникает непосредственно из покоя и не переходит непо­средственно в покой, это совершается только при посредстве замедления движения. В конечном счете наши заметные представления развиваются постепенно из таких, которые слишком малы для того, чтобы быть замеченными, подчеркивает Лейбниц.

В этой связи он в «Новом опыте о человеческом разуме» весьма остро критикует Локка, уподоблявшего сознание человека чистой доске; вместе с тем он не принимает и теорию врожденных идей Декарта. Его формула: «Нет ничего в разуме, чего бы раньше не было в чувстве разума, кроме самого разума».

По Лейбницу, интеллект и его деятельность a priori предшествуют опыту; понятия, такие, например, как «бытие», «единство», «тождество», «причина», «восприятие» и т.п., хотя и находятся в разуме, присущи ему только как наклонности, как естественные природные потенции. Лейбниц так разъясняет свою позицию: «Как можно отрицать то, что в нашем духе имеется много врожденного... Я воспользуюсь наглядным примером: возьмем глыбу мрамора с прожилками... Итак, если бы душа имела сходство с чистой доской, то истины, на­ходящиеся в нас, уподобились бы фигуре Геркулеса, которую надо высечь из глыбы мрамора, когда она абсолютно безразлична к тому, каку