Куда растет эмпириокритицизм?

Бросим теперь взгляд на развитие махизма после Маха и Авенариуса. Мы видели, что философия их есть окрошка, набор противоречивых и бессвязных гносеологиче­ских положений. Мы должны посмотреть теперь, как и куда, т. е. в каком направлении растет эта философия, — это поможет нам решить некоторые «спорные» вопросы пу­тем ссылки на бесспорные исторические факты. В самом деле, при эклектизме и

228__________________________ В. И. ЛЕНИН

бессвязности исходных философских посылок рассматриваемого направления совер­шенно неизбежны разнородные толкования его и бесплодные споры о частностях и ме­лочах. Но эмпириокритицизм, как всякое идейное течение, есть вещь живая, растущая, развивающаяся, и факт роста его в том или ином направлении лучше, чем длинные рас­суждения, поможет решить основной вопрос о настоящей сути этой философии. О че­ловеке судят не по тому, что он о себе говорит или думает, а по делам его. О философах надо судить не по тем вывескам, которые они сами на себя навешивают («позитивизм», философия «чистого опыта», «монизм» или «эмпириомонизм», «философия естество­знания» и т. п.), а по тому, как они на деле решают основные теоретические вопросы, с кем они идут рука об руку, чему они учат и чему они научили своих учеников и после­дователей.

Вот этот последний вопрос нас теперь и занимает. Все существенное сказано Махом и Авенариусом больше 20 лет тому назад. За это время не могло не обнаружиться, как поняли этих «вождей» те, кто хотел их понять, и кого они сами (по крайней мере Мах, переживший своего коллегу) считают продолжателями их дела. Чтобы быть точными, возьмем тех, кто сам себя называет учеником Маха и Авенариуса (или последователем их), и кого Мах зачисляет в этот лагерь. Мы получим, таким образом, представление об эмпириокритицизме, как о философском течении, а не как о собрании литераторских казусов.

В предисловии Маха к русскому переводу «Анализа ощущений» рекомендуется в качестве «молодого исследователя», идущего «если не теми же, то очень близкими пу­тями», Ганс Корнелиус (стр. 4). В тексте «Анализа ощущений» Мах еще раз «с удо­вольствием указывает на сочинения», между прочим, Г. Корнелиуса и др., «раскрыв­ших сущность идей Авенариуса и развивших их далее» (48). Берем книжку Г. Корне­лиуса «Введение в философию» (нем. изд. 1903 г.): мы видим, что автор ее тоже указы­вает на свое стремление идти по стопам Маха и Авенариуса (S. VIII, 32). Перед нами, следова-

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 229

тельно, признанный учителем ученик. Начинает этот ученик тоже с ощущений-элементов (17, 24), заявляет категорически, что он ограничивается опытом (S. VI), на­зывает свои воззрения «последовательным или гносеологическим эмпиризмом» (335), осуждает со всей решительностью и «односторонность» идеализма и «догматизм» как идеалистов, так и материалистов (S. 129), отвергает чрезвычайно энергично возможное «недоразумение» (123), будто из его философии выходит признание мира существую­щим в голове человека, заигрывает с наивным реализмом не менее искусно, чем Авена­риус, Шуппе или Базаров (S. 125: «зрительное и всякое другое восприятие имеет свое местонахождение там и только там, где мы его находим, т. е. где его локализирует на­ивное, не затронутое ложной философией сознание») — и приходит этот ученик, при­знанный учителем, к бессмертию и к богу. Материализм, — гремит этот урядник на профессорской кафедре, то бишь: ученик «новейших позитивистов», — превращает че­ловека в автомат. «Нечего и говорить, что он вместе с верой в свободу наших решений подрывает всю оценку нравственной ценности наших поступков и нашу ответствен­ность. Точно так же не оставляет он места и для мысли о продолжении нашей жизни после смерти» (S. 116). Финал книги: воспитание (очевидно, молодежи, оглупляемой этим мужем науки) необходимо не только для деятельности, но «прежде всего» «вос­питание для почтения (Ehrfurcht) — не перед временными ценностями случайной тра­диции, а пред нетленными ценностями долга и красоты, пред божеским началом (dem Göttlichen) внутри нас и вне нас» (357).

Сопоставьте с этим утверждение А. Богданова, что для идей бога, свободы воли, бессмертия души в философии Маха, при его отрицании всякой «вещи в себе» абсо­лютно нет (курсив Богданова) и «не может быть места» («Анализ ощущений», стр. XII). А Мах в этой самой книжке (стр. 293) заявляет: «нет философии Маха» и ре­комендует не только имманентов, но и Корнелиуса, раскрывшего сущность идей Аве­нариуса! Во-1-х, следовательно, Богданов абсолютно не знает «философии

230__________________________ В. И. ЛЕНИН

Маха», как течения, не только ютящегося под крылышком фидеизма, но и доходящего до фидеизма. Во-2-х, Богданов абсолютно не знает истории философии, ибо связать отрицание указанных идей с отрицанием всякой вещи в себе — значит издеваться над этой историей. Не вздумает ли Богданов отрицать, что все последовательные сторонни­ки Юма, отрицая всякую вещь в себе, как раз оставляют место для этих идей? Не слышал ли Богданов о субъективных идеалистах, отрицающих всякую вещь в себе и, таким образом, отводящих место для этих идей? «Не может быть места» для этих идей исключительно в философии, которая учит, что существует только чувственное бытие, — что мир есть движущаяся материя, — что известный всем и каждому внешний мир, физическое — есть единственная объективная реальность, т. е. в философии материа­лизма. За это, как раз за это, воюют с материализмом и рекомендуемые Махом имма-ненты и ученик Маха Корнелиус и вся профессорская современная философия.

Наши махисты стали отрекаться от Корнелиуса, когда им указали пальцем на непри­личие. Такие отречения не многого стоят. Фридрих Адлер, видимо, не «предупрежден» и потому рекомендует этого Корнелиуса в социалистическом журнале («Der Kampf», 1908, 5, S. 235 : «легко читаемое, заслуживающее высокой рекомендации сочинение»). Через махизм протаскивают в учителя рабочих прямых философских реакционеров и проповедников фидеизма!

Петцольдт без предупреждений заметил фальшь Корнелиуса, но его способ борьбы с этой фальшью — прямо перл. Слушайте: «Утверждать, что мир есть представление» (как утверждают идеалисты, с которыми мы воюем, не шутите!), «имеет смысл только тогда, если этим хотят сказать, что он есть представление говорящего или хотя бы всех говорящих (высказывающих), т. е. что он зависит в своем существовании исключи­тельно от мышления этого лица ила этих лиц: мир существует

* — «Борьба», 1908, тетрадь 5, стр. 235. Ред.

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 231

лишь поскольку это лицо его мыслит, и когда оно его не мыслит, мир не существует. Мы же, напротив того, делаем мир зависящим не от мышления отдельного лица или отдельных лиц или еще лучше и яснее: не от акта мышления, не от какого бы то ни было актуального (действительного) мышления, — а от мышления вообще и притом исключительно логически. То и другое смешивает идеалист, и результатом является агностический полу солипсизм, как мы его видим у Корнелиуса» («Einf.», II, 317 ).

Столыпин опроверг существование черных кабинетов! Петцольдт в пух и прах раз­бил идеалистов, — удивительно только, как это истребление идеализма похоже на со­веты идеалистам похитрее спрятать свой идеализм. Мир зависит от мышления людей, — это превратный идеализм. Мир зависит от мышления вообще, — это новейший по­зитивизм, критический реализм, одним словом, — сплошной буржуазный шарлата-низм! Если Корнелиус агностический полу солипсист, то Петцольдт — солипсистский полуагностик. Блоху вы ущемляете, господа!

Пойдем дальше. Во 2-ом издании своего «Познания и заблуждения» Мах говорит: «Систематическое изложение» (взглядов Маха), «к каковому изложению я могу при­соединиться во всем существенном», дает проф. д-р Ганс Клейнпетер («Die Erkenntnistheorie der Naturforschung der Gegenwart», Lpz., 1905: «Теория познания со­временного естествознания»). Берем Ганса номер второй. Сей профессор — присяжный распространитель махизма: куча статей о взглядах Маха в специальных философских журналах и на немецком, и на английском языке, переводы сочинений, рекомендован­ных Махом и с предисловием Маха, одним словом, правая рука «учителя». Вот его взгляды: «... весь мой (внешний и внутренний) опыт, все мое мышление и все мои стремления даны мне как психический процесс, как часть моего сознания» (стр. 18 цит. кн.). «То, что мы

* — «Einführung in die Philosophie der reinen Erfahrung», II, 317. Ред.

232__________________________ В. И. ЛЕНИН

называем физическим, есть конструкция из психических элементов» (144). «Субъек­тивное убеждение, не объективная истина (Gewißheit) есть единственная достижи­мая цель всякой науки» (9, курсив Клейнпетера, который делает к этому месту приме­чание: «Так приблизительно говорится уже у Канта в «Критике практического разу­ма»»). «Предположение чужих сознаний есть такое предположение, которое никогда не может быть подтверждено опытом» (42). «Я не знаю... есть ли вообще вне меня другие Я» (43). § 5: «Об активности» («спонтанейности» = самопроизвольности) «в сознании». У животного автомата смена представлений происходит чисто механически. То же у нас, когда мы грезим. «От этого отличается по существу дела свойство нашего созна­ния в нормальном состоянии. Именно: оно имеет такое свойство, которого нет у тех» (автоматов) «и которое объяснить механически или автоматически было бы, по мень­шей мере, трудно: так называемая самодеятельность нашего Я. Всякий человек может противопоставлять себя своим состояниям сознания, манипулировать ими, резче вы­двигать их или отодвигать на задний план, анализировать их, сравнивать части их меж­ду собой и т. д. Все это — факт (непосредственного) опыта. Наше Я по существу от­лично от суммы всех состояний сознания и не может быть приравниваемо к этой сум­ме. Сахар состоит из углерода, водорода и кислорода; если бы мы приписали сахару сахарную душу, то она должна бы была, по аналогии, обладать свойством передвигать по произволу частицы водорода, кислорода и углерода» (29—30). § 4, в следующей главе: «Акт познания есть акт воли (Willenshandlung)». «Надо считать твердо установ­ленным фактом разделение всех моих психических переживаний на две большие ос­новные группы: вынужденных и произвольных действий. К первым причисляются все впечатления внешнего мира» (47). «Что можно дать много теорий об одной и той же области фактов... это факт столь же хорошо известный физику, сколько несовместимый с предпосылками какой-либо абсолютной теории познания. И этот факт связан с воле­вым характером нашего

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 233

мышления; и в нем выражается несвязанность нашей воли внешними обстоятельства­ми» (50).

Судите теперь о смелости заявлений Богданова, будто в философии Маха «абсолют­но нет места для свободы воли», когда сам Мах рекомендует такого субъекта, как Клейнпетер! Мы уже видели, что этот последний не скрывает своего и маховского идеализма. В 1898—1899 году Клейнпетер писал: «Герц обнаруживает такой же» (как у Маха) «субъективистский взгляд на природу наших понятий...». «... Если Мах и Герц» (насколько справедливо припутывает Клейнпетер знаменитого физика, об этом будет речь особо) «снискали себе с точки зрения идеализма ту заслугу, что они подчеркивают субъективное происхождение всех наших понятий и связь между ними, а не отдельных понятий, — то с точки зрения эмпиризма они снискали не меньшую заслугу, признавая, что только опыт решает вопрос о правильности понятий, как инстанция, независимая от мышления» («Archiv für systematische Philosophie», том V, 1898—1899, S. 169—170 ). В 1900 году: Кант и Беркли, при всех различиях Маха от них, «во всяком случае ближе стоят к нему, чем господствующий в естествознании метафизический эмпиризм» (т. е. материализм! г. профессор избегает называть черта по имени!), «составляющий глав­ный объект нападений Маха» (ib., т. VI, S. 87). В 1903 году: «Исходный пункт Беркли и Маха неопровержим»... «Мах — завершитель дела Канта» («Kantstudien», т. VIII, 1903 г., S. 314, 274").

В предисловии к русскому переводу «Анализа ощущений» Мах называет также Т. Цигена «идущим, если не теми же, то очень близкими путями». Берем книгу профессо­ра Т. Цигена «Психофизиологическая теория познания» (Theodor Ziehen: Psychophysiologische Erkenntnistheorie, Jena, 1898) и видим, что автор уже в предисло­вии ссылается на Маха, Авенариуса, Шуппе и т. д. Опять, следовательно, ученик, при­знанный

* — «Архив Систематической Философии», том V, 1898—1899, стр. 169—170. Ред. " — «Кантианские Исследования», т. VIII, 1903, стр. 314, 274. Ред.

234__________________________ В. И. ЛЕНИН

учителем. «Новейшая» теория Цигена состоит в том, что только «толпа» способна ду­мать, будто «действительные вещи вызывают наши ощущения» (S. 3) и что «у входа в теорию познания не может быть никакой иной надписи, кроме слов Беркли: «внешние объекты существуют не сами по себе, а в наших умах»» (S. 5). «Даны нам ощущения и представления. И то и другое — психическое. Непсихическое есть слово, лишенное со­держания» (S. 100). Законы природы суть отношения не между материальными телами, а «между редуцированными ощущениями» (S. 104: в этом «новом» понятии «редуци­рованных ощущений» состоит вся оригинальность цигеновского берклианства!).

От Цигена, как идеалиста, Петцольдт отрекался еще в 1904 г. во II томе своего «Вве­дения» (S. 298—301). В 1906 году в список идеалистов или психомонистов он зачисля­ет уже Корнелиуса, Клейнпетера, Цигена, Ферворна («Das Weltproblem etc.», S. 137, примеч.). У всех этих гг. профессоров, изволите видеть, «недоразумение» в толковании «взглядов Маха и Авенариуса» (там же).

Бедные Мах и Авенариус! Не только враги оклеветали их насчет идеализма и «даже» (как выражается Богданов) солипсизма, — нет, и друзья, ученики, последователи, спе­циалисты-профессора поняли своих учителей превратно, в идеалистическом смысле. Если эмпириокритицизм растет в идеализм, это вовсе не доказывает коренной фальши его путаных берклианских основных посылок. Боже упаси! Это только маленькое «не­доразумение» — в ноздревски-петцольдтовском смысле слова.

Комичнее всего тут, пожалуй, то, что сам блюститель чистоты и невинности Пет­цольдт, во-1-х, «дополнил» Маха и Авенариуса «логическим априори», а, во-2-х, сово­купил их с проводником фидеизма Вильгельмом Шуппе.

Если бы Петцольдт знал английских сторонников Маха, то список впавших (по «не­доразумению») в идеализм махистов ему пришлось бы значительно расширить. Мы уже указывали на расхваливаемого Махом Карла Пирсона, как цельного идеалиста. Вот еще отзывы

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 235

двух «клеветников», говорящих про Пирсона то же самое: «Учение проф. К. Пирсона — простое эхо действительно великих учений Беркли» (Howard V. Knox в «Mind», vol. VI, 1897, p. 205 ). «Г-н Пирсон, в этом не может быть сомнения, идеалист в самом стро­гом смысле слова» (Georges Rodier в «Revue philosophique»⁸⁰, 1888, II, vol. 26, p. 200**). Английского идеалиста Уильяма Клиффорда, которого Мах считает «очень близким» к своей философии («Анализ ощущений», с. 8), приходится назвать скорее учителем, чем учеником Маха, ибо философские работы Клиффорда вышли в 70-х годах прошлого века. «Недоразумение» тут исходит прямо от Маха, который в 1901 году «не заметил» идеализма в учении Клиффорда, что мир есть «духовное вещество» (mind-stuff), — «социальный объект», «высокоорганизованный опыт» и т. д. К характеристике шар­латанства немецких махистов надо отметить, что Клейнпетер в 1905 г. возводит этого идеалиста в ранг основоположников «гносеологии современного естествознания»!

На стр. 284 «Анализа ощущений» Мах указывает на «приблизившегося» (к буддиз-

о ι

му и к махизму) американского философа П. Каруса. Карус, называющий себя «по-клонником и личным другом» Маха, редактирует в Чикаго журнал «Монист» , посвя­щенный философии, и журнальчик «The Open Court» («Открытая трибуна») , посвя­щенный пропаганде религии. «Наука есть божественное откровение», — говорит ре­дакция этого популярного журнальчика. — «Мы держимся того мнения, что наука мо­жет произвести реформу церквей, которая сохранит от религии все, что есть в ней вер­ного, здорового, хорошего». Мах — постоянный сотрудник «Мониста», печатает в нем

* —Говард В. Нокс в 5курнале «Мысль», т. VI, 1897, стр. 205. Ред.

" —Жорж Родье в «Философском Обозрении», 1888, II, т. 26, стр. 200. Ред.

William Kingdon Clifford. «Lectures and Essays», 3rd ed., Lond., 1901, vol. II, pp. 55, 65, 69 (Уильям Кингдон Клиффорд. «Лекции и очерки», 3 изд., Лондон, 1901, т. II, стр. 55, 65, 69, Ред.), р. 58: «Я за Беркли против Спенсера»; р. 52 : «объект есть ряд изменений в моем сознании, а не что-либо вне его».

236__________________________ В. И. ЛЕНИН

отдельными главами свои новые сочинения. Карус «чуточку» исправляет Маха под Канта, заявляя, что Мах «идеалист или, как я бы сказал, субъективист», но что он, Ка­рус, несмотря на частные разногласия, убежден, что «мы с Махом мыслим одинаково» . Наш монизм, — заявляет Карус, — «не материалистический, не спиритуалистический, не агностический; он означает просто и исключительно последовательность... он берет опыт, как свою основу, и употребляет, как метод, систематизированные формы отно­шений опыта» (очевидно, плагиат из «Эмпириомонизма» А. Богданова!). Девиз Каруса: «не агностицизм, а позитивная наука, не мистицизм, а ясная мысль; не супернатура­лизм, не материализм, а монистический взгляд на мир, не догма, а религия, не вера, как учение, а вера, как настроение» (not creed, but faith). Во исполнение этого девиза Карус проповедует «новую теологию», «научную теологию» или теономию, отрицающую бу­кву библии, но настаивающую на том, что «вся истина божественна и бог открывает себя в естествознании так же, как в истории» . Надо заметить, что Клейнпетер в выше­указанной книге о гносеологии современного естествознания рекомендует Каруса на­ряду с Оствальдом, Авенариусом и имманентами (S. 151—152). Когда Геккель выпус­тил свои тезисы для союза монистов, Карус выступил решительно против: во-первых, Геккель напрасно отвергает априоризм, который «вполне совместим с научной фило­софией»; во-вторых, Карус против геккелевой доктрины детерминизма, которая «ис­ключает возможность свободы воли»; в-третьих, Геккель «совершает ту ошибку, что подчеркивает одностороннюю точку, зрения натуралиста против традиционного кон­серватизма церквей. Он выступает поэтому, как враг существующих церквей, вместо того, чтобы радостно трудиться над их высшим развитием в новые и более верные тол­кования догм» (ib.,

* «The Monist», vol. XVI, 1906, July; P. Cams. «Pr. Mach's Philosophy», pp. 320, 345, 333 («Монист», т. XVI, 1906, июль; П. Карус. «Философия проф. Маха», стр. 320, 345, 333. Ред.). Это ответ на статью Клейнпетера в том же журнале.

" Там же, т. XIII, р. 24 ff. Статья Каруса: «Теология как наука».

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 237

vol. XVI, 1906, p. 122). Карус сам признается, что его «считают реакционером многие свободомыслящие, порицающие меня за то, что я не присоединяюсь к их хору нападок на всякую религию, как на предрассудок» (355).

Совершенно очевидно, что перед нами — лидер компании американских литератур­ных проходимцев, которые занимаются тем, что спаивают народ религиозным опиу­мом. Мах и Клейнпетер попали в члены этой компании тоже, очевидно, в силу малень­кого «недоразумения».

ЭМПИРИОМОНИЗМ» А. БОГДАНОВА

«Я лично, — пишет про себя Богданов, — знаю пока в литературе только одного эм­пириомониста — некоего А. Богданова; но зато его знаю очень хорошо и могу пору­читься, что его взгляды вполне удовлетворяют сакраментальной формуле первичности природы над духом. Именно, он рассматривает все существующее, как непрерывную цепь развития, низшие звенья которой теряются в хаосе элементов, а высшие, нам из­вестные, звенья представляют опыт людей (курсив Богданова) — психический и — еще выше — физический опыт, причем этот опыт и возникающее из него познание со­ответствуют тому, что обыкновенно называют духом» («Эмпириомонизм», III, XII).

Как «сакраментальную» формулу, высмеивает здесь Богданов известное нам поло­жение Энгельса, которого, однако, он дипломатично обходит! С Энгельсом мы не рас­ходимся, ничего подобного...

Но посмотрите внимательнее на это резюмирование самим Богдановым его пресло­вутого «эмпириомонизма» и «подстановки». Физический мир называется опытом лю­дей и объявляется, что физический опыт «выше» в цепи развития, чем психический. Да ведь это же вопиющая бессмыслица! И бессмыслица это как раз такая, какая свойст­венна всей и всякой идеалистической философии. Это прямо комизм, если подобную «систему» Богданов подводит тоже под материализм: и у меня-де природа первичное, дух вторичное. Если так применять

238__________________________ В. И. ЛЕНИН

определение Энгельса, то и Гегель материалист, ибо у него тоже психический опыт (под названием абсолютной идеи) стоит раньше, затем следует «выше» физический мир, природа и, наконец, познание человека, который через природу познает абсолют­ную идею. Ни один идеалист не будет отрицать в таком смысле первичности природы, ибо на деле это не первичность, на деле природа не берется за непосредственно данное, за исходный пункт гносеологии. На деле к природе ведет еще длинный переход через абстракции «психического». Все равно, как называть эти абстракции: абсолютной ли идеей, универсальным ли Я, мировой волей и т. д., и т. п. Этим различаются разновид­ности идеализма, и таких разновидностей существует бесчисленное множество. Суть идеализма в том, что первоисходным пунктом берется психическое; из него выводится природа и потом уже из природы обыкновенное человеческое сознание. Это первоис-ходное «психическое» всегда оказывается поэтому мертвой абстракцией, прикрываю­щей разжиженную теологию. Например, всякий знает, что такое человеческая идея, но идея без человека и до человека, идея в абстракции, идея абсолютная есть теологиче­ская выдумка идеалиста Гегеля. Всякий знает, что такое человеческое ощущение, но ощущение без человека, до человека, есть вздор, мертвая абстракция, идеалистический выверт. Именно такой идеалистический выверт и проделывает Богданов, когда созида­ет следующую лестницу:

1) Хаос «элементов» (мы знаем, что никакого другого человеческого понятия, кроме
ощущений, за этим словечком элемент не кроется).

2) Психический опыт людей.

3) Физический опыт людей.

4) «Возникающее из него познание».
Ощущений (человеческих) без человека не бывает.

Значит, первая ступень есть мертвая идеалистическая абстракция. По сути дела пе­ред нами здесь не всем знакомые и обычные человеческие ощущения, а какие-то выду­манные, ничьи ощущения, ощущения вообще, ощущения божеские, как божеской стала у Гегеля обыкно-

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 239

венная человеческая идея, раз ее оторвали от человека и от человеческого мозга.

Первую ступень долой.

Вторую тоже долой, ибо психического до физического (а вторая ступень стоит у Бо­гданова раньше третьей) не знает ни один человек, не знает естествознание. Физиче­ский мир существовал раньше, чем могло появиться психическое, как высший продукт высших форм органической материи. Вторая ступень Богданова есть тоже мертвая аб­стракция, есть мысль без мозга, есть разум человека, оторванный от человека.

Вот если выкинуть вовсе прочь обе первые ступени, тогда, и только тогда, мы можем получить картину мира, действительно соответствующую естествознанию и материа­лизму. Именно: 1) физический мир существует независимо от сознания человека и су­ществовал задолго до человека, до всякого «опыта людей»; 2) психическое, сознание и т. д. есть высший продукт материи (т. е. физического), есть функция того особенно сложного куска материи, который называется мозгом человека.

«Область подстановки, — пишет Богданов, — совпадает с областью физических яв­лений; под явления психические ничего подставлять не требуется, ибо это — непосред­ственные комплексы» (XXXIX).

Вот это и есть идеализм, ибо психическое, т. е. сознание, представление, ощущение и т. п. берется за непосредственное, а физическое выводится из него, подставляется под него. Мир есть не-Я, созданное нашим Я, — говорил Фихте. Мир есть абсолютная идея, — говорил Гегель. Мир есть воля, — говорил Шопенгауэр. Мир есть понятие и пред­ставление, — говорит имманент Ремке. Бытие есть сознание, — говорит имманент Шуппе. Физическое есть подстановка психического, — говорит Богданов. Надо быть слепым, чтобы не видеть одинаковой идеалистической сути в различных словесных на­рядах.

«Поставим себе такой вопрос, — пишет Богданов в I вып. «Эмпириомонизма», стр. 128—129, — что есть «живое существо», например, «человек»?» И отвечает:

240__________________________ В. И. ЛЕНИН

««Человек» это прежде всего определенный комплекс «непосредственных пережива­ний»». Заметьте: «прежде всего»! — «Затем, в дальнейшем развитии опыта, «человек» оказывается для себя и для других физическим телом в ряду других физических тел».

Ведь это же сплошной «комплекс» вздора, годного только на то, чтобы вывести бес­смертие души или идею бога и т. п. Человек есть прежде всего комплекс непосредст­венных переживаний и в дальнейшем развитии физическое тело! Значит, бывают «не­посредственные переживания» без физического тела, до физического тела. Как жаль, что эта великолепная философия не попала еще в наши духовные семинарии; там бы сумели оценить все ее достоинства.

«... Мы признали, что сама физическая природа есть производное (курсив Богданова) от комплексов непосредственного характера (к числу которых принадлежат и психиче­ские координации), что она есть отражение таких комплексов в других, им аналогич­ных, только самого сложного типа (в социально-организованном опыте живых су­ществ)» (146).

Философия, которая учит, что сама физическая природа есть производное, — есть чистейшая философия поповщины. И такой характер ее нисколько не изменяется от то­го, что сам Богданов усиленно отрекается от всякой религии. Дюринг тоже был атеи­стом; он предлагал даже запретить религию в своем «социалитарном» строе. И тем не менее Энгельс был вполне прав, когда показывал, что «система» Дюринга не сводит концов с концами без религии⁸⁴. То же самое и с Богдановым, с тем существенным раз­личием, что приведенное место не случайная непоследовательность, а суть его «эмпи­риомонизма» и всей его «подстановки». Если природа есть производное, то понятно само собою, что она может быть производным только от чего-то такого, что больше, богаче, шире, могущественнее природы, от чего-то такого, что существует, ибо для то­го, чтобы «произвести» природу, надо существовать независимо от природы. Значит, существует нечто вне природы и, притом, производящее природу. По-русски

____________________________ ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 241

это называется богом. Философы-идеалисты всегда старались изменить это последнее название, сделать его абстрактнее, туманнее и в то же время (для правдоподобия) бли­же к «психическому», как «непосредственному комплексу», как непосредственно дан­ному, не требующему доказательств. Абсолютная идея, универсальный дух, мировая воля, «всеобщая подстановка» психического под физическое, — это одна и та же идея, только в различных формулировках. Всякий человек знает — и естествознание иссле­дует — идею, дух, волю, психическое, как функцию нормально работающего человече­ского мозга; оторвать же эту функцию от определенным образом организованного ве­щества, превратить эту функцию в универсальную, всеобщую абстракцию, «подста­вить» эту абстракцию под всю физическую природу, — это бредни философского идеализма, это насмешка над естествознанием.

Материализм говорит, что «социально-организованный опыт живых существ» есть производное от физической природы, результат долгого развития ее, развития из такого состояния физической природы, когда ни социальности, ни организованности, ни опы­та, ни живых существ не было и быть не могло. Идеализм говорит, что физическая природа есть производное от этого опыта живых существ, и, говоря это, идеализм при­равнивает (если не подчиняет) природу богу. Ибо бог есть, несомненно, производное от социально-организованного опыта живых существ. Как ни вертите богдановской фило­софией, ровно ничего, кроме реакционной путаницы, она не содержит.

Богданову кажется, что говорить о социальной организации опыта есть «познава­тельный социализм» (III кн., стр. XXXIV). Это — сумасшедшие пустяки. Иезуиты, — если так рассуждать о социализме, — горячие сторонники «познавательного социализ­ма», ибо исходный пункт их гносеологии есть божество, как «социально-организованный опыт». И несомненно, что католицизм есть социально-организованный опыт; только отражает он не объективную истину (которую отрицает Богданов и кото­рую отражает наука), а эксплуатацию

242__________________________ В. И. ЛЕНИН

народной темноты определенными общественными классами.

Да что иезуиты! «Познавательный социализм» Богданова мы целиком находим у из­любленных Махом имманентов. Леклер рассматривает природу, как сознание «челове­ческого рода» («Der Realismus etc.», S. 55 ), a вовсе не отдельного индивида. Такого фихтеанского познавательного социализма буржуазные философы преподнесут вам сколько угодно. Шуппе тоже подчеркивает das genetische, das gattungsmäßige Moment des Bewußtseins (cp. S. 379—380 в «Vierteljahrsschrift für wissenschaftliche Philosophie» , XVII том), т. е. общий, родовой момент в познании. Думать, что философский идеализм исчезает от замены сознания индивида сознанием человечества, или опыта одного лица опытом социально-организованным, это все равно, что думать, будто исчезает капита­лизм от замены одного капиталиста акционерной компанией.

Наши русские махисты, Юшкевич и Валентинов, повторили за материалистом Рах­метовым, что Богданов — идеалист (обругав при этом Рахметова прямо по-хулигански). Но подумать о том, откуда взялся этот идеализм, они не сумели. У них выходит, что Богданов — явление индивидуальное, случайность, отдельный казус. Это неправда. Богданову лично может казаться, что им изобретена «оригинальная» система, но достаточно сравнить его с приведенными выше учениками Маха, чтобы увидать фальшь такого мнения. Различие между Богдановым и Корнелиусом гораздо меньше, чем различие между Корнелиусом и Карусом. Различие между Богдановым и Карусом меньше (со стороны философской системы, а не сознательности реакционных выводов, конечно), чем между Карусом и Цигеном и т. д. Богданов — только одно из проявлений того «социально-организованного опыта», который свидетельствует о росте махизма в идеализм. Богданов (речь идет, конечно, исключительно о Богданове

* — «Der Realismus der modernen Naturwissenschaft im Lichte der von Berkeley und Kant angebahnten Erkenntniskritik», S. 55. Ред.

— «Трехмесячник Научной Философии». Ред.

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 243

как философе) не мог бы явиться на свет божий, если бы в учении его учителя Маха не было «элементов»... берклианства. И я не могу себе представить более «страшной мес­ти» против Богданова, как если бы его «Эмпириомонизм» был переведен на немецкий, скажем, язык и отдан для рецензирования Леклеру и Шуберту-Зольдерну, Корнелиусу и Клейнпетеру, Карусу и Пильону (французскому сотруднику и ученику Ренувье). Эти заведомые соратники и частью прямые последователи Маха своими поцелуями по ад­ресу «подстановки» сказали бы больше, чем своими рассуждениями.

Впрочем, философию Богданова едва ли правильно было бы рассматривать, как за­конченную и неподвижную систему. За девять лет, с 1899 по 1908 год, Богданов про­шел четыре стадии своего философского блуждания. Он был сначала «естественнои-сторическим» (т. е. наполовину бессознательным и стихийно-верным духу естество­знания) материалистом. «Основные элементы исторического взгляда на природу» носят на себе явные следы этой стадии. Вторая ступень — модная в конце 90-х годов про­шлого века «энергетика» Оствальда, т. е. путаный агностицизм, спотыкающийся кое-где в идеализм. От Оствальда (на обложке «Лекций по натурфилософии» Оствальда стоит: «посвящается Э. Маху») Богданов перешел к Маху, т. е. перенял основные по­сылки субъективного идеализма, непоследовательного и сбивчивого, как вся филосо­фия Маха. Четвертая стадия: попытки убрать некоторые противоречия махизма, соз­дать подобие объективного идеализма. «Теория всеобщей подстановки» показывает, что Богданов описал дугу почти ровно в 180°, начиная со своего исходного пункта. Дальше ли отстоит эта стадия богдановской философии от диалектического материа­лизма, или ближе, чем предыдущие стадии? Если он стоит на одном месте, тогда, разу­меется, дальше. Если он продолжает двигаться вперед по такой же кривой линии, по которой он двигался девять лет, то тогда ближе: ему нужен теперь только один серьез­ный шаг, чтобы снова повернуть к материализму, именно —

244__________________________ В. И. ЛЕНИН

универсально выкинуть вон свою универсальную подстановку. Ибо эта универсальная подстановка так же собирает вместе, в одну китайскую косу, все грехи половинчатого идеализма, все слабости последовательного субъективного идеализма, как (si licet parva componere magnis! — если позволительно сравнить малое с великим) — как «абсолют­ная идея» Гегеля собрала вместе все противоречия кантовского идеализма, все слабости фихтеанства. Фейербаху оставался только один серьезный шаг, чтобы повернуть снова к материализму: именно — универсально выкинуть вон, абсолютно удалить прочь аб­солютную идею, эту гегелевскую «подстановку психического» под физическую приро­ду. Фейербах отрезал китайскую косу философского идеализма, т. е. взял за основу природу без всякой «подстановки».

Поживем — увидим, долго ли еще будет расти китайская коса махистского идеализ­ма.

ТЕОРИЯ СИМВОЛОВ» (ИЛИ ИЕРОГЛИФОВ) И КРИТИКА ГЕЛЬМГОЛЬЦА

В дополнение к сказанному выше об идеалистах, как соратниках и преемниках эм­пириокритицизма, уместно будет отметить характер махистской критики некоторых затронутых в нашей литературе философских положений. Например, наши махисты, желающие быть марксистами, набросились с особенной радостью на плехановские

ι 85

«иероглифы» , т. е. на теорию, по которой ощущения и представления человека пред­ставляют из себя не копии действительных вещей и процессов природы, не изображе­ния их, а условные знаки, символы, иероглифы и т. п. Базаров высмеивает этот иерог­лифический материализм, и необходимо отметить, что он был бы прав, если бы отвер­гал материализм иероглифический в пользу материализма неиероглифического. Но Базаров употребляет здесь опять-таки фокуснический прием, провозя контрабандой свое отречение от материализма под флагом критики «иероглифизма». Энгельс не го­ворит ни о символах, ни о иероглифах, а о копиях, снимках, изображениях, зеркальных

ФИЛОСОФСКИЕ ИДЕАЛИСТЫ__________________________ 245

отображениях вещей. Вместо того, чтобы показать ошибочность плехановского отсту­пления от формулировки материализма Энгельсом, Базаров заслоняет от читателей ошибкой Плеханова истину Энгельса.

Чтобы разъяснить и ошибку Плеханова и путаницу Базарова, возьмем одного круп­ного представителя «теории символов» (от замены слова символ словом иероглиф дело не меняется) Гельмгольца и посмотрим, как критиковали Гельмгольца материалисты и идеалисты вкупе с махистами.

Гельмгольц, крупнейшая величина в естествознании, был в философии непоследова­телен, как и громадное большинство естествоиспытателей. Он склонялся к кантианст­ву, но и этой точки зрения не выдерживал в своей гносеологии последовательно. Вот, например, из его «Физиологической оптики» рассуждения на тему о соответствии по­нятий с объектами: «... Я обозначил ощущения как символы внешних явлений и я от­верг за ними всякую аналогию с вещами, которые они представляют» (стр. 579 франц. перев., стр. 442 нем. ориг.). Это — агностицизм, но дальше на той же странице читаем: «Наши понятия и представления с