Классификация знаков по способу соотнесения

Знаконосителя с референтом (собственно семиотическая

Классификация)

В классификации знаков можно учитывать еще один параметр – сам «способ зацепить высказывание за мир» (Н.Арутюнова). В акте высказывания один и тот же референт может быть представлен (актуализирован) различными способами: собственно указанием на объект мира, представлением-демонстрацией этого объекта или его отображением. По способу референциальной направленности на объект указания носитель знака может соотноситься с референтом по индексальному, иконическому и символическому типам.

Индексальные знакиуказывают (от англ. indicate – указывать) на свои референты, являясь показателем того, что объекты указания существуют непосредственно в ситуации высказывания. Такие знаки находятся в причинно-следственных отношениях со своими означаемыми, осуществляют адресную отсылку к определенному объекту. Индексальный знак можно определить и через понятие «симптом» чего-либо: горячий лоб у ребенка – симптом повышенной температуры; мурлыканье кота индексально указывает на то, что он доволен; поворот флюгера указывает на направление ветра. Индексальный знак говорит нам о действительности существования самого факта как предмета указания. По Пирсу, индексы дают нам уверенность в том, что объекты знака реальны и достижимы.

К индексальным знакам относятся семиотизированные позы, жесты человека, мимические движения (знаки-кинемы):

некто голову повесил – знак печали;

бледность, разлившаяся по лицу – знак страха, тревоги;

поцелуй руки женщины – знак любви, приветствия, почтения;

нахмуренный лоб – знак внутреннего недовольства;

сжатые кулаки – знак внутренней тревоги, напряжения.

Знаки-симптомы в большей степени произвольные, а знаки-кинемы отличаются большей степенью намеренности. Так, человек может улыбаться безотчетно или намеренно (так называемая профессионально отработанная улыбка).

В естественном языке к индексальным знакам относятся: интонация, междометия (увы!), личные, притяжательные и указательные местоимения (я, твой, тому), наречия (вчера), собственные имена (Дунс Скот), грамматические показатели времени, лица, числа и т.д. Метафорически о знаках-индексах можно говорить как о «жесте языка». В философии данное явление известно как остенсивное (невербальное жестовое, а значит, прямое и определенное) указание.

На планах, картах индексальными знаками являются стрелочки-указатели и др. В языке математики – знаки, указывающие сами величины, а также на вид совершаемой операции, характер отношений между величинами, и т.д.: ≠; ≈ ; ∞ ; ∙ ; 3ⁿ; +. В последнем случае знаки и носят название математических операторов.

В текстовом пространстве культуры примерами индексальных знаков выступают цитаты, интертекстуальные отсылки к другим текстам в форме указания на их авторов (у Эсхила это было…), героев их текстов и т.д.

Несмотря на кажущуюся простоту, индексальные знаки выполняют крайне важную функцию: именно они прикрепляют высказывание к миру, создают ситуацию, в которой участники коммуникации обсуждают один и тот же предмет. Поэтому индексальные знаки в идеале должны сохранять единственность и определенность указания на свой референт.

С индексального указания «начинается» любой тип знака: знак сначала указывает на нечто, а потом, например, воспроизводит характеристики своего объекта. Так, флюгер и указывает на направление ветра, и «повторяет» это направление своим поворотом.

Иконические знаки(от греч. eikǿn – изображение, образ), с точки зрения Пирса, обладают рядом свойств, присущих обозначаемому им объекту, независимо от того, существует этот объект в действительности или нет. Иконическими отношениями между знаком и объектом Пирс считает отношения подобия: знаку «случилось быть похожим» на свой объект. Иконизм – это семиотическое отношение подобия, имитации.

Согласно Ч.Моррису, иконический знак отображает для нас некоторые свойства представляемого объекта. Например, это могут быть свойства визуально наблюдаемые или только предполагаемые, системно-структурные свойства объекта.

На этом основании можно выделить несколько разновидностей икон:

· образы или изображения, представляющие визуально наблюдаемые качества референта: фотографии, скульптурные и живописные изображения. Сюда же относятся и образы, создаваемые в музыке. Например, в пьесе «Шествие гномов» Э.Грига, цикле «Карнавал животных» К.Сен-Санса воспроизводится однозначно узнаваемый характер движения в пространстве и во времени воинства гномов, рыбок в аквариуме, лебедя и т.д. ;

· метафоры, которые также «изображают» свой референт (свет, который не стареет у М.Павича);

· диаграммы, схемы, чертежи и другие виды «нефигуративных» изображений, представляющие нам системно-структурные свойства объекта.

Умберто Эко предложил несколько отличное представление об иконизме: иконический знак воспроизводит не сами свойства отображаемого предмета, а условия его восприятия (Эко 2006: 157). Когда мы видим изображение, мы пользуемся для его распознавания хранящимися в памяти данными о познанных, виденных вещах и явлениях. Мы распознаем изображение, пользуясь кодом узнавания. Такой код вычленяет некоторые черты предмета, наиболее существенные как для сохранения их в памяти, так и для налаживания будущих коммуникативных связей. Например, мы издалека распознаем зебру (и затем сможем ее воспроизвести на рисунке), не обращая особого внимания на строение ее головы, пропорции ног и туловища и т.д.) – важны лишь две наиболее характерные черты: четвероногость и полосатость.

Свойство иконических знаков облегчать передачу и восприятие информации используется в компьютерной практике: изобразительные значки-иконки в меню, «смайлики» (☺) и т.д.

Простейший вид иконических знаков в естественных языках – это звукоподражательные слова, имитирующие звуки природы (мяу, чив-чив). Иконический характер носят и многие грамматические способы формообразования. Так, путем повтора исходной формы создаются формы с в большей степени «интенсивным» значением (редупликация мало-мало, чуть-чуть). Формы множественного числа также несут в себе элемент иконизма: множественное число означает «больше, чем один», и сами формы множественного числа всегда «длиннее», т.е. «больше» (хотя бы по числу звуков) форм единственного (кот – коты).

Как иконические воспроизведения рассматриваются явления звукописи (под раскидистым вязом, шепчущим «че», «ше», «ще»… – И.Бродский), поэтической метафоры (жизнь, откатывающаяся волной от берега – М.Павич), а также намеренное воссоздание автором стилистической манеры другого текста (стилизации). В последнем случае иконические знаки выступают как безадресные (реже – адресные) ссылки на стилистические и семантические стереотипы текстов культуры, вводя авторский («свой») текст в русло устойчивых жанровых и стилистических традиций. В художественном тексте сюжет, «следующий» за фабулой, иконически отображает ход событий, происходивших в «жизни», во внетекстовой реальности. От иконического воспроизведения отталкиваются такие жанры живописного искусства, как портрет, пейзаж. Примерами иконических знаков в литературе являются различного рода описания – пейзажные, портретные, психологические, интерьерные.

В языке музыки практически не обнаруживается отчетливого иконизма: исключением является программно-изобразительная музыка. Однако в системе музыкальной записи примером иконизма является способ отображения степени высоты звукового потока: увеличение высоты отмечается движением графем (нот) вверх по нотному стану, понижение высоты – движением вниз.

Для интерпретации иконического знака требуется так называемый код узнавания или создание условий узнавания и восприятия. А для этого необходимо, чтобы в «энциклопедии», памяти интерпретатора хранились знания об особенностях объектов отображения (структурных особенностях, визуальных характеристиках и т.д.). Если предположить, что некто никогда не видел плавающих в аквариуме рыб, то пьеса К.Сен-Санса «Аквариум» из цикла «Карнавал животных» не создаст для нас условия для визуализации образа чудесных рыб за стеклом.Точно так же изображение лошади «вид сверху» (даже самое «реалистичное»!) далеко не всегда позволит нам узнать, что это лошадь.

Парадоксальность и удивительность иконического знака состоит в том, что в случаях максимальной достоверности изображения («предельного» иконизма) мы забываем о том, что знак-икона и сам изображаемый объект – это разные вещи, которые принадлежат различным реальностям: знак (реальность семиотическая) воспринимается как объект онтологической реальности, знак стремится стать самой вещью. История магических и религиозных практик основана на нивелировании различия между двумя реальностями: так, протыкание иголкой портрета некоего человека предполагает нанесение вреда уже живому, а не изображенному человеку. Поклонники (фанаты) какого-либо актера, поп-звезды не проводят границу между их сценической и реальной жизнями.

Возможно ли довести знак до предельной степени иконизма? Казалось бы, да: степень воспроизведения, теоретически, можно довести до некоторой абсолютной величины. Но в этом случае знак неизбежно станет собственным референтом, отображение сольется с отображаемым, знак станет вещью, исчезнув как знак. Еще одно возражение: поскольку в природе нет абсолютных двойников, то невозможно и абсолютное иконическое подобие. В искусстве предельно возможная иконичность (т.е. достоверность) приводит к ситуации, когда человек перестает понимать, в какой же реальности он находится. Известный пример: на заре кинематографа люди в зале в страхе вскакивали, поскольку на них с экрана двигался поезд. Поверив в действительность происходящего, мы испытываем страх, смотря фильмы ужасов, детективные истории.

Символические знакинаходятся в условно-конвенциональных отношениях с замещаемым ими объектом. Этим знакам не свойственна природная мотивированность («присутствие» референта в акте высказывания, структурное «подобие» отображаемому). Символы словно «не интересуются» своим референтом. Вернее, референт символического отображения не принадлежит физической реальности нашего мира: так, вербальный символ свеча отсылает совсем не к соответствующей вещи. По У.Эко, символы не предназначаются для того, чтобы назвать уже познанное, – напротив, любой символ создает условия познания того, что еще только называется (в случае со свечой это, например, состояние перехода от жизни к вечности, от тьмы к свету, от незнания к знанию, от неверия к вере). Предметами символического познания выступают не сами вещи, а универсальные отношения между ними. Так, в «Имени Розы» У.Эко есть замечание о том, что архитектура своим застывшим ритмом символизирует божественные системность и порядок Космоса.

Символы, по существу, являются «именами» важных для человека и потому вновь воспроизводимых ситуаций и отношений между составляющими мира. На изобразительном языке XVIII в. птичка в закрытой клетке – одновременно знак девической невинности (символ) и знак девушки, выданной замуж (икона). Круг, сфера – символы бесконечности Божества, мироздания (начало в любой точке, а конец нигде). Дерево – символ организации человеческого опыта, освоения мира: рост через ответвления от основного ствола, возвращение к истокам-корням и сохранение истории (отсюда генеалогическое древо, древо познания, древо жизни, мировое дерево и др.).

Древоподобная организация мышления и культуры отразилась в ведущем понятии философии ХХ в. – ризоме Ж.Делеза и Ф.Гваттари. Эта же древоподобная организация характерна и для структуры символов каждой отдельной культуры. Символический знак существует и интерпретируется через другие символические знаки (ср. у Х.Л.Борхеса библиотека, книга, лабиринт, книга книг, сад расходящихся тропок и др.). Зрелость каждой культуры, по Ю.Лотману, определяется наличием развернутой структуры взаимопереводимых друг на друга символов.

Рассмотрим вопрос о потенциале различных видов знаков.Человеческое познание мира можно, очень упрощенно, представить в виде линии: вижу предмет, указываю на него (индексирую), повторяю и воспроизвожу его и, в этом смысле, учусь (ср. у А.Тарковского я учился траве). Сначала человек учится отождествлять себя с миром, делать себя его частью (принцип аналогического видения и поведения). Далее посредством знака человек начинает символизировать другой знак. Недоступные эмпирическому познанию метафизический и духовный миры познаются посредством символов. Символ – наиболее сложный (для восприятия и овладения) вид знака. В языке ребенка символические знаки возникают в последнюю очередь. Эта линия (от индекса-иконы – к символу) становится сюжетом в работе М.Фуко «Слова и вещи», где интеллектуальная история человечества представлена в виде смены соответствующих периодов-эпистем (см. 3.2.).

Потенциал знака выводится из основного семиотического закона знаковых систем: чем «ближе» знак находится к своему референту, тем меньше в нем заряд абстракции, тем меньше он зависит от знаковой системы, тем меньше его потенциал в передаче информации и познании мира.

Иконический знак обладает большой степенью близости со своим референтом. Посредством этого знака мы узнаем некоторый физический объект, находящийся от нас на расстоянии. Посредством индексального указания мы обретаем общий предмет речи: «прикалывая» предмет рассуждения к акту речи, мы вместе со своим собеседником говорим об одном и том же.

Индексальный и иконический знак не отходят далеко от своих референтов, не абстрагируются от них, что облегчает передачу и восприятие информации. Иконизм стал ведущей тенденцией современной массовой культуры. У.Эко пишет, что эта культура «помешана на реализме», на создании настоящих копий реальности. Настоящих – поскольку копии начинают рассматриваться не как заместители вещей, а как сами вещи. Отсюда многочисленность музеев восковых фигур, техника фотореализма и др. Иконический язык стал «универсальным» языком современной культуры. Положение осложняется тем, что это язык действительно универсальный: в отличие от национальных (естественных) языков, разделенных барьером относительной переводимости, иконическое сообщение может быть вненационально. Визуальная коммуникация в современном мире доминирует над вербальной (комиксы и фильмы вместо книг, использование визуального ряда в рекламе и т.д.). Эта проблема, в частности, становится предметом внимания в последнем (на сегодняшний день) романе У.Эко «Тайное пламя принцессы Лоаны».

Доминирующий в культуре иконизм как очень опасную для человечества тенденцию рассматривает и Ст.Лем: «Усиленная зрелищная «безъязыковость» в медиа представляет своего рода отступление от действий центральной нервной системы», в результате чего человек добровольно отдает труд мышления машинам и искусственному интеллекту, сам же при этом – «смотрит картинки» (Лем 2005: 165).

С малым потенциалом иконического знака в семиотике связана проблема зеркал, копий, двойников(подробнее об этом см. в 2.4.) Со времен Средневековья остался неразрешенным спор о том, является ли знаком зеркальное отражение. С одной стороны, отражение должно классифицироваться как иконический знак отображаемого, и чем «лучше» зеркало, тем точнее иконическое повторение. С другой стороны, согласно определению знака, носитель должен воспроизводить отсутствующий в акте коммуникации референт, а зеркало отражает нечто лишь в том случае, если это нечто находится перед зеркалом (хотя в романах М.Павича зеркала и показывают то, чего нет рядом, и то, что уже перешло в прошлое или то, чего еще не было). С третьей стороны, максимальная степень приближенности к референту (отсутствие смысла, своего способа отображения референта) не позволяет многим (в том числе, и мне) считать зеркальное отражение знаком отражаемого. С точки зрения логики языковых систем, язык отображает мир, конструирует его, а не копирует.

Лишь с помощью символических знаков, которые действительно абстрагируются от предметов физической реальности, мы познаем многомерность и сложность нашего мира. Если, напомню, наличие развернутой системы символов говорит о зрелости культуры, то разрушение этой системы – об упадке культуры.

Основной закон семиотики гласит, что меньшая степень абстрактности позволяет знаку обходиться без поддержки системы, и, напротив, с увеличением заряда абстрактности знак лишается возможности функционировать самостоятельно вне своей системы. Это действительно так. Индексальный знак здесь, индексально-иконический знак ☺(смайлик)опознаются и воспринимаются нами «сами по себе». Напротив, значение каждого из символов культуры ХХ в. (или культуры Средневековья) лабиринт, книга, библиотека понятно только внутри системы данных символов: они интерпретируются посредством друг друга, «переводятся» друг на друга. Примеры такого способа интерпретации – в текстах Х.Л.Борхеса и романах У.Эко.

Заметьте, что в завершение разговора о любой классификации знаков, мы обращаемся к вопросу об относительности границ между различными видами знаков. Выбор формы знака определяется намерениями передающего сообщение и имеющимися в его распоряжении возможностями. В зависимости от цели сообщения выбирается форма знака: можно, в случае согласия, ограничиться кивком головы (индекс), можно промолчать (молчание как знак согласия). При выборе какого-либо одного типа знака могут возникнуть «ножницы» в уровне понимания сообщения.

Далее. Языковые системы (особенно естественный язык) устроены столь мудро, что в них практически не встречается знаков в «чистом виде». Любой знак «начинается» с индексального указания. Он может и остановиться на этом (собственно указательные слова), а может далее заняться воспроизведением свойств своего референта (так, портрет и «повторяет» изображаемого, и этим самым «указывает» на него). Предельно приближенные к модели «неотредактированные» фотографические и кино- образы также являются своего рода «иконическими индексами». Индексный характер фотографий принуждает интерпретаторов трактовать их как «объективные» записи реальности. Символ древо содержит в себе скрытое, закодированное повествование о способе освоения мира, но ведь еще и указывает на всем известный объект мира – дерево как таковое, и содержит (в структуре значения) иконическое воспроизведение дерева как объекта.

Сделаем некоторые выводы, касающиеся возможности классифицировать знаки различным образом.

o По природе носителя знаки рассматриваются как естественные или искусственные. В основу здесь положен «простой» критерий: носитель создан природой или сделан человеком? Как мы видели, применить этот критерий на практике трудно, поскольку в самой природе знаков нет: они создаются человеком. Если человек использует сделанную природой вещь в качестве знака, то он искусственно создает знак.

o В основу логико-семантической классификации знаков положены два связанных друг с другом положения. С точки зрения онтологической природы отображаемого объекта, мы различаем знаки для обозначения вещей (имена) и знаки для актуализации их свойств (предикаты). Далее мы учитываем широту экстенсионального пространства знака. Так, индивидуальные, или собственные, имена выступают знаками для обозначения единичных вещей; общие имена – класса однородных вещей; предикаты же являются знаками свойств классов однородных или неоднородных предметов. Данная классификация, таким образом, исходит из семантических критериев.

o В основу собственно семиотической классификации положен способ соотнесения носителя знака с референтом: индексальное указание, иконическое воспроизведение и символизация. В последнем случае указание на референт используется для того, чтобы, на самом деле, сказать о чем-то ином.

o Во всех классификациях не обнаруживается знаков в «чистом виде», что говорит о «мудрости» языковых систем.

Содержание знака (значение и смысл)

Под содержанием знака понимается сложная структура его значений и смыслов. Проблема анализа содержания знака возникает в связи с вопросом о способах и возможностях преобразования звука в смысл (св.Августин формулировал это следующим образом: ум переводит вещи в знаки).

Сложность описания значений и смыслов языковых систем связана с невозможностью «выйти из языка», наблюдать значения и смыслы вне самого языка. Нельзя быть внутри языка и вовне. Описывать содержание знаков мы можем только в метаязыке, или языке, посредством которого описывается данный. По Ж.Делезу, такого рода исследование сродни детективному роману и научной фантастике.

Далее, говоря о содержании знака, будем рассматривать три проблемы. Первая касается возможности определения понятий значение и смысл. Вторая – возможности и необходимости разграничивать эти понятия, а третья связана с проблемами онтологического статуса значений и смыслов и места их локализации.

Во всем спектре наук, обращенных к языку, наблюдается «путаница, связанная со значением значения…» (Моррис 2001: 83). Можно отметить:

· непроясненность значений самих терминов значение и смысл. Эти понятия а) разделяют, б) употребляют в качестве синонимов, в) комбинируют(так, Ф.Палмер разделяет «значение обозначения» и «смысловое значение»);

· признание невозможности однозначной теории смысла (Р.Павилёнис). Р.Карнап считал, что все разговоры о значении и смысле следует поставить в один ряд с теологией;

· отсутствие однозначного ответа на вопрос, какие единицы обладают значением. Дж.Остин, например, отрицал понятия «значение слова», «значение предложения». Для него понятие «значение» можно приложить только к высказыванию (Остин 2006: 77).

Итак, проблема значения – самая бездонная среди всех бездн (Ст.Лем). Почему же она оказалась столь насущной для семиотики? Ст.Лем пишет, что ранее значения изучались логическими семантиками, и это казалось безобидным и никому не нужным умствованием. Однако в эпоху цифровых машин и компьютерного перевода теория значения оказалась как никогда востребованной. Как научить машины переводить, научить выполнять голосовые команды, если машина не различает спектр значений знака? Лем пишет, что конструкторы машин набросились на труды логических семантиков, но вместе с логическим анализом языка они получили и призрак значения. Никто не знает, чем оно является. Где бы ни появлялось значение, точная и строгая работа становится невозможной – за ним выползают кошмары бесконечности, зыбкости, неопределенности, а все квантованные, поэтапные, точные действия тонут в наплыве проклятого смыслового мрака (Лем 2004: 236).

Сделаем попытку систематизации основных теорий значения.

1. Референциальная теория значения. У большинства философов языка значение связывается с референцией: бытие знака осуществляется посредством указания на внеположенный ему референт. Знак не существует, не соотносясь с чем-либо за своими пределами. Соответственно, теория референции является ядром теории значения (М.Даммит).

Значением знака является воспроизводимое носителями языка соотнесение материального носителя знака с референтом / представлением о референте. «В этом отношении вопрос о значении знака является вопросом о том, … какой квант информации выделен знаком из общего потока сведений о мире…» (Лебедев 1998: 35). Назовем это значение референциальным (дождь как атмосферное явление). Оно обусловлено конвенцией называния и не зависит от употребления.

Пределом такого корреспондентного подхода к значению (или нахождения соответствия между знаком и фактом) стало положение А.Тарского о том, что высказывание «идет снег» обладает значением только тогда, когда идет снег (предварительно заметим, что на основании такого подхода затруднительно проверить, что значением обладает высказывание «Бог есть» – см. 3.2.).

2. Теория значения как выводимости из положения в системе. Значение определяется формальным положением знака в семиотической системе – отношениями тождества и противопоставления с другими элементами. Так, знаки Соссюра существуют для указания на другие знаки своей системы, а не для того, чтобы указывать на не-знаки – объекты, находящиеся за пределами системы языка. Ф.Соссюр приводил в пример игру в шахматы, где роль любой фигуры определяется ее местом в абсолютной шахматной иерархии и текущим состоянием шахматной партии. Любая перестановка фигур в партии на доске меняет сравнительный вес и значимость имеющихся на доске фигур. Так и значения знаков и выражений мы знаем только тогда, когда осознаем все их многомерные связи в системе языка. Результатом соотнесенности знака с системой становится грамматическое значение (знак дождь включен в парадигмы слов со значениями предметности, мужского рода, единственного числа и т.д.). Как и референциальное, системное (грамматическое) значение стабильно и не зависит от употребления знака.

«Необходимость дать значению внутрисистемное истолкование касается … не отрицания референтного аспекта значения, а невозможности ограничиться этим аспектом. … Природа знака в не меньшей степени определяется его принадлежностью к семиотической системе и взаимодействием ее компонентов, нежели связью с обозначаемой вещью …» (Лебедев 1998: 36, 37). Значение знака неопределимо без обращения к внутрисистемному коду – без интерпретации посредством «перевода» на другие знаки.

Помимо системы языка, знак следует включать и в систему текстов культуры. «Полное» прочтение знака (анализ его значений) осуществимо не только в глобальном контексте язык – мир – культура. Именно здесь, по Ф.Палмеру, знак обнаруживает не только «значение обозначения», выражающее отношения между знаком и внеязыковой реальностью, но и «смысловое значение», которое обеспечивается всеми видами внутрисистемных связей знаков (Palmer 1982: 30).

3. Теория значения как употребления (семиотико-коммуникативная теория).

Л.Витгенштейн предлагал понимать значение как функцию употребления языковых знаков (выражений). Знаки постольку обладают значением, поскольку выполняют коммуникативные функции, что, в свою очередь, связано с интенцией (намерением) говорящего. По Дж.Серлю, теория значения также должна увязывать речевые акты с интенциональностью. Значение знака определяется как «семантическое правило», регулирующее употребление знака и условия, при которых он оказывается истинным. Это соотносится и с так называемыми эмпирическими правилами значения у К.Айдукевича.

4. Теория значения как реакции слушающего на знак. Ч.Моррис рассматривает значение в связи с коммуникативным поведением говорящего. Знак именует нечто, оценивает и предписывает слушающему определенные действия. Помимо данных измерений Моррис выделяет формальный аспект значения, побуждающий знаки определенным образом сочетаться с другими знаками. Все знаки в различной степени «нагружены» по этим измерениям, т.е. обладают соответствующими видами значений (Моррис 2001а: 132 - 141).

5. Теория значения как переводимости. Значение высказывания обнаруживается в его переводимости на другие высказывания. Эту теорию поддерживали Р.Якобсон, Ч.Пирс.

6. Теория значения К.Айдукевича. Отдельно обозначим еще один подход к пониманию значения. Он принадлежит польскому логику и философу Казимиру Айдукевичу. В работах «О значении выражений», «Язык и значение» им представлена систематизация видов значений. По существу, это систематизация всех ранее изложенных подходов:

· аксиоматические правила значения не зависят от ситуации употребления знака. К ним можно отнести как референциальный аспект значения, так и системно-грамматический;

· дедуктивные правила значения выводятся из самого языка – из значения других знаков и выражений. Дедуктивным путем, например, определяется значение авторских неологизмов. Так, значение нового слова ангелоид, которое М.Эпштейн вводит в свой «Проективный словарь русского языка», определяется исходя из суммы значений морфем: ангел и подобный чему-л., кому-л.;

· эмпирические правила значения определяются «опытным» путем – в анализе употребления выражений. Однако правила этого рода не должны исказить свойственный самому языку способ приписывания значений (аксиоматический и дедуктивный).

7. Теория семантического спектра значений. В.Налимов предложил принципиально новый подход к проблеме значения: следует говорить не о значении знака, а о семантическом спектре, или совокупности всех его значений. В интерпретации знака именно спектр значений становится причиной неоднозначности употребления и восприятия (Налимов 1979).

Во всех теориях есть общее положение о конвенциях значений («договоренности»), их зафиксированности. Зафиксированность значений позволяет индивидам, независимо от их намерений и целей, пользоваться языком и передавать его следующим поколениям. Использовать какой-либо язык – значит подчиняться его конвенциям (семантическим и грамматическим).

Проблемным остается вопрос о происхождении конвенций. Каким же образом знаки выбирают себе референты, чтобы нечто обозначать и значить? Ведь для установления конвенций уже необходимо иметь язык. У.Куайн заменял понятие конвенции понятием регулярности. Люди регулярно употребляют слова в определенном значении, т.е. связывают высказывание с ситуацией, и такие регулярности закрепляются в языковом поведении. То же у Л.Витгенштейна: значение как употребление.

Сол Крипке – автор теории конвенции как «крещения» именами объектов мира. Индивиды получили «крещение» некоторым именем; далее, в процессе употребления знака, имя индивида передается от одного говорящего к другому.

В любом случае зафиксированность значений в языковых системах обеспечивается так называемыми стабилизаторами. Стабилизаторы значения – конвенционально принятые способы употребления знаков на всех уровнях языковой системы (правила грамматической сочетаемости, семантические правила).

Интерпретировать (объяснять) значения мы можем только посредством других знаков – переводя знак на знак или последовательность других знаков.

Сделаем предварительный вывод, касающийся подходов к определению значения. Значение есть конвенционально принятое, закрепленное в сознании носителей языка соотнесение оболочки знака (знаконосителя) с референтом. В качестве референта (представления о нем) может выступать объект нашего мира, метафизический объект и т.д. В этом случае мы говорим о семантическом значении. Если в качестве объекта указания выступают элементы самой языковой системы, то речь идет о грамматическом значении. Все остальные виды связей знаконосителя и референта возникают в связи с употреблением знака, и потому могут быть обозначены как смыслы.

Одна из первых попыток разделить значения и смыслы связана с именем Г.Фреге. Значением обладают имена объектов, имена их признаков, а смысл связан со способом представления референта в высказывании. Смысл задает путь, направление, следуя которому можно обнаружить предмет референциального указания. Таким образом, в структуре знака выделяется референциальная часть (собственно значение) и аспект со-значений, или смыслов.

Смысловая составляющая знака разбивается на две части. Смысл, или способ представления референта, определяется, во-первых, отношениями с другими знаками, но уже не языка, а данного текста. Пример контекстуального употребления знака дождь: небо плакало дождем, где дождь приобретает значение слезы неба. Во-вторых, смысл определяется прагматическими намерениями того, кто употребляет знак. Это коннотативные, добавочные значения (закапал из глаз дождик – высказыванием выражается трогательное отношение к слезам). Коннотации выводятся не из самого знака, но из способа, каким общество этот знак использует. Например, автомобиль в современной культуре коннотирует свободу, возмужание и т.д. Очень тесно с коннотацией соприкасается то, что Р.Барт назвал мифом. В обоих случаях смысл зависит от в большей степени индивидуальных способа и целей употребления знака.

Итак, смыслсвязан со способом отображения референта в высказывании, а это значит, что в его создании непосредственное участие принимает тот, кто оперирует знаками. Носитель языка – уже не просто «исполнитель» предписываемых языком конвенций значения, а активный субъект, осуществляющий коммуникацию через трансформацию правил. Смысл соотносится с понятием языковой игры (см. 2.4.): привычное изымается из своего контекста и становится непривычным (дождь, оставаясь дождем, одновременнопревращается в слезы).

Для разделения понятий «значение» и «смысл» можно использовать следующие параметры:

· Степень стабильности. Значения стабильны во времени, связаны с конвенциями языка. Смыслы же подвижны, изменчивы.

· Характер обусловленности. Значения выводятся из языка, а смыслы обладают ситуативной обусловленностью.

· Значения принадлежат языку и коллективному языковому субъекту. Смыслы создает индивидуальный субъект в акте коммуникации.

· Значения принадлежат непосредственно своим знакам. Создание смысла связано с явлением приписывания к имени предиката – смысл принадлежит комбинации знаков. Для создания смысла нужен контекст – языковой, ситуативный, культурный.

Систематизируем представление о содержании знака в следующей таблице (табл. 1, с. 42). Значения и смыслы рассматриваются в рамках только двух подходов – внутрисистемного и внесистемного.

Таблица 1