Мир предков - царство мертвых
Странствия в мире мертвых
Вокруг алтаря предков
Все мистические учения Китая были нацелены на вступление в контакт с духами предков. Разные школы, учения и философы предлагали разные методы для этого, однако так или иначе предполагалось, что магическое знание, а также жизненная благодать, успех, благосостояния, одним словом, все, от чего зависит духовное и физическое существование человека, связывалось с духами предков. По сути, Китай создал, вероятно, самый развитый и сохранившийся по сей день культ мертвых, вокруг которого уже была «надстроена» вся культура с ее роскошными имперскими атрибутами и закрытыми эзотерическими школами, например, даосской алхимии.
Причем эти предки могли быть либо прямыми, реальными предками, либо предками косвенными. Хотя с строго говоря, китайцы в своих «домашних хрониках» ли генеалогических книгах (цзя пу) очень тщательно выстраивают линию именно реальных предков, нередко в общем понимании традиции фигурируют некие персонажи, которые тем или иным образом адоптированы кланом в качестве своих предков. Конкретные случаи мы рассмотрим позже, здесь же достаточно упомянуть, скажем,Конфуция,перед изображением которого во многих домашних храмах исполняются ритуалы, практически в точности совпадающие с ритуалами перед табличками с именами предков. Нередко в качестве предков принимаются какиенибудь известные герои,например,военачальники, поэты, потомки императорских фамилий. Зачем же это делается, в то время как ни для кого не является секретом, что сей герой никак не мог являться членом конкретного клана? Практически все семьи, носящие фамилию Кун, возводят свой род к Конфуцию (Кун — фамильные иероглиф Конфуция), несколько несвязанных между собой семей считают себя прямыми потомками Цзи Кана (II в.), известного поэта, даоса-алхимика, одного из членов творческого союза, прозванного Восемью мудрецами из бамбуковой рощи.
Как видно, китайский культ предков является особым знаком духовной преемственности и централизации вокруг символа семьи. Существует очень много форм следования этому культу, более того — практический любой китайский культ сводим исключительно к культу предков или в самом общем плане — к культу мертвых. Формально он может выглядеть, например, как поминовение родителей перед ритуальной едой, например, в период китайского нового года или на праздник цинмин[1]. Это может быть также молитва перед алтарем с табличками, на которых написаны имена предков и в которых переселяется часть их души. Это может быть и возведение больших, а порою и роскошных кумирен предков, которые до сих пор отстраивают зажиточные китайцы, и именно перед ними или внутри них проводятся многие ритуалы перемены статуса: похоронные обряды, свадьбы, молитвы по поводу рождения ребенка. Таким образом, алтарь предков становится центральной частью ритуальной жизни вообще, находясь в сознании китайцев на том месте, где у представителя западной традиции стоит церковь.
Концепция жизни как вечного духообщения предусматривала и то, что сама душа человека представляет собой совокупность душ. Форма поклонения предкам объясняется именно этим поверьем о «многокомпонентности» души человека и тем, что одна из этих компонент, дух-шэнь, остается «действующей» и после смерти. Каждый человек в его прижизненном состоянии состоит из совокупности двух начал инь и ян, воплощенных в двух типах душ, обитающих в нем и составляющим, по народным представлениям, его духовную компоненту. В любом человеке обитает сразу несколько душ, которые и разделяются на души-инь и души-ян. Души категории инь при жизни именуются по, а души ян — хунь. Уже в период ранней династии Хань сформировалось и понимание того, что представляет из себя смерть человека: после смерти целостность человека распадается, души-по уходят в землю, а хунь воспаряют в небо. Обычно считается, что у человека три хунь и четыре по (иногда речь идет семи или о десяти по), что связано с представлением о том, что четные цифры символизируют землю, а нечетные небо, хотя есть и иные нумерологические комбинации.
В этот момент — в момент окончательно расставания душ — человек исчезает. Человек, таким образом, в духовном плане растворяется во вселенной. Эта концепция имеет свои корни в древнейшей архаике, позже она стала частью даосской теории бессмертия, когда души не распадаются, но могут переселяться в иное физическое тело. Некоторые части его души переселяются в табличку с написанным на ней его именем, которая потом помещается на алтарь предков, существующий в каждом доме. Другая часть остается на месте захоронения, третья — уходит на Небо и в землю. Персона в прямом смысле распадается, человек оказывается дисперсен и оставляет свой след лишь, скажем, в табличке духа предка.
Впрочем, в древности «не-распад» душ представлял собой, скорее пугающее явление, нежели благо. Считалось, что если человек умер насильственной смертью, был убит или казнен, его души оставались едиными и искали возможность переселиться в другое тело, чтобы обрести физическую силу. В результате такое создание получало возможность мстить своим обидчикам[2].
Впрочем, существуют способы сохранить свои семь душ хунь-по в целостности и после смерти. Именно на это были направлены многие даосские способы достижения бессмертия, прием пилюли бессмертия, дыхательные и медитативные практики. Кажется, ни древние даосы, ни их современные последователи не верили в абсолютное бессмертие именно физического тела человека — оно смертно и тленно также, как и любой живой организм, растение и животное. Однако в результате применения особых методик «тайной традиции» совокупность душ оказывается нерасторжимой, персона сохраняется, приобретая статус «сяня», т.е. «бессмертного небожителя», который в свою очередь при определенных условиях можетсуществовать либо в своем астральном теле, либо переселятся в тела других людей, в том числе и неявно умерших, как бы «занимая» их тело.Однако даже распавшиеся души продолжают жить и определенным образом влиять на мир земной. Обычно души по, соотносимые с началом инь (их нередко не очень точно именуют «земными душами»), после отпадения от целостной души линь, обращаются в свой пост-смертный аналог духов-гуй. В свою очередь души начала ян, т.е. хунь, обращаются в духов-шэнь. Таким образом происходит мистическая трансформация части души в духа. Оговоримся, что в китайском лексиконе нет очевидного различия между понятиям «дух» и «душа», тем более отсутствует какое-либо моральное и этическое осознание «души».
Духи (и души) шэнь в народной традиции чаще всего считаются более могущественными, нежели гуй и носят позитивный оттенок ровно настолько, насколько ян «позитивнее» (но не лучше и не хуже), чем инь. Гуй нередко могут повредить человеку, хотя их вряд ли следует называть злыми или вредоносными — они лишь имеют иную логику своего поведения, крайне хитры и, как всякие духи, преследуют исключительно собственные цели. Иногда эти цели могут совпадать с целями человека - тогда духи помогают ему, чаще же всего они выступают как «обманщики». Духи гуй стремятся задержаться у тела умершего человека на возможно долгое время и именно поэтомумертвое тело в Китае считается опасным, приближаться к нему следует только после совершения определенных ритуалов и очищения. Гуй может быть вредоносен, если у него нет места, где он мог бы обрести пристанище — тогда гуй начинает беспокоить людей.
Гуй — дух, который утратил свою индивидуальность, не имеет имени, и поэтому ему невозможно совершать поклонения. Это — воплощенное начало инь, вредоносное не столько по своим функциям, сколько по своей сути. Он врывается в мир жизни, мир начала ян и именно этим может вредить людям. Если родственники по каким-то причинам забудут или не смогут поклоняться своему предку, его дух обратиться в гуй или гуа по – «одинокую душу» или «покинутую душу», которая теперь будет пугать людей. Примечательно,что практически во всех странах мира есть подобное поверье об одинокой (иногда — неотпетой) душе. Как гласит одна из народных историй, как-то дух-гуй пугал жителей небольшого городка, и людям пришлось обратиться за помощью к уездному чиновнику, знакомому со способами усмирения таких духов. Он произвел некоторые операции, в результате которых гуй успокоился. Когда же у чиновника поинтересовались, как он сумел добиться этого, тот объяснил, что, по сути, воспользовался забавным «филологическим» приемом: «Когда дух-гуй находится место, где бы он обрести прибежище-гуй (дух-гуй и прибежище-гуй записываются разными иероглифами - А.М.), то он перестает вредить людям»[3].
Итак, душам хунь и по в посмертной жизни соответствуют духи гуй и шэнь, причем свойства самого человека, не переходят автоматически на тех духов, которыми он становиться представлен после физической смерти. С течением времени практически все духи умерших стали выступать в виде гуй за исключением, пожалуй, лишь прямого предка семья, который остается представленным в виде шэнь. Существует поверье, что души простолюдинов, преступников, падших женщин, убийц и бандитов превращаются в духов-гуй. Души же благородных мужей, честных чиновников и некоторых мастеров обращаются в шэнь. Однако через некоторое время могущество их энергии утрачивается, ими в течение трех поколений, а затем они превращаются в духов-гуй. Таким образом, любой шэнь может однажды превратиться во вредоносного гуй прежде всего за счет того, что в третьем-четвертом поколении утрачивается связь между миром мертвых и миром живых.
Алтарь предков отражает эту связь с духами-шэнь именно до четвертого поколения. На алтарь помещаются четыре таблички обычно в следующем порядке слева направо: пра-пра-пра-прадедушка (4-е поколение, ни), прадедушка (1-е поколение, цзу), прапрадедушка (2-е поколение, цзэн), пра-пра-прадедушка (3-е поколение, гао). Когда умирает глава семьи, все таблички сдвигаются на одну позицию, освобождая место для нового имени, а табличка с именем пра-пра-пра-прародителей (т.е. последних ни) кладется в специальный ящичек под алтарем. С этого момента связь с ними ослабевает, и они могут из духов-шэнь перейти в категорию гуй, утеряв индивидуальность и связь с посюсторонним миром.
На алтарь рядом с табличками ставятся между несколькими ритуальными предметами: слева и справа ставятся свечи и цветы, а между ними помещаются благовония. Вообще алтарь может украшаться по разному — все зависит от достатка семьи, однако свечи, цветы (сегодня нередко искусственные) и благовония остаются неизменным атрибутом, очерчивающим «вход» из мира человеческого в мир духов.
Идея о наличии двух типов духов умерших носит, чевидно, очень древний характер, но уже в средневековье стало принято считать, что все духи умерших являются гуй. Существует лишь один защитник это светлый предок, который остается шэнь по отношению к своим потомкам, хотя по отношению ко всем остальным он может выступать как гуй, опасный и потенциально вредоносный. Как следствие следует всех возможных духов умерших обратить в категорию духов собственных предков шэнь. Именно так возникают странные и далеко не «родственные» поклонения могилам массовых захоронений, захоронениям асоциальных типажей, типа кровавых бандитов, проституток и т.д. Именно они, будучи при жизни чрезвычайно опасными и обладающими огромной энергией инь, могут быть после смерти путем определенных ритуалов и правильных поклонений быть обращены в защитников и представлены как предки. Духов изображать невозможно, хотя существуют некоторая даосская символика духов, однако даже сами даосы рассматривают такие картинки не как «зарисовки» гуй и шэнь, но как магические знаки, указывающие на возможности управления духами. Однако в Китае существует иная форма изображения духовного лика нескольких поколений семьи. Несколько поколений рисуются в виде рядов, расположенных один над другим, предки сверху (их обычно двое — муж и жена), обычно утрированно больших по сравнению с другими персонажами, ниже идут дети и внуки со своими женами (род в Китае патрилинеен, поэтому очевидно, что изображаются потомки по мужской линии). Обычно рисовались три ряда родственников, в редких случаях — четыре, если речь шла об известной семье, известной своей мощной благодатью-дэ. По сути, это изображение не конкретных личностей и их лица далеки от портретного сходства. В ряд оказывались выстроены духи- шэни, духи предков-защитников, в то время как предыдущие поколения уже обращались в духов-гуй. И здесь вновь видно поверье о благодатной силе духов лишь до четвертого колена, затем живые уже не способны вступать в контакт с ними.
Представление это очень древнее, происходящее вероятно из магических культов I тыс. до н.э. Так, например, Мэн-цзы (III в. до н.э.), передавая какое-то очень древнее поверье говорит, что «Влияние духа благородного мужа прекращается через пять поколений. Впрочем, и влияние духа маленького человека также прекращается через пять поколений»[4]. Таким образом, прижизненные деяния и даже соблюдение ритуалов не дают никаких преимуществ для сохранения своего шэнь в загробном мире.
Понятие шэнь также означает высшую духовную субстанцию, которую человек может пробудить в себе посредством определенных психомедитативных упражнений. Например, даосские практики предусматривают несколько этапов внутренних метаморфоз человека, точнее его двух душь-хунь, прежде чем он достигнет просветления духашэнь, т.е третьей души-хунь: «опустошая себя (т.е. свое сознание - А.М.) трансформируем семя-цзинь; очищая семя-цзинь, трансформируем ци; очищая ци, изменяем дух шэнь». На последнем этапе следует посредством очищение и успокоения духа-шэнь опустошить свое сознание и вернуться к изначальной пустотной нерасчлененности мира. Оказывается, что дух-шэнь непосредственно связан с тем духом, в который обращаются души хунь после смерти. Центром общения с духами является алтарь предков, который представляет собой космический канал общения не только собственно с предками, но с миром духов вообще. Он имеет свою «архитектуру», соответствующую канонической архитектуре храма, но не столько по типу «постройки», сколько по конструированию космоса вокруг человека, что находится у алтаря. Естественно, алтарь предков с табличками и обычно фруктами на нем есть в каждом доме, обычно он располагается в его западной части, что символизирует Западный рай и западные земли, где обитает Нерожденная праматерь (Ушэн лаому) или богиня Сиванму правительница Западного рая. Примечательно,что многие современные китайцы уже не могут в точности сказать, почему алтарь должен располагаться в западной части дома, однако очень точно соблюдают эту локализацию. Традиция, связанная с мистикой Запада и загадочной Сиванму, очень точно, хотя нередко и рефлекторно воспроизводится современными китайцами во многих деревнях, а точность соблюдения месторасположения, как известно, есть одна из важнейших особенностей оккультных ритуалов: выполняющий их может не понимать сути происходящего, но обязан в точности повторять слова, передвижения и локализацию - и тогда духи примут его.
Обычно пышные ритуалы перед алтарем предков выполняются практически всю первую половину месяца по лунному календарю, а также при любой необходимости получить помощь, во время молений об урожае, прекращении засухи, излечении болезней и т.д. Наиболее зажиточные семьи имеют возможность поставить небольшой крытый алтарь, каменный или деревянный, на западной стене которого прикрепляются таблички с именами предков, представляющие мини- убежища, где живет часть их души. Способность обращать в собственного предка любого, кто способен защитить тебя, приводит порою к интересным парадоксам. Практически во всех алтарях есть изображения Конфуция, Гуань-юя некогда реально жившего генерала, бога очага и богатства Цайшэня, а сегодня, например, Мао Цзэдуна и Дэн Сяопина, ставших сакрализованными защитниками и отцами китайского народа. Алтарь существует в каждой семье - он может быть вынесен в отдельную постройку или, что значительно чаще, располагаться непосредственно внутри дома. Далеко не всегда таблички с именами всех предков вплоть до четвертого колена ставятся на алтарь это делается лишь в периоды праздников, но в любом случае в левой части алтаря можно практически всегда обнаружить деревянную или мраморную табличку с именем предка. В самом центре обычно помещают статую одного из наиболее почитаемых богов, обычно, Гуань-ди или буддийскую богиню милосердия Авалокитешвару (Гуань-инь), однако воспринимаются они не только как изображения божества, но как прообраз самого раннего представителя клана, которому поклоняется семья. И, таким образом, существует символика идентификации некогда жившего реального первопредка с общепризнанным божеством. Общее божество обретает локальное воплощение. Примечательно, что даже такие общекитайские божества как защитник Гуань-ди, милосердная Гуаньинь, бог богатства Цаошэнь или долголетия Шоусин, несмотря на свой универсалистский характер, все же воспринимаются как духи локальные, частные, непосредственно связанные с конкретным предком семьи или клана. Более того, им даже придаются черты конкретной персоны, обычно одного из предков и особенно это распространено на юге Китая[5].
Духи предков постоянно нуждаются в кормлении — именно акт кормленияустанавливает связь между нынешними и ушедшими поколениями. Если на алтаре стоят четыре таблички, то следует «накрыть стол» на восемь персон соответственно предкам по мужской и по женской линии. Если в семье недавно умер один из членов, для него ставят дополнительные приборы. Затем алтарь сервируют привычной для любого китайца пищей. Обычно это мелко нарезанное мясо, засахаренные, сушеные и свежие фрукты, суп, сладкие пирожные или хлебцы, рис, чай, вино. Все это раскладываетсяпо пиалам и ставится на алтарь, Все подготавливается как для настоящего обеда, кладутся палочки для еды слева от каждой пиалы, нередко ставятся и пустые тарелочки, в которые принято бросать остатки пищи. Духам предков преподносят в качестве даров в основном два компонента: вино и благовония. Вино и благовония помещаются на алтарь или ставятся внутрь кумирни предков и меняются два раза в день, утром и вечером. Считается, что за этот срок духи предков уже должны «израсходовать» эти запасы и их следует обновить. Одновременно <обновляется> и связь между духами предков и их земными потомками. Не случайно это ритуал именуется термином «цзяо», что в даосских культах также связано с ритуалами обновления (например, Нового года). В момент поднесения даров перед предками не только читают молитву, но и отчитываются о том, что их нынешние потомки делали в течение всего дня. Самым большим праздником поклонения предкам Является весенний Цинмин. В этот момент кости усопших родственников чистятся после семи или десяти лет погребения. Могилы предков также посещают в середине осени на праздник Чунъюэ, причем для этого сегодня многим приходится ездить даже в другие провинции. Ритуалы эти носят одну характерную особенность - их составной частью является ритуальная трапеза, когда пища как бы разделяется с духами предков, причем также как и в эпоху Чжоу, а, возможно, и значительно раньше, в трапезе принимают участие только мужчины, а пищей является чаще всего свинина, что также характерно было для архаического «кормления духов». Общение с духами представляет собой особую тонкость, суть которой — не в абсолютной строгости ритуальных норм, что было характерно для западной религиозной культуры, но в самой монотонности поддержания контакта с родственниками-предками, который не должен обрываться не на минуту.
Форм ритуального общения великое множество, причем большинство из них, выйдя из глубокой древности, остаются актуальными и по сей день. Китай бережно поддерживает не только чисто механическую традицию поклонения, но буквально находит в этом свой духовный стержень. Не имея концепции единого Бога, не обретя общей всекитайской религии или символа веры, китайцы очень точно уловили суть тех, кто может выступать реальными защитниками. Духи предков, шэни, в отличие от западной концепции Бога, никогда не бывают бесконечно удалены в Небеса, для установления контакта с ними не нужны посредники в виде священнослужителей, нет необходимости и в строгом соблюдении ритуала и богатых церквах. Все, с одной стороны, максимально приземлено понятно каждому, с другой стороны, бесконечно мистифицировано — здесь каждый поклон или подношение означают моментальное соприкосновение систоком своего рода и духом предка. Шэни оказываются не только близки и понятны, но и универсальны, замещая функцию практически любого божества.
Вышедшие из мира духов
Практически все становление человека с самого момента его рождения проходит под знаком «разграничения миров»: непосвященные люди не должны соприкасаться напрямую с миром мертвых и духов, а духи не должны без дополнительных просьб вмешиваться в дела живых людей. В чисто психологическом плане тема страха смерти и безвременного обращения в мир духов превалирует во всех китайских посвятительных ритуалах и ритуалах «перемены статуса».
В китайской магической культуре ребенок, появившись на свет, еще не считается окончательно родившимся. Дело в том, что мир мертвых и мир еще не рожденных представляются единым пространством, а поэтому душа младенца после рождения остается еще связанной с потусторонним миром и может в любой момент туда вернуться. Ему даже еще не дают «взрослое» имя, называя его «детским именем» (сяо мин) как еще «не до конца человеку».
Духи считают ребенка своим, а поэтому стремятся вернуть его в мир мертвых. Поэтому с самого момента рождения ребенка его семьей предпринимаются усилия для удержания его души в мире живых. В ход пускаются священные талисманы и обереги, которые привязывают его к жизни. Например, на шею ребенку вешается амулет в виде металлического или нефритового замочка (гуа суо), который «приковывает» его к жизни и запирает его дух-шэнь внутри тела. Подобную же роль выполняют большие металлические кольца, надеваемые на шею ребенка на манер ошейника (гуа цзюань). Особенно опасны первые сто дней жизни ребенка, когда дух Юйшэнгуй забирает к себе детей. И здесь также используются методы «удержания» души ребенка, например, вокруг его кровати вешают рыбачью сеть, которую иногда пропитывают кровью собаки, чтобы придать ей еще большое сопротивление воздействию духов. Духов отгоняют и традиционным способом — едким дымом, поэтому особенно эффективным считается следующий способ: вся старая обувь, которую только можно найти, сбирается в кучу и сжигается,
Считается также хорошим знаком, когда даосский монах, имеющий власть над миром мертвых и выполняющий обязанности шамана, приобнимает ребенка за плечи или кладет ему руку на голову, также «задерживая» его в этой жизни.
Еще в эпоху Чжоу во время самого первого серьезного ритуала инициации на голову юноше водружали специальную шапочку и давали ему взрослое имя. Теперь он переходил в разряд членов общества, на которых распространялись все права и обязанности взрослого населения. Детство прекращалось, а вместе с ним уходила и забота общества о ребенке. Он не просто взрослел — он совершал мистическую трансформацию, абсолютным образом меняясь, и именно об этом чудесном превращении (шэнь хуа) в некого «другого» и говорила смена его имени. До сих пор в Китае существуют отголоски от этих чжоуских обрядов.
Сам того не зная, ребенок проходит через несколько десятков «преград» или посвятительных ступеней (гогуань), пока не обретет статус взрослого человека и окончательно расстанется с миром теней. По сути он продвигается из мира теней в сторону мира живых, пока окончательно не станет взрослым и не станет принадлежать миру людей. По одной из версий, на пути ребенка встречается до 30 этапов или застав, которые он и должен преодолеть. Каждая из «преград» представляет собой переход на новый уровень мира живых, например, дух Юйшэньгуй, забирающий детей в первые сто дней, уже не властен, после прохождения девятой преграды. Существуют также «преграда пяти духов», «золотого замка», «железной змеи», и многие другие, связанные с символикой отделения от мира духов. Наконец после преграды «воды и огня» наступал этап «невозвращения» и ребенок считался неуязвимым для духов[17].
Для облегчения этого пути поэтапной инициации и невозможности возвращения в мир духов раньше срока, родители наносят на ребенка ряд «опознавательных знаков», дабы духи поняли, что речь идет именно о ребенке, а не пожилом человеке, готовом вступить в лоно смерти. Еще в начале ХХ в., а в некоторых деревнях и сейчас ребенку выстригают макушку, оставляя волосы лишь по бокам на манер монашеской тонзуры — это должно свидетельствовать именно о «детском» статусе человека. Детей нередко также обряжают в одежду буддийского монаха, обычно серого или темно-синего цвета, поскольку монах властвует и над миром живых и над миром мертвых, одновременно уменьшая «проявления жизни», например, ограничивает себя в питании и удовольствиях, соблюдает обет целибата и т.д. В провинции Хэнань по сей день девочкам наносят татуировку на запястья и предплечья в виде нескольких точек, расположенных по кругу или в виде пятиконечника. Сами китайцы не любят разъяснять суть подобных татуировок, поскольку это застрагивает очень интимную сферу взаимоотношений духов и людей, в которую не должны быть посвящены случайные люди.
Обратим внимание, что здесь также главенствует принцип постепенного отделения ребенка из хаотичной массы духов загробного мира, откуда он вышел, и идет уже известный нам процесс «янификации». Шаг за шагом ребенка приучают к социальным нормам, его обычно отдают на воспитание старейшим жителям деревни или родителям мужа, которые и прививают ему основные формы общения и поведения. Вплоть до сегодняшнего дня в Китае сохранились еще школы, некогда крайне развитие, существующие вокруг местного «мастера» — обычно наставника боевых искусств ил гадателя. Однако дети не столько учатся ушу или даосским гаданиям, сколько воспринимают от наставника основные нормы поведения, общения, учатся читать и писать.
В ряде деревень провинции Хэнань и Сычуань сегодня специально приглашают даосских или буддийских монахов, которые и обучают детей. Разумеется, по сравнению с обычными начальными школами такое обучение может показаться крайне примитивным и неэффективным, тем не менее такие школы иногда считаются значительно более «нужными» для ребенка, чем официальные учебные заведения. Дело в том, что такое наставник может уберечь ребенка от влияния вредоносных духов и от обращения его опять в хаотичную массу мира мертвых. Например, в первые сто дней после рождения ребенка, его обратно может забрать дух, в последующее время в дело вступают другие духи, и так будет продолжаться пока ребенок не станет окончательно взрослым и не сменит статус. До этого же момента его следует защищать через даосов и буддистов, обладающих магическими знаниями. Впрочем, сегодня это не мешает ребенку параллельно посещать начальную школу.
Оберегая ребенка от возвращения в мир мертвых, тем не менее его рассматривают одновременно и как посланца этого мира. Гадатели нередко использовали его промежуточное, пограничное, используя их как медиумов для гадания. Так ребенок оказывается посредником между миром духов и миром людей, как еще не окончательно расставшийся с потусторонними сферами, и в этом плане уподобляется медиуму или шаману. Эта его черта используется, например, во время гаданий, когда через ребенка задают «вопросы духам», а они отвечают его устами.
Для таких бесед с духами маги нередко использовали молодых мальчиков и юношей лет 12-25, которые именовались «детьми для гаданий» или «детьми для вопросов к духам» (цзи дун) или просто детьми» (дунцзы), например в провинции Аньхой. Порою они состояли при храмах или семейных алтарях, в этом случае их называли «священными детьми» (шэнь дун), предназначенными для связи с духами семьи. Благодаря особой методике, производя пасы над головой и читая молитвы, их вводили в глубокий гипноз. Нередко, отбирая «ритуальных детей», маги специально искали юношей, склонных к истерии и, следовательно, особо гипнотабельных[18].
После введение юноши в состояние измененного сознания, ему задавали вопросы, а душа умершего человека, пользуясь его физической оболочкой, вещала о многих вещах. Так, в частности, китайцы узнавали массу вполне обиходных вещей, например, чего душе не хватает в загробном мире и какие жертвы еще стоит принести.
Успокоение опасных духов
Важным объектом поклонений в Китае были и остаются в ряде мест и сегодня массовые захоронения — порою безымянные, порою лишь предполагаемые. Иногда в них покоятся безвестные странники и бродяги, беглые солдаты, бандиты, жертвы народных восстаний, случайных разбойных нападений или стычек местных бандитов-туфээев между собой. Несмотря на свой асоциальный характер, таким захоронениям не только поклоянются, но жители ближайших деревень нередко совершают поминальные обряды едвали не пышнее, чем по своим реальным родственникам.
По сути, здесь случайные жертвы оказываются представлены как объекты ритуального заклания. Обыденная насильственная смерть (т.е. виктимизация) обращается с священное жертвоприношение, т.е. сакрификацию. Чтобы уловить суть представлений о таком типе духов, оставшихся после, например, бандитов и падших женщин, важно понять, что свойства живущего человека никогда полностью не переходят на духа. Скорее наоборот, происходит мистическая трансформация как образа, так и его свойств, дух воплощал лишь какую-нибудь одну характерную черту некогда живвшего человека. Например, женские черты умерших никогда не переходили прямолинейно на женские божества, а сами божества оказывались амбивалентны, обладали и женскими и мужскими свойствами, а иногда дух умершей женщины в своем «тонком» обличии выступает как мучжина.
Парадокс таких поклонений заключается еще и в том, что людям, захороненным в подобных могилах, воздаются почести именно как духам предкам, хотя очевидно они не являются предками жителей селения.
Не противоречит ли это утверждению, что всякие духи в Китае есть духи предков? Чтобы объяснить этот кажущийся прадокс, достаточно лишь бегло взглянуть на агиографию духов защитников (т.е. шэней) и обратить внимание на их прижизненные подвиги. Например, излюбленным народным героем, обратившимся в шэня, является знаменитый вождь восставших XIV в. Сунь Цзянь, герой знаменитого романа «Речные заводи». Он отличался поведением, весьма далеким от имперских конфуцианских канонов, мог, например, прирезать пленного и съесть у него печень (по поверьям, это укрепляет мужество), убить десятки вполне мирных людей. Народные предания рассказывают о подивгах мастера У Суна, который прсолавился не только тем, что голыми руками убил тигра, но, пристрастившись к вину, в пьяном состянии мог разрушить целый дом и убить прохожего. Люди, подробные Сунь Цзяну, У Суну и другим оказались канонизированы не за удивительные благодетельные поступки (хотя сами по себе они не исключаются), а именно за огромную разрушительную энергию, превратившую их в народных героев. Такие поверья связаны с тем, что дух-шэнь, остающийся после физической смерти человека, не является точной копией некогда жившего человека. Более того, он может быть вообще не похож на него и перенимает лишь исключительно энергетические свойства. Например, поклонение могилам бандитов связано не с тем, эпатажем императорской доктрины «культурного» поклонения Конфуцию, как это иногда считается, а с мистической инверсией ценностей в народной оккультной культуре. Предполагается, что бандит обладал большой энергией, и его дух-шэнь по-прежнему может благодаря этому воздействовать на мир живых, причем его сила тем больше, чем большее людей он убил при жизни. Происходит перенос сакральных энергий и эзотерических представлений на дела земные. Если духи и правители на небесах на самом деле оказываются метафорой земных чиновников и императоров, о духи типа гуй — бандитами. И таким образом небесное начало приходит на землю, становится структурной частью жизни людей[19].
С этими же представлениями связана и «героизация» многих подобных персонажей после их смерти — по сути «героем» здесь оказывается не сам человек, а мощь его духа-шэнь или гуй.
Выполняя перед могилами таких асоциальных элементов ритуал поминовения предков, местные жители по сути обращают духов-гуй этих бандитов в своих защитников-шэнь. В сущности, здесь выполняется посмертный ритуал «принятия в семью». Отныне «потерянные» и «одинокие души» бандитов, проституток, бродяг обретают свою идентификацию в мире мертвых, и в благодарность защищают тех жителей деревни, которые приняли их в свою семью и регулярно возносят молитвы и жертвоприношения.
Неуспокоенные духи людей, умерших не своей смертью не погребенные по ритуалу, считаются наиболее опасной категорией обитателей загробного царства, поскольку, утратив физическое тело, они не обрели своего места в мире мертвых. В этом плане представления о «неотпетых душах» в Китае мало чем отличается от русских представлений о кикиморах, русалках, леших как духов утопленников, или убитых людей. Китайские буддисты, в частности, считают, что вредоносные духи людей, умерших насильственной смертью, всячески ищут способ отомстить за себя и часто убивают людей, которые не способны защититься от их воздействия. Часто такое преследование со стороны духов определяется китайскими врачами в том случае, если пациентам не помогают никакие лекарственные средства и тогда на помощь призываются даосы или буддисты. Те обычно используют три основных приема: заговоры, сжигание священных заклинаний, написанных на желтой бумаге, и дают больному специальные отвары, часть из которых представляют галлюциногены, а часть — сильные успокоительные средства.
Вообще с духами людей, погибших насильственной смертью, следует поступать очень осторожно, причем на каждую категорию смерти следует совершать свой ритуал. Без соответствующего обряда дух остается «одинокой душой» действует разрушительно на всю округу. Обычно для проведения обряда над такими духами приглашаются в основном даосы как люди, лучше всех знакомые с миром мертвых. Характерно, что даосы вообще в период последних 200-300 лет превратились именно в служителей мира мертвых, причем одной из основных их обязанностей является помощь в «самопознании» души в загробном царстве. Способы общения с этими духами и сегодня представляют собой тайную практику даосов, реже — буддистов, причем далеко не все служители даосизма и буддизма наделены знаниями общения с неуспокоенными душами. Существует ряд «тайных» (в реальности — опубликованных) предписаний, например «Юйли чаочжуань», которые рассказывают о конкретных методах обращения к небесным судьям и духам, дабы те либо приняло с миром душу убитого, либо отпустили ее обратно для перерождения. В основном используются хитро составленные надписи в виде петиции к небесным судиям, причем нередко ни написаны не только обычными иероглифами, но содержат в себе и некие «тайные» знаки, понятные только духам и посвященным даосам. По ним обитатели загробного мира и опознают «своего» посланца из мира людей.
Более того, сам уход из жизни для разных категорий населения древнего Китая не был одинаковым! Лишь непосвященному могло показаться, что люди умирают одинаково, однако расставание плоти с душами, что ее населяют, происходит по-разному. Древний трактат «Записи о ритуалах» («Ли цзи») очень четко классифицирует разные виды смерти. Так, смерть правителя именовалась бэн, что напоминало звук рушащегося здания, смерть властительного князя именуется ху<