Минимальная характеристика истории

Основная идея предшествующей главы заключалась в том, что субстан-

тивная философия истории и история как таковая относятся к разным жан-

рам и что первая совершает незаконные с моей точки зрения, экстраполя-

ции в будущее, обладающие той же самой структурой, с помощью которой

историки организуют события "прошлого. Вследствие структурного сход-

ства между обычным историческим описанием и философией истории и

опять-таки благодаря тому, что одно и то же понятие исторического значе-

ния обусловливает свойственные им описания, а именно нарративные опи-

сания, можно было бы предположить, что эти два вида деятельности в об-

щем и целом похожи, отличаясь лишь размахом. Обычный исторической

подход охватывает лишь часть того, что пытается охватить философия ис-

тории, а именно историю в целом. Конечно, в рамках самой истории име-

ются разные по широте описания. История террора 1793 г. охватывает бо-

лее узкую область, чем история Французской революции, а история после-

дней — уже, чем история Франции; в свою очередь, последняя более узка,

чем история Европы, и т.д. Наиболее широким историческим описанием,

как мне представляется, является описание всего прошлого. Но это описа-

ние нужно отличать от описания всей истории, что является предметом фи-

лософии истории. Хотелось бы думать, что описание всего прошлого лишь

практически невозможно, в то время как описание всей истории невозмож-

но логически. Однако на самом деле это вовсе не так, и причину этого мож-

но усмотреть в том, каким образом — в наиболее глубоком смысле — суб-

стантивная философия истории «связана» с историей. В одной из последу-

ющих глав я буду пытаться обосновать мысль о том, что любое описание

прошлого существенно неполно. Оно существенно неполно в том смысле,

что попытка сделать его полным потребовала бы выполнения такого усло-

вия, которое не может быть выполнено. И моя основная идея будет заклю-

чаться в том, что полное описание прошлого предполагало бы полное опи-

сание будущего, поэтому нельзя получить полного исторического описа-

ния, не создав вместе с тем некую философию истории. Поэтому, если не-

возможна правомерная философия истории, то не может существовать пра-

вомерного и полного исторического описания. Перефразируя знаменитый

логический результат, можно кратко сказать: невозможно непротиворечи-

вое и полное историческое описание. Иными словами, наше знание о про-

шлом ограничено нашим знанием (или незнанием) будущего. В этом зак-

ачается более глубокая связь между субстантивной философией истории

и обычной историей. И это объясняет, почему нельзя обойтись без субстан-

26 Артур Данто. Аналитическая философия истории

тивной философии истории при анализе понятия истории — даже той, ко-

торой занимаются обычные историки.

Возможно, небольшая иллюстрация прояснит то, что я имею в виду.

Полное описание некоторого события должно было бы включить в себя

каждое истинное историческое описание этого события. Рассмотрим рож-

дение Дидро в 1715 г. Одним из истинных исторических описаний этого

события будет то, что в 1715 г. родился автор «Племянника Рамо». До того,

как «Племянник Рамо» был написан, никто не мог дать такого описания,

если только он не выдвигал определенного утверждения о будущем, т. е. не

высказывался пророчески. В течение соответствующего интервала време-

ни такое историческое описание должно было бы логически опираться на

предложение, относящееся к философии истории. Но без такого описания у

нас не было бы полного описания события, случившегося в 1715 г. Таким

образом, мы не можем иметь полного исторического описания, не предпо-

лагающего некоторую философию истории. Это универсальный принцип.

Всегда будут существовать описания событий 1715 г., зависящие от описа-

ния тех событий, которые еще не произошли. Лишь после того как эти со-

бытия произойдут, мы сможем дать их описания и получить полное описа-

ние первых событий. Но давать эти описания еще до того как произошли

соответствующие события, значит заниматься философией истории. Таким

образом, если философия истории невозможна, то так же невозможны и

полные исторические описания, и, стало быть, исторические описания яв-

ляются существенно неполными.

Заметим, что если бы философия истории была правомерной, то ка-

кая-либо из ее концепций позволяла бы высказывать или яз нее были бы

выводимы некоторые утверждения о прошлом — утверждения, которых в

ином случае не могли бы высказать историки. Представители философии

истории не ограничиваются только утверждениями о будущем, они выс-

казывают утверждения также и о прошлом. Поэтому способность «выс-

казываться о прошлом» не позволяет отличить историков от философов

истории. Это последняя связь между историей и философией истории, ко-

торую я должен отметить. Различие состоит в том, на какие, соответствен-

но, предположения опираются их утверждения о прошлом. Представителя

философии истории отличает то, что его утверждения о прошлом предпо-

лагают определенные утверждения о будущем. Под будущим я понимаю,

конечно, «его будущее». Характеристика как истории, так и философии

истории необходимо включает ссылку на временные координаты истори-

ка и философа истории.

Пока я буду говорить только об обычной истории. Историки как исто-

рики не занимаются событиями их будущего, по крайней мере, не занима-

ются ими так, как они изучают события своего прошлого или в некоторых

случаях события своего настоящего — те события, во время которых они

Глава II. Минимальная характеристика истории 27

живут. Событиями настоящего они могут интересоваться, например, в та-

ком смысле: они наблюдают эти события в ожидании того дня, когда эти

события станут прошлым и они напишут их историю. Так было с Фукиди-

дом, деятельность которого особенно поучительна в настоящем контексте.

Он начинает свою замечательную книгу следующим предложением:

«Фукидид афинянин описал войну пелопонесцев с афинянами, как они

воевали между собой. Приступил же он к своему труду тотчас после нача-

ла военных действий, предвидя, что война эта будет важной и наиболее

достопримечательной из всех бывших дотоле» *.

Очевидно, он чувствовал важность событий, во время которых жил, и

следил за происходящим, с тем чтобы впоследствии рассказать историю

этих событий. Фукидид стремился быть как можно более точным в описа-

нии того, что действительно происходило, и эта точность, как он сам со-

общает, требовала от него значительных усилий 2. Он сам был свидетелем

многих событий, вошедших в его Историю, однако в отношении некото-

рых был вынужден опираться на показания других людей. Но последние

не всегда согласовывались между собой, и для того чтобы установить, ка-

кое из двух противоположных описаний было правильным, он был вы-

нужден прибегать «к самым строгим и тщательным проверкам». Именно

эта тщательность обеспечила ему почетное имя отца научной истории.

Однако он стремился не просто дать правильное описание событий, хотя

это и было необходимым условием достижения его дальнейших целей. Он

хотел, чтобы его работа была полезной 3, и был убежден в том, что она

будет полезна лишь в том случае, если будет истинна. Отсюда его усилия

быть точным. Возможно, все историки хотят, чтобы их работы были по-

лезными. Однако часто полезность их работ сводится лишь к тому, что

это просто описания истории. Иначе говоря, их работы полезны для дру-

гих историков, интересующихся соответствующими периодами или собы-

тиями, или для людей, стремящихся узнать о прошлом. Критерии полез-

ности здесь остаются в рамках самой истории, но Фукидида интересовала

полезность не в этом, связанном с историей смысле. При написании своей

работы он преследовал как цели создания истории, так и иные цели, лежа-

щие за пределами истории. Вот эту дополнительную пользу я и хочу крат-

ко рассмотреть.

Его книга была обращена к людям, которые, по его словам, хотят «ис-

следовать достоверность прошлых и возможность будущих событий»,

loo «прошлое может «когда-нибудь повториться... в том же или сход-

ном виде» 4. Поэтому его «труд создан как достояние навеки». Эти не-

:олько утверждений, казалось бы, ясно показывают, что Фукидид писал

как — с моей точки зрения — должен писать философ истории: он

28 Артур Данто. Аналитическая философия истории

писал о прошлом, но только или главным образом для того, чтобы дать

ключ к пониманию будущего, ибо прошлое может «когда7нибудь повто-

риться... в том же или сходном виде». Однако его ссылка на будущее, как

мне представляется, не является той апелляцией к будущему, которая ха-

рактерна для концепций философии истории, а утверждение о том, что про-

шлое может «когда-нибудь повториться... в том же или сходном виде», в

действительности представляет собой лишь приблизительную формулиров-

ку того, что мы считаем Принципом индукции. Поэтому мысль Фукидида я

реконструирую следующим образом. Сейчас, говорит он, идет война при

таких-то и таких-то условиях. Условия, аналогичные данным, могут сло-

житься в будущем, как это уже бывало в прошлом, и тогда в будущем про-

изойдут войны, аналогичные данной. Следовательно, если, по крайней

мере, точно описать эти условия в настоящем случае, то когда в будущем

мы обнаружим сходные условия, то можем ожидать наступления сходных

событий. Вот так мы получаем ключ для понимания событий будущего,

которые будут в достаточной мере похожи на Пелопонесскую войну 5.

Это утверждение можно интерпретировать совершенно тривиальным

образом. Конечно, мы были бы способны предсказать последовательность

событий в любой войне, которая в достаточной мере похожа на Пелопо-

несскую войну, если у нас имеется точное описание самой Пелопонесской

войны: тот, кто понимает х, поймет также каждую копию х, если это хо-

рошая копия. Весь вопрос в том, существуют ли на самом деле войны,

достаточно похожие на Пелопонесскую войну, и действительно ли буду-

щие события будут похожи на события прошлого? И в определенном смыс-

ле можно сказать, что это не так. Мы знаем, например, довольно много

войн, которые для нас находятся в прошлом, а для Фукидида — в буду-

щем и которые настолько же сильно отличаются от Пелопонесской вой-

ны, как и похожи на нее. Ясно, что Фукидид ничего не мог знать относи-

тельно войн своего будущего. Однако у него должна была быть информа-

ция для сравнения, если понимать его буквально. В конце концов, война,

столь превосходно им описанная, находилась в будущем по отношению

ко многим войнам из прошлого Фукидида, и о некоторых из них он дол-

жен был знать. Если его война в точности похожа на эти другие войны,

то мы должны отвергнуть многие элементы его описания. Например, он

утверждает, что его война была «значительной». Однако он сообщает так-

же: «на основании проверенных и оказавшихся убедительными свиде-

тельств, я пришел к выводу, что все эти исторические события далекого

прошлого не представляли ничего значительного как в военном отноше-

нии, так и во всем остальном» б. Действительно, если его утверждение о

том, что его война «будет важной и наиболее достопримечательной из всех

бывших дотоле», имело какие-то основания, то следует предполагать, что

это были какие-то специфические особенности именно данной войны. Если

Глава П. Минимальная характеристика истории 29

будуЩее похоже на прошлое, то прошлое должно быть похоже на буду-

щее (отношение сходства является симметричным). Поэтому очевидно, что

Фукидид не имел права настаивать на беспрецедентности его войны и в

то же время утверждать, что все будущие войны будут на нее похожи. Ясно,

что все войны в каком-то смысле похожи одна на другую. Но тогда нам

достаточно лишь заглянуть в словарь, чтобы установить, в чем состоят

общие особенности событий, которые надлежит называть войнами. Нам

не нужно изучать историю. Тогда какое право — в важном когнитивном

смысле — имел Фукидид предполагать, что будущие войны будут похожи

на его войну, если прошлые войны не были на нее похожи? У него не мог-

ло быть никаких свидетельств в пользу этого, ибо имевшиеся у него дан-

ные категорически свидетельствовали против предположения о том, что

будущие войны будут похожи на его войну. Разве он не должен был пред-

положить, что как все прошлые войны отличались от его войны, так и

войны будущего будут от нее отличаться? Но если это единственный вы-

вод, к которому он вправе был прийти на основании имеющихся у него

свидетельств, его намерение написать «полезную» историю было бы по-

дорвано с самого начала. Или же ее польза заключалась бы совсем в ином,

а именно в демонстрации того, что знание прошлого совершенно беспо-

лезно для понимания будущего и тот, кто стремится постичь будущее,

может не тратить время на изучение истории. Но если прошлое не дает

ключей к пониманию будущего, то что же дает? Несомненно, что в каком-

то смысле — о чем говорят наши индуктивные процедуры — оно дает ключ.

Вопрос в том, имел ли здесь Фукидид право на индукцию?

Есть что-то в высшей степени искусственное в попытках применить логи-

ческий анализ такого рода к высказываниям Фукидида 1. Он явно выразил же-

лание написать полезную книгу и ясно высказал свои мысли о том, как она

может быть использована. Более конгениальной реконструкцией его методо-

логии могла бы быть следующая. Как и Платон в знаменитом разделе его «Рес-

публики», Фукидид мог бы воспользоваться приемом исследовать что-то че-

рез что-то другое, «написанное крупно» *. Идея заключалась в том, что если А

является увеличенной проекцией В, то структурные особенности, общие А и

В, легче изучать на А, чем на В. Предполагается, конечно, что А и В структурно

подобны, но такого рода предположения лежат и в основе нашего использова-

ния микроскопа, даже если «невооруженным глазом» мы не способны срав-

нить увеличенный образ х с самим х. Поэтому Фукидид мог чувствовать, что

изучаемая им война была столь значительной, что ее можно было рассматри-

вать как увеличенный образец вообще всякой войны и, изучая ее, он мог обна-

ружить такие структурные свойства, которые нелегко было разглядеть в более

!лких примерах. В конечном счете он настаивает на том, что именно раз-

Платон. Республика. 368d-e.

30 Артур Данто. Аналитическая философия истории

меры этой войны сделали ее «наиболее достопримечательной» по сравне-

нию с другими войнами. В таком случае его выбор может быть оправдан

точно так же, как выбор наиболее ясного примера из некоторой совокуп-

ности, другие члены которой проявляют изучаемые свойства менее ярко,

чем избранный пример. Его повествование должно было выявить особен-

ности типичных человеческих реакций на типичные ситуации, которые, как

он считает, повторяются вновь и вновь. Именно за это ценили его работу и

считали ее, как он и хотел, «достоянием навеки», ибо она есть нечто боль-

шее, чем простое описание того, что происходило между Афинами и Спар-

той в далеком прошлом.

Тогда мы можем сказать, что его утверждение о том, что будущее дол-

жно быть похоже на прошлое и что посредством тщательного описания

одного из ярких примеров войны он дал средство для понимания буду-

щих войн, по сути дела не было привязано к определенному времени. Го-

воря о будущем, он в общем-то не подразумевал время. Он имел такое же

право сказать, что дал ключ для понимания всех войн прошлого. Возмож-

но, однако, что он не считал это ценным достижением. Будучи человеком

практичным, Фукидид, несомненно, чувствовал, что для прошлого уже

ничто не может быть полезным (как заметил Ричард Тейлор, в отношении

прошлого мы все фаталисты) 8. Только с будущим мы можем что-то сде-

лать, и только в отношении будущего его работа могла бы принести ка-

кую-то пользу 9. Однако это несущественно для логики его рассуждений,

представленной в нашей интерпретации. Фактически он совершил пере-

ход от отдельного образца (пусть «хорошего» образца) к совокупности:

от происходящей войны — ко всем войнам, прошлым и будущим. Но вы-

ражение «прошлые и будущие» ничего не добавляет к выражению «все

войны». Поэтому утверждение Фукидида о будущем носит такой же ха-

рактер, как и утверждение любого из нас, опирающееся на обычную ин-

дукцию. Однако это утверждение нельзя считать утверждением о буду-

щем в большей мере, чем о прошлом. Это утверждение о совокупности, и

оно не зависит от информации о положении членов совокупности во вре-

мени — ни по отношении друг к другу, ни по отношению к человеку, осу-

ществляющему индукцию. Верно, конечно, что иногда наши философс-

кие сомнения относительно индукции выражаются в вопросе «Будет ли

будущее похоже на прошлое?». Однако в действительности индукция сим-

метрична относительно времени, направление времени в ней не учитыва-

ется. Мы легко могли бы перефразировать этот вопрос следующим обра-

зом: «Будет ли прошлое похоже на прошлое?» Иначе говоря, будет ли про-

шлое, предшествующее периоду, из которого взяты наши образцы, «по-

хоже» на более позднее прошлое? Все проблемы, связанные с будущими

примерами той совокупности, из которой мы выбрали свой пример, воз-

никают и в связи с предшествующими примерами. Например, у нас не боль-

Глава II. Минимальная характеристика истории 31

ше оснований предполагать, что впоследствии появятся такие же приме-

ры, как и предполагать, что такие примеры уже были. И существует как

возможность того, что избранный нами пример является последним, так и

возможность того, что он был первым. Юм однажды заметил, что суще-

ствует логическая возможность того, что однажды весь наш мир изменит-

ся таким образом, что ни один из наших общих законов не будет действо-

вать 10. Однако мы можем допустить, что такое уже случалось, и мир изме-

нялся так, как он мог измениться по предположению Юма. Очевидно, у меня

нет индуктивных оснований для исключения ни той, ни другой возможнос-

ти. Отсутствие таких оснований и призвана подчеркнуть та возможность, о

которой говорит Юм. Или, наоборот, у меня есть только индуктивные ос-

нования для исключения обеих возможностей, ибо каждая из них является

логически последовательной, а индуктивные основания здесь недостаточ-

ны. Предполагать их достаточность — значит уходить от вопроса.

Даже не говоря обо всех этих симметриях, мы можем заключить, что

индуктивные процессы как выводы от известных к неизвестным приме-

рам инвариантны относительно как прошлого, так и будущего. Тогда не-

явно предполагаемые в произведениях Фукидида идеи относительно того,

что человеческие мотивы всегда и везде остаются одинаковыми и что люди

предсказуемыми стандартными способами реагируют на стандартные си-

туации, не зависят от времени. Следовательно, его утверждения о буду-

щем по своему виду не отличаются от его утверждений о настоящем и про-

шлом. Сейчас я не касаюсь, конечно, вопроса о том, верны или ошибочны

были его конкретные выводы, я подчеркиваю лишь их независимость от

времени. Фукидид не вторгается в охарактеризованную мною философию

истории. Скорее он занимается социальной наукой, по крайней мере не-

явно, ибо стремится к тому, чтобы из его книги мы почерпнули какие-то

весьма общие факты относительно поведения отдельных лиц и групп лю-

дей в политическом контексте — факты, которые наиболее отчетливо вы-

ступают в описываемых им событиях. Тем не мецее, его работа сохранила

бы свою ценность даже в том случае, если бы эти факты не носили общего

характера, даже если бы греки и спартанцы значительно отличались от

тех людей, которые жили раньше или позже. В его книге мы действитель-

но находим свое отражение.

Успешность изложения Фукидида, по-видимому (по крайней мере с его

собственной точки зрения), был обусловлен тщательностью его описания

ого, что на самом деле произошло. Поэтому о Фукидиде мы по крайней

мере можем сказать, что он стремился дать истинное описание событий

зоего прошлого, некоторые из которых он наблюдал сам, а некоторые

юлюдали его современники, сообщения которых он тщательно прове-

рял. И это можно было бы сказать, даже если бы у него не было той не-

проявленной цели, которую я обсуждал выше. Допуская, что эта непрояв-

32 Артур Данто. Аналитическая философия истории

ленная цель могла оказать влияние на его отбор характерных черт войны,

мы можем все-таки считать независимыми два вида его деятельности и

выразить особенности его труда в дополнительных описаниях: «это — ис-

торическое сочинение» и «это — работа по социальной науке».

Я буду использовать прием Фукидида, состоящий в том, чтобы от хо-

рошо подобранного примера переходить к общему утверждению относи-

тельно целого класса, избрав его самого в качестве хорошего образца, пред-

ставляющего класс историков. Я могу сказать, что минимальная задача

историка состоит в том, чтобы дать истинное описание событий своего

прошлого. Я считаю это минимальной характеристикой деятельности ис-

торика, необходимым условием приписывания какому-то индивиду пре-

диката «быть историком». Я не утверждаю, что это достаточное условие,

ибо, как мы уже видели, такая характеристика входит также и в наш кри-

терий приписывания индивиду предиката «быть философом истории».

Быть может, мы сможем уточнить этот критерий, дабы провести различие

между историками и философами истории, указав, что в отличие от фило-

софов истории, историки пытаются давать истинные описания событий

своего прошлого, которые логически не предполагают истинных и зави-

сящих от времени описаний событий их будущего.

Я не утверждаю, что историк занимается только этим. Однако я буду

настаивать на том, что какую бы еще деятельность ни приписывали исто-

рикам, их успех в создании таких описаний является необходимой пред-

посылкой любой другой их деятельности. Так, например, можно сказать,

что историки стремятся объяснить события прошлого. Я не могу спорить

с этим. Я утверждаю лишь, что сначала нужно дать истинное описание

некоторого события, а уж потом объяснять его. Но что, если историк А

уже дал такое описание события, которое хочет объяснить индивид 5?

Назовем ли мы тогда В историком? Ответ состоит в том, что любое объяс-

нение данного события потребует ссылки на другое событие и пока у нас

нет его истинного описания, мы не достигнем успеха в объяснении перво-

го события. И мы не должны упустить из вида, что высказывание «Е2 про-

изошло благодаря £j», предполагаемое в качестве объяснения £2> по край-

ней мере, является истинным утверждением о некотором событии из про-

шлого какого-то историка. Аналогично обстоит дело в тех случаях, когда

говорят, что для объяснения некоторого прошлого события историк дол-

жен осуществить особый акт эмпатического отождествления себя с лица-

ми, участвовавшими в этом событии. У меня нет сомнений в том, что ис-

торики могут осуществлять и осуществляют такие акты. Однако их спо-

собность совершать это, безусловно, зависит от их предварительного удо-

стоверения в том, что такое событие существовало и существовали люди,

с которыми можно пытаться осуществить эмпатическое отождествление.

Тем не менее такого удостоверения нельзя достигнуть за счет эмпатичес-

Глава П. Минимальная характеристика истории 33

кого отождествления. Но здесь выявляется некоторый пробел в моей ха-

рактеристике. Можно было бы сказать, что человек не является событи-

ем, а моя характеристика имеет отношение только к событиям из прошло-

го историка. Поэтому я должен расширить свою характеристику: историк

высказывает истинные утверждения о прошлом, будь то события, люди

или вещи любого рода.

Это пока все, что я хотел бы сказать об историках. Я даже не хочу ут-

верждать, что они когда-либо добиваются успеха в своей деятельности, а

говорю лишь о том, что они пытаются делать. Безусловно, это самое безо-

бидное, что можно сказать об историках. Возможно, это мало что проясня-

ет, по крайней мере, до тех пор, пока мы не уточним, утверждения какого

вида они пытаются высказывать (истинные утверждения в этом смысле не

являются особым видом утверждений). Точно так же мы можем сказать, что

философ истории пытается высказывать утверждения определенного рода

о будущем. Однако я хочу сказать здесь, что представитель субстантивной

философии истории пытается высказывать о будущем утверждения того же

рода, которые историк пытается высказывать о прошлом. Поэтому наш

образ представителя субстантивной философии истории будет приобретать

все более четкий вид по мере того, как будет уточняться наш образ самого

историка. И в конце концов, как я надеюсь, мы увидим, почему относитель-

но будущего нельзя высказывать утверждений такого рода, которые допу-

стимо высказывать относительно прошлого.

Между прочим, есть причина для того, чтобы ограничиться столь общей и

неконкретной характеристикой намерений историка. Эта причина заключает-

ся в следующем. Иногда утверждают, что в общем и целом мы не способны

достигнуть успеха в высказывании истинных предложений о прошлом. Но

если стремления историков в общем неосуществимы, немногое можно по-

лучить посредством какого-либо дальнейшего описания этих стремлений.

Если единорогов не существует, бесполезно выяснять относительно них

какие-то подробности, например, свирепые они или кроткие. Поэтому я

обращаюсь к возражениям, которые можно высказать против нашей спо-

собности делать истинные утверждения о нашем прошлом.

34 Артур Данто. Аналитическая философия истории

Глава III