А. Как грех заставляет нас отговариваться
Если бы мы спросили тех, кто отрицает теизм, почему они стали такими, то большинство из них сказали бы: "Ответить на это нетрудно. Я избрал атеизм объективным путем, рассмотрев тщательно и бесстрастно все подходящие доказательства".
Неужели? Как-то не верится.
Думается, что это, в сущности, Ваша попытка нас обмануть. Мне кажется, что человека беспокоит немало "скрытых убедительных данных", когда он оформляет свое мировоззрение. Фридрих Ницше утверждал, что надо, прежде всего, посмотреть на этические принципы человека для того, чтобы полностью понять его личную философию. Узнавай, прежде всего, как он хочет вести себя, а потом только изучай остальную часть его понятий. Быть может, ты найдешь, что действует у такого принцип причины и следствия, чего ты раньше не ожидал.
Я согласен с Ницше. Считаю, что когда неверующие выбирают себе жизненную философию, то у многих из них есть предвзятое этическое понятие. Как любил говорить Корнилиус ван Тил: "Грешник преследует своекорыстные цели". Он не хочет, чтобы христианство было истинной верой, поэтому он ищет препятствия и радуется тогда, когда их находит. Олдос Хаксли был честным по этому вопросу человеком. Он признал, что для него дело обстоит так:
"У меня были намерения, согласно которым я не хотел, чтобы в мире находился смысл (существования), следовательно, я предположил, что смысла в мире нет, и без особого труда находил удовлетворительные причины для такого предположения... Для меня и, несомненно, для большинства моих современников, философское понятие об отсутствии всякого смысла было, в сущности, средством освобождения. Освобождение, желаемое нами, было одновременно и свободой от какой-то политической и экономической системы, и свободой от какой-то моральной системы. Мы возражали против нравственности потому, что она мешала нашей сексуальной свободе". [Aldous Huxley, Ends and Means: An Inquiry into the Nature of Ideas and into the Methods Employed for Their Realization (New York: Harper, 1937), стр. 312, 316. Августин Блаженный тоже продемонстрировал, как грех может испортить процесс анализа. У него была серьезная проблема самообладания и незадолго до момента обращения он воззвал к Богу такими словами: "Даруй мне чистоту и смирение, но не сейчас" (Augustine, Confessions, VIII.7).]
Зигмунд Фрейд утверждал, что человек верит в Бога для того, чтобы избежать чувства одиночества, которое приходит тогда, когда он, как дитя, разлучается со своим настоящим отцом. [Sigmund Freud, The Future of an Illusion (New York: Doubleday, 1957), стр. 39—40.] Давайте возьмем этот "фрейдовский ботинок" и наденем его на другую ногу, т. е. допустим, что человек в Бога не верит тогда, когда он желает найти светское альтернативное объяснение чувства вины и наличия греха. Фрейд сказал, что широко распространенным неврозом является теизм. Я утверждаю, что атеизм является широко распространенным механизмом бегства от ответственности.
Нет человека без ощущения вины. Освободить человека от чувства вины — в этом и заключается ежедневная проблема психиатра. Каждый человек что-то делает, чтобы освободиться от этого чувства. Христианин убежден, что и грех, и чувство вины отнимаются от него, когда он верует в Иисуса Христа. Неверующий также, в некотором смысле, придерживается учения "оправдания верою", вернее, — оправдания "антиверою". То, что он ставит своим конечным метафизическим понятием, — именно на это он возлагает свое упование, преданность и послушание. Его жизненное философское миропонимание отнимает от него чувство вины и заглаживает его грех. Раз он выбрал себе светскую материалистическую философскую систему, то он может сказать вместе с апостолом Павлом: "Нет ныне никакого осуждения тем, которые...." (Рим. 8:1). Вы можете заполнить пробел своей светской альтернативой.
Заполнить пробел легко. В наше время, когда можно выбрать себе любое из различных нерелигиозных мировоззрений, грешник может принять теорию, по которой утверждается, что грех вызывается у него не его волей, а чем-то другим. Он сознательно или бессознательно обвиняет что-то другое, не принадлежащее к нему самому: природу, материю или общество. Человеку ни в коем случае нельзя принимать христианского теизма, ибо это понятие требует от него веры в реальность его личного выбора и ответственности, а вера в нечто такое выделяет реальность греха у человека вместо того, чтобы отнять ее. Грешник должен выбрать себе теорию, которая позволяет ему заявить: "Я ничего не могу сделать".
В чем заключаются некоторые из этих светских альтернативных объяснений, которые освобождают человека от ощущения греха?
1) Философия гуманизма нейтрализует грех заявлением, что моральная ошибка является, в основном, результатом простого невежества. Как утверждали древние греки: "Знание — добродетель". Невежество обычно проявляется не в результате нашей моральной вины, а скорее всего из-за недостаточных возможностей. Если дать человеку возможность получить хорошее образование, увеличить знание, развить умственные способности, то он, в конечном счете, преодолеет плохое поведение. Добровольного грешника, в сущности, нет.
Оптимистическое представление человека заразило многих мыслителей восемнадцатистолетней эпохи Просвещения. В произведении "История человеческого прогресса" (1794 г.) Жан Кондорсе написал, что "никакие ограничения не были поставлены для улучшения человеческих способностей" и что "совершенствование человека границ не имеет". Жан Меслье заявил, что "люди несчастливы лишь потому, что они невежды; они невежды лишь потому, что все содействует тому, чтобы препятствовать им просветиться; и они злы лишь потому, что у них в достаточной мере не развиты способности логичного мышления". [Смотрите Will Durant, The Age of Voltaire (New York: Simon and Schuster, 1965), стр. 615.]
Даже осторожный мыслитель, Иммануил Кант, распространялся на тему "Постоянного мира" (1795 г.), который должен был явиться тогда, когда просвещенный государственный ум начнет управлять политическими делами человечества. Г. Дж. Уэллс считал, что "это в силе ученых — создать всемирную энциклопедию для распространения узнанного ими среди всех людей, а это заставит людей прийти к какому-то согласию между собой". Заметьте наивное убеждение, что знание заставляет. Перед двадцатым веком широко распространилась надежда, что христианская доктрина первородного греха мало-помалу станет умирать на алтаре человеческого достоинства.
"Достоинство человека!" Эти слова сегодня умирают на наших устах. Несмотря на заявления Канта, Кондорсе и Уэллса, мы увидели царство террора, две мировые войны, фашизм, Гитлера, сталинские чистки, Освеньцимский концлагерь, окончательное разрешение еврейского вопроса, атомную бомбу. Мало кто верит в основную доброту человека, хотя этот вид гуманизма и по сей день остается выбором для избежания реальности греха. В наши дни неверующий скорее всего нейтрализует чувство вины бихевиористическим детерминизмом: биологическим, психологическим или социологическим детерминизмом.
2) Биологический детерминизм избегает вопроса личного греха в силу того, что плохое поведение им приписывается какому-то ненормальному функционированию физиологического организма. Тело в этом виновато. Сущность человека определяется тем, что он ест. Проблемы человека иногда, без тщательного внимания, объясняются несчастным наследием, вытекающим из его животного состава, как утверждается в псевдонаучных произведениях Роберта Ардрея (Robert Ardrey, African Genesis, Territorial Imperative).
Другие люди объясняют агрессивность человека и подобные его порывы каким-то отставанием в эволюционном развитии его мозга. По этой теории говорится, что неокора головного мозга, т. е. "новый мозг", — центр человеческих способностей, — так быстро развивалась, когда человек эволюционировал из приматов, что она не могла овладеть "старым мозгом", – центром животных инстинктов, источником нелогичного и импульсивного поведения.
Согласно чисто биологическим описаниям, грешный человек является эволюционной ошибкой или биологическим уродом. Г. К. Честертон однажды пошутил: "Одно из животных как-то сошло с ума".
3) Психологический детерминизм сосредоточивается на более специфичной области человеческого организма, — на наследственных побужениях "ID" или подсознательного. Фрейд навсегда запечатлел в памяти современного человека идею, что какая-то тайная, скрытая сфера, — можно назвать ее страстью, эмоцией, инстинктом, подсознанием, — является настоящей реальностью; она сильно предопределяет, кем является человек и как он ведет себя. Понятие Фрейда привело к трагическому умалению сознательной части человека и к широко распространившемуся пониманию, что человеческая натура преимущественно нелогичного характера. В современном мире этот пессимизм в огромной мере способствовал росту фашизма и увеличению авторитарности и контроля над людскими мыслями.
К счастью, в течение двадцатого века это мрачное понятие потеряло свою первоначальную силу. За последние десятилетия психологи снова подчеркивают автономную деятельность индивидуума, цельное намерение нашего "я", которое направляет взор на будущность. Многие современные теории о характере человека подчеркивают, что сознательные желания у человека, по всей вероятности, сильнее, чем их определял Фрейд. Люди во много раз менее рациональны и прирожденно менее добродетельны, чем считали оптимисты эпохи Просвещения, но я сомневаюсь, что люди морально слепы и безнадежно нелогичны* как считают фрейдовские пессимисты текущего столетия,
Нужно помнить самое главное, — а именно, что в фрейдовской системе мышления нет ничего, делающего человека ответственным за его проблемы. По этой системе он свободен утверждать: "Это зависит не от меня".
4) Социологический детерминизм снимает свет прожектора с человека и обвиняет структуру общества за все человеческие проблемы. Такие мыслители, как Карл Маркс и Жан Жак Руссо, считали, что человек рождается свободным, невинным и лишенным всякого намерения приобрести себе прибыль. Однако, какой-то тайный процесс способствует развитию зла в обществе.
Классический марксизм (и не обязательно ревизионистский) учит, что безнравственность возникает в многоклассовом составе общества, доминирующем в истории, так что получаются хозяин и раб, господин и крепостной, буржуа и пролетарий, имущий и неимущий. Поэтому, когда придет бесклассовое общество после великой революции и все люди станут принадлежать одному классу (пролетариату), грех вымрет благодаря тому, что уже не будет существовать социально-экономическая структура, вызывающая грех. Когда зло исчезнет, то тогда также исчезнет государство, ибо люди более не будут нуждаться в силе принуждения для того, чтобы предотвратить всякие виды антиобщественного поведения.
Руссо и другие философы эпохи Просвещения настаивали, что "культурное отставание" или инертность общественных и политических институций причиняет моральные проблемы человечеству. "Человек рождается свободным, но везде он в узах", — написал Руссо. Но как он попал в узы и почему он остается в них — вот это тайна. Социологический детерминист всегда находит немало людей, которых можно обвинить в наличии греха. Цари, священники, дворяне, капиталисты, полиция, бюрократы — кто-то. другой всегда портит положение. Перед французской революцией многие критики повторяли известное лаконическое выражение Гольбаха, что общество никогда не будет в правильном состоянии, пока "каждый король не будет задушен кишками каждого священника".