Вниз по лестнице, ведущей вверх
Если исчезли Спарта и Рим, какое государство может уповать на вечную жизнь?
Жан-Жак Руссо
Подъем Европы можно объяснить уникальным сочетанием античного наследия и длительного аномального развития, нарушившего логику организации афарных цивилизаций.
Егор Гайдар. «Долгое время»
Итак, ужасные симптомы
Археологи, ковыряющие Италию, заметили такую странность: на римских кладбищах времен заката Империи неримских имен больше, чем римских. На могильных камнях — сплошь варварские имена! Рим стремительно «варваризировался». Куда-то исчезали, таяли римляне, а на их место приходили другие люди. По-другому думающие.
В Риме случилось то, что теперь называется демографической катастрофой — образованные римские женщины решили, что лучше пожить для себя. Римские мыслители и писатели того времени отмечали, что матроны предпочитают завести комнатную собачку вместо того, чтобы родить ребенка. Эдикты императора Августа, имеющие целью поддержку многодетных семей, положения не спасли.
Говоря современным языком, в римском проекте Объединенной Европы «белых» становилось все меньше, и все больше «черных». Гастарбайтеры с готовностью брались за любую работу, шли в армию, в то время как «белые» валяли дурака и жили на пособие по безработице. Поздний Рим представлял собой огромный Гарлем, где большинство людей не работало уже во втором-третьем поколениях, живя на пособия от государства. Они были самые разные, эти пособия, — вплоть до пособий на воспитание детей. Пришлось даже вводить в столице прописку, чтобы ввести ограничение для любителей халявы. Все попытки разных императоров привить у плебса любовь к труду по понятным причинам закончились провалом: работа дураков любит, а римляне никогда дураками не были.
В конце концов и служба в армии, как любая тяжелая работа, среди коренных римских граждан стала чертовски непопулярной. В результате армия «варваризировалась» быстрее всего. На границах империи военные части под римским флагом, состоящие почти целиком из варваров, сражались с варварами, наступающими на границы империи. Да и настоящие римские солдаты, возвращающиеся в Рим откуда-нибудь с северных границ, воспринимались жителями столицы как какие-то инопланетяне — обросшие, в штанах и в звериных шкурах на варварский манер, отвыкшие от цивилизованной жизни…
Да что там армия! Как в США президентом скоро будет негр, так в Римской империи «президентами» начали становиться неримляне. Император Септимий Север до конца дней своих говорил на латыни с акцентом. В 235 году императором стал фракиец, потом араб…
Умирало производство. Себестоимость египетского зерна была много ниже себестоимости италийского, поэтому когда под крыло римского орла попал Египет, производство зерновых в Италии свернули. Бескрайние италийские поля запустели, превратились в пастбища. Можно сказать, развитая Италия вывела производство зерна в страны «Третьего мира».
Надо сказать, Египет тысячелетиями был житницей Средиземноморья. Египетский крестьянин на нильских илах выращивал зерна столько, что хватало всем. Именно дешевое зерно привлекало в Египет завоевателей. Одним из последних был, кстати, Наполеон… Завоевание Наполеоном Египта пробудило в Европе обостренное внимание к стране загадочных пирамид и фараонов. Отголоски этого внимания мы до сих пор видим в голливудских фильмах про расхитителей гробниц… Увы, после возведения Советским Союзом Асуанской плотины и, соответственно, прекращения нильских разливов с урожайностью зерновых в долине Нила было покончено раз и навсегда, как с пережитком прошлого. Спасибо Большому белому брату…
Вообще переизбыток благ редко кому идет на пользу. Если навалить в костер сразу много дров, огонь погаснет. Если в чашке Петри переборщить с концентрацией питательной среды, микробы сдохнут. Если кормить человека чересчур обильно, у него разовьются подагра, ожирение, гипертония и куча других болезней, которые раньше времени сведут его в могилу. Закон Никонова: всякая значимая зависимость носит экстремальный характер (подробнее об этом см. мою книгу «Апгрейд обезьяны»). Попросту говоря, все хорошо в меру.
В индивидуальном плане избыток благ (денег, власти) деформирует личность. В плане же общественном…
После того как в Испанию хлынуло золото инков, соотношение цены серебра к золоту изменилось с 35:1 на 4:1, полностью дезорганизовав экономические связи в метрополии. Англии, которую захлестнули дешевые колониальные товары, чтобы спасти своих производителей от разорения и вымирания, пришлось проводить разграничительную черту между своими товарами и колониальными: вводить вторую валюту — гинею. За фунты продавались местные товары, за гинеи — колониальные. Гинеи вращались в основном в колониях, в самой Англии их было мало, поэтому сложился определенный курс между фунтом и гинеей, который позволял английским промышленникам как-то выживать…
После славных завоеваний в Рим хлынуло золото. Богатство меняет людей. Ранее бывшие строгими пуританами, поздние римляне стали более ленивыми, начали легко и терпимо относиться к противоестественным сексуальным связям — гомосексуализму, лесбийской любви. Ранее строгие римские матроны теперь изменяли своим мужьям разве что не с ослами (впрочем, и такое случалось).
Кроме того, налицо был идеологический кризис, кризис мировоззрения, кризис целеполагания, потеря ориентира для движения, что отразилось в римской литературе, римских разговорах «на кухнях». Переход к новой вере (христианству) положения не спас. А некоторые полагают, что даже и усугубил…
Я специально еще раз перечислил в одной маленькой главке все то, про что уже рассказывал ранее вразброс. Потому что именно эти столь прозрачные параллели заставляют многих говорить о неминуемом закате нынешней западной цивилизации, восставшей, как феникс из пепла, на руинах римской. И унаследовавшей все римские проблемы…
История одного центуриона
Он родился в деревне, в провинции, неподалеку от столицы. Роста парень был невысокого, но хваткий, крепкий. Выбирая жизненный путь, решил пойти в армию. Незадолго до этого как раз окончилась очередная война — может быть, это свою роль сыграло, а может быть, то, что в империи солдатам и офицерам неплохо платили, пенсия опять же высокая… Молоденького офицера направили в Армению — за пополнением. Эта экспедиция запомнилась образованному имперскому офицеру на всю жизнь.
Пополнение — дикие горцы в страшных лохмотьях, многие из которых не знают никакого языка, кроме родного. Списков нет, бардак. На вокзале шум, гам, неразбериха, свист паровозного пара. Матери призывников воют, бросаются под колеса паровоза. И среди всей этой толпы — одинокий молоденький офицерик в щегольской форме… В метрополию новобранцев везли в теплушках. И уже в Тбилиси состав нагнал гонец с нужными документами, который сообщил офицеру, что тот увез десять лишних и забыл пять своих новобранцев.
В дороге армяне устроили грандиозную драку с грузинами. Дрались жутко — чем в руки попало. Офицер выхватил ТТ и начал палить в потолок, еле-еле разнял абреков. После чего сел на деревянные нары и подозвал к себе зачинщика, демонстративно сдвинув по ремню кобуру поближе к пряжке:
— Ты зачем драку затеял?
— Нэт! Это нэ я!
— Как же не ты?! — возмутился офицер. — Я же видел, как ты сухарями стал кидаться!
— Нэт! Нэя!
Поняв, что дальнейшие препирательства бесполезны, офицер, не вставая, двинул сапогом в грудь варвара. Да так, что тот перелетел через буржуйку, свалив печку.
— Пока доедем, я вас всех по одному перестреляю, — пообещал офицер, доставая из кобуры ствол. И увидел, как замер, затих вагон. Дети гор поверили. Для диких варваров офицерик в ладной форме, с пистолетом был воплощением имперской власти. А власть может и пристрелить, с нее станется.
Это случилось в 1951 году. Офицер — мой отец. Умеет человек работать с людьми…
Отец пустился в эти воспоминания на своем дне рождения, который мы отмечали на даче. Советский полковник справлял свое 76-летие в кругу детей, жены, родственников и внуков. Империя, которой он служил, к тому времени рухнула, его родная деревня превратилась в дачу. А за праздничным столом тянулся «без причины, с полуслова вечный русский разговор». Все говорили со всеми, в перекрест, через стол. Такой нормальный, цивилизаторский разговор. Не про погоду…
Галка, жена моя, говорила, что сына своего «в такую армию» не отдаст, не для того растила. Было бы у нее пять сыновей, еще можно было бы одним рискнуть, а когда один… Ее отец и мой тесть твердил Галке, что нужно рожать побольше, а то вымираем. Наташка, моя двоюродная сестра, рассказывала, как ее подруга приехала из Парижа (а может, Берлина) и город ее неприятно поразил количеством негров (или турок) на улице. Престарелая тетя Лида бредила, как они хорошо жили при империи, когда нас «все уважали и боялись». Отец, переключившись с армейских воспоминаний на гибель Нечерноземья, говорил о вырождении деревни. Типа польскую картошку покупаем, а свой крестьянин спился…
— Дед! — пытался я ему объяснить, — сельское хозяйство в условиях русского Нечерноземья нерентабельно. Раньше, когда было натуральное хозяйство, когда было крепостное право при царях и при Сталине, это было неважно. А потом пришла экономика и все расставила на свои места. Нерентабельно! Вот люди и спиваются, поскольку их существование на этой земле бессмысленно. Такой у них дешевый водочный гедонизм в отсутствие высокой цели. На югах нет такого повального пьянства, потому что урожайность там выше и есть экономическая целесообразность что-то растить. А тут живут одни вырожденцы. Впрочем, если бы не они, не тихие спивающиеся провинциалы из маленьких городков и деревень, кто бы в армии служил?.. Кстати говоря, нашими коллегами в Древнем Риме все те проблемы, о которых мы говорим, тоже осознавались, о них говорили, писали, пытались решать…
И закончилось там также, как у нас — распадом империи. Вот только я бы не стал, как Филофей, называть Москву Третьим Римом. Третий Рим — это Запад. А Москва — Карфаген. А Карфаген, как известно, должен быть разрушен…
Конкуренция Запада и Совка не была конкуренцией двух принципиально разных типов цивилизации. Эта была конкуренция близких родственников, конкуренция двух «современных античностей» — Прагматичной и Экстатичной…
Традиционалисты-дугины-катоны пеняют нам, цивилизаторам, за излишний упор на экономику, за глобализаторство и культурную нивелировку. Так вот, именно недооценка экономики, точнее говоря, человеческой алчности, животности, любви к развлечениям, гедонизму, хорошей жизни (а это все только и развивает экономику, заставляя людей работать) — привела к падению Советского Карфагена. Всем, что есть лучшего в нас и в нашей цивилизации, мы обязаны худшим чертам нашей животной личности. А лучшие, альтруистические черты этой личности, например, коллективизм и стремление принести всем добро, порой ведут к войнам, концлагерям и крови. Парадоксальная диалектика жизни.
Чары Черного
Черный — это фамилия. А зовут его Григорий Пантелеймонович — вполне по-деревенски. Григорий Пантелеймонович преподаете Бауманке теоретическую механику и увлекается системным анализом. Его взгляды на природу цивилизации вообще и Древнего Рима в частности находят живой отклик в сердцах математизированных технарей, интересующихся историей. То есть примерно среди одной сотой процента населения. Гуманитарии и давно забывшие логарифмы люди в трудах Черного понять ничего не могут, и потому его блистательная игра ума пролетает над их сознанием, не задевая…
А у людей, вникающих в формулы и рассуждения Черного, его взгляд вызывает меланхолию. Я встретился с Черным прямо у него в квартире, чтобы развеять темные чары алармизма. Кудрявый Григорий Пантелеймонович изложил мне свои воззрения в устной форме, то есть без всяких формул. И я нашел, что в его взглядах много верного. Знакомлю…
Кризис, в который вступило человечество, не имеет аналогов в истории, полагает Григорий Пантелеймонович. И является следствием неконтролируемого развития, продолжавшегося с момента возникновения планеты. Всю историю планеты рассматривать не будем. А вот начиная со стад и племен пошло бурное нарастание иерархической структуры обществ — это наиболее характерный момент. Что такое иерархия? Упорядоченная структура. Такие структуры, по Черному (и не только по нему), строятся за счет пожирания информации.
Вот взять человека. Человеку для жизни нужна не энергия в чистом виде, иначе он просто пил бы калорийный керосин, а определенным образом упорядоченная материя, то есть информация. Чем отличается пища, которую человек съедает, от отходов, которые он выделяет? Разной степенью упорядоченности молекул, потому что по массе на входе и выходе практически все сходится. То есть человек потребляет упорядоченность. Упорядоченность биологических молекул. И эту упорядоченность встраивает в себя.
Так строится любая система. Она отбирает из среды упорядоченность, тем самым внося в среду дезорганизацию (энтропия, если кого осенило нужным словом, — это величина, обратная информации, упорядоченности).
А чью упорядоченность пожирает общество в процессе своего усложнения, роста? Верхние этажи общества строят себя за счет нижних. Это похоже на пищевую пирамиду в биологии, когда низшие служат кормом высшим. Что лежит в самом низу социальной пирамиды, что является ее пищевой базой? Сельское хозяйство. Деревня. Вот ее все и пожирают.
А как происходит рост иерархии? Он происходит путем специализации людей, справедливо полагает Черный.
…Действительно, античность возникла как универсальная цивилизация, в которой функции воина и крестьянина, мы помним, небыли разделены. И только после Пунических войн и падения Карфагена, когда Рим стал глобальным (в условиях тогдашней ойкумены), пришлось функции крестьянина и солдата разделять, специализировать. Воевать крестьянином стало уже невозможно — война стала длиться дольше, чем длится сельскохозяйственный цикл — она тянулась годами и потому стала несовместимой с ведением сельского хозяйства. Так Рим перешел на наемную армию — разделил функции крестьянина и воина. Так был убит римский дух. А еще специализация убила республику. Действительно, если функции разделены и воин работает за плату, то зачем тогда нужна демократия? Зачем о чем-то договариваться с крестьянами, если войско уже есть и так?
Войско — это сила. И во главе государства становится человек, угодный армии. Император. Профессиональные военные хорошо знают, что такое дисциплина и единоначалие, хуже понимают, что такое демократия. Республика стала Империей. По сути, Рим превратился в обычную аграрную империю, античную только по генезису — со всеми болезнями, присущими аграрной цивилизации. Так Деревня победила Город.
Я надеюсь, читатель не путается в понятиях… Когда я пишу «город» с маленькой буквы, я имею в виду урбанистическое поселение. Когда я пишу «Город» с большой буквы, я имею в виду дух, менталитет, образ жизни и мышления, присущие жителям мегаполиса…
— Забыл фамилию современника Адама Смита, который сказал примерно следующее: «Расчленение человека по приговору суда называется казнью, расчленение человека без приговора суда называется убийством. Расчленение труда есть убийство народа». Он имел в виду специализацию! Разделение труда! — говорит Черный.
Для того, чтобы понять принцип, по которому усложняется общество, Черный приводит следующий пример. Сидит в окопе солдат, который может делать один точный выстрел в секунду. Пока враги появляются передним с частотой не выше одного в секунду, солдат со своей задачей будет справляться. Если противник решил прорвать оборону, состоящую из одного нашего солдата, он увеличивает частоту набегания. Теперь враги появляются перед солдатом с частотой два пехотинца в секунду. И солдат не успевает их отстреливать. Как быть? Сажать второго солдата?
Казалось бы, если враги возникают с частотой две штуки в секунду, а у нас теперь два солдата, каждый из которых производит точный выстрел с частотой раз в секунду, мы должны справиться. Но нет! Дело в том, что оба наших солдата могут, не сговариваясь, сделать свои точные выстрелы в одного противника. А второй прорвется. Что же делать?
Нужен координатор стрельбы — условный сержант, который будет давать команды, кому куда стрелять. Тогда мы оборону удержим. Но за счет чего? За счет выстраивания иерархии. То есть специализации членов команды. То есть потери универсализма. Мы изуродовали личности — у одного «отрезали» руки, а у двух — головы. Сержант теперь не стреляет, а солдаты — не думают.
— Что же плохого в потере универсализма, если специализация функций — магистральная дорога не только цивилизации, но и эволюции вообще? — спросил я Черного. — Есть клетки печени, есть — кишечника, есть — головного мозга. Специализация, однако… Один человек почтальон, другой электрик, третий генерал, четвертый писатель, пятый системный администратор… Можно, конечно, высокопарно назвать это «убийством народа», но что в этом плохого?
— Специалист подобен флюсу. Специализация развращает, разлагает цельность людей. В крестьянской семье воспитание детей, их обеспечение и защита являются функциями самой семьи. В городской семье детей воспитывают школа, телевизор и Интернет. Защищает человека полиция-милиция. И с какого-то момента человек оказывается неспособным ни воспитывать детей, ни защищать сам себя. После чего начинается: «Дети меня не понимают… «А как они могут понимать, если на них нет времени? Какое может быть единство в обществе, если мы разрываем связи между самыми близкими людьми?..
За счет чего горит костер? За счет того, что топливо «портится» — в его молекулах разрываются водородные связи. А факел цивилизации за счет чего горит? За счет того, что в нем разрываются родственные связи, которые в максимальной форме характерны как раз для Деревни — все эти «девери-шурины-кумовья» и прочие названия, смысла которых современный горожанин уже не понимает.
Верхние этажи цивилизации растут за счет разрушения нижних… Современная цивилизация уже так надстроилась, что семью практически развалили — умирает семья как общественный институт. А при разрушении человеческих связей и происходит та самая индивидуализация, которой так славится западное общество. И самое человек фактически развалился: раньше он умел и то, и другое, пятое, десятое. А теперь он может только что-то одно. Узкий специалист.
И вот возникает момент, когда в ответ на новый вызов требуется новое усложнение системы, а разрушать-то внизу уже нечего. Нет того, за счет чего надстраиваться. Все уже съедено. И тогда система начинает разваливаться. Многие цивилизации этот путь прошли. Ослабев изнутри, исчерпав внутренние ресурсы, они рушились под натиском варваров — так рухнул в V веке весь цивилизационный пояс — Китай, Рим… Именно тогда и началась новая цивилизация — наша. Мы — потомки тех европейских варваров. И сейчас завершается наш цивилизационный цикл. Раньше, когда рушилась цивилизация, ее факел переходил другим — варварам. Сегодняшняя цивилизация глобальна, экономика становится мировой, финансовая система едина. И наш факел просто некому будет подхватить.
— А нынешние варвары Третьего мира?
— Нет. Они уже практически не варвары. Те культурные и экономические различия, которые еще остаются между странами, в процессе глобализации сотрутся. Сто лет — и все. Дальше только развал.
А во время развала люди становятся безответственными. При той технической вооруженности, какая есть у нашей цивилизации, начнутся техногенные катастрофы, аварии… График жизни цивилизации напоминает синусоиду — взлет, пик, падение. Гумилев строил такие кривые для разных цивилизаций. У него нарисованы кривые 40 разных обществ. По оси абсцисс — время, а по оси ординат — степень сложности социальной системы, число уровней иерархии. Вот смотрите, тут у меня график для Древнего Рима.
…Тут Черный показал мне графики… Взлет — пик — падение. Я обратил внимание, что на пике кривая не плавная — на самой горбушечке какие-то пилообразные выступы, дерготня.
— Что это?
— Это дребезг. Система пытается усложнится, но ей уже нечем взять — все подъедено. И начинается дребезг: провал вниз — рывок из последних сил вверх, снова провал — опять рывок. Дребезжание вверх-вниз перед окончательным падением — симптом скорого распада. С Римом было то же самое.
…Действительно, перед падением Рим трясло, как самолет в зоне турбулентности. Рим то проваливался на исторической траектории, потрясаемый внутренними смутами, терял провинции, распадался, и казалось, ничто уже не спасет гибнущую империю, то вдруг, ведомый железной рукой очередного императора, опять собирался.
В III веке нашей эры Римская империя распадается на куски. В провинциях произошел «парад суверенитетов» — в Галлии, Испании, Македонии, Египте, Испании, Британии, в Греции, в Малой Азии разом объявились свои Дудаевы. Это было время «тридцати императоров». Они перестали подчиняться римскому императору Галлиену, погрязшему в попойках в своей Барвихе или как она там называлась… И империи не стало. Просто по факту. Враз.
Такие штуки обычно происходят во времена финансовых кризисов, когда ослабевший центр не может влиять на провинции, провинции начинают сами решать свои проблемы и понимают, что центр, собственно говоря, им не нужен. С причинами финансового кризиса, сотрясающего империю, мы чуть позже разберемся. А уже сейчас видим, что финансовый кризис никак не вяжется с фразой «Рим сгубила роскошь». Роскошь была да сплыла…
А потом Галлиен умер, и поперли сильные личности, причем целым кластером — Клавдий Готский, Аврелиан, Проб, Диоклетиан… Сначала Готский спас Италию от нашествия готов (за что и получил почетную кличку), но, к сожалению, через два года правления он умер от чумы. Потом всего за пять лет Аврелиан начинает и почти полностью собирает распавшуюся империю. Его сменщик Проб продолжает процесс свинчивания, завершает сборку великолепный Диоклетиан.
Собрав лего-Рим, этот последний задумался: а почему конструктор все время рушится? Единую властную вертикаль утвердить не удается. Латаешь мечом одно, а ползти начинает в другом месте. И понял прогрессор: система больше не управляема, что-то в ней изменилось.
Раз империя все время стремится децентрализоваться, рассуждал Диоклетиан, и едва-едва удается удерживать этот процесс, значит, нужно этот процесс возглавить! Нужно развалить империю сверху. Нужна административная реформа. Раз нельзя управлять таким аморфным телом из одного центра — надо дифференцировать управление, децентрализовать империю искусственно. Диоклетиан выбрал себе соправителя — толкового управленца Максимиана. Идея состояла в том, чтобы один отвечал за Запад империи, другой за Восток. Сам Диоклетиан выбрал местом своей дислокации восточный город Никомедию, поскольку отсюда легче было следить за враждебной Сирией и контролировать дунайские границы. Кроме того, рядом были стратегически важные проливы. Второй император — Максимиан — дислоцировался в Милане и отвечал за западные рубежи империи.
Кроме того, Диоклетиан разделил всю империю на 100 административных единиц. Рим был выделен в особую 101-ю административную единицу. Бюрократический аппарат империи получил четкую и строгую организацию. Для чего это было сделано? Не имея ничего иного, Диоклетиан решил спаять воедино расползающуюся империю бюрократической сетью. (Под «иным» я имею в виду, в частности, развитую экономику, ибо ко времени Диоклетиана экономика Рима имела столь плачевное состояние, настолько приблизилась к натуральному хозяйству, что сохранять целостность страны стало уже нечем, да и незачем, по большому счету…)
Однако идея не сработала: разросшийся (прямо как сейчас в России) бюрократический аппарат требовал огромных бюджетных средств на свое существование. И диоклетиановская попытка простроить властную вертикаль и ею укрепить империю, больше разрушала государство, ложась неподъемным грузом на слабеющую экономику.
Зато Диоклетиан придумал гениальную вещь — сменяемость власти. Он решил совместить преимущества монархии с преимуществами выборного правления. Каждый из двух соправителей империи должен был править 20 лет. За это время он должен был найти и подготовить себе заместителя, которому после окончания срока правления передать власть. А те, в свою очередь, должны были найти себе новых замов… Причем, заместители все эти 20 лет не жили под крылом императоров, а реально управляли куском империи. Таким образом, империя практически оказалась разделенной на 4 части — двумя частями правили императоры, двумя — их замы. Контролируемый распад…
Такова была схема политической власти Диоклетиана. И как все хорошо придуманные, но оторванные от жизни схемы, она не сработала. Диоклетиан спокойно ушел из власти через 20 лет. Но его соправители не были Диоклетианами. Они уходить не захотели. А никаких способов принудить их к этому, кроме гражданской войны, не существовало. И Рим опять начали сотрясать гражданские войны. Которые, разумеется, активизировали внешних врагов империи. Опять хаос.
В результате кровавой чехарды наверх выплыл самый сволотной, самый беспринципный и жестокий человек — Константин, которого позже церковь провозгласила святым за то, что он легализовал христианство. Святым он, конечно, не был. Он убил своего сына по подозрению в захвате власти. Он сварил собственную жену в кипятке. Он убил своего соправителя и союзника Лициния… Он объявил себя богом, а крестился только на смертном одре — в полубессознательном состоянии. Зато этот святой изверг после эпохи гражданских смут очень сильно закрутил гайки и навел жесткий порядок в империи.
…Вот это и есть дребезг. Когда система хочет шагнуть вверх по лестнице эволюции, реорганизоваться, но что-то ей не дает. Что — узнаем позже. Хотя умный читатель уже имеет всю информацию для того, чтобы сделать правильные выводы. Но я на подобные интеллектуальные подвиги читателей даже не рассчитываю. В конце концов, чтение — это отдых. Отдыхайте вместе с нами…
— А знаете, — сказал вдруг задумчиво Черный, — во времена Траяна император спокойно правил всей Римской империей. И справлялся с управлением. Прошло сто лет, пришел Диоклетиан. И уже не смог управлять империей. Пришлось ее разделить на 4 части. Почему? Что случилось? А просто за эти сто лет люди стали другими.
…Это поразительно, но когда я по душам беседовал в МГУ с доцентом Никишиным «за римскую жизнь», он задумчиво произнес то же самое: «…Всего сто лет прошло, и Диоклетиан уже не мог управлять империей из одного центра. Что случилось? А просто люди стали другими». Одними словами говорят историк и технарь!
Это у доцента Никишина была чисто интуитивная догадка, всплеск мысли. Потому что на мой вопрос, в чем именно и почему изменились люди, он не ответил. Точнее, пожал плечами: «Не знаю».
А вот у Черного ответ на этот вопрос есть. И он почти совпадает с моим. Даю нашу версию, поскольку главная тема моей книги, если вы еще не поняли, — люди. Точнее, изменения людского сознания, меняющие облик цивилизации…
— Люди за эти сто лет стали менее управляемыми, — поднял палец Черный. — Стали большими индивидуалистами. Большими гедонистами. Более ненадежными, в смысле, менее крепкими. Между Траяном и Диоклетианом был золотой век Антонинов. Хорошая жизнь, которая изменила римлян, их психологию. Именно поэтому Диоклетиан уже и не мог управлять империей: материал управления изменился! Вот сейчас возьми Сталина и поставь во главе России — он ничего не сможет сделать: люди другие. Тогда Сталин опирался на крестьянскую молодежь, которую воспитывали с помощью розги, в тяжелом труде и жизненной строгости.
…Да, правда, люди стали более развитыми. Более столичными. Более современными. А на таких, где сядешь, там и слезешь. Крестьянская лопата превратилась в микроскоп. Землю им уже не покопаешь. Да он, собственно, и предназначен для другого…
Вот как описывает золотой век Антонинов известный антиковед Ковалев: «…Отсутствие внешней опасности, улучшение провинциального управления — все это благотворным образом сказалось на экономическом развитии империи в I–II веках. Первые века империи ознаменовались новыми достижениями в технике, особенно в железоделательном ремесле и строительстве. От наступления прочного мира в империи больше всего выиграла торговля; образовались новые торговые связи, в какой-то мере сложился единый средиземноморский рынок. Наивысшего расцвета достигает городская жизнь, появляется огромное количество новых городов, большинство из них становятся муниципиями со стройной системой управления. Параллельно с этим происходил процесс сокращения числа рабов и, в некотором смысле, изменение отношения к ним».
Изобретается колесный плуг, жнейка… Изобретается дутье стекла (взамен прежней формовки). Изобретается латунь и лужение посуды оловом. Ведется огромное строительство. Именно на золотой век приходится гигантское количество археологических памятников, которые поражают своими размерами — колонна Траяна высотой с 9-этажный дом, амфитеатр Флавиев на 50 000 мест (Колизей), мавзолей Адриана.
Именно тогда у римлян широко развился принцип конвейерного производства (привет Генри Форду). Блаженный Августин описывал конвейерное производство так: «Смешно, когда мы видим… в квартале серебряных дел мастеров, где один сосудик… проходит через руки многих мастеров, хотя его мог бы закончить один мастер, но превосходный. Впрочем, иначе, казалось, нельзя было пособить массе ремесленников, как только тем, что отдельные лица должны были изучать быстро и легко отдельные части производства, и таким образом исключалась необходимость, чтобы все медленно и с трудом достигали совершенства в производстве в его целом».
Аналогичный конвейер был у металлообработчиков — формовщики, жестянщики, полировщики. Конвейерное производство было внедрено в сукновальных и красильных мастерских, в булочных, в керамическом производстве. Иногда специализация доходила до того, что в одном городе делали одну деталь, в другом другую, как это происходило в мебельном производстве: ножки для кушеток привозили из Делоса, металлические инкрустации — из Капуи, а сборочный цех находился в Помпеях. Даже такую мелочь, как канделябры, делали в двух городах — верх в Эгине, а низ в Таренте… Проходит всего сто лет — и эта блистательная империя рушится.
— Смотрите, как гибнет любая цивилизация, в том числе и наша так погибнет… — продолжает рисовать перспективы Черный. — Сначала она расширяется до естественных пределов. Наша глобальная цивилизация уже расширилась до пределов, дальше некуда — земной шар занят весь. Но на верхних этажах системы продолжается численный рост. Потому что внизу — только крестьяне и никто не хочет спускаться сверху вниз. Никто не хочет работать в поле. Все хотят вверх. И волей-неволей придется людей снизу привлекать для работы на верхних, управленческих этажах — просто потому, что отпрыски тех, кто жирует наверху, уже делать ничего не могут. Это известный эффект, еще Горький отмечал, что в российских купеческих семьях третье поколение уже ни на что не годно.
…Действительно, было такое и в Риме. Первый век нашей эры. Бывший раб императора Тиберия, вольноотпущенник Этруск, уроженец Смирны, управляет государственной казной Рима. Доходы от государственных золотых приисков Иберии, зерно с африканских полей, деньги от жемчужных отмелей, хрустальных заводов Александрии, императорских лесов Нумидии, торговые пошлины морских портов — все это стекалось в Рим и было в ведении бывшего раба. Ежедневно через его руки проходили огромные суммы — на содержание армии, на раздачу хлеба, строительство дорог, водопроводов, плотин, на устройство зрелищ для плебса, постройку дворцов и храмов, чеканку монеты… Я перечисляю все это, чтобы вы представили объем работы. Этруск мало спал, отклонял все приглашения на званые обеды и ужины, часто забывал поесть, все время думал только о работе и никогда не отдыхал. Лучшие поэты того времени — Стаций и Марциал сочиняли об этом трудоголике оды.
При императоре Клавдии другой вольноотпущенник заведовал отделом имперской канцелярии. У него умирает младший брат. И вот как утешает начальника отдела Сенека: «Ты не имеешь права предаваться беспредельному горю, и это не единственное право, которого ты лишен: ты не можешь также посвятить сну часть своего дня, убежать от деловой сутолоки и провести свой досуг среди мирных полей; не можешь развлечься путешествием от усидчивых занятий, связанных с твоим трудным постом… Тебе запрещены тысячи вещей, которые вполне доступны простому смертному. Ты не принадлежишь самому себе. Столько тысяч аудиенций… столько жалоб, которые ты должен привести в порядок, целые потоки дел, которые текут к тебе со всех сторон земного шара… все это требует напряжения всех сил ума. Нет, ты не имеешь права плакать…»
Кстати, обратите внимание на оборот Сенеки «со всех сторон земного шара». И римляне, и греки прекрасно знали, что Земля — шар. Эратосфен даже вычислил диаметр нашей планеты. А в Средние века про это как-то забыли. Одичали…
Человек, которому посвятил вышеприведенные строки Сенека, отвечал в имперской канцелярии только за прием прошений и жалоб. А его коллега Абаскант заведовал перепиской императора с провинциями. Он рассылал приказы и эдикты императора во все части света, из его циркуляров провинциалы узнавали о назначении новых трибунов, командующих и центурионов, а к нему со всего мира тянулась самая разнообразная информация: известия от войск, дислоцированных на Ефрате, Рейне, Дунае, в Британии, Испании, Африке; сведения о разливе Нила и дождях в Африке, на основании которых он делал прогноз о грядущем урожае, новости от политической разведки… Он тоже мало спал, ел довольно скромно (если вообще не забывал принять пищу, что бывало довольно часто).
Это были новые люди, по сути, варвары, когда-то приведенные в Рим в рабских кандалах. Сенаторы и патриции их презирали. Но льстили при нужде. Потому что сами так работать не могли и не хотели.
А чем же занимались отпрыски богатых патрициев в то время, как бывшие кандальники держали империю? Разгулами они занимались. Юлий Цезарь, Тиберий, другие императоры пытались остановить распад, начавшийся внутри римских голов — принимали эдикты против безделья. Цезарь запрещал золотой молодежи Рима путешествовать, чтобы хоть как-то привлечь их к вопросам управления страной. Все впустую!.. Заметьте, Тиберий и Цезарь жили в самом начале периода Империи, когда до краха еще были долгие золотые века.
Нет, опять-таки, я не хочу сказать, что роскошь погубила Рим! Если в обществе есть ротация кадров, социальная мобильность, если бывшие рабы могут прекрасно управлять делами империи — с чего бы гибнуть империи с такой великолепной сменой крови? А касательно бездарных отпрысков в третьем поколении… Деньги, как любой ресурс, имеют одну отличную особенность — они утекают от тех, кто не может их удержать по скудоумию и бесталанности, и притекают к тем, у кого им хорошо работается. Не в роскоши дело…
Люди изменились, да. Страна изменилась. Прежний деревенский чертополох превратился в нежную оранжерейную орхидею. Проблема падения Рима в том, что у римского государства не хватило финансов на содержание оранжереи. Когда денег хватало, все шло прекрасно. Но потом расходы превысили поступления. И цветок скукожился. Чертополох снова заполонил пространство…
— Итак, в третьем поколении отпрыски богатых родителей — полное ничто. А куда их девать, детишек, родных, но бездарных? — поднимает палец Черный. — Начинают создаваться синекуры — искусство, культура, фонды, никому не нужные должности… И социальная пирамида начинает превращаться в гриб — наверху разросшаяся шляпка, внизу — тонкая ножка.
— Григорий Пантелеймонович, что вы имеете против грибов? Все большее число людей перемещается наверх по социальной лестнице и хорошо живет. Что плохого?
— То, что все большее число людей занимается делом, для существования системы не нужным!
— Ну и что, если система может их содержать?.. Сейчас в Америке один фермер в состоянии прокормить 60 человек. Поэтому в США, если мне память не изменяет, всего 4 % населения живет в деревне. И кормят нацию. А остальные пусть пишут свои графоманские стишки, работают в сфере услуг, адвокатуре, живут на деньги благотворительных фондов. В чем проблема?
— В том, что люди наверху от этого деградируют. А люди внизу, видя, что кому-то не приходится горбатиться в поле и у станка, тоже хотят наверх. И ножка гриба все сужается и сужается. Пока он не начинает рушиться — как настоящий перезрелый гриб. А на обломках распада начинаются конфликты и войны… Один мой приятель, связанный с академией МВД, сказал мне однажды, что на Земле каждый третий человек не имеет работы, никогда ее не имел и не имеет шансов найти работу. «И чего вы с ними собираетесь делать?» — спросил я его. Он ответил: «Понаставим везде игровых автоматов, пусть играют».
— Не самый плохой вариант. Лучше пусть играют, чем бегают по Гарлему с пистолетами или, как африканцы, палят друг в друга из автоматов Калашникова.
— Да. Но они деградируют. Сознание человека развивается только в том труде, в котором он по горло заинтересован. А если такого труда остается все меньше и меньше, общество деградирует. Они даже размножаться не захотят, эти «игроки».
— И слава богу, Григорий Пантелеймонович! Зачем плодить деградантов?.. Напротив! Нужно создать такие условия, чтобы деградантам экономически было невыгодно размножаться. Размножаться будут те, кому интересно дело делать, а не сидеть на вэлфере у игрального автомата.
— Мне кажется, человечество все равно вымрет.
— Дело не в человечестве, Григорий вы мой Пантелеймонович! Дело в том, чтобы факел цивилизации не погас…
…К господину Черному, так же, как и к Дугину, я еще вернусь. Ждите ответа…