Этико-социальное направление экономической мысли

В России в конце Х1Х века развивается этико-социальное направление экономической мысли, представителями которого были М.И. Туган - Барановский (1865-1919) и С.Н. Булгаков (1871-1944).

Русские экономисты были «погружены» в социальную проблема­тику в широком смысле. На Западе экономисты-теоретики, как пра­вило, также интересовались социальными вопросами и порой высту­пали с достаточно радикальными реформаторскими идеями, но они стремились четко разграничивать практическую и теоретическую ча­сти экономической науки. Русские экономис­ты гораздо в меньшей степени следовали этому принципу даже в от­ношении той части экономической науки, которую принято назы­вать теоретической, не говоря уже о ее практической части, которая ориентирована на достижение поставленных перед обществом целей. Если говорить о наиболее влиятельных в русской экономической науке направлениях, то здесь первенство принадлежит, безусловно, марксизму, утверждавшему классовый подход, и немецкой исторической школе, предлагающей рассматривать явления хозяйствен­ной жизни с национально-государственных позиций. Сле­дует упомянуть и о либеральном народничестве, которое вместе с марксизмом и исторической школой сыграло важную роль в разви­тии конкретно-экономических и статистических исследований. Что касается теоретических исследований, то по большей части они были связаны с обсуждением и популяризацией идей марксизма.

М.И. Туган-Барановский соединил в себе ученого-экономиста и социального философа, озабоченного проблемой построения нового общества, которое бы отвечало принципу верховной ценности человеческой личности. Как ученый-экономист он стремился познать объективные законы капиталистической экономики и сделал немало в таких областях, как теория ценности, рынков и кризисов, история народного хозяйства и экономической мысли. Вместе с тем он не только признавал неизбежность этической обусловленности по­литической экономии, но и руководствовался нравственным крите­рием при разработке важнейших понятий политэкономии.

Для Туган-Барановского единственно приемлемым нравственным критерием был принцип верховной ценности, а следо­вательно, равноценности человеческой личности. Он считал учение Канта об этическом идеале огромным достижением общест­венной мысли Нового времени, полагал, что этот принцип является центральной идеей современного этического сознания и является общеобязательным «для всех людей с нормальным нравственным сознанием». По мнению Туган-Барановского, только этот принцип и может стать еди­ной точкой зрения на хозяйство, позволяющий, как он писал, возвы­ситься над противоположностью интересов, в том числе и классовых, неизбежно отражающихся и на теоретической политэкономии. Гаран­тией объективности науки, построенной таким образом, он считал именно общепризнанность этого этического принципа для данного общества в данных исторических условиях. Непосредственным результатом утверждения этого принципа ста­ла возможность объединения теории предельной полезности и тру­довой теории стоимости.

Туган-Барановский полагал, что признание труда основой стоимо­сти, возможность сравнения всех видов труда и их объединения в по­нятие общественного труда и есть признание верховной ценности че­ловеческой личности.

С другой стороны, именно человек определяет субъективную полезность данного блага, оно становится ценным не само по себе, а в оценке человека. Важным моментом в рассуждениях ученого было утверждение, что субъективная ценность блага зависит от его количества, а оно, в свою очередь, для свободно воспроизводимых товаров - от объема затраченного труда. Здесь и обнаруживается возможность соединения двух моментов: объективного и субъек­тивного.

Туган-Барановский не ограничился констатацией этого факта, а сформулировал теорему, устанавливающую количественные соотно­шения трудовых затрат и ценности при оптимальном распределении ресурсов. «Если производство руководится основным хозяйственным принципом — стремлением к достижению с наименьшей затратой наибольшей пользы, — то отношения предельных полезностей сво­бодно производимых продуктов и их трудовых стоимостей равны». Это утверждение было высказано в статье «Учение о предельной по­лезности хозяйственных благ как причина их ценности».

Вклад Туган-Барановского в собственно экономическую теорию связан с разработкой проблем реализации, циклов и кризисов, денег. Проблеме циклов посвящена его первая крупная работа — «Периодические промышленные кризисы»(1894), в которой, опираясь на статис­тический материал по истории промышленных кризисов в Англии и критический анализ предшествующих теорий рынка, ученый пред­ложил разрешение проблемы реализации для случая расширенного воспроизводства и объяснение периодичности кризисов и механизма циклов. Он попытался дистанцироваться от двух наиболее влиятель­ных позиций по данной проблеме: идущей от Сэя и отрицающей возможность общего перепроизводства, и опирающейся на концепцию недопотребления, прежде всего в ее марксистском варианте, и придающей перепроизводству характер перманентного явления.

Туган-Барановский предложил собственное решение проблемы рынка, суть которого состоит в том, что «при пропорциональном рас­пределении общественного производства никакое сокращение потребительского спроса не в силах вы­звать превышения общего предложения продуктов на рынке сравни­тельно со спросом на последние». Общий смысл рассуждений Туган-Барановского сводился к сле­дующему. При увеличении доли прибыли, направляемой на произ­водство, действительно уменьшается потребление капиталистов, но увеличивается спрос на средства производства и на рабочую силу. Соответствующим образом изменяются и пропорции производства: производство средств производства растет более высокими тем­пами, чем производство предметов потребления. Очевидно, что по­добный рост неизбежно должен прекратиться, и его внезапная ос­тановка и есть кризис, во время которого указанные пропорции «насильственным» образом восстанавливаются. Кризис предстает как ситуация общего перепроизводства. Толчок кризису может дать пе­репроизводство одного товара, затем ситуация перепроизводства на одном рынке через механизм цен и доходов передается на экономи­ку в целом. Следовательно, утверждает Туган-Барановский, пробле­ма заключается в пропорциональном развитии экономики, «при пропорциональном распределении производства никакое сокраще­ние потребительного спроса не в состоянии вызвать превышения общего предложения над спросом... И ясно, что никогда не может быть действительного общего перепроизводства товаров; возмож­но лишь частичное перепроизводство их».

Важную роль в развитии кризиса, а также в восстановлении про­порций Туган-Барановский отводил кредиту, который придает лю­бым колебаниям характер лавинообразного процесса. Здесь он сле­довал в русле кредитно-денежной теории цикла, которая рассматри­вает циклический процесс сквозь призму соответствия между спро­сом на ссудный капитал, определенным потребностями производст­ва, и его предложением со стороны банков. В дан­ном случае по существу затрагивается хорошо известная, благодаря Кейнсу, проблема равновесия между сбережениями и инвестциями, а также проблема воздействия инвестиций на производство, т.е. про­блема мультипликатора. В фазе подъема, когда инвестиционная ак­тивность велика, инвестиции финансируются не только за счет теку­щих сбережений, но и за счет накопленных ранее, т.е. в фазе депрес­сии, запасов свободных капиталов. Согласно этой теории кризису предшествует финансовая паника, вызнанная исчерпанием резервов ссудного капитала, а подъему — восстановление этих резервов.

Анализ экономической конъюнктуры не может считаться завер­шенным без обращения к проблемам денег и их стоимости. При ис­следовании циклов и кризисов Туган-Барановский, по существу, ос­тавил в стороне этот круг проблем, обратившись к ним в работе «Бу­мажные деньги и металл»,написанной в 1917 г. В этой работе он вы­двинул так называемую конъюнктурную теорию денег, которая противостояла как товарной теории денег, так и количественной теории. Свое внимание Туган-Барановский сосредоточил на проблеме, которая состояла в выяснении механизма взаимовли­яния денежной массы, относительных и абсолютных цен. Товар­ная теория отводила деньгам пассивную роль, лишая их качествен­ного отличия от других товаров, и рассматривала абсолютные цены как в достаточной степени условный показатель. Количественная те­ория, напротив, рассматривала изменение массы денег и влияние этого изменения на общий уровень цен.

В противоположность этому Туган-Барановский с самого начала исходил из того, что процесс приспособления экономики к измене­ниям денежной массы, а в конечном счете их влияние на абсолют­ные, или денежные, цены — процесс сложный и длительный, пред­полагающий взаимодействие между массой денег, объемом кредит­ных средств и скоростью их обращения. Очевидно, что при таком под­ходе изменение массы денег и его влияние на экономику нельзя от­делить от процессов на финансовом рынке, т.е. от движения процент­ных ставок и стоимости ценных бумаг. В итоге влияние денег на аб­солютные, или денежные, цены «следует искать в отношениях товар­ного рынка к денежному, в широком смысле слова». Конъ­юнктурная теория денег позволила сделать вывод о возможности ре­гулирования ценности денег в рыночной экономике через регулирование вексельного курса и курса валюты.

Как и для многих русских экономистов, вопрос о перспективах капитализма представлял для Туган-Барановского особый интерес. Ответ на этот вопрос он искал в теории циклов и кризисов и в теории стоимости. Что касается теории циклов и кризисов, то, как уже отме­чалось, Туган-Барановский пришел к выводу, что ограниченность по­требления не является непреодолимым препятствием расширенному капиталистическому воспроизводству. Вместе с тем стихийный харак­тер капиталистического производства проявляется в том, что пропор­циональность производства постоянно нарушается. При существую­щем рынке ссудного капитала и банковской системе это ведет к пери­одическим кризисам. Однако в отличие от Маркса, полагавшего, что при капитализме действует долгосрочная тенденция усиления проти­воречий, которая проявляется в углублении циклического падения производства и понижающемся движении нормы прибыли, Туган-Ба­рановский считал, основываясь на своей теории, что циклические кризисы преодолеваются и нет тенденции их углубления. В отношении же нормы прибыли он полагал, что на уровне теоретического анализа в силу множественности разнонаправленных и разновеликих по силе факторов, влияющих на норму прибыли, нет возможности выявить ка­кую-либо общую тенденцию движения нормы прибыли. Ошибка Маркса, по его мнению, заключалась в том, что, говоря о тенденции повышения производительности труда и связывая ее с ростом органи­ческого строения капитала, он в действительности рассматривал слу­чай, когда стоимость произведенной продукции была неизменной. Отсюда и был сделан вывод о тенденции снижения нормы прибыли. В противоположность этому Туган-Барановский полагал, что «развитие производительной силы общественного труда имеет тенденцию не по­нижать, а повышать процент прибыли».

Таким образом, в противовес Марксовому тезису о внутренней обреченности капитализма как экономической системы, Туган-Барановский пришел к выводу о жизнеспособности капитализма как системы хозяйства. Более того, он считал, что развитие капитализма является прогрессивным и неизбежным явлением в таких странах, как Россия. Однако это не означает, что Туган-Барановский отказался от критики капитализма. Он критиковал капитализм с соци­ально-нравственных позиций. Основное противоречие капитализма состояло, по мнению Туган-Барановского, «в том, что капитализм, обращая человеческую личность в средство, в раба вещей, в то же вре­мя ведет к распространению и укреплению общественно-морально­го сознания, признающего личность верховной ценностью общест­венной жизни». И это позволяло поставить вопрос о переходе к со­циализму как о сознательном процессе.

Поскольку социализм представляет сложную систему и предпо­лагает различные сочетания способов организации, отношение к различным типам социализма определяется исходя из нравствен­ного идеала. Туган-Барановский пришел к признанию свободы лич­ности, а не равенства, как утверждали в тот период многие социа­листы, важнейшей социальной ценностью. «Равенство, - писал он, - само по себе, отнюдь не является положительным благом. Не­равенство есть несомненное социальное зло, но устранение зла есть лишь первый шаг в направлении к социальному идеалу. Социальным же идеалом является не социальное равенство, а социальная свобода».

С этой точки зрения Туган-Барановский подошел к оценке различных в зависимости от степени централизации типов социализма. Как и многие социалисты того времени, он не видел того, что расши­рение регулирующей функции государства может привести к паде­нию эффективности производства. Напротив, он полагал, что «цент­рализация благоприятствует умножению общественного богатства», поскольку позволяет подчинить производство плану. Вместе с тем принципы построения плана, которые выдвигал ученый, напомина­ли идеи сторонников рыночного социализма 1930—40-х годов и ос­новывались на интеграции теории предельной полезности и трудо­вой теории стоимости. С целью достичь максимума общественной полезности он предлагал определять объемы производства товаров из условия пропорциональности их предельных полезностей трудовым затратам.

Туган-Барановский полагал, что при соответствующей организации учета можно непосредственно определить трудовые затраты. Что же касается полезности, то о ней можно судить по изменениям спроса. Причем последние и должны побуждать государство соответствующим образом корректировать цены. Как информационные сигналы цены при социализме и капитализме — одно и то же. Раз­личия лежат в другой области - в распределении труда между от­раслями. При социализме, когда затраты труда учитываются непосредственно (а не через зарплату в составе издержек производства), можно обеспечить оптимальное распределение ресурсов, в то время как при капитализме пропорции восстанавливаются во время кризиса. При социализме деньги - лишь единица изменения, условный знак, не имеющий ничего общего с товаром, а цены — обменные соотношения.

Проблема эффективности, по мнению Туган-Барановского, мог­ла быть решена в условиях государственного социализма, но сущест­вовала опасность ограничения личной свободы. Именно поэтому он смотрел с надеждой на развитие других форм организации, прежде всего кооперации. Для него кооперация — не только путь к социа­лизму, но и форма организации, которая открывает простор свободному труду, смягчая принудительный характер государственного социализма.

Другим представителем этико-социального направления экономической мысли был С.Н.Булгаков. Универсализм в подходе к анализу экономических явлений, ин­терес к проблеме общественного идеала, социальная направленность экономических исследований, наконец, стремление к новой эконо­мической науке, адекватной этому идеалу, — все это ярчайшим обра­зом проявилось в наследии выдающегося русского религиозного мыс­лителя, философа и экономиста С.Н. Булгакова.

Не только, эти черты роднят Булгакова с Туган-Барановским, об­щей у них была и увлеченность марксизмом и доста­точно быстрый и естественный отход от марксизма, наконец, оба ак­тивно занимались общественной и педагогической деятельностью. Отход Булгакова от марксизма начался, по существу, с его первой крупной работы «Капитализм и земледелие»,которая была задумана как подтверждение марксистского тезиса о концентрации производ­ства применительно к сельскому хозяйству. Но она привела автора к противоположному выводу и, более того, побудила поставить под со­мнение не только некоторые прогнозы марксизма относительно тен­денции социального развития, но и принципы познания, лежащие в основе этих прогнозов. «Ошибка Маркса (имеется в виду тезис о кон­центрации производства)да послужит нам предостережени­ем. Она объясняется не тем, что ему не хватало ума — ум он имел ге­ниальный, — и не тем, что ему не хватало знаний — он принадлежит к самым ученым экономистам не только своего, но и всех времен, — она объясняется общими социально-философскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания. Он считал возмож­ным мерить и предопределять будущее по прошлому и настоящему, между тем каждая эпоха приносит новые факты и новые силы исто­рического развития — творчество истории не оскудевает. Поэтому всякий прогноз относительно будущего, основанный на данных на­стоящего, неизбежно является ошибочным. Строгий ученый берет здесь на себя роль пророка или прорицателя, оставляя твердую почву фактов».

В своих трудах Булгаков попытался подчинить политическую экономию этическим принципам христианства. Булгаков стремился разработать принципиально новые философ­ские основания политэкономии, предложить новое видение, которое отвечало бы христианскому представлению о хозяйстве и хозяйственной деятельности, труде и бо­гатстве. При этом он весьма специфическим образом затронул целый ряд сложных вопросов, которые имеют отношение к современным исканиям в области методологии и философии экономической науки, но предложил неожиданную перспективу рассмотрения как этих про­блем, так и проблем современного экономического развития.

Его позицию по обозначенным вопросам можно сформулировать следующим образом. Во-первых, богатство есть условие свободы человека, материальный фун­дамент проявления его творческих устремлений и одновременно ус­ловие материального существования данного общества. Во-вторых, труд является одновременно и актом необходимости, и актом творчества. В-третьих, богатство является условием существования общества.

Эти весьма абстрактные и далекие как от экономических реалий, так и от привычного способа их анализа тезисы дают новый и не­обычный ракурс рассмотрения хозяйства и хозяйственных явлений, порой выражающийся в необычной трактовке известных проблем и постановке новых.

Первый из приведенных тезисов предполагает несколько момен­тов: отсутствие противоположности между материальной и духов­ной сторонами бытия, положительную оценку роста богатства как способа устранения бедности и освобождения человека от внешней природной несвободы, расширение понятия богатства за счет вклю­чения в него требования справедливого распределения.

Идея единства материального и духовного мира, как известно, была сформулирована еще в ходе Реформации и сыграла важную роль в современном хозяйстве, поскольку дала моральное оправ­дание устремленности человека к лучшему материальному поло­жению. Здесь Булгаков по существу солидаризируется с М. Вебером в оценке значения религии, прежде всего протестантизма, для развития капитализма. Однако оправдание роста богатства он дает в широком этическом контексте, обусловливая его рядом ограни­чений.

Преодоление разрыва между материальной и духовной сферами связано для Булгакова с признанием свободы человека христианской ценностью. При этом он утверждал, что осуществление свободы для отдельного человека невозможно в условии бедности, навязанной обстоятельствами жизни, которые не зависят от человека. В этом слу­чае бедность рассматривается как противостоящая свободе. При та­ком понимании богатство становится необходимым условием осуще­ствления свободного выбора.

«Рост богатства, — писал Булгаков в «Кратком очерке политэко­номии», - увеличивающий силы человека и пробивающий стены от­чуждения между человеком и природой, есть только отрицательное условие для духовной жизни человека, он создает для него более ши­рокие возможности духовной жизни, открывает перед ним новые широкие перспективы, но не решает за него, не предопределяет того употребления, которое сделает из них единичный человек и совокупное человечество». Таким образом, негативно понимаемой свободе придается позитивный смысл — как потенциальной возможности утверждения и развития человеческого духа. Она рассматривается «как положительная мощь, как растущее обладание богатством и вследствие этого рост потенциальной возможности проявления и самоутверждения человеческого духа...».

Богатство, трактуемое как условие осуществления свободы и предпосылка реализации духовного потенциала человека, предполагает более широкий ракурс рассмотрения, нежели сведение его к простой сумме материальных благ, которыми владеет человек. В связи с этим Булгаков ставит вопрос о человеке в рамках хозяйственной системы и его взаимодействии с другими людьми. Он указывает по крайней мере на два обстоятельства.

Прежде всего Булгаков говорит о богатстве не только и не столь­ко в индивидуалистическом, сколько в народнохозяйственном смыс­ле, как о некотором общем условии существования общества.

Понимаемый как освобождение от власти природы, рост народ­ного богатства представляется прогрессом всего общества, а христи­анское требование свободы от богатства в личной жизни становится способом направить индивидуальные усилия на развитие материаль­ной культуры общества в целом. Таким образом, Булгаков устраняет противоречие между личной заинтересованностью в росте матери­ального благосостояния и благом общества.

Далее Булгаков касается весьма сложной и по-прежнему актуаль­ной, как в области практических решений, так и в рамках теории, проблемы соотношения между богатством и справедливостью или, говоря современным языком, противоречия между экономической эффективностью и справедливостью.

Булгаков преодолевает это противоречие весьма радикальным образом: он определяет рост общественного богатства как такое по­ложение, при котором увеличение массы материальных благ проис­ходит при неувеличении неравенства в их распределении.

В труде Булгаков видел одновременно акт творчества и про­явление жесткой природной необходимости, при этом индивиду­альный акт хозяйственной деятельности он рассматривал как орга­нически связанный с существованием такого субъекта хозяйства как че­ловечество. Для Булгакова в труде соединились христианская заповедь тру­диться и изначальная связь материального и духовного. Очевидно, что подобное понимание труда несовместимо с тради­ционным для экономической науки сведением труда к фактору про­изводства, а человека — к индивиду, решающему задачу оптимально­го распределения ресурсов. Рассматривая труд как фактор, затрачен­ный в производстве материальных благ, экономическая теория ока­зывается перед неразрешимой проблемой динамики. Не случайно Й. Шумпетерв 1926 г. в поисках внутренней причины развития обра­щался к творческой деятельности человека, в центр процесса разви­тия поставил предпринимателя-новатора: только человек и его твор­чество является источником нового.

Булгаков имел в виду не экономического индивида, «экономиче­ского человека», а творческую личность. Признав связь хозяйствен­ной деятельности и творчества, он указал на важность духовных, нрав­ственных мотивов в труде, а, следовательно, и на необходимость учи­тывать влияние нравственных мотивов на экономическую жизнь и хозяйственное поведение человека.

В книге «Капитализм и земледелие» Булгаков высту­пил против марксистских претензий на знание объективных законов развития, неизбежных и неумолимых как законы физики и позволя­ющих предсказывать историческое развитие, а также разрабатывать так называемую научную социальную политику. В дальнейшем в «Фи­лософии хозяйства» он вновь обратился к этой проблеме и подтвер­дил высказанный ранее тезис, добавив утверждение о том, что обще­ственная наука не обладает и не может обладать надежным знанием исторических перспектив и потому прогнозирование социального развития беспочвенно. Булгаков полагал, что политэкономия может и должна давать со­веты, но и политики, и экономисты должны помнить, что на ее ре­цептах неизбежно лежит печать субъективности. Признавая неизбежность существования многих точек зрения и различного понимания проблем, Булгаков тем не менее высказывал свое мнение. Он видел практический смысл политэкономии в указа­нии путей роста народного богатства как условия духовного разви­тия общества и личности.

Среди практических вопросов, по поводу которых высказывался Булгаков, интерес представляет проблема собственности. Специфи­ка его позиции состояла в сознательном приуменьшении значения вопроса о форме собственности на фоне ожесточенных споров по данному вопросу между представителями различных политических и социально-экономических течений. Он противостоял как марксис­там, усматривавшим в частной собственности источник всех зол, так и либералам, полагавшим, что частная собственность обеспечивает и экономическую эффективность, и свободу. Булгаков считал невоз­можным выносить окончательный приговор существующим социаль­ным институтам, в том числе и частной собственности. Рассматри­вая ее как исторический институт, он подчеркивал необходимость исторического отношения к собственности и к ее фор­мам, т.е. отношения в зависимости от того, чему она служит в дан­ный момент. Соответственно, при определении направления экономической политики Булгаков предлагал исходить не из отношений собствен­ности, а из критерия роста богатства при соблюдении требования неувеличения абсолютной и относительной бедности отдельных чле­нов общества. При таком подходе отношение к проблеме собствен­ности последняя ут­рачивает свое первостепенное значение, подчиняясь общей цели до­стижения экономической и социальной свободы человека.

Аналогичную по сути позицию занял Булгаков в отношении во­проса о преимуществах капитализма и социализма. Он полагал, что есть высшая ценность, при свете которой и нужно давать сравнительную расценку разных хозяйственных форм. Это есть свобода личности, правовая и хозяйственная. И наилучшей из хозяйственных форм, как бы она ни называлась и какую бы комбинацию капитализма и соци­ализма, частной и общественной собственности она ни представля­ла, является та, которая наиболее обеспечивает для данного состоя­ния личную свободу, как от природной бедности, так и от социальной неволи.

Сегодня в свете трансформационных процессов следование приоритетам, указанным Булгаковым может при­вести к смягчению существующих социальных и экономических кон­фликтов. В этом и состоит историческая заслуга Булгакова перед оте­чественной и мировой общественной мыслью.

Неонародничество

На рубеже XIX-XX в. сформировалось неонародничество, которое в отличие от своих предшественников – народников – вынуждено было признать победу капитализма в промышленности, но деревню они по-прежнему считали потенциальным оплотом социализма. Оставаясь революционерами по отношению к царизму, неонародники теоретически, в отличие от революционных народников, ориентировались на реформистский путь построения социализма.

Неонародники В.М. Чернов (1876-1952), П.П. Маслов (1867-1946), С.С. Зак (1868-1930) образовали в 1901 г. партию эсеров, в программе которой признавалось, что при капитализме происходит развитие коллективных форм производства, которые подготавливают материальные предпосылки для социализма.

В то же время неонародники продолжали считать развитие капитализма в России не естественным процессом, а результатом протекционистской политики царского правительства. Крестьянские и ремесленные хозяйства являлись, по мнению народников, трудовыми, некапиталистическими, представляя собой особый уклад, могущий долгое время успешно противостоять капиталистическому воздействию и способный через кооперацию – к укреплению своих позиций. Причину устойчивости мелкого производства они усматривали не в его технических преимуществах перед крупным, а в самой цели, ради которой ведётся крестьянское хозяйство. Если капиталистическое хозяйство ведётся ради прибыли и ренты, то цель мелкого крестьянского хозяйства – обеспечение существования самого производителя и его семьи.

Экономисты-неонародники сознавали, что устойчивости мелкому крестьянскому хозяйству в условиях влияния окружающего его капитализма могло хватить только на ограниченное время, необходимое для его превращения в крупное общественное. Они считали, что спасти крестьянское хозяйство от разорения могла только одна выдвигаемая ими мера – социализация земли с последующим переходом к социализму.

Социализация земли означала: уничтожение всякой (в том числе государственной) собственности на землю; передачу земли в децентрализованное распоряжение крестьянских общин; уравнительное распределение земли в единоличное или артельное пользование. Социализация земли в сочетании с последующей кооперацией рассматривалась неонародниками как прямой путь к социализму.

Программа перехода от капитализма к социализму неонародников представляла собой разновидность европейской социал-демократической концепции, предусматривающей постепенное врастание социализма в капитализм. Новой была идея о том, что начать движение в сторону социализма должна была деревня, а не город.