Социализм имеет в рамках наших работ двоякое определение. 3 страница
В любом случае, однако, ключевая проблема здесь – не столько распределение акций, сколько контроль за реальными правами собственности, каналами экономической власти. А ими могут быть не только акции, которыми владеет тот или иной собственник (государство, трудовой коллектив, частные физические лица). Такими каналами, в частности, могут быть и обязательные нормы, которые должно соблюдать всякое предприятие в социалистическом обществе. Такие нормы могут требовать эффективного приложения капитала, обусловливать определенные предусмотренные программами направления его использования и т. д.
Определенные предпосылки для движения в таком направлении мы можем найти даже в законодательстве, конституциях ряда стран с социальным рыночным хозяйством или социал-демократической моделью. Так, в Основном законе ФРГ, например, записано, что даже частный собственник определенных природных ресурсов может использовать их только в соответствии с конкретным предназначением. Не допускается, например, вырубка лесов, использование пахотной земли для создания промышленных объектов или градостроительства и т.д. Такого же рода нормативы могут и должны действовать для решения проблем приоритетного развития креатосферы, охраны природы, защиты прав человека в социалистическом обществе.
Более сложным может быть механизм косвенного регулирования и программирования экономики, который также ограничит возможности хозяев предприятия на произвольное решение вопросов производства продукции, использования материальных, трудовых, природных ресурсов.
Такие предприятия (как и любые производственные звенья в социалистической экономике) окажутся включены в сложную систему регулирования, где их программы, их производственная деятельность должны будут сталкиваться с ограничениями, которые создаются экологическими объединениями, объединениями потребителей, местными органами территориального самоуправления, органами государственной власти на региональном и общенациональном уровнях, интернациональными регуляторами и т. д. Всё это сделает весьма условной частную собственность в рамках таких предприятий, но позволит избежать многих конфликтов, связанных с жесткой национализацией и лишением буржуазии всех прав собственности и, прежде всего, капитала как определенной суммы денег, но не капитала как реальной экономической власти (что взаимосвязано, но не одно и то же).
Весьма важными каналами власти должны стать системы управления внутри предприятия. Здесь, как уже отмечалось, возможны различные механизмы сочетания власти трудящихся и власти собственников. Социализм может и должен обеспечить власть самих трудящихся (причем не только данного звена) на государственных и коллективных предприятиях – непосредственно. На предприятиях со смешанной собственностью нужен своего рода компромисс между властью акционеров и властью трудящихся, когда целый ряд прав будет неотчуждаем от трудового коллектива (прежде всего, прав, касающихся гарантий занятости, оплаты труда, условий труда), кто бы ни был собственником предприятия. В то же время часть прав будет гарантирована для акционеров (право на минимальный дивиденд, не- отчуждаемость акций или возможности их выкупа по определенной цене).
Важным каналом реальной власти на предприятии может и должна стать деятельность различного рода общественных структур, начиная от профессиональных союзов и заканчивая объединениями молодежи, рационализаторов, женщин, экологическими объединениями и т.д.
В заключение ещё раз подчеркнем, что даже в секторе массового индустриального производства акционерные фирмы с доминированием частных физических лиц скорее всего не будут составлять основную часть предприятий. Вполне возможно широкое развитие коллективных предприятий, кооперативов и государственных предприятий при самоуправлении трудовых коллективов.
И, пожалуй, последняя по порядку, но не по важности ремарка.
Поскольку мы предположили, что социализм будет сохранять современные механизмы рынка, характерные для капитала XXI века, то мы должны признать и сохранение современных финансовых институтов. Вопросы о том, как они будут работать и кому будет принадлежать власть над ними, принадлежат к кругу важнейших для будущей экономики. Здесь следует вспомнить старые идеи марксистов, не случайно требовавших национализации и государственного контроля над банками и другими крупными финансовыми институтами.
Это требование действительно является абсолютно необходимым, ибо финансовая система современной рыночной экономики представляет собой ключевой компонент, обеспечивающий как взаимодействие производителей с потребителями, так и присвоение средств производства. Контроль за финансовой системой облегчен тем, что она высоко обобществлена (ключевую роль в ней играют несколько крупнейших институтов), и он позволяет сосредоточить в своих руках реальную социально-экономическую (а в ряде случаев и политическую) власть. Поэтому совершенно обязательным условием продвижения по пути социализма станет не только национализация, но и реальный контроль за финансовой системой и её функционированием со стороны демократического, на деле отражающего интересы трудящихся государства.
Этот контроль, однако, может и не ущемлять интересы отдельных частных лиц (например, вкладчиков банков), ибо контроль за финансами и возможность получения доходов от вложений капитала в условиях социализма как переходной эпохи – это два разных вопроса. Достижение первого – власти государства, не мешает сохранению второго – собственности отдельных физических лиц на вклады в банках.
Таковы некоторые дополнительные штрихи к характеристике возможных отношений соединения работника со средствами производства (собственности), которые позволят гражданам социалистических обществ становиться реальными хозяевами экономики в самых разнообразных формах. Они могут быть хозяевами личного частного предприятия и акций, сохозяевами коллективного предприятия, которые работают по общегосударственным правилам и в интересах развития общества в целом. При этом все они будут иметь неограниченный доступ к благам креатосферы (бесплатность знаний, культурных благ, образования и т.п.). Кроме того, как сохозяева общенародных материальных средств производства (в том числе – природных ресурсов) они будут иметь возможность присвоения результатов их функционирования (природной ренты, прибыли государственных предприятий), что позволит получать им социальные гарантии. Не менее важной стороной этой системы отношений станет гарантированная занятость и свободный выбор места приложения своей рабочей силы.
Безусловно, при этом одним из важнейших и наиболее сложных вопросов останется реальное участие каждого гражданина в распоряжении не только коллективными, но и общенародными средствами производства в материальной сфере (как быть с креатосферой, мы уже обсуждали выше). Здесь возможности реального распоряжения средствами производства будут связаны с самоуправлением и демократическим регулированием экономики на общенародном уровне. И если здесь общество будущего не сможет обеспечить реальной демократии участия и самоуправления, экономическая система социализма вновь мутирует и окажется в тупике.
Естественно, что само по себе соединение работника со средствами производства в условиях социализма не обеспечивает достаточной социальной справедливости и эффективности. На это должна быть нацелена и система распределения и мотивации.
Экономика социализма XXI века как мы ее видим сегодня: отношения распределения и мотивация
В этом разделе нам предстоит ответить на едва ли не самый трудный вопрос: какие стимулы могут подвигнуть человека отказаться от максимизации утилитарного потребления и минимизации трудовых затрат, т.е. сделать шаг от «человека рыночного» к «человеку социалистическому»?
Принципиальный ответ на этот вопрос известен. Если мы исходим из того, что человек не обладает некоей вечной и естественной сущностью, обусловливающей его всегдашнее стремление к деньгам как высшему благу (сразу подчеркнем, что для большинства «старых» неоклассиков характерно именно такое понимание человека, но сей подход, не выдерживая столкновения с практикой, все более уходит в прошлое), то мы открываем поле для ответа на поставленный выше вопрос.
Принципиально этот ответ, как мы уже заметили, прост: в той мере, в какой основной потребностью индивида становятся деятельность и общение, развивающие человеческие качества, утилитарные потребности отступают на второй план. Эта закономерность не абсолютна и начинает достаточно явно проявлять себя, как правило, по мере достижения индивидом определенного уровня материального благосостояния. Его можно назвать «рациональным», т.е. таким, который создает достаточные в данном обществе предпосылки для включения в общедоступную творческую деятельность. Соответственно, для имеющих этот уровень лиц, занятых деятельностью в креатосфере, – ученых и художников (мы говорим, естественно, не о масс-культуре), педагогов и воспитателей, социальных работников и экологов – достаточно типично доминирование таких мотивов, как интересная работа, человеческие отношения с коллегами, свободное время. Если эти лица к тому же включены в социальное творчество (например, активно участвуют в деятельности тех или иных институтов гражданского общества), то у них эти мотивы, как правило, становятся доминирующими. И это происходит (NB!) еще в рамках капитализма, где доминирующие общественные отношения, образование, государство, масс-медиа и т.п. активно формируют противоположную – потребительскую установку. Если же предположить, что государство, общество, культурно-идейный фон в стране будут иными, то и мотивы творческой реализации будут активнее вытеснять чисто утилитарные (при условии, напомним, обеспечения рационального уровня потребления).
Тем самым, при абстрагировании от влияния социальной среды, мы можем сформулировать некоторую закономерность: для большинства индивидов утилитарные ценности и мотивы нелинейно вытесняются социально-творческими (деятельность, общение, свободное время) по мере их все более полного включения в творческую деятельность. Эта закономерность, как правило, начинает действовать после достижения рационального уровня материального потребления. Чем активнее данный индивид включен в отчужденные отношения (рыночную конкуренцию, борьбу за власть и т.п.) и чем сильнее влияние на него отчужденных социальных форм (от рекламы и социального манипулирования через масс-медиа, до образования и государственной идеологии), тем слабее действует эта закономерность. И наоборот, чем дальше такой индивид от отчужденных общественных отношений и чем больше он включен в социальное творчество, чем ближе он к подлинной культуре, тем более явно проявляется названная связь.
Следовательно, эти мотивы будет действовать тем активнее, чем далее будет развертываться продвижение от царства необходимости к царству свободы (т.е. они будут усиливаться по мере генезиса и развития социализма). Базой этого продвижения станет, во-первых, расширение креатосферы и круга занятых в ней членов будущего общества (при соответствующем сокращении занятых репродуктивной деятельностью), и, во-вторых, развитие отношений социального творчества и прогресс культуры (при соответствующем свертывании отчужденных социальных форм – рынка, насилия, масс-культуры, идеологического манипулирования и т.п.).
Творческие стимулы и мотивы будут развиваться лишь в той мере, в какой будет развертываться названный выше двоякий материальный и социальный прогресс. В той мере, в какой социализм остается обществом, сохраняющим репродуктивный труд и отношения отчуждения, для него сохранится необходимость в соответствующих отношениях стимулирования и распределения.
Основные черты социалистический системы распределения, характерные для этапа формального освобождения труда, когда он не стал еще для большинства членов общества потребностью, будут определяться распределением по труду при наличии социальных гарантий, которые были описаны выше. В то же время социализм как эпоха перехода от гегемонии корпоративного капитала к формальному освобождению труда, естественно, будет включать и целый ряд более сложных переходных форм, соединяющих распределение, характерное для рождающегося «царства свободы», и механизмы распределения, достающиеся в наследство от буржуазной эпохи[412]. В частности, социалистическая система, по-видимому, будет включать (во всяком случае, на первоначальных этапах) доходы, которые граждане будут получать от частной собственности, будь то трудовая частная собственность, собственность на акции или собственность на деньги, вложенные в банк. Во всех этих случаях доход будет носить нетрудовой характер и сохранять черты дохода буржуа. Однако и здесь возникнут существенные отличия в природе и механизмах получения этого дохода.
Вложения гражданами денег в общенародные финансовые институты (скажем, в государственный банк) или приобретение акций предприятий, которые работают под контролем государства и в рамках общенародных программ, – всё это существенно отличает даже такой доход при социализме от дохода, получаемого на основе эксплуатации труда частным капиталом и присвоения прибавочной стоимости. В то же время этот доход не становится автоматически социалистическим или, тем паче, коммунистическим. Для регулирования такого типа доходов в мире, переходном от буржуазного к новому, потребуется использование сложной системы регуляторов, которые позволят постепенно вытеснять такие доходы и укреплять распределение по труду.
Отметим два важнейших из таких регуляторов.
Первый, известный по опыту социал-демократических стран, – прогрессивный налог на доходы от собственности, от капитала, от инвестиций в финансовую сферу. Если такой доход остается в пределах, характерных для дохода, получаемого в рамках распределения по труду, то налог на него может быть относительно невысок. Если же вы получаете более высокие доходы или доходы, качественно отличающиеся от трудовых, то налогообложение может быть очень высоким, достигая 60-70 и более процентов.
Второй механизм – это так называемый социальный максимум. Его внедрение было предложено не только социалистами, но и учеными-гуманистами, теоретиками Римского клуба, в частности, Аурелио Печчеи. И первые, и вторые показали, что за определенным пределом сверхвысокий личный доход не является стимулом ни для предпринимательства, ни для новаторства, ни для более эффективной трудовой деятельности. Поэтому такой доход может быть изъят (например, через приближающийся к 90% налог на сверхвысокие доходы) относительно безболезненно для этих принципиально важных с точки зрения генезиса креатосферы направлений деятельности.
Существенным для социалистического общества станет вопрос контроля за движением доходов. И здесь нелишне вспомнить о механизмах, которые были отчасти реализованы ещё в период нэпа в СССР[413]. Для такой модели экономической и социальной жизни, привязанной к трудовым и другим легальным доходам, возможно использование различных технических средств контроля за движением доходов. Часть из них достаточно хорошо известна, например, индивидуальные электронные деньги. Если мы перейдем к системе, когда каждое физическое лицо будет обладать только одной банковской карточкой (счетом) только в одном банке, к тому же государственном, то в этих условиях автоматически будет обеспечен учет и контроль за движением доходов и расходов данного физического лица. Каждый из нас с вами, имея такую карточку (счет), будет вынужден фиксировать на нем все свои денежные доходы. И всякий раз будет известно, как и от кого именно вы получили эти деньги: заработную плату, гонорар, доход с банковского вклада, личное пожертвование, взаимопомощь от своих товарищей... Точно так же могут фиксироваться практически все основные траты (за исключением мелких покупок, осуществляемых при помощи наличных денег).
Этот механизм развивает некоторые современные тенденции. Например, сегодня в Западной Европе, в Соединенных Штатах Америки покупки на суммы, превышающие несколько десятков евро (долларов), как правило, осуществляются при помощи банковских карточек. Другое дело, что современный буржуазный мир делает счет каждого человека коммерческой тайной. Кроме того, он позволяет открыть счета не в одном, а в нескольких банках, перевести деньги в банки нейтральных стран и иными путями скрыть свои доходы (или, напротив, расходы). Однако даже в буржуазной системе для того, чтобы отмыть нелегально полученные деньги, приходится предпринимать огромные усилия и тратить немалые суммы, теряя от 20 до 50 процентов полученных доходов на то, чтобы легализовать эти преступные барыши. Тем более возможно создание системы, при которой такое отмывание нелегальных доходов станет чрезвычайно сложным или почти невозможным в условиях социализма, при помощи перехода к индивидуальным счетам и системе открытой, гласной информации о движении средств на них.
При этом, конечно же, возникнет мощное противоречие, которое в целом характеризует использование денежных отношений в условиях социализма. В самом деле, для мещанина (субъекта рынка) его денежный доход и траты, которые он совершает, – это святая святых его личной жизни, главное составляющее его человеческой личности. Для него всякая возможность посторонних лиц (а тем паче общественных организаций) заглянуть в это его сокровенное «Я» и посчитать деньги в его кармане будет восприниматься как покушение на личную свободу, на права человека, на свою не только коммерческую, но и душевную тайну, на то, что на Западе называется privacy – частная жизнь.
В то же время, если мы говорим о социализме как о мире развития творческого человека (мире свободных ассоциаций, мире, который уходит от господства товарного и денежного фетишизма), то в этом случае возможность общественного контроля за движением финансовых средств (причем действительное открытие соответствующей информации должно быть скорее исключением, чем правилом) не будет составлять большой нравственной или личной проблемы, не будет являться угрозой тайне личности, ибо действительная тайна личной жизни для человека творческого – это тайна его общения, его личных отношений с друзьями, его пристрастий и интересов. Впрочем, и эта тайна является весьма условной, и личное дело каждого человека – афишировать или скрывать свои творческие достижения, свою дружбу и свою неприязнь, свою любовь и свою ненависть.
Безусловно, при социализме почти наверняка сохранится масса отклонений от названных механизмов распределения («злоупотреблений») – использование общественных фондов или фондов предприятий, кооперативов и других структур для личного потребления (например, использование служебной машины в личных целях, как это многократно возникало в условиях мутантного социализма). Но для того и необходима система демократического общественного учета и контроля, чтобы предотвратить такого рода бюрократические злоупотребления в массовых масштабах, чтобы квалифицировать их будущим социалистическим обществом как уголовные преступления. Безусловно, существует и угроза вырождения системы общественного учета и контроля в некоторую слежку и подрыв тайны личной жизни.
В заключение заметим: социализм будущего – это мир переходных отношений, который будет наполнен сложными и болезненными противоречиями. Противоречиями, которые, во-первых, достаются в наследство от прошлого (противоречиями сохраняющегося рыночного механизма, пережитками отношения отчуждения в социальной, политической и духовной жизни). Во-вторых, противоречиями нарождающегося мира креатосферы с его конфликтами между творческими личностями, между общественными союзами, борьбой за возможность получить интересный, наиболее уважаемый труд и многими другими, которые сейчас трудно представить. В-третьих, это будет система противоречий между сохраняющимися механизмами отчуждения и нарождающимися отношениями царства свободы.
Этот комплекс противоречий будет образовывать сложный клубок, требующий постоянного демократического разрешения. Именно в силу этой сложной внутренней и внешней противоречивости социализм мыслится нами как эпоха нелинейного перехода к царству свободы. Социализм будет не только обладать потенциалом движения вперед, но и содержать в себе реальные возможности регресса, реверсивного движения к миру отчуждения. В нём будут содержаться постоянные угрозы скатывания в тупик бюрократизма или возврата назад, на дорогу капиталистической эволюции.
В ближайшем будущем надеяться на наиболее благоприятное сочетание объективных условий для успехов социализма в интернациональном масштабе сомнительно. Да и субъективный фактор – наличие достаточно сильных социальных движений, объединяющих трудящихся и граждан на принципах свободной и добровольной ассоциации – пока ещё также развит довольно слабо. Но Крот Истории знает своё дело, а авторы отнюдь не принадлежат к числу исторических пессимистов…
4.5. Мера продвижения к социализму: проблемы формализации
(к проблеме определения квантифицируемого интегрального рейтинга прогрессивности теоретических моделей общественных систем и реальных социальных образований)[414]
Поводом для написания этого небольшого эссе стала поездка автора в Венесуэлу, где он в очередной раз столкнулся с вопросом определения меры продвижения некоторой конкретной страны к социализму.
В результате мне пришла в голову мысль соединить имеющиеся у меня и А.И.Колганова наработки в области сравнительного анализа экономических систем и наши теоретические размышления над проблемами социализма, а также теоретико-методологические размышления в области марксистской социальной философии и политической экономии для того, чтобы построить достаточно простой и понятный интегральный индекс, позволяющий (конечно же, с определенной долей условности) дать некоторую количественную оценку меры продвижения той или иной страны к социализму.
В процессе работы (которая, должен честно сознаться, заняла у меня всего половину дня) я пришел к довольно любопытному, как мне кажется, результату, имеющему несколько более широкое поле применения, нежели размышления полумаргинальных в сегодняшней России ученых-социалистов о мере приближения Венесуэлы или Китая к социалистическому идеалу.
Основные итоги моих кратких размышлений представлены ниже в таблице, а сейчас некоторые предварительные комментарии и пояснения.
Едва ли не каждый исследователь в области общественных наук, так или иначе, сталкивался с тем, что при сравнении тех или иных экономико-общественных образований (в частности, стран) или теоретических моделей всякий раз встает проблема некоторого интегрального показателя, который позволил бы сказать исследователю, что такая-то система (страна, теоретическая модель) лучше, а такая-то хуже, введя при этом достаточно строгий и по возможности квантифицируемый критерий этого «лучше» или «хуже». В настоящее время для этой цели используется ряд разрозненных частных и комплексных экономических (динамика ВНП, индекс конкурентоспособности страны, индекс экономической свободы и т.п.), социальных (доходы на душу населения, различные показатели социальной дифференциации и т.п.), гуманитарных (уровень образования, продолжительность жизни) и т.д. показателей. Интегрирующим является едва ли не единственно индекс человеческого развития. Существуют некоторые варианты интегративных экспертных оценок, которые, однако, регулярно критикуются за субъективизм.
Ниже автор предлагает воспользоваться достаточно простой моделью построения интегрального показателя, начав с характеристики структуры общественной системы. Я, не открывая Америк, выделяю ниже блок технологического развития, экономические и социально-экономические параметры, политическую систему и сферу идейно-культурной жизни (обоснование этого подхода дано в наших с А.И. Колгановым работах по компаративистике[415]; краткий вариант этого обоснования содержится в 3 части этой книги). В каждом из блоков акцентируются наиболее часто используемые для сравнения систем параметры. Так мы получаем структуру строк представленной ниже таблицы (см. табл. 1).
Далее по каждому из параметров мы можем ввести более-менее простое ранжирование достижений той или иной системы в некоторой конкретной сфере, соотнося их с заранее заданным критерием прогресса.
Введение последнего есть, конечно же, большая проблема. Но для определенных групп ученых характерен относительный консенсус по этому поводу. Так, либералы обычно используют меру приближения к идеалу свободного рынка, частной собственности и демократии.
У марксистов (и соответственно, у автора этой работы) иной подход. В качестве критерия прогресса нами рассматривается совокупность условий, обеспечивающих простор для свободного всестороннего развития личности, снижения меры отчуждения человека.
Непосредственной же теоретико-методологической предпосылкой формирования данной таблицы стали уже упоминавшиеся разработки автора и А.И.Колганова.
В качестве основных блоков параметров выбраны:
1. Мера приближения системы к креатосфере (технологические основы развития креативного потенциала человека);
2. Мера социализации экономической жизни (экономические основы свободного и гармоничного развития человека, включая качество жизни);
3. Мера развития реальной демократии и народовластия (мера позитивной социально-политической свободы);
4. Уровень культурного развития, идейного и духовного освобождения человека.
Эти блоки параметров в данном тексте я никак обосновывать не буду, ибо вопрос принципиально сложен и автор уже многократно и подробно высказывался по этому поводу[416].
Продолжим наши пояснения.
Посмотрим, как можно определить конкретные значения некоторого параметра (заполнить одну из строк таблицы).
Возьмем в качестве простейшего примера параметр 1.5. – средняя продолжительность жизни (это одна из характеристик меры приближения системы к креатосфере – сфере господства творческой деятельности).
В таблице автор выделяет четыре уровня развития системы по этому параметру. Если эта продолжительность составляет менее 60 лет – уровень низкий; если 60-70 – средний, если 70-80 – высокий, если более 80 – очень высокий. Основание для этого ранжирования очевидно: средняя продолжительность жизни в слаборазвитых странах, странах со средним уровнем развития, развитых странах. Далее мы присваиваем каждому уровню оценку в баллах, приняв существующую сегодня нижнюю границу (около 50 лет) за 0, а максимально возможную (более 80 лет) – за 10. теперь мы можем оценить все существующие ныне государства по этой шкале. По ней же можно ориентировочно оценить и уровень развития теоретически-обобщенных моделей общественных систем (например, для группы слаборазвитых стран третьего мира будет характерна оценка в 0–2 балла, а для развитых экономик – в 7–9).
Безусловно, не по всем параметрам удастся столь просто найти соответствие статистически достоверных показателей и балльных оценок. Соответственно, там, где нет четкой статистики, могут быть применены показатели, рассчитываемые по косвенным признакам или, в крайнем случае, экспертные оценки. Последние, конечно же, всегда вносят изрядный субъективизм, но в предлагаемой ниже таблице они устроены так, чтобы большинство экспертов, принадлежащих к некоторому течению общественной мысли (в данном случае мне интересны люди, симпатизирующие демократическим левым идеям – автор, напомню, строит эту таблицу для них; точнее – для нас) могли достаточно легко согласиться с теми или иными их значениями.
Для конкретных образований (государств) числовые показатели ищутся относительно легко. Что касается теоретических моделей, то здесь имеет смысл ориентироваться на данные наиболее типичных реальных прообразов этих моделей (например, Швецию как представителя социал-демократической модели) или на средние данные по той группе стран, которые к этой модели могут быть отнесены.
Можно поступить и несколько иначе: сначала задать рамки значений, которые должны быть (исходя из соображений уже проверенной практикой теории) присущи данному классу систем, а потом сопоставить эту теоретическую модель с практикой. Скажем, если на основе обобщения практики функционирования скандинавских экономик, называющих себя «социал-демократическими», известно, что для социал-демократической модели развитого капитализма должен быть характерен относительно невысокий (порядка 7-8 раз) разрыв 10% беднейших и богатейших граждан, то вполне логично будет предположить, что критерием социалистической (более эгалитарной модели) должен быть несколько меньший разрыв. Сравнив эту установку с реалиями, мы обнаружим, что, скажем, в СССР эта дифференциация действительно была ниже, чем в Швеции, а в Китае она сейчас едва ли не выше, чем в США. Следовательно, по этому параметру СССР был близок к социализму, а Китай далек от него.
Теперь давайте рассмотрим пример трудно кванитифицируемого параметра. Возьмем, скажем, параметр 3.3. – мера развития самоорганизации и социального творчества. Здесь нам придется ориентироваться преимущественно на экспертные оценки, хотя можно найти и некоторые объективные показатели: количество значимых решений, изменяющих основы экономической, социальной, политической жизни страны, принятых по инициативе низовых организаций, численность социальных движений в сравнении с численностью населения, динамика их образования, количество проведенных ими акций и численность участников этих акций, доля граждан, практически участвующих в управлении производством, обществом, решение вопросов организации культурной, социальной, экономической жизни микрорайона, района, страны (по данным социологических опросов) и т.п.
Так или иначе, можно принять, что в социалистических странах этот показатель теоретически должен быть выше, чем в капиталистических. Но большинство сторонников демократического социализма согласится, что по этому показателю СССР (за исключением первых лет) явно не дотягивал до социал-демократической модели, а вот современная Венесуэла полна массовой низовой инициативой граждан и едва ли не опережает здесь ту же Швецию с ее формально развитым гражданским обществом, но тихо-сыто-спящим большинством населения. Следуя здесь преимущественно экспертным оценкам, базирующимся на исследовании количества выступлений граждан, меры их участия в деятельности НПО и социальных движений, активности в защите своих интересов и т.п. можно показать, что по этому параметру СССР был далек от социализма, а Венесуэла делает первые, но важные шаги именно в социалистическом направлении.