Налоги платят только обычные люди

Налоги никогда не бывают популярны. Никому не нравит­ся, когда государство забирает часть его зарплаты или когда приходится больше платить в магазине из-за налога с про­даж. Поэтому политики изо всех сил стараются подслас­тить пилюлю. Подоходный налог повышают редко, пото­му что это сразу становится заметным. Налог с продаж и налог на имущество тоже слишком заметны для покупа­телей и владельцев домов. Гораздо проще поднять налоги, которые не приходится платить отдельным избирателям. Например, корпоративные налоги или налоги на имуще­ство фирмы. Подобная логика означает, что корпорации будут бороться за смягчение налогового бремени компа­нии. Это — решительные меры, но безграмотные с эконо­мической точки зрения, потому что компании не платят налоги. Их платят обычные люди. Разные люди, в зави­симости от того, о каком именно налоге идет речь, хотя иногда довольно сложно понять, кто именно платит. Ви­ной тому так называемое перераспределение налогового бремени.

Существует множество примеров того, как налоги на при­быль предприятия незаметно перекладываются на совершен­но неожиданные категории людей. Например, в 1997 г. правительство Великобритании получило большой объем де­нежных средств, отменив налоговый кредит, который пен­сионные фонды получали за налог, удерживаемый с диви­дендов компаний, акциями которых они владели. Отразить это на бумаге довольно сложно, и понятно, почему об этом почти не говорят в прессе. Кого волнуют изменения в прин­ципах налогообложения крупных инвестиционных фондов? Но это привело к тому, что отчисления в пенсионные фон­ды стали облагаться 23%-ным налогом. Спустя несколько лет, когда бухгалтеры посоветовали людям увеличить свои сбережения, чтобы компенсировать дефицит средств, им этого сделать не удалось.

Возможность перераспределения многих налогов на при­быль предприятия зависит от характера рынка. Все зависит от того, насколько спрос и предложение чувствительны к изменению цены. Другими словами, эластичность предло­жения и эластичность спроса определяют то, насколько из­менятся цена и количество проданного товара при обло­жении его налогом. Обычно компании могут переложить некоторую часть налогов на плечи покупателей, так же как и в случае со многими издержками. Если спрос эластичен настолько, что объемы продаж резко падают при повыше­нии цен, то они смогут переложить на покупателей мень­шую долю налогов, чем в том случае, когда спрос неэласти­чен. Спрос на сигареты неэластичен, потому что курильщи­ки зависимы, а спрос на яблоки эластичен, потому что если цены поднимутся, то люди будут вместо яблок есть груши. Компании смогут переложить небольшую долю налогов и в том случае, если предложение настолько эластично, что при повышении цен оно тоже резко увеличивается. Это происходит на рынках с сильной конкуренцией, например в секторе парикмахерских услуг, где многие компании стре­мятся завоевать клиентов. На рынках с меньшей конкурен­цией компании, напротив, могут ограничить предложение, сохраняя высокие цены. Они могут переложить на плечи своих покупателей большую долю налогов.

Так, например, компании-монополисты могут, если за­хотят, спокойно переложить налоги на свои доходы на сво­их же клиентов, которые, возможно, будут покупать мень­ше, но все равно останутся, потому что пойти им больше некуда. На рынке с развитой конкуренцией компаниям трудно компенсировать рост налогообложения с помощью цен, потому что это откроет рынок для новых участников. В этом случае низкие прибыли приведут к тому, что акцио­неры будут получать меньшие дивиденды. Компания мо­жет предпочесть сократить другие издержки, например, пе­ренести налоговое бремя на сотрудников, уволив часть из них или урезав заработанную плату, или — на поставщи­ков, установив более низкую закупочную цену. В результа­те платят клиенты, акционеры, сотрудники — т. е. обычные люди разных категорий.

Непонимание условий перераспределения налогового бремени привело к удивительно некорректным политичес­ким действиям. Самым ярким примером явилось судебное разбирательство 1998 г. между штатами и производителя­ми сигарет, названное «великой победой для некурящих американцев и для курильщиков, подвергавшихся риску заболевания», которое закончилось справедливым наказа­нием для корпораций.

На первый взгляд, этот процесс никак не связан с нало­гами. Ведь мы просто разгромили злодеев, продававших смерть, не так ли? Нет, не так. Убеждение в том, что компа­нии, а не люди платят налоги, мешает, в этом случае, уста­новить настоящих проигравших. Табачный процесс — это прекрасный пример того, как важно внимательно относить­ся к любым новостям, чтобы понять, что именно они озна­чают. Кроме того, с его помощью мы сможем лучше понять условия перераспределения налогового бремени.

В газетных статьях то, что привело к повышению наци­онального налога на 35 центов с каждой пачки сигарет, ни­когда не называли своим именем, об этом всегда говорили как о «возмещении ущерба» или «платежах по урегулированию расчетов». Однако в результате того, что производи­телей сигарет обязали выплатить 206 млрд. долл., налог при­шлось платить курильщикам — т. е. именно тем людям, которым, по идее, предназначалась компенсация. Сами та­бачные компании должны были выплатить только 2,4 млрд. долл. (эта сумма была распределена между ними в соответ­ствии скорее с оценкой их доли на фондовом рынке, чем их относительной виной в убийстве или нанесении вреда ку­рильщикам).

Как такое стало возможным? Просто никому не было вы­годно раскрывать правду. У штатов были все основания для того, чтобы жестко обойтись с табачными компаниями. Ком­пании могли притвориться, что они пострадали, хотя, по сути, они продали своих клиентов в обмен на защиту от бо­лее крупных судебных разбирательств (таких, как иск со сто­роны Medicaid, программы медицинской помощи неиму­щим, действующей на уровне отдельных штатов). Адвока­ты, занимавшиеся этим делом, в течение пяти лет получали гонорар из расчета 750 млн. долл. в год и еще 500 млн. долл. в год бессрочно — по оценкам, приведенная стоимость этих гонораров (это сумма выплат, которая увеличивается в зави­симости от того, насколько быстро ее получат; ведь люди предпочитают получать деньги скорее раньше, чем позже) составила 8 млрд. долл. (В 1997 г. в ходе дискуссий по пово­ду Федерального табачного соглашения (Federal Tobacco Settlement), которое впоследствии распалось, Сенат постано­вил, что гонорар адвокатов не должен превышать 4 тыс. долл. в час, но вскоре это постановление отменили.)

В результате производители сигарет, предприняли повы­шение цен на свою продукцию, основанное на тайном сго­воре, для того, чтобы потребители обеспечивали погашение всех судебных исков — к радости адвокатов, истцов и от­ветчиков (и, в особенности, адвокатов). Это стало возмож­ным, потому что рынок сигарет — это олигополия, в кото­рой четырем основным компания принадлежат 98,6% от общего объема продаж, пятой компании— 1,3% продаж, а сотня остальных делит между собой 0,1% продаж. В кон­це концов, в этот бизнес трудно пробиться. Реклама сига­рет жестко ограничена, а с 1971 г. на радио и телевидении полностью запрещена. Представьте себе степень обществен­ного возмущения, если новая компания-конкурент объявит о своих планах заняться — помимо производства полуфаб­рикатов кондитерских изделий или газированных напит­ков — еще и сигаретами. В результате эта отрасль стала бе­зумно прибыльной, даже в условиях такого притесненного рынка, как американский (и европейский). Прибыли, полу­ченные как часть объема продаж четырех крупных табач­ных компаний (Philip Morris, RJR, британская компания Brown & Williamson и Lorillard), в 1997 г., т. е. за год до Со­глашения, колебались от 26% до 45%.

Курильщики, помимо всего прочего, зависимы, поэто­му эластичность спроса по ценамна сигареты очень низ­кая. Высокие цены приведут лишь к небольшому сокраще­нию спроса. Кроме того, у курильщиков наблюдается при­верженность определенным маркам сигарет, в зависимос­ти от их собственных вкусов. Только один из десяти куриль­щиков меняет в течение года марку сигарет.

При таком неэластичном спросе отрасль приносила бы еще большие прибыли, если бы компании могли вместе ус­танавливать цены. В 1997 г., до Соглашения, из 1,90 долл. за пачку 34 цента составлял налог штата, 24 цента — федераль­ный налог, 46 центов — маржа дистрибьюторов и продавцов, 23 цента — расходы на маркетинг, 20 центов — производ­ственные расходы, 10 центов — прочие расходы, и 33 цен­та — прибыль. Введение дополнительного налога, установ­ленного в рамках Соглашения (в среднем 35 центов), было бы эквивалентно повышению цены до того уровня, кото­рый могла бы установить монопольная компания. Пониже­ние объемов продаж повлияло бы на прибыль компаний, но не значительно — потери составили бы 1 млрд. долл. из общей суммы 8 млрд. долл. за год. По сравнению с возмож­ной альтернативой в виде банкротства в результате многочисленных исков, условия Соглашения казались вполне приемлемым поворотом событий. В то же время, повыше­ние цен позволило бы получить 13 млрд. долл. прибыли от налоговых поступлений, которые можно было бы выпла­тить адвокатам. И погасить счета за медицинское страхова­ние курильщиков.

Покупатели платят не только за увеличение налога на табак, бедные покупатели несут еще более тяжелое бремя. Сигареты — это непрестижный товар: по мере роста дохо­дов люди курят меньше. Таким образом, налоги на сигаре­ты в значительной степенирегрессивны, т. е. они гораздо выше для потребителей с низким доходом. Люди, зараба­тывающие менее 30 тыс. долл. в год, по результатам табач­ного Соглашения, возможно, будут платить федеральных налогов на 9% больше.

В этой удивительной истории есть еще один неожидан­ный поворот. Пятая по значению компания на рынке — Ligget — по результатам Соглашения зарабатывает в год почти 400 млн. долл. Она предоставила адвокатам истцов секретные отраслевые документы и смогла доказать, что их обнародование приведет к тому, что новое увеличение на­лога не будет распространяться на компанию Ligget. Понят­но, что дать одной из пяти фирм-производителей преиму­щество в 35 центов на продукт, производство которого сто­ит 20 центов, весьма проблематично, поэтому освобожде­ние от налога распространялось только на 3% доли рынка. Но это более чем вдвое превышало долю Ligget на рынке в 1998 г. Компания могла бы получить премию за помощь в изменении хода законодательной борьбы против табака, но ежегодное вознаграждение в виде четырехкратной доли на рынке, кажется мне достаточно щедрым.

Джереми Баллоу и Пол Клемперер, два экономиста, ко­торые провели замечательную работу по упразднению Та­бачного соглашения, сделали несколько радикальных пред­ложений, которые, по их мнению, были более целесообраз­ны с экономической точки зрения и с позиций здравоохранения. Одно из них состояло в том, чтобы продавать лицен­зии на изготовление сигарет, сократив тем самым количе­ство сигарет, выпускаемых ежегодно, и количество выкури­ваемых сигарет. Общее потребление сигарет в США достиг­ло своего пика в 1981 г., а количество сигарет в расчете на человека — еще раньше, в 1963 г., но сокращение потреб­ления происходит очень медленно. Лицензии на изготов­ление позволят государству строже контролировать куре­ние, а это может быть расценено как незаконное наруше­ние свободы выбора. Но с началом действия Табачного со­глашения государство уже и так строго контролирует цены. Поэтому большой разницы в подходах нет.

Второе предложение заключается в том, чтобы прави­тельство купило американский табачный бизнес — по сути, провело его национализацию, — собрав необходимые для этого средства из налогов. Это позволит отдалить руково­дителей и акционеров табачных компаний от дел. Налого­плательщики, в том числе и курильщики, смогут восполь­зоваться мегаприбылями отрасли. Баллоу и Клемперер го­ворили и о том, что в данной ситуации выиграет и система здравоохранения, так как национализированная сигаретная отрасль быстрее потеряет потребителей: «При наличии го­сударственной монополии на какой-либо товар правитель­ство может лишить этот товар привлекательности и сделать его неприятным для покупателя».

К сожалению, время радикальных шагов прошло. По­литики не захотят разрушать Соглашение, которое они так долго создавали. Не ясно, выиграют ли от этого ад­вокаты, для которых радикальные предложения совер­шенно бесполезны. Ведь одним из уроков, полученных в ходе применения Табачного соглашения, было осознание власти американских профессиональных юристов. По сути, это может быть единственным исключением из об­щего принципа, с которого я начала главу о том, что только простые люди платят налоги. Адвокаты, конечно, тоже платят налоги.