Тенденция отделения личного закона юридического лица от его государственной принадлежности (национальности)

По свидетельству Л.А. Лунца, «практика военных лет обнаружила… что государственная принадлежность юридического лица требует детального исследования каждого случая и исключает возможность установления простых и четких критериев»[63]. Немецкий ученый Б. Гросс‑фельд отмечает, что «начиная с 1958 г. американские суды последовательно отказывались от традиционных методов международного частного права. Исходные позиции о предвидении и тем самым правовой определенности отступают. На передний план выходит стремление к справедливости в отдельном случае»[64]. Поэтому критерий учреждения, традиционно исповедуемый англо‑американской правовой системой, является не более чем «коллизионно‑правовым пунктом, от которого делается корректировка»[65].

В США получило широкое распространение учение the internal affairs rule, согласно которому внутренние дела корпорации должны регулироваться ее учредительными документами, а внешние отношения — правом страны, где она действует. При этом к внутренним отношениям причисляются учреждение юридического лица, права и обязанности участников, учредительные документы и внесение в них изменений. К внешним отношениям относятся правоспособность и сделкоспособ‑ность, представительские полномочия органов, ответственность корпорации, обеспечение внесения и поддержания уровня уставного капитала, публикации, содержащие сведения о деятельности корпорации[66]. В основе данного учения во многом использованы идеи Раймонда Абра‑гамса, который предлагал различать понятия «личный статус» (зависит от законодательства места деятельности и регулирует вопросы право— и дееспособности) и «национальный статус» (определяет внутреннюю организацию юридического лица, его возникновение и прекращение)[67].

Ю.М. Юмашев применительно к странам Европейского союза отмечает: «… право континентальной Европы требует реальной юридической связи компании с государством. Это практически означает необходимость домицилирования ее административного центра в стране создания, т.е. совпадения административного центра и места инкорпорации. Следует отметить, что критерий „инкорпорации“ оказался более приспособленным к современным условиям интернационализации капиталистического хозяйства, концентрации производства и капитала. Вместе с тем активное вмешательство государства в экономику приводит к более жесткому контролю за деятельностью и созданием компании на его территории, что усиливает значение критерия административного центра. Существование этих двух противоположных тенденций расшатывает в определенной степени традиционные правовые институты и заставляет искать новые пути решения проблемы. Одних юридических критериев для определения „национальности“ юридических лиц часто недостаточно, и требуется связывать их более тесно с экономическими критериями, например с упомянутым критерием центра эффективного принятия решений»[68].

Активно исследуется данная проблема германскими учеными. Так, Грасман выдвигает учение о дифференцированности, в котором проводит различие между внутренними и внешними отношениями юридического лица и устанавливает различные коллизионные привязки: для внутренних отношений действует право государства учреждения, для внешних отношений — закон государства, где осуществляется предпринимательская деятельность. Сандрок представил так называемую теорию наложения, в которой предлагается исходить из критерия учреждения, с той особенностью, что перед правом государства учреждения должны иметь приоритет императивные нормы государства местонахождения центра управления юридического лица. Мюль считает, что приоритетное применение права государства местонахождения административного центра должно вместе с тем соответствовать выработанным практикой требованиям, как‑то: поддержание местного и международного порядка, выполнение судебных задач, соблюдение государственных интересов, интересов общественности, применение так называемой лучшей нормы[69].

Таким образом, в современной практике большинства государств, несмотря на законодательное закрепление достаточно жестких коллизионных формул определения личного статута юридического лица, национальность юридического лица для целей применения публично‑правовых норм определяется на основе анализа многочисленных критериев и юридически значимых обстоятельств. При этом дополнительная сложность связана с тем, что при определении национальности (государственной принадлежности) юридического лица в различных публично‑правовых отраслях права одного и того же государства могут быть использованы отличающиеся друг от друга критерии, приводящие к противоположным результатам. Определение национальности юридического лица в налоговом законодательстве может быть одним, в валютном законодательстве — другим, в таможенном законодательстве —третьим, в международных договорах с участием данного государства —четвертым.

Наглядным примером использования различных критериев определения личного статута и национальности юридического лица является наше, отечественное законодательство. Как уже указывалось выше, личный статут определяется в российском законодательстве на основе жесткой коллизионной привязки к месту учреждения юридического лица (п. 1 ст. 1202 ГК РФ, п. 1 ст. 161 Основ гражданского законодательства 1991 г.). В то же время согласно подп. «б» п. 5 ст. 1 Закона РФ от 9 октября 1992 г. №3615‑1 «О валютном регулировании и валютном контроле» (в ред. от 31 мая 2001 г.) резидентами Российской Федерации являются «юридические лица, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации, с местонахождением в Российской Федерации». В соответствии с определением, данным в ст. 2 Федерального закона от 13 октября 1995 г. № 157‑ФЗ «О государственном регулировании внешнеторговой деятельности» (в ред. от 10 февраля 1999 г.) российскими участниками внешнеторговой деятельности (российскими лицами) являются «юридические лица, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации, имеющие постоянное место нахождения на ее территории, а также физические лица, имеющие постоянное или преимущественное место жительства на территории Российской Федерации и зарегистрированные в качестве индивидуальных предпринимателей». Таможенный кодекс РФ в п. 7 ст. 18 определяет российские лица как «предприятия, учреждения и организации с местонахождением в Российской Федерации, созданные в соответствии с законодательством Российской Федерации; лица, занимающиеся предпринимательской деятельностью без образования юридического лица, зарегистрированные на территории Российской Федерации; граждане Российской Федерации, имеющие постоянное местожительство в Российской Федерации».

В ст. 2 Федерального закона от 9 июля 1999 г. № 160‑ФЗ «Об иностранных инвестициях в Российской Федерации»[70]дается определение иностранного инвестора, которым признается «иностранное юридическое лицо, гражданская правоспособность которого определяется в соответствии с законодательством государства, в котором оно учреждено и которое вправе в соответствии с законодательством указанного государства осуществлять инвестиции на территории Российской Федерации». Одновременно в п. 2 ст. 1 Соглашения между Правительством СССР и Правительством Итальянской Республики о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1989 г. «под „юридическим лицом“ в отношении каждой из Договаривающихся Сторон понимается любая организация, имеющая местонахождение на территории этой Договаривающейся Стороны и признаваемая в соответствии с ее законодательством юридическим лицом, независимо от того, является ли ответственность организации ограниченной или иной». Аналогичное определение дается в Соглашении между Правительством Российской Федерации и Правительством Итальянской Республики о поощрении и взаимной защите капиталовложений 1996 г. и Договоре СССР и Федеративной Республики Германии о содействии осуществлению и взаимной защите капиталовложений 1989 г.

Наконец, в соответствии с п. 2 ст. 148 Налогового кодекса РФ для целей определения места реализации работ (услуг) и возникновения обязанности по уплате налога на добавленную стоимость в российский бюджет используется следующее определение: «Местом осуществления деятельности организации или индивидуального предпринимателя… считается территория Российской Федерации в случае фактического присутствия этой организации или индивидуального предпринимателя на территории Российской Федерации на основе государственной регистрации, а при ее отсутствии — на основании места, указанного в учредительных документах организации, места управления организацией, места нахождения постоянно действующего исполнительного органа организации, места нахождения постоянного представительства в Российской Федерации (если работы выполнены (услуги оказаны) через это постоянное представительство) либо места жительства индивидуального предпринимателя».

На первый взгляд может показаться, что использование в приведенных выше законодательных нормах критерия места нахождения юридического лица наряду с критерием места его учреждения (создания) не несет никакой смысловой нагрузки, поскольку п. 2 ст. 54 ГК РФ при определении места нахождения юридического лица вновь отсылает к месту его государственной регистрации. Однако на сегодняшний день это не так. Пленум Верховного Суда РФ и Пленум Высшего Арбитражного Суда РФ в п. 21 постановления от 1 июля 1996 г. № 6/8 «О некоторых вопросах, связанных с применением части первой Гражданского кодекса Российской Федерации»[71]дали следующее толкование приведенной нормы: «Согласно п. 2 ст. 54 место нахождения юридического лица определяется местом его государственной регистрации, если в соответствии с законом в учредительных документах юридического лица не установлено иное. Учитывая, что в соответствии со ст. 8 Федерального закона „О введении в действие части первой Гражданского кодекса Российской Федерации“ впредь до введения в действие закона о регистрации юридических лиц применяется действующий порядок регистрации юридических лиц, при разрешении споров следует исходить из того, что местом нахождения юридического лица является место нахождения его органов»[72].

Говоря о месте нахождения юридического лица, необходимо предостеречь читателя от смешения использования данного понятия, с одной стороны, для целей определения личного статута и национальности юридического лица, а с другой стороны, для целей внутреннего гражданского права. Под последним имеется в виду место нахождения юридического лица на территории того или иного административного образования внутри территориальных границ одного государства. К сожалению, в работах отечественных авторов можно встретить подобную неточность. В частности, Л.П. Ануфриева, рассуждая о смешении различных критериев определения личного статута юридического лица в праве ряда государств (Германии, Португалии, России, Японии), апеллирует к нормам гражданского права, определяющим место нахождения юридического лица внутри территориальных границ данного государства[73]. При этом игнорируется то обстоятельство, что группы норм, определяющие личный статут (или национальность) юридического лица, и положения, определяющие место нахождения юридического лица внутри территориальных границ государства, имеют различный смысл и направленность правового регулирования. О подобном некорректном отождествлении различных понятий писал М.И. Брун: «Термин „домициль“ имеет двоякое значение в зависимости от того, употребляется ли он в цивилистическом или в конфликтом смысле. В первом случае он означает местопребывание центрального органа юридического лица или же какую‑нибудь иную точку на территории страны… во втором он означает страну вообще, к которой юридическое лицо привязано в силу своего нахождения в ней, и служит для определения его национальности»[74].

В рамках международного частного права следует также отличать критерии определения личного статута юридического лица от коллизионных привязок, используемых для регулирования иных видов отношений. Например, ранее ст. 166 Основ гражданского законодательства 1991 г. предлагала для определения права, применимого к правам и обязанностям сторон по внешнеэкономическим сделкам (так называемого обязательственного статута), использовать место учреждения, место жительства или основное место деятельности стороны, которая осуществляет исполнение, имеющее решающее значение для содержания такого договора[75]. При определении сферы применения Венской конвенции 1980 г. о договорах международной купли‑продажи, а также Оттав‑ских конвенций 1988 г. о международном финансовом лизинге и международных операциях по факторингу важное значение имеет критерий места нахождения коммерческого предприятия стороны по договору (place of business). На основании приведенных примеров в литературе указывается на усиление значения критерия центра эксплуатации (основного места деятельности) юридического лица. Но при этом не следует забывать, что приведенные примеры не имеют никакого отношения к определению личного статута юридического лица, касаясь сферы действия обязательственного статута или пределов действия тех или иных международно‑правовых документов. Даже если российский судебный орган в рамках конкретного дела будет использовать критерий основного места деятельности юридического лица при определении обязательственного статута, личный статут сторон договора все равно придется определять на основании жесткой коллизионной нормы части третьей ГК РФ, которая дает возможность оперировать только критерием учреждения юридического лица.

По мнению Л.Л. Суворова, проблема разделения личного статута и государственной принадлежности не возникает, когда принимающим государством или государством учреждения является то, которое придерживается критерия местонахождения управляющего центра[76]. На наш взгляд, данный вывод является не вполне обоснованным, поскольку и государства, использующие для определения личного статута юридических лиц критерий эффективной оседлости, при квалификации национальности юридического лица для целей определения пределов действия публично‑правовых норм могут применять иные критерии, прежде всего такие, как критерий контроля или критерий центра эксплуатации. Соответствующие примеры можно обнаружить в законодательстве и международных договорах Германии и иных западноевропейских государств, исповедующих в качестве основной теорию эффективной оседлости юридического лица.

Причины развивающейся тенденции отделения личного стату та юридического лица от его государственной принадлежности, на наш взгляд, заключаются в следующем. Поскольку понятие «национальность юридического лица» используется для определения пределов действия публично‑правовых норм, отношение законодателя к нему является наиболее внимательным. Противоречивые политические и экономические интересы каждого отдельного государства заставляют тщательно в каждом конкретном случае формулировать критерии определения национальности юридического лица, которые позволят реализовать все необходимые публичные интересы государства в отношении той или иной группы юридических лиц. Возможность игнорирования этих критериев, обхода их применения и неподчинения юридического лица установленным для национальных юридических лиц правилам обязательного поведения является источником особых трудностей для законодателя, который стремится дать исчерпывающие формулировки, рассчитанные на учет многочисленных нюансов и приспособление к быстро меняющимся условиям общественной жизни.

Что же касается личного статута юридического лица, применяемого исключительно в частноправовой сфере, то данные вопросы обычно не имеют для национального законодателя столь важного политического значения. В связи с этим для облегчения работы государственных судов и иных правоприменителей государства могут позволить себе закрепить в коллизионно‑правовых нормах жесткие формулы прикрепления, не требующие сложного правового анализа в каждом конкретном деле.

Игнорирование различий в сфере применения понятий личного статута и национальности юридического лица может привести к серьезным негативным практическим последствиям. Яркий пример в этом плане представляет собой проблема признания иностранных юриди ческих лиц.