Гегемония является сложением двух начал - влияния и главенства, переходящего в господство с неизбежными элементами диктата и/или подавления несогласных
Представления о лидерстве и гегемонии в США
К концу первого десятилетия XXI века стало ясно, что оптимизм прогнозов о «стабильной однополярности» и предречений о благожелательном воздействии «демократической сверхдержавы» на мировое развитие был преждевременным и не до конца обоснованным, так как все заметнее проявляются противоречия между Соединенными Штатами и остальным миром, между ведущими мировыми державами, традиционными и нетрадиционными акторами, по всем основным «разломам» международной системы (Север—Юг, Восток—Запад, богатые-бедные, глобализующиеся—неглобализующиеся). Своеобразный политико-военный кризис, в котором оказались США в Ираке, и заметное обострение внутренних американских дискуссий по иракской проблеме дают основания думать об ограниченности возможностей силового регулирования.
Более обоснованными стали казаться мнения тех американских специалистов, которые полагают, что Белый дом должен стремиться не к гегемонии, а к лидерству в оптимальной его форме, которая позволяла бы ему и сохранять статус великой державы, и одновременно экономить ресурсы. Имелось в виду лидерство в рамках коллективного регулирования мировых процессов совместно с другими ведущими державами, среди которых фактический статус США будет самым высоким («первая среди лучших»).
Во второй половине 1990-х годов было преждевременно заявлять о том, что благодаря США происходила стабилизация международных отношений и расширялась «зона» демократии и рыночной экономики. Действительно, в этом направлении двигались благополучные восточноевропейские страны. В этом же направлении стремилась продвигаться и Российская Федерация, хотя это движение было противоречивым.
Но обстановка в мире в целом была более сложной. Старые конфликты разрешались в интересах одной из сторон и переводились в скрытую форму с перспективой обострения. Возникали новые конфликты, был разрушен режим контроля над вооружениями, усилилась тенденция к «расползанию» ОМУ — в том числе при попустительстве наиболее сильных держав. Самое поразительное заключается, однако, в том, что в начале 2000-х годов стала выявляться очевидная внутренняя несовместимость взглядов политических и интеллектуальных элит внутри круга ведущих демократических стран[1]. Причем главным поводом для разногласий между западными странами была именно внешняя политика Вашингтона. Внутри самой Америки сохранялось размежевание на приверженцев более жесткой политики в форме «гегемонии», с одной стороны, и более мягкого мирорегулирования в форме «лидерства» — с другой.
Приход к власти республиканцев в 2001 году углубил эту тенденцию. «Доктрина Буша», объявленная после сентябрьских терактов в Нью-Йорке и Вашингтоне, содержала сильный акцент на военной составляющей внешней политики США, навязывании ими своего мнения друзьям и недругам. Последним оно предлагалось при помощи силы, используемой по собственному усмотрению и без колебаний. Основным стал тезис о борьбе с угрозами при помощи превентивных операций военного и полувоенного характера, осуществляемых самостоятельно или в коалиции с другими странами. Глобальная стратегия США при республиканцах стала выглядеть милитаризованной. В ней уже отчетливо просматривались черты «политики гегемона», хотя возможности ее долгосрочной реализации, сопутствующие обстоятельства и последствия были не до конца просчитаны. Можно предположить, что президент Буш не представляет тонкости различий между «гегемонией» и «лидерством». Но инстинктивно он и его ближайшее окружение (так называемые «вулканы») оказались восприимчивы именно к первой.
Гегемония является сложением двух начал - влияния и главенства, переходящего в господство с неизбежными элементами диктата и/или подавления несогласных.
Лидерство предполагает наличие общих интересов у лидера и тех, кто за ним следует, добровольное признание ими его авторитета, исключение прямого подавления лидером тех, кто не входит (и не стремится войти) в сферуего влияния.
Такое разведение гегемонии и лидерства условно, так как гегемония — это то же лидерство, но принуждающее к признанию лидера и подавляющее сопротивление его действиям, в том числе силовыми методами. На позицию гегемона страну выдвигает как объективный фактор (достижения в экономике, политике, военной сфере; международный авторитет и влияние в ведущих международных организациях и т.п.), так и субъективный — выбор, сделанный самим государством (элитой, обществом) в пользу гегемонии как стратегии государства.
В случае с Соединенными Штатами к выбору в пользу гегемонии подталкивали как успехи во всех сферах жизнедеятельности державы, так и «состояние умов» американского общества и США. После окончания «холодной войны» американское руководство и общество, казалось, сделали выбор в пользу глобального лидерства. Он не вызывал открытого неодобрения со стороны других ведущих держав и был с восторгом встречен теми небольшими странами, которые желали войти в сферу «благожелательного преобладания» Вашингтона. Именно в те годы стали популярны идеи «американской империи демократического типа» и «либеральной гегемонии».
В 1990-х годах на противоречия между заявленными высокими целями администраций Б. Клинтона и методами, которым они достигались (войны на Балканах, например), мало кто обращал внимание. Считается, что США борются за «лидерство», хотя американская политика по содержанию и методам соответствовала характеристикам типичного «гегемона». Элемент принуждения в ней становился более явным. Росла роль и военного фактора, тенденция к игнорированию позиций международных организаций. Судя по отдельным заявлениям представителей администрации Клинтона (М. Олбрайт, Р. Холбрука, взгляды которых и сегодня почти не отличаются от воззрений умеренных республиканцев), уже к 2000 году полным ходом шел процесс утверждения не американского лидерства, а того, что спустя несколько лет стало именоваться гегемонией.
Правомерно ли говорить об американском лидерстве применительно к периоду 1991-2001 годов — до известных террористических актов? Чтобы ответить на этот вопрос, следует учитывать два фактора: внутренний — стремление и способность Америки, и внешний — признание американского лидерства мировым сообществом.
Относительно первого фактора можно дать утвердительный ответ. Во-первых, с завершением биполярной конфронтации объективно восторжествовали американская модель развития, американские ценности и американская политика. Во-вторых, Белый дом возглавил модификацию мирового порядка, в то время как другие державы почти не оказывали на него влияния. В-третьих, США взяли на себя роль главного «миротворца» (бывшая Югославия) и «устроителя судеб» неблагополучных стран (Гаити и Сомали). Они бросили немалые людские и материальные ресурсы для урегулирования некоторых острейших международных ситуаций. Наконец, в-четвертых, Америка открыто объявила о готовности и желании «без ограничений и препятствий осуществить свою историческую миссию по преобразованию мира», то есть взять на себя ответственность и бремя мирорегулирования.
Важнейшим фактором, который мог бы «оформить» американское лидерство, стало признание со стороны ведущих мировых держав и большей части других стран мирового сообщества. Это означало, что значительная часть стран мира должна была не просто признать преобразующую роль Соединенных Штатов, но согласиться «следовать» за лидером, признавать правильность избранной им линии. Именно с добровольным признанием правильности американского плана преобразования мира возникли трудности, которые вылились в осложнения отношений Америки с остальным миром.
В течение ряда лет единственным серьезным критиком стратегии США оставалась Россия. Во многом именно поэтому она и сама была постоянным объектом американской критики. Но начиная с 1999 года, после того как Белый дом осуществил военные действия против Югославии без санкции ООН, выступив на стороне косовских албанцев-сепаратистов, усилилась критика США со стороны европейских держав (Бельгии, Германии, Франции). Заметнее стал и рост антиамериканских настроений в мире. Официальная риторика американского руководства о политике США по распространению демократии в мире вступила в противоречие с нарушением международного права, двойными стандартами, опасной приверженностью военной силе.
Таким образом, к концу правления администрации Клинтона, несмотря на имевшийся внутренний потенциал для глобального лидерства, не только не произошло легитимации «лидерства» Соединенных Штатов, но,сверх того, начался процесс сокращения возможностей для этого.
С момента своего прихода к власти администрация Дж. Буша-младшего была озабочена стремлением к максимальной независимости в сфере внешней политики, что принимало форму односторонних, не согласованных с союзниками действий. Еще рельефнее эта тенденция стала после событий 11 сентября 2001 года. «Самое худшее, что мы можем сделать, это позволить коалиции определять нашу миссию», — заявил министр обороны Д. Рамсфелд. Идея американского мессианства получила новый импульс. В «Обращении к стране» (январь 2002 года) президент Дж. Буш заявил: у США появилась уникальная возможность стать страной, которая служит целям более высоким и значительным, чем собственные национальные интересы.
Неоконсерваторы стали характеризовать положение в мире после начала операции США в Афганистане как «гипероднополярность». «Дж. Буш стал лидером с исторической миссией, — писали по этому поводу американские авторыУ. Кристол и Р. Кейган, — хотя пришел к власти без личных амбиций построить новый мировой порядок. Миссия "упала ему в руки" после событий сентября 2001 года, и это не только миссия по борьбе с международным терроризмом, но и историческая американская миссия по глобальному преобразованию мира в соответствии с западной либеральной традицией». А по мнению другого американского аналитика, Ч. Краутхаммера, утверждение лидерства Вашингтона в международной борьбе с терроризмом (на фоне неспособности ни одной из ведущих мировых держав взять на себя аналогичную миссию) можно назвать одним из главных достижений Соединенных Штатов. Но одновременно это стало испытанием и для них. Если в начатой войне США проиграют, то вся созданная после Второй мировой войны структура отношений в рамках Западного мира с открытыми границами, относительно свободной торговлей и навигацией, открытыми обществами начнет распадаться.
Американские политологи нередко весьма вольно обращаются с категориями «гегемония» и «лидерство». Они используют их в зависимости от политической конъюнктуры. Утверждение гегемонии видится ее сторонникам естественным предварительным этапом формирования устойчивого американоцентричного мирового порядка. Ими неоднократно высказывалась мысль о том, что Соединенные Штаты не могут быть обычной державой. Попытка стать таковой может кончиться для Америки и остального мира плохо. Американская исключительность в таких интерпретациях представляется им как своего рода «норма».