Альтернативные режимы прав собственности

В соответствии с теоремой Р. Коуза права собственности имеют значе­ние для эффективности лишь в мире положительных трансакционных издержек. Очевидно, необходимо рассмотреть издержки спецификации прав собственности и издержки контроля и принуждения к соблюде­нию установленных в обществе прав собственности. В этих целях при­меняется общее название, объединяющее в себе эти два вида издержек: «издержки исключения из доступа к правам собственности». Пробле­мы с эффективностью распределения ресурсов возникают только в том случае, если эти издержки исключения из доступа к правам собственно­сти настолько высоки, что препятствуют установлению исключитель­ных прав собственности.

Отношения собственности можно представить как действующую в обществе систему исключений из доступа к материальным и нематери­альным благам. Если ограничений нет и никто не исключен из доступа к благу, то ресурс находится в свободном доступе, т. е. ресурсы принад­лежат всем или никому. Наиболее высокая степень исключительности характерна для частной собственности. Неоинституциональная теория говорит об исключительных правах собственности (exclusive property rights), а не об абсолютных правах собственности, во-первых, потому, что определение прав собственности поглощает ресурсы и полное опре­деление прав собственности потребует чрезвычайно высоких издержек, и, во-вторых, потому, что невозможна полная защита прав собственно­сти и опасность воровства является подтверждением этого.

Одно из важнейших достижений теории прав собственности запад­ные экономисты усматривают в том, что в отличие от ортодоксально­го подхода она в явной форме признала существование альтернатив­ных систем собственности и сделала их предметом сравнительного анализа.

Альтернативные режимы собственности создают различные стиму­лы для индивидов, и, меняя режимы прав собственности, можно повли­ять на экономические стимулы, а следовательно, и на экономическое поведение участников хозяйственной жизни. Отношения собственно­сти, выступая в виде определенных социальных правил или институ­тов, определяют не только механизм распределения и использования ресурсов, но и величину национального продукта.

В рамках экономической институциональной теории принято раз­личать четыре основных правовых режима собственности: частной, государственной, коммунальной собственности и режим «несобственности» (свободного доступа). Рас­смотрим их с точки зрения спецификации прав собственности и тех экономических последствий, к которым приводит тот или иной ре­жим.

В системе частной собственности собственником является индивид, чье слово в решении вопросов об использовании ресурса общество при­знает окончательным. Это означает, что отдельные индивиды находят­ся в привилегированной позиции в смысле доступа к тем или иным ре­сурсам. В данном контексте очень важны следующие элементы права собственности: право изменять форму и субстанцию блага; право пере­давать его другим лицам по взаимно согласованной цене. Они опреде­ляют право собственника на осуществление изменений в ценности его имущества и представляют собой фундаментальные компоненты пра­ва собственности.

Частная собственность является основой существования рыноч­ной экономики, и неудивительно, что данный институт получает чет­кое оформление в эпоху становления рыночного хозяйства в Европе и связан с изменением социальных норм и ценностей при переходе от традиционных обществ к индустриальным.

Важнейшими допущениями при защите частной собственности является то, что все издержки и выгоды принятия решений ложатся на индивида. Иными словами, только на собственника падают отрицатель­ные и положительные последствия осуществляемой им экономической деятельности. Очевидно, что в реальной экономике это соблюдается далеко не всегда, поэтому процесс ограничения частной собственности, или ограничений злоупотребления частной собственностью, получает и в режиме частной собственности значительное распространение. Это может означать признание, что институт частной собственности не обеспечивает экономического и социального оптимума и нуждается в ограничениях со стороны государства как политического института.

Осуществляя властные полномочия, в том числе определяя прави­ла или институты, направляющие процесс экономического взаимодей­ствия, государство может ввести систему правил, согласно которым доступ к редким ресурсам регулируется ссылками на коллективные интересы общества.

В предельном случае это будет означать не что иное, как установ­ление правового режима государственной собственности, предпола­гающего:

· правила, определяющие содержание коллективного (в данном слу­чае общественного) интереса;

· процедуры, переводящие общие принципы в конкретные способы принятия решений по использованию конкретного ресурса.

Это может быть как принцип «народного вече», так и делегирова­ние прав профессиональным экспертам либо единоличное распоряже­ние верховного властителя. Но в любом из вышеперечисленных слу­чаев формально никто не находится в привилегированном положении в том смысле, что как индивиды все исключены из доступа к ресурсам, поскольку ничья ссылка на личный интерес не признается достаточ­ной для их использования.

Важно подчеркнуть отличие государственной собственности от част­ной с точки зрения структуры соответствующих пучков правомочий. Главное отличие состоит в том, что совладельцы государственной собственности (каковыми являются формально граждане общества) не мо­гут продать или передать свою долю участия в ней.

Иными словами, совладельцы государственной собственности не могут концентрировать свое богатство в избранных ими областях; рас­щеплять пучки правомочий и специализироваться в реализации ча­стичного правомочия только одного типа; осуществлять действенный контроль за своими агентами.

Кроме того, отсутствует значимая связь между поведением индиви­дуальных совладельцев государственной собственности и результата­ми ее использования.

При государственной собственности издержки любого решения или выбора в несоизмеримо меньшей степени ложатся на ее совладельца, чем на владельца в условиях частной собственности. Как следствие, члены общества слабее заинтересованы в контроле за результатами использования государственной собственности, поскольку у них меньше стиму­лов и возможностей контролировать поведение наемных управляющих (чиновников), которым делегированы права пользования. Вследствие менее эффективного контроля за поведением управляющих у них по­является больше возможностей злоупотреблять своим положением в личных интересах.

Таким образом, государственная собственность — предельный слу­чай ограничения частной собственности, не позволяющий ее совладель­цам осуществить ни одно из полномочий, составляющих институт част­ной собственности.

Впрочем, некоторые из названных проблем не являются специфиче­скими для государственной собственности и в равной мере характерны для любых форм объединения прав нескольких собственников в еди­ный пучок правомочий (партнерство, корпоративная собственность). Главная проблема, с которой сталкивается групповая собственность во всех ее вариантах, — согласование интересов отдельных участников и группы в целом.

Как известно, групповая собственность поощряет поведение, выгоды от которого достаются какому-то одному участнику группы, а издержки распределяются среди всех ее членов. И наоборот: она ослабляет стиму­лы к принятию решений, издержки которых ложатся на кого-то одно­го, а выгоды делятся между всеми членами группы. Например, «плоды» своего оппортунистического поведения государственный чиновник по­жинает сам, тогда как возникающие в связи с этим экономические по­тери падают на всех членов общества, а он в качестве совладельца государственной собственности несет ничтожно малую их часть. С другой стороны, усилия какого-либо индивидуума по налаживанию эффектив­ного контроля за деятельностью государственных служащих потребу­ют от него значительных затрат времени и средств, тогда как участие в разделе выгод от установления такого контроля неизбежно примут все члены общества.

В целом государственная собственность затрудняет процесс возло­жения всех выгод и издержек экономической деятельности на инди­вида, ее осуществляющего, и препятствует, по мнению представителей неоинституционального направления, достижению максимальной эко­номической эффективности в масштабах всего общества.

Еще одним правовым режимом является режим общей собствен­ности, который в рамках неоинституционального анализа трактуется как система свободного доступа, или режим «несобственности», означающего, что доступ к ресурсам открыт всем без исключения. Это имеет место в ситуации со свободны­ми (или неэкономическими) благами, т. е. теми благами, которые нахо­дятся в избытке по отношению к нашим потребностям.

Однако режим общей собственности может сохраняться и для не­экономических (или ограниченных) благ. Согласно мнению предста­вителей неоинституционального направления, он имеет место там, где издержки по спецификации и защите индивидуальных прав собствен­ности запретительно высоки. Иными словами, выгоды от установления таких прав либо недостаточны, чтобы перевесить необходимые затра­ты, либо вообще отсутствуют, если ресурс имеется в изобилии. Вместе с тем издержки, сопряженные с действием системы общей собственно­сти, велики и возрастают с увеличением числа пользователей, порож­дая существенные отрицательные внешние эффекты. Так, существова­ние свободного доступа к ограниченному ресурсу приводит к явлению, которое в экономической литературе получило название «сверхисполь­зование ресурса», причиной которого является то, что в рамках системы общей собственности отдельные индивиды практически не несут ника­ких издержек, связанных с последствиями своих действий.

По мнению представителей неоинституционального направления, система общей собственности (понимаемой как отсутствие ограничений доступа к ресурсу) с ее принципом «первым занял, первым воспользо­вался» внутренне противоречива и нестабильна. В этих условиях никто не заинтересован в учете последствий от истощения ресурсной базы.

«Экономический человек», существование которого является не­обходимой предпосылкой как неоклассического, так и неоинституци­онального анализа, не способен на самоограничения. И потому дела­ется логичный вывод о нещадной эксплуатации и быстром истощении ресурсов, находящихся в общей собственности.

Однако, по всей видимости, в такой системе собственности всегда со­здаются институциональные механизмы, регулирующие доступ к огра­ниченным ресурсам. Это связано с тем, что открытый доступ уменьша­ет благосостояние сообщества и в условиях дефицита ресурсов ставит под угрозу его выживание. К таким механизмам относится исключение из прав силовым путем или угрозой применения силы, а также система ценностей или идеологии, определяющая для данного лица определен­ную форму поведения, оказывающая воздействие на индивидуальные стимулы и снижающая издержки исключения из прав.

Косвенным признанием наличия системы ограничений в любой эко­номической деятельности является и позиция представителей неоин­ституционального направления, указывающих, что система общей соб­ственности — наиболее неустойчивый правовой режим, она неизбежно эволюционирует в сторону либо частной, либо государственной соб­ственности.

Как предполагается в первом случае общий ресурс дробится на индивидуальные части и стимул к хищническому использованию исчезает.

Во втором случае изменение касается не права ex ante, а права ех post: например, весь добытый ресурс начинает считаться общим до­стоянием и разделяется между всеми членами общества «по справед­ливости». В последнем случае проблема сверхиспользования ресурса снимается его недоиспользованием вследствие падения мотивации: те­перь каждый член общества заинтересован, чтобы добычей ресурса за­нимался не он, а другие. При этом попытки решить проблему редкости посредством сокращения объема прав неизбежно должны вести к бо­лее регулируемому централизованному обществу, которое будет характеризоваться многочисленными неценовыми регламентациями. Таким образом, новая проблема уклонения от общественно полезного труда решается либо на путях прямого регулирования поведения членов об­щества (что ведет в конечном счете к государственной собственности), либо на путях косвенного регулирования, направленного на воспита­ние у них соответствующих ценностных норм.

В трактовке представителей неоинституционального направле­ния практически совпадает с системой общей собственности систе­ма коммунальной (общинной или племенной) собственности — та­кой режим использования ограниченных ресурсов, в рамках которого исключительными правами обладает группа лиц. И она отнюдь не означает ни открытого доступа к ресурсам, ни хищнического их ис­пользования. Выступая как групповая собственность, она представ­ляет собой комбинацию различных полномочий у ее совладельцев, оформленных в рамках не столько правовых, сколько ритуальных взаимодействий. Используя терминологию теории прав собственно­сти, можно констатировать, что имеет место расщепление прав соб­ственности, при этом отсутствует возможность их рекомбинации, т. е. свобода передачи.

И если собственность определить как институт, означающий закрепление определенных прав за собственником и запрещение другим вмешиваться в реализацию этих прав, то мы должны признать, что рассматриваемый институт собственности не соответствует в полной мере сумме элементов, перечисленных Энтони Оноре.

Иными словами, институт собственности, рассматриваемый как со­вокупность социальных правил, касающихся использования ресурсов, в рамках племенных (шире — традиционных) обществ существенно от­личался от института частной собственности, порождая совсем иную структуру прав и ограничений. Эти общества даже в отсутствие част­ной собственности не знали проблемы «безбилетника», сопровождаю­щей производство товаров коллективного пользования (или общественных товаров) в современном обществе рыночного типа.

Именно институт коммунальной собственности являлся основой ин­ституциональной системы общины и обеспечивал сохранение и переда­чу из поколения в поколение трудовых навыков, мотиваций и привы­чек совместного труда как средства выживания отдельного индивида, закрепляясь в нравственном, духовном, культурном опыте и становясь мировоззренческой ценностью общины. Можно сказать, что и сама куль­тура в определенном смысле представляет собой результат «коллектив­ного» сознания и мироощущения.

Отношения общинной, коммунальной собственности воплощают­ся в институтах пользования, владения и распоряжения имуществом, а также межличностных отношений, в том числе семьи и брака, предпо­лагая тесное и постоянное сотрудничество — главные характеристики, сопутствующие коммунальной (коллективной) собственности.

Конечно, следует признать, что система коммунальной собственно­сти предполагает однородную общность людей в том смысле, что ин­дивиды идентифицируют себя с целым, частью которого они являют­ся, и в мыслях, и словах, и поступках. Иными словами, предполагается существование естественной, органической солидарности.

Анализ коммунальной собственности позволяет выявить проблему поиска од­ного из фундаментальных компромиссов, связанных с критериями отбора наи­более «эффективных» способов организации и поведения. Если рассматривать группы как объект анализа, то наиболее эффективным будет поведение челове­ка в соответствии с собственными интересами (как показывают многочислен­ные эксперименты с повторяющимися играми, необязательно близоруко эгои­стичное). Вместе с тем если принимать во внимание взаимодействие между группами, то при определенных условиях группа может быть более жизнеспо­собной, если условия ее выживания и благополучия являются аргументом в це­левой функции отдельного члена рассматриваемой группы.

Чем больше численность, чем в большей степени группа становится разнород­ной, тем выше дифференциация экономических интересов, тем сложнее стано­вится сохранить режим коммунальной собственности, тем сильнее неустойчи­вость эффективной коалиции по Бьюкенену.

Это проявляется прежде всего в невозможности обеспечить принятие решения по взаимосвязанным вопросам путем простого голосования, поскольку в данном случае резко повышается вероятность возникновения нетранзитивности обще­ственных предпочтений, что при отсутствии соответствующих институцио­нальных средств (в виде контроля над размером группы, ее однородностью, а также порядком решения вопросов) и приводит к возникновению проблемы цикличности голосования.

Система коммунальной собственности не исключает возможности передачи ее доли от одного человека к другому. В то же время в отличие от режима частной собственности эта передача может быть обусловлена специальными требова­ниями, которые напрямую связаны с условиями входа-выхода в (из) общности, которая является совокупным субъектом права собственности. Например, это может быть условие в виде согласия других членов производственного коопера­тива на передачу права другому лицу или определение совокупности свойств, ко­торым должно соответствовать то или иное лицо. Данное условие может рас­сматриваться как часть процедуры выявления предпочтений нового участника для недопущения роста издержек принятия решений.

По мере роста группы людей, обладающих правами собственности (де-юре и де-факто), возрастают альтернативные издержки ее существования. Их рост обу­словлен не только тем, что растет степень неоднородности группы, дифферен­циация предпочтений, ограничений, интересов, но и становится крайне затруд­нительно непосредственно осуществлять каждым дееспособным членом группы свои правомочия. В результате возникает институт представительства интере­сов. В качестве частного примера можно привести совет директоров в открытых корпорациях, который от имени акционеров решает наиболее важные вопросы между собраниями. Поскольку же интересы членов совета директоров и акцио­неров, с одной стороны, не могут совпадать, а с другой стороны, различие это существует в условиях неопределенности, то возникает проблема, известная в экономической литературе как проблема управления поведением исполнителя (principal-agent theory).

Хорошо известен железный закон олигархии, в соответствии с которым:

«Это есть организация, которая порождает владычество избранных над из­бирателями, уполномоченных над уполномочившими, делегатов над делегиро­вавшими» 53.

Именно в изменении характеристик группы (увеличение численности, разно­родности и нестабильности) заложено основание аргумента о неустойчивости данного режима прав собственности и трансформации его либо в систему част­ной, либо государственной собственности. Реакцией на такую трудность явля­ются установление свободного режима покупки и продажи титулов собственно­сти как свидетельства прав на долю имущества корпорации, переход от соли­дарной к ограниченной ответственности.

Поскольку здесь выделены два элемента трансакционных издержек: обеспечение безо­пасности права собственности, а также издержки достижения соглашения и контроля за обеспе­чением его соблюдения, можно определить оптимальный размер группы, обеспечивающей ми­нимизацию средних трансакционных издержек (рис. 4.2.).

АТС — средние трансакционные издержки (в расчете на одного человека); A(N) — удельные издержки достижения соглашения и обеспечения контроля за его выполнением чле­нами группы; D(N) — удельные издержки обеспечения безопасности прав собственности от внешних посягательств; T(N) — суммарные трансакционные издержки; N* — численность группы, обеспечивающая минимизацию средних трансакционных издержек; АТС* — мини­мальные средние трансакционные издержки

Представленные зависимости могут быть объяснены следующим образом. Если пред­положить, что «давление» со стороны групп постоянно, то общая величина издержек также мо­жет рассматриваться как величина постоянная. Таким образом, средние, или удельные, издерж­ки по мере роста численности данной группы снижаются.

Если численность группы равна N₁, то она меньше оптимальной, поскольку возможно­сти экономии на масштабе при обеспечении безопасности прав коммунальной собственности более чем компенсируют возрастание издержек принятия решения и обеспечения контроля. На­оборот, если численность группы равна N₂, она превышает оптимальный уровень, поскольку теперь возможности экономии на масштабе компенсируют рост издержек принятия решения и контроля лишь частично.

Рисунок 4.2. Оптимальный размер группы

С помощью данной модели можно объяснить, какие группы оказываются в более вы­годном положении, причем в данном случае вовсе не обязательно принимать предпосылку о сознательном выборе относительно численности, поскольку тот же результат может быть полу­чен посредством эволюционного отбора. Следует также отметить, что выполнение условий ми­нимизации удельных издержек не гарантирует выживания данной группы, если существующие правила принятия решений и обеспечения контроля за их соблюдением не позволяют обеспе­чить минимизацию данных издержек на уровне, необходимом для выживания.

Рис 4.3. Оптимальный размер группы: сравнительная статика

T'(N,C₁...) — суммарные средние трансакционные издержки до изменения общих из­держек обеспечения безопасности прав собственности от внешних посягательств; T(N,C₀...) — суммарные средние трансакционные издержки после усиления конкуренции со стороны других групп; D(N,C₀...) и D'(N,C₁...) — средние издержки обеспечения безопасности прав от внешних посягательств соответственно до и после усиления конкуренции со стороны других групп; A(N,...) — средние издержки достижения соглашения и обеспечения контроля; N*₀, N*₁ — оп­тимальные размеры группы до и после повышения издержек обеспечения безопасности прав собственности; ATC*₁ и АТС*₂ — минимальные средние трансакционные издержки соответст­венно до и после усиления давления со стороны других групп.

На основе метода сравнительной статики можно объяснить, как будет изменяться раз­мер группы, если, например, возрастет конкуренция со стороны других групп. Это выразится в более высоких издержках обеспечения безопасности от внешних посягательств. Аналогичных результатов можно добиться в том случае, если посредством постепенной адаптации вырабаты­вается специфический механизм согласования предпочтений, снимающий проблему оппортуни­стического поведения ex post.

На рис. 4.3. отражены результаты усиления конкуренции между группами за ограни­ченные ресурсы.

Коммунальная система собственности сопровождается ориентацией произ­водства на непосредственное потребление. Как ни парадоксально, это явление характерно именно для системы частной собственности, лежа­щей в основе современного рыночного хозяйства. Трудно отрицать, что форсированное производство предметов потребления ведет к фактиче­скому разрушению материальных ценностей. Общеизвестно, что совре­менная организация потребительского спроса ведет к сверхбыстрому моральному устареванию продукции.

Очевидно, что в современной экономике истощение ресурсов высту­пает следствием как фактического установления исключительных прав, так и конкурентной борьбы за актив, на который нет исключительно­го права собственности.

Однако в рамках господствующей в современном мире системы цен­ностей, где конечным критерием развития является уровень достигну­того потребления экономических благ, система частной собственности является наиболее эффективной институциональной средой для эко­номического роста и развития.

Именно под этим углом зрения неоинституциональная теория рас­сматривает как структуру прав собственности, так и процессы их огра­ничения, расщепления и размывания.

При этом подчеркивается, что чем в большей степени гарантиро­ваны права частной собственности, чем в большей степени отдельные правомочия сконцентрированы у одного экономического агента, тем выше уровень мотивации, обусловливающий эффективное использо­вание ресурса.