Неравенство доходов (коэффициент Джини)

Коэффициент Джини	0.260	0,29	0,39	0,40	0,38	0,37	0,38	0,38	0,39	0,40

Источник: Обзор экономики России за 1999—2001 гг.

По данным Госкомстата, индекс Джини за три года, с 1991 г. по 1994 г., увеличился более чем в полтора раза — с 0,26 до 0,41. Относительная зарплата управленческого персонала упала: в 1990 г. она составляла 120% средней по экономике, а в 1992 г. — всего 94%. Если учесть официальные льготы, то различия еще больше. И теория, и эмпирические данные МБРР свидетельствуют о том, что подобные изменения приводят к увеличению коррупции. Дополнительными факторами послужили ослабление государственного контроля, неопределенность норм «рыночного поведения» и пробелы в законодательстве. Чем более распространена коррупция, тем меньше вероятность наказания для каждого отдельного коррупционера (то есть меньше трансакционные издержки, ассоциированные с неэффективной нормой) — так называемый эффект координации, характерный для многих институциональных ловушек.

Дальнейшее закрепление неэффективной нормы поведения происходит под действием трех механизмов:

1) коррупционная деятельность совершенствуется, возникают коррупционные иерархии, развивается технология дачи взятки (эффект обучения);

2) неэффективная норма встраивается в систему других норм, сопрягается с ними. Так, коррупция связана с уходом от налогов и лоббированием законов. Это еще больше затрудняет борьбу с ней (эффект сопряжения);

3) коррупция оказывается столь обычной и ожидаемой, что отказ от нее воспринимается как нарушение общепринятого порядка вещей: включается механизм культурной инерции.

В результате действия этих механизмов уменьшаются трансакционные издержки коррупционного поведения и увеличиваются трансформационные издержки перехода к альтернативной норме. Коррупция «устраивает каждого», потому что к ней причастны «все остальные». Система оказывается в равновесии — в коррупционной ловушке.

Поэтому ряд стран, осуществляющих программы борьбы с коррупцией, прибегают к радикальным мерам. Сингапур стал одной из наименее коррумпированных стран, резко повысив зарплату чиновников. Китай ввел смертную казнь за коррупцию. (Однако в высших эшелонах власти уровень коррупции очень высок. — Прим. автора). В 1996 г. Китай занимал 50-ю позицию среди 54 стран, Россия — 47-ю. В 1998 г. среди тех же стран Россия сохранила свой рейтинг, а Китай передвинулся на 35 место (Китай стал 52-м среди 85 стран, а Россия — 76-й). Итак, либерализация неравновесной экономики неизбежно вызывает рост коррупции, если только государством не приняты специальные меры по изъятию переходной ренты[204].

Для характеристики приватизационных процессов в России, можно воспользоваться понятиями, введенными У.Меклингом и М.Дженсеном. Они различают, с одной стороны, экзогенную институциональную среду, задающую внешние «правила игры» (по сути, это формальные «правила игры», установленные государством), и, с другой стороны, эндогенную конфигурацию прав собственности и контроля (неформальные нормы), определяющую внутреннюю «конституцию» каждой фирмы, частный «свод законов», по которому она живет. Если общий правовой режим в известном смысле «навязывается сверху» экономическим агентам, то принципы структуры собственности и контроля внутри фирмы формируются на добровольных началах. Таким образом, функционирование экономической системы определяется взаимодействием как внешних, так и внутренних «правил игры».

Переходная и рыночная экономика заметно отличаются именно экзогенной и эндогенной институциональной средой.

Рассмотрим эти различия на примере системы разграничения и защиты прав собственности в переходной России:

1) Неполнота существующих пучков прав собственности (отсутствие частной собственности на землю). В результате определенные виды трансакций принимают «нерыночное» содержание (например, залоговые операции) и не настолько эффективны, как в рыночной экономике.

2) «Плохая» спецификация прав собственности создает условия для возникновения «трагедии общедоступности»: доступ к ценным ресурсам открыт одновременно множеству агентов, вступающих в конкуренцию за их использование. Это ведет к сверх эксплуатации ресурсов и подрывает стимулы к инвестированию в них. Однако сверхэксплуатация — всего лишь частный случай более общей тенденции экономических агентов к переводу ресурсов из ситуации неисключительного (общего) доступа в ситуацию индивидуального (исключительного) доступа. Для переходной экономики важнее другая ее форма, а именно перекачка активов и денежных потоков предприятий в карманы менеджеров, чиновников, новых коммерческих структур и т.д. В России этот процесс шел с наибольшей интенсивностью в период так называемой «спонтанной приватизации». Но он не прекратился и после того, как приватизация приняла более упорядоченные, институционализированные формы.

3) Ненадежная защита прав собственности и заключенных контрактов, что приводит к низкой контрактной дисциплине. Достаточно вспомнить о масштабах кризиса неплатежей. Низкая эффективность официальных механизмов защиты контрактов и прав собственности заставляет экономических агентов вступать в сделки по преимуществу с традиционными, «проверенными» партнерами, что значительно сокращает объем осуществляемых трансакций.

4) Отсутствие эффективной бюрократии, многочисленные «дыры» и противоречия в законодательстве и административных регламентациях, практически отсутствующий контроль обществ за чиновничеством — все это создает благодатную почву для деятельности, ориентированной на извлечение бюрократической ренты. Чиновники на всех уровнях государственной иерархии получают в свое распоряжение широкие полномочия по фактическому распределению и перераспределению прав собственности. Это способствует тому, что подавляющее большинство экономических агентов устанавливает контакты со «своими» чиновниками, способствуя институционализации процесса выплаты и получения бюрократической ренты.

В результате таких связей экономические агенты получаю доступ к монопольным правам, льготам, определенным привилегиям и т.п., а также противодействуют получению этих «благ» другими экономическими агентами. По существу, в переходной экономике складывается мощный рынок по торговле административными запретами и разрешениями.

5) Наконец, вся система прав собственности в переходной экономике остается чрезвычайно нестабильной. Отсутствуют надежные гарантии от новых широкомасштабных переделов собственности (так, в российскую Государственную Думу регулярно вбрасываются разного рода национализаторские и конфискационные законопроекты). Но чем менее стабильна общая правовая рамка экономики, тем краткосрочнее характер принимаемых экономическими агентами решений, тем менее привлекательной становится всякая деятельность, рассчитанная на длительную перспективу[205].

Можно возразить, что идеальной системы с абсолютно полным, однозначно определенным, надежно защищенным, стабильным и обладающим иммунитетом от погони за рентой наборов прав собственности не существует и в развитой рыночной экономике, однако по всем перечисленным пунктам правовая рамк переходных экономик значительно уступает правовой рамке «зрелых» рыночных экономик.