Боковые ветви» экономической мысли. Историческое направление и социальная школа в политической экономии
До сих пор мы имели дело, так сказать, с магистральными направлениями развития экономической мысли. Мы увидели, что во второй половине XIX в. произошла некая смена парадигмы экономического исследования. Маржиналистская революция и последовавшая борьба сторонников трудовой теории стоимости с представителями концепции предельной полезности поглотили основное внимание экономистов-теоретиков. Но на фоне этой борьбы примерно в то же время появились весьма плодоносные «боковые ветви» экономической теории, которые в той или иной степени развиваются до сих пор и даже в некоторые периоды занимают доминирующее положение в экономических дискуссиях. К этим «ветвям» можно отнести историческое направление («старая» и «новая» исторические школы), социальную школу и институционализм, своеобразный синтез которых был продемонстрирован «легальными марксистами» в России.
Объединение всех этих школ в одну «рубрику» в большой степени условно. Их объединяет прежде всего то, что представители этих школ не примыкали к известным «магистральным» направлениям политической экономии, критиковали и марксистов, и маржиналистов, бунтовали против теоретической ортодоксии в любом направлении. Но не только это объединяет названные школы: экономисты неортодоксальных направлений расширительно трактовали предмет политической экономии, искали неэкономические факторы, воздействующие на экономику: природно-географические и ландшафтные особенности той или иной страны, государственное устройство и особенности правовой системы, степень развитости науки и техники, религиозные воззрения и семейные отношения, социально-психологические особенности и характерные черты «народного» и «национального» духа.
В самом деле, отнюдь не все экономические явления и процессы, происходящие в обществе, можно объяснить исходя из, так сказать, внутриэкономических отношений, будь то микроэкономика или системы национального и мирового хозяйства. Тот факт, что одно и то же явление представителями ортодоксальных направлений объясняется с различных, а порой противоположных точек зрения, приводил к появлению некой разочарованности в теории. Бунт против ортодоксии возник еще и потому, что экономическая наука, развивающаяся на основе метода теоретической абстракции, не могла, да и не хотела объяснять особенности экономической жизни и хозяйствования в различных странах мира. Возникало обоснованное «подозрение», что, например, английская политическая экономия искусственно переносила на все страны в качестве универсальных законов те связи и отношения, которые были характерны только для Великобритании. Более того, некоторые немецкие ученые искали здесь определенную национальную корысть английских экономистов. В середине XIX в. почва для появления неортодоксальных теорий, таким образом, была вполне подготовлена.
Первыми выступили германские экономисты так называемых исторических школ. Еще в период разложения и вульгаризации рикардианства появилась историческая школа, названная позднее «старой», основателями которой явились: Вильгельм Рошер (1817—1894), выпустивший в 1843 г. книгу «Краткие основы курса политической экономии с точки зрения исторического метода»; Бруно Гильдебрандт (1812—1878), главная работа которого «Политическая экономия настоящего и будущего» вышла в 1848 г., и Карл Книс (1821—1898), изложивший свои взгляды в работе «Политическая экономия с точки зрения исторического метода» (1853).
У всех троих был один идейный предшественник, выдающийся немецкий ученый Фридрих Лист (1789—1846). В своем главном труде «Национальная система политической экономии» (1841) он резко выступил против «космополитизма» английских классиков. «Как характерное отличие выдвигаемой мной системы, — писал Лист, — я утверждаю национальность. Все мое здание основывается на природе нации как среднего члена между индивидуумом и человечеством»1. Отрицая существование всеобщих и универсальных экономических законов, он предлагал исследовать прежде всего особенности национальной экономики, ставя перед собой практическую цель выработки рекомендаций для экономической политики. Так, апология свободы внешнеэкономической деятельности, содержащаяся в трудах А. Смита и Д. Рикардо, не соответствует национальным интересам Германии и ее молодой буржуазии. Более того, эта апология прямо направлена против континентальной Европы и теоретически оправдывает английскую экономическую экспансию. Для Германии должна быть характерна иная экономическая политика, основанная на «воспитательном протекционизме». Если рассматривать внешнеэкономическую деятельность с точки зрения абстрактной теории, то, учитывая «сравнительные преимущества»2, Германия вовсе не должна развивать целые отрасли промышленности. Но национальные интересы могут быть выше чисто экономического интереса. Чтобы вовлечь в производство неиспользованные ресурсы, чтобы преодолеть отсталость, необходимо развивать отрасли, в которых производительность труда в данный момент ниже, чем за границей. Лист писал: «Эту потерю стоимостей надо, следовательно, рассматривать лишь как цену за промышленное воспитание нации»3. Нация тем богаче и могущественнее, чем больше она экспортирует промышленных изделий и чем больше она импортирует сырья.
Вопреки мнению классиков германское государство должно активно вмешиваться в экономику с целью создания единого обще-
1 Аникин А.В. Юность науки. М., 1979. С. 312.
2 Сравнительные преимущества в международной торговле — закон, открытый Д. Рикардо. Каждая страна должна специализироваться на производстве и экспорте тех благ, которые она может изготавливать с относительно низкими затратами, и импортировать те блага, в производстве которых она несет сравнительно высокие издержки. Структура внешней торговли должна определяться сравнительными, а не абсолютными преимуществами.
3 Аникин А.В. Юность науки. М., 1979. С. 312. Эта проблема весьма актуальна для современной России, структура экспорта и импорта которой оставляет желать лучшего.
национального рынка и защиты национальной экономики от конкуренции со стороны иностранных, прежде всего английских, предпринимателей.
В этом духе и разрабатывали свои концепции экономисты-историки, постепенно подменяя политическую экономию экономической историей и экономической политикой. Для них характерно признание политической экономии как науки сугубо национальной, призванной изучать национальное хозяйство, развитие которого определяется только особенностями природы, характером народа и его учреждений и институтов.
В новое время, в 1870— 1980-х гг., в Германии возникла (и вскоре получила распространение в других странах) так называемая «новая» историческая школа в политической экономии {Густав Шмоллер, Карл Бюхер, Луйо Брентано). Она развивала методы «старой» исторической школы в новых условиях. Германия была уже единым национальным государством, отпала необходимость доказывать жизненную важность объединения и жесткого протекционизма. Но националистические мотивы и культ государства остались традиционными чертами, получившими новую пищу в связи с внешнеполитической агрессивностью германского государства. Немаловажную роль сыграла и идеологическая необходимость полемики с марксизмом. Характерно, что, опровергая марксистскую политическую экономию, экономисты-историки резко отрицательно отнеслись и к австрийской школе, справедливо видя в ней разновидность сугубо теоретической и абстрактной экономической науки. Густав Шмоллер, в частности, долго и бесплодно полемизировал с Карлом Менгером именно по поводу методологии экономического исследования. Шмоллер был твердо уверен в том, что политическая экономия может превратиться в доминирующую общественную науку только тогда, когда успешно установит научные связи с этикой, историей, социологией и политологией.
Естественно, что в новые времена в трудах экономистов-историков появляются и новые сюжеты. Ведь во всех странах Европы возникают новые социальные и классовые конфликты и трения. Левые организации социалистического и коммунистического толка пытаются разрешить проблемы революционными методами. Либеральная буржуазия, видя бесплодность революционных выступлений и страшась их последствий, ищет реформаторские пути выхода из конфликтных ситуаций. Наконец, в ряде стран, в Германии прежде всего, само государство пытается осуществлять социальные реформы (как это делал Отто Бисмарк). Теперь и ученых все больше интересуют социальные процессы и, в частности, рабочий вопрос, который они рассматривают с различных позиций. Если Г. Шмоллер с правых позиций выступал против законодательного ограничения рабочего дня, признания законности профсоюзного движения, с пропагандой организации предпринимательских союзов, применения локаутов и «черных списков», то Л. Брентано, отражавший интересы либеральной буржуазии, видел в реформистской политике действенное средство против революционизирования пролетариата.
Брентано утверждал, что профсоюзы, кооперация, фабричное законодательство, социальное страхование в состоянии коренным образом улучшить положение рабочего класса и на этой основе обеспечить классовый мир в обществе. Для практического осуществления социально-экономических реформ он вместе с другими представителями «новой» исторической школы организовал в 1872 г. Союз социальной политики. Не без влияния Союза в 1873 г. был принят ряд законов, ограждающих рабочих от произвола предпринимателей. В Германии стали усиленно пропагандировать идеи «государственного социализма». Правда, и правые, и левые (марксистские) критики Союза иронично называли его политические проекты «катедер-социализмом» (кафедральным социализмом), не имеющим больших перспектив в Германии.
Крайности в применении исторического метода нашли выражение в работах Вернера Зомбарта (1863—1941), «младшего отпрыска» исторической школы. За свою долгую жизнь он прошел путь от марксизма до фашизма, завершив свою научную историко-экономиче-скую карьеру книгой «Немецкий социализм», где пропагандировал героический дух германского тоталитаризма, противопоставляя его «капиталистическому» духу евреев. Любопытно, что в истории он находил факты, обосновывающие как марксистские, так и фашистские идеи.
«Новая» историческая школа и катедер-социализм оказали сильное влияние на представителей близкой к ним по духу социальной школы в политической экономии, которая также развивалась преимущественно в Германии на рубеже XIX и XX вв. Представители этой школы (Р. Штаммлер, Р. Штолъцман, О. Шпан и др.) тоже исходили из примата неэкономических факторов социально-экономического развития, в основном государственно-правового характера. Производство для них — сугубо технический процесс, не имеющий социального содержания. Социальные результаты производственного процесса относительно независимы от самого производства и регулируются или только правом, или социально-правовым регулированием, или, шире, всем социально-политическим устройством общества как «социального целого».
Как бы ни критиковали сторонники ортодоксальных направлений историческую и социальную школы, необходимо признать, что именно они впервые начали анализировать обратные связи между надстроечными и базисными отношениями, создавая гораздо более полную картину экономической жизни, чем, скажем, «чистые микроэкономисты», особенно математического направления. Наконец, эти исследователи создали базу для возникновения мощного направления в политической экономии, которое до сих пор здравствует и известно под названием «институционализм».
Институционализм
Термин «институционализм» происходит от слова «институт» или «институция», под которым понимается определенный обычай, порядок, принятый в обществе, а также закрепление обычаев в виде закона или учреждения. Идеологи институционализма относили к институтам как социальные, политические, так и экономические явления: государство, семью, частную собственность, корпорации, систему денежного обращения и др. Расплывчатое понятие «институт» тем не менее носило уже отмеченную идейную нагрузку: оно означало стремление к расширению предмета экономической науки, включение в анализ неэкономических явлений и учреждений.
Институционализм зародился в США на рубеже XIX и XX вв. Два крупных экономиста стоят у его истоков: Торстейн Веблен (1857—1929) и Джон Коммонс (1862—1945). Они же определили и два течения внутри институционализма. Общим для всех институ-ционалистов является отрицание ортодоксальных теорий по следующим положениям:
• жизнь дискредитировала гедонистический мотив человеческого поведения, т.е. поведения, направленного на получение наслаждения и удовольствия, что было характерно, с легкой руки Джевонса, для маржинализма;
• основной постулат классической политэкономии об индивидуалистической конкуренции неверен и неточен, что особенно ярко видно в США в условиях развития корпоративной собственности и господства монополий;
• центральная проблема политической экономии об определении условий экономического равновесия, традиционно разрешаемая в духе А. Маршалла, основана на недоразумении, которое отождествляет экономическую науку с физикой и предполагает статический взгляд на экономику и на организацию производственного процесса в отличие от действительного развития.
Отказываясь изучать «личные интересы» субъектов экономических отношений, институционалисты подчеркивали общественные мотивы в поведении людей, критиковали концепции автоматического регулирования экономики и являлись своеобразными предтечами кейнсианства, обращая внимание на необходимость государственного регулирования.
Т. Веблен создал технологический вариант институционализма. Основным противоречием капитализма начала XX в. он считал «дихотомию» (разделение, раздвоение) между «индустрией» и «бизнесом». Бизнес подчинил производство своим финансовым интересам. Индустрия, т.е. сфера функционирования реального капитала, не имеет сама по себе социальных антагонизмов. Противоречия и конфликты связаны с функционированием капитала в финансовой сфере и с фиктивным капиталом, т.е. с бизнесом и его давлением на индустрию.
Паразитический характер бизнеса для Т. Веблена несомненен. В своей лучшей книге «Теория праздного класса» он показал связь расточительного и демонстративного потребления с интересами бизнеса, мотивами максимизации прибыли. Коллективные же интересы общества непосредственно совпадают с интересами беспрепятственного повышения производительности труда, его эффективности. Носителями общественных интересов выступают инженеры, специалисты, квалифицированные рабочие, занятые в промышленности. Все они — однородный класс, социальное сознание которого проявляется в нетерпимом отношении к расточительству, ограниченному и уродливому использованию возможностей современной техники. Будущее человечества принадлежит индустрии, инженерам и специалистам, а не бизнесу. Таков прогноз Т. Веблена1.
С Веблена начинается институционалистская традиция тяготения к социологическим методам анализа, к объяснению поведения человека в соответствии с правилами. Веблен считал, что задачей экономистов является изучение норм, обычаев, привычек, а также их эволюции для объяснения решений, которые принимают экономические агенты в разное время и в разных обстоятельствах. Но именно в этом пункте обнаруживается и некоторая слабость институционализма: исследователи этого направления так и не смогли объяснить поведения человека, нарушающего правила2. А это обстоятельство — важный аспект экономической действительности, особенно в наше время в России.
Дж. Коммонс создал правовой вариант институционализма. Для него «институции» — это прежде всего нормы права. Он много внимания уделил такой своеобразной экономическо-правовой категории, как сделка, которая в различных ее проявлениях рассматривается как всеобщая экономическая категория и становится исходным пунктом всей теории капитализма. Особая форма сделки — отношения труда и капитала, которые сводятся к коммерческой сделке равноправных сторон и юридической подчиненности рабочего капиталисту. Отношения труда и капитала, таким образом, выступают как коммерческие и правовые, а возникающие конфликты рассматриваются как чисто юридические, подлежащие урегулированию со стороны государства.
В книге «Экономическая теория коллективных действий» Коммонс подчеркивал, что социальные конфликты не носят антагонистического характера. Социальные конфликты — необходимый динамизирующий фактор общественной эволюции, социального прогресса. Разрешение конфликтов должно осуществляться посредством создания определенных «третейских судов», правил, законодательных мер.
1 Мечта, с которой выступал еще Платон, в наше время начинает реализовы-ваться в странах, переходящих на путь постиндустриального развития. Уж сейчас можно видетьлюдей, ставших и очень знаменитыми, и очень богатыми не потому, что удачно спекулировали на фондовом рынке, а потому, что создавали новые интеллектуальные продукты.
2 Шаститко А.Е. Неоинституционализм // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 6. Экономика. 1997. № 6. С. 12.
Путь к созданию «разумно организованного капитализма» Коммонс связывал с добровольными компромиссными соглашениями, которые должны обеспечить взаимопонимание и сотрудничество между организованными в профсоюзы рабочими и объединениями предпринимателей.
Как идеолог и участник движения за реформы, Дж. Коммонс приобрел многочисленных сторонников и последователей. Он активно работал в профсоюзных объединениях, его идеи частично воплотились в «Новом курсе» Ф.Д. Рузвельта, в рабочем законодательстве, в движении за создание «государства всеобщего благоденствия». Правовой аспект экономических исследований и сегодня — важная методологическая черта институционализма. «Я полагаю, — пишет Р. Коуз, — что вы можете больше узнать, как работает экономическая система, читая книги по праву и рассматривая конкретные ситуации, чем изучая экономические работы, потому что вы получаете описание реальной деловой практики, которую трудно объяснить»'. Хотя после Второй мировой войны институционалистские исследования оказались несколько в стороне от магистрального направления развития науки, вызванного многолетней полемикой между кейнсианцами и неоклассиками, они вскоре возродились благодаря трудам американского ученого Джона Кеннета Гэлбрей-та (родился в 1909). Его работа «Новое индустриальное общество» имела успех на уровне бестселлеров.
Гэлбрейт исходил из технологического детерминизма всех происходящих в экономике и обществе процессов. Один из важнейших объектов изучения Гэлбрейта — крупная (или «зрелая») корпорация с таким сложным процессом управления, что оно становится недоступным капиталистам-акционерам. Благодаря существованию зрелой корпорации современная экономика делится на два неравнозначных сектора: на «планирующую систему» и «рыночную систему». Главная категория его учения — это «техноструктура», т.е. узкая и замкнутая прослойка квалифицированных специалистов — ученых, конструкторов, менеджеров, экономистов, маркетологов, специалистов по финансам и рекламе. Техноструктура имеет свои групповые интересы, отличающиеся и от интересов собственников корпораций, и от интересов общества. Преследуя свои интересы,
1 Цит. по: Шаститко А.Е. Неоинституционализм // Вест. Моск. ун-та. Сер. 6. Экономика. 1997. № 6. С. 14.
связанные с творческим самовыражением, соображениями престижа и карьеры, роста корпорации и своей власти в ней, эти специалисты становятся фактическими владельцами корпораций, их действительными руководителями, хотя формально и не являются собственниками и даже могут не входить в состав акционеров. Интересы максимизации прибыли в данном случае отходят на второй план. При этом крупная корпорация, определяющее лицо современной экономики, вынуждена планировать свою деятельность на годы вперед хотя бы потому, что осуществляет крупные инвестиции, отдача от которых начинается через несколько лет. С этой плановой работой не могут справиться акционеры, и это тоже удел специалистов. Речь идет о планировании в широком смысле слова: надо не только предусмотреть выпуск, определенной продукции в определенных объемах, но и заранее готовить рынки для товаров, воздействовать на рыночный спрос. Эта задача по силам только крупной организации. Чтобы результаты корпоративного планирования соответствовали намеченным целям, корпорации вступают в многообразные и долговременные договорные связи. Рынок становится стабильным и предсказуемым, а модели совершенной конкуренции — анахронизмом.
Конечно, такая позиция Гэлбрейта вызывала резкую критику представителей неоклассического направления и даже коллег институционалистов, обнаруживающих иные — противоположные — тенденции в экономике. Но это лишнее доказательство того, что экономическая жизнь сложна и неоднозначна, а в науке нет и не может быть «одной правды».
В 1986 г. произошло событие, ставшее сигналом признания результативности институционалистских исследований: американский экономист Джеймс Бьюкенен, автор теории общественного выбора1, получил Нобелевскую премию. Вслед за ним Нобелевскими лауреатами стали: в 1991 г. Рональд Коуз, автор статей «Природа фирмы» и «Проблема социальных издержек»; в 1993 г. — Дуглас Норт2.
1 Бьюкенен Дж.М. Соч. М., 1997. Содержание его работ точно определяется в решении Нобелевского комитета — «за исследование договорных и конституциональных основ принятия экономических и политических решений».
2 Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997. № 3. С. 6—17; Норт Д.С. Институты и экономический рост: историческое введение//Thesis: в 2 т. Т. 1. Вып. 2. М., 1993. С. 69—91.
Основная предпосылка теории общественного выбора Дж. Бъю-кенена состоит в том, что люди действуют в политической сфере, преследуя свои личные интересы, и что нет непреодолимой грани между бизнесом и политикой. Эта теория последовательно разоблачает миф о государстве, у которого нет никаких иных целей, кроме заботы об общественных интересах. Теория общественного выбора — это особая отрасль науки, изучающая различные способы и методы, посредством которых люди используют правительственные учреждения в своих собственных интересах. «Рациональные политики» поддерживают прежде всего те программы, которые способствуют росту их престижа и повышают шансы одержать победу на очередных выборах. Таким образом, теория общественного выбора пытается последовательно провести принципы индивидуализма, распространив их на все виды деятельности, включая государственную службу. Ясно, что пафос этих исследований направлен как против кейн-сианского преувеличения целей и возможностей государственного регулирования экономики, так и против основных идей Гэлбрейта.
Рональд Коуз, используя институционалистскую методологию, задался целью объяснить причину возникновения фирм. Внутрифирменная деятельность протекает не на рыночных основаниях, здесь велика роль приказов и исполнений, движущихся по вертикальным управленческим структурам. В то же время внефирменная деятельность осуществляется на рыночных принципах с учетом свободных рыночных цен. Почему же внутри фирмы между различными подразделениями не могут сложиться рыночные отношения?1
Исследования Коуза показали, что если все отношения будут строиться на рыночных основаниях, то резко возрастут трансакционные издержки, т.е. затраты на заключение сделок. Если прямое директивное управление экономит трансакционные издержки, то возникает фирма. Но и представить всю национальную экономику в виде одной фирмы тоже невозможно, ибо управление крупной организацией из одного центра тоже чревато ростом издержек, которые при значительном росте предприятия делают его неуправляемым.
1 Любопытно, что российские рыночные неофиты пытались на заре перестройки организовать «внутрифирменные рынки», разбив единый производственный организм предприятия на самостоятельные и независимые подразделения. Чего только не увидишь в условиях поголовной экономической неграмотности!
Отсюда возникает необходимость определения оптимального размера фирмы, когда издержки рыночной координации равны издержкам централизованного контроля.
В наше время институционализм эволюционирует в сторону синтеза с неоклассическим направлением. В исследованиях этого направления выделяются три уровня анализа. На первом уровне исследуются индивиды, или экономические агенты, их рыночное поведение. Здесь возникает относительно большой простор для применения неоклассической методологии. На втором уровне изучаются различные институциональные соглашения в виде рынков, фирм, договоров между хозяйственными единицами, которые определяют способы кооперации и конкуренции. А на третьем уровне — собственно институциональная среда, определяющая правила игры, т.е. совокупность основополагающих политических, социальных и юридических правил, которые образуют основу для производства, обмена и распределения. В то же время экономисты институционального направления по-прежнему отдают предпочтение исследованиям факторов, воздействующих на экономику, но лежащих за пределами самой экономики. В своих работах они опираются на экономическую историю, право, социологию, политологию, организационную теорию.