Методологические основы маржинализма

В 1870-х гг. произошла еще одна революция: кардинальная смена парадигмы в экономической теории. Появилось учение, обобщенно называемое маржинализмом (от фр. «маржиналь» — предельный). Это название неточно отражает методологические основы нового учения, но тем не менее закрепилось в науке. Основателями маржинализма считаются А. Курно, Г. Госсен, У. Джевонс и группа австрийских ученых, так называемая «австрийская школа».

Если впервые взять в руки книгу этого направления, то сразу бросается в глаза непривычное содержание. Тот, кто воспитывался на традициях классической, в том числе марксистской, школы, сразу же замечает, что вопросы производства в этой концепции занимают скромное место. Здесь иные сюжеты, связанные с иными стадиями воспроизводственного процесса.

Вспомним традиционный подход к движению продукта по стадиям воспроизводства:

Производство —> Распределение —> Обмен —> Потребление.

В лучших трудах классической школы исследование начиналось с производства и последовательно двигалось к потреблению. Но вот что любопытно: человек интересовал классическую школу прежде всего как производитель, созидатель общественного богатства. И гораздо меньше — как потребитель.

Первая методологическая особенность нового учения заключается в том, что исследование проводится с точки зрения потребителя. Потребитель, потребность, полезность товара, спрос — главные категории маржинализма. В этом смысле эта доктрина довольно гуманистична: в ней человек с его индивидуальными потребностями является самодовлеющей ценностью. Именно потребление становится движущим началом и конечной целью экономики и отражающей ее науки. Конечно, и тут возможны крайности в трактовках. В трудах некоторых авторов потребление стало отождествляться с наслаждением, а труд — со страданием. У. Джевонс писал: «Истинную экономическую теорию можно получить, лишь возвратясь к мотивам, побуждающим человека действовать, — чувствам удовольствия и страдания, которые сопровождают наши обычные желания и удовлетворение этих желаний целесообразной трудовой деятельностью»¹.

Можно предположить, что перенос центра тяжести на потребителя был связан с тем, что первый серьезный кризис перепроизводства в Европе высветил одну из самых сложных проблем современной рыночной экономики: проблему реализации. Этот кризис начался в 1873 г. именно в Австрии, отсюда и интерес австрийских ученых к проблемам спроса, а следовательно, и к проблемам потребностей и потребления. Кризис был длительным и скоро стал мировым, он продолжался до 1878 г., т.е. охватил период наиболее мощного развития маржиналистской идеи.

Вторая методологическая особенность маржиналистского учения, связанная с первой, — субъективно-психологический подход к проблемам экономической жизни. Маржиналисты развили некоторые элементы экономических теорий А. Смита и У.Н. Сениора: экономистов давно интересовали субъективные переживания людей как фактор субъективных оценок тех или иных благ. В связи с этим в экономическую теорию были введены и новые категории. В частности, помимо уже привычных категорий стоимости и цены экономисты стали манипулировать понятием ценности, которое с самого начала в понимании маржиналистов имело субъективно-индивидуалистическую окраску: ценность есть не что иное, как моя собственная оценка блага для меня же самого, это мое отношение к благу. Психологизм проявляется и в понимании самой потребности: для маржиналистов потребность — это любое тягостное ощущение, которое должно быть устранено потребляемым благом.

Отметим, что науки тоже подвержены влияниям моды. В 1870— 1980-х гг. в Европе и Америке интенсивно развивалась психоло-

¹ Джевонс У.С. Об общей математической теории политической экономии // Теория потребительского поведения и спроса. СПб., 1993. С. 67.

гия, а чуть позже и психоанализ. Люди зачитывались психологической литературой, и это тоже может быть фактором новых подходов к экономической жизни.

И, наконец, третья методологическая особенность — использование предельных (маржинальных) величин для исследования экономических законов и категорий. Классическая школа имела дело все больше со средними величинами, общественно «нормальными» условиями производства. Эти «усреднения» часто приводили к искажениям рыночных реалий, лишали категории необходимого динамизма. Маржиналисты же предпочитают заниматься проблемами последовательных приращений (или убываний) одинаковых величин запаса блага. В теориях рыночного равновесия они используют математические понятия пределов функций при анализе зависимости между спросом, предложением и ценами при построении и определении параметров кривых спроса и предложения. Это был гораздо более конкретный и реалистичный анализ, открывавший к тому же широкую дорогу для математизации экономической теории, применения аппарата высшей алгебры, а в последующем и новейших достижений математики, в том числе теории игр. Впрочем, и тут возможны крайности, в частности превращение экономики в объект для чисто математического моделирования без учета реалий социально-экономической жизни.

Итак, мы поняли теперь главное: маржиналистская экономическая наука стала вести анализ «в обратную сторону», от потребления к производству.

Австрийская школа

Наиболее полно идеи маржинализма, так сказать, в чистом виде разрабатывали основатели австрийской школы, профессора Венского университета Карл Менгер (1840—1921), Фридрих фон Визер (1851—1920) и Евгений Бём-Баверк (1851 — 1914). В их трудах, естественно, много разночтений, они порой спорят друг с другом, но по принципиальным позициям остаются всегда солидарными. Рассмотрим эти общие принципиальные позиции.

Цена и ценность товара никакого отношения к затратам труда не имеют. Ценность товара зависит только от интенсивности субъективной потребности в благах. Никакой объективной стоимости не существует. Если у вас есть много авторучек и ваша потребность в авторучках насыщена, то для вас лично авторучки, которые вы видите на рынке, не представляют никакой ценности. Даже имея много денег, вы и рубля не отдадите за самую лучшую авторучку. А у меня, человека пишущего, вдруг все ручки оказались сломанными, в шариковых кончилась паста. В связи с этим у меня возникла напряженная потребность в ручках, появились острые психологические переживания, ручки для меня лично стали ценностью, и я готов определенное количество моих денег (других товаров или труда) отдать за ручку. Ценность блага — субъективно-психологическая категория, зависящая от моей индивидуальной напряженности потребности.

Потребности людей многообразны, и выбор потребителя зависит не только от потребности, но и от редкости того или иного блага. Все знают, казалось бы, прописную истину, которую исследовал еще А. Смит: бриллианты по своей полезности намного уступают воде. Но вода дешева, а порой и вовсе бесплатна, бриллианты же всегда дороги. Но у «австрийцев» есть резонные возражения против такого обобщенного подхода. Да, вода дешева, если вы живете на берегу реки. Если путник попросит у вас ведро воды, вы отдадите ему ведро без сожаления и переживаний, ибо в данном случае это благо не обладает свойством редкости. Но представьте, что вы живете в маленьком оазисе посреди пустыни и на вашем участке есть крохотный родничок, который лимитирует потребление воды полуведром в сутки. Отдадите ли вы по первой же просьбе два ведра из своего страхового запаса путнику? Наверное, нет. А можете продать? Да, все зависит от того, чем будет заменена эта ваша жертва и достаточно ли совершенный обмен будет компенсировать ваши неудобства и. осложнения в связи с необходимостью вновь накапливать страховой запас воды. Что мы видим? Во втором случае такая же вода, то же благо по своим потребительским свойствам приобретает ценность и даже цену.

Сторонник трудовой теории стоимости станет возражать: в первом случае вода не имеет стоимости и цены, потому что для ее производства не был затрачен труд. А во втором случае? — спросит «австриец». Ведь и во втором труд не был затрачен, и здесь вода — от Бога. Просто вода стала редким благом, вызывает острые переживания потребителя. И какие бриллианты смогут заменить воду, если вы будете умирать от жажды в пустыне?

Легко понять, что чем большим количеством того или иного блага вы обладаете, тем меньше его полезность лично для вас. Тут действует закон убывающей полезности. Это касается любого блага, в том числе и денег. Если судить с точки зрения арифметики, миллион рублей ценнее пятисот. Но жизнь сложнее арифметики. Вспомните свое поведение, когда у вас было много денег и когда их было недостаточно для приобретения самого необходимого. Когда вы ценили деньги больше? Когда они для вас были «дороже»? Думается, ответ очевиден: вы цените благо выше, когда его мало.

Ценность и цена имеющихся в наличии благ определяются предельной полезностью последней, наименее нужной единицы блага. Рассмотрим следующую модель.

Допустим, вы живете на необитаемом острове. В один счастливый год вы собрали большой урожай. У вас имеется для потребления 5 мешков зерна. Все мешки совершенно одинаковы и взаимозаменяемы. Думая о способах использования этих мешков, вы начинаете рассуждать о собственных потребностях и в связи с ними субъективно оценивать каждый мешок.

Первый мешок вы предназначаете для выпечки хлеба и поэтому оцениваете наивысшим образом. Единица измерения в данном случае не имеет никакого значения, лишь бы измеритель был стабильным. Можно измерять в рублях, а можно просто в баллах. Допустим, первый мешок оценивается в 10 баллов. Второй мешок пойдет тоже на питание, но на более изысканные блюда, вы будете печь пирожки и блины. Оценка — 9 баллов. Обеспечив себя растительной пищей, вы начинаете думать о возможности иметь постоянно пищу животную. Вы решаете разводить в неволе диких пока курочек, чтобы постоянно иметь мясо и яйца. Но для этого нужно скормить им мешок зерна. Оценка — 5 баллов. Раз с питанием вы «разделались», то начинаете думать об удовольствиях. Четвертый мешок вы используете для варки пива. Оценка — 2 балла. Но поскольку у вас есть

еще мешок для потребления, то тут у вас разыгрывается фантазия и вы решаете приручить пару семейств попугаев, чтобы обучить их трем словам — спрос, предложение и цена — и вести с ними от скуки экономические диалоги. Оценка — 1 балл.

Теперь самое главное. Поскольку все мешки одинаковы, оценка каждого мешка зависит от оценки мешка «предельного», удовлетворяющего наименьшую потребность. Если мешков пять, то сумма ценностей будет равняться 5x1 = 5. Допустим, что вы не досмотрели, и во время дождя один из ваших мешков уплыл в ручье, вышедшем из берегов. Теперь предельным мешком будет четвертый. Вы станете оставшиеся мешки ценить выше: 4x2 = 8. Если уплыло два мешка, то величина оценки: 3x5 = 15. Если, не дай Бог, у вас осталось два мешка, то: 2 х 9 = 18. Если же — только один, то все предшествующие рассуждения теряют всякий смысл. Под угрозой сама ваша жизнь, высшая ценность. И тогда ваша оценка оставшегося блага простирается до бесконечности.

Теперь мы начинаем понимать, что предельная полезность синтезирует два понятия: полезность и редкость.

Но если каждый индивидуум субъективно оценивает то или иное благо, каким же образом формируется единая цена товара на рынке, хотя бы локальном? «Австрийцы» отвечают на этот вопрос: как результат столкновений различных оценок продавцов и покупателей в условиях свободной конкуренции. Продавец прогнозирует нижнюю границу цены, которая определяется издержками, ибо, раз он готов лишиться данного товара, у него нет напряженной потребности в нем. Покупатель — верхнюю границу цены, ибо у него есть потребность в данном благе. Две пары: самый сильный продавец и самый слабый покупатель, с одной стороны, и самый слабый продавец и самый сильный покупатель — с другой, и определяют цену товара.

В рамках концепции предельной полезности «австрийцы» трактуют и источники капиталистической прибыли. Суть рассуждений такова. Средства производства (капитал в их трактовке) не вызывают у потребителей никаких эмоций непосредственно. Они вступают на рынок без цены. Но с их помощью можно изготовить полезные продукты. Так вот, эти будущие продукты потребления вменяют ценность инвестиционным благам и позволяют их субъективно оценивать. То есть вы оцениваете швейную машинку, размышляя о тех штанах, которые могут быть с ее помощью произведены. Штаны вменяют ценность машинке. Но всякий нормальный человек оценивает готовое благо выше, чем инвестиционные товары, сумму средств производства и рабочей силы. Обмен между средствами производства, инвестиционными товарами вообще, с одной стороны, и готовыми потребительскими благами — с другой, происходит в пользу готовых благ. В результате и возникает прибыль. Дело не в какой-то добавленной стоимости, созданной трудом. Просто потребитель на рынке оценивает штаны выше, чем средства производства и рабочую силу, с помощью которых производят штаны. Если вы покупаете не штаны, а машинку и рабочую силу (вспомним «воздержание» Сениора), производите штаны и выходите с ними на рынок, то тогда от оценок потребителя зависит ваша судьба: если потребитель оценит штаны выше стоимости факторов производства, вы будете иметь прибыль, если ниже — убытки. Труд здесь не причем.

Такого рода методологические подходы, революционизировавшие экономическую науку и выводившие ее каким-то образом из тупика, очень понравились экономистам всех стран. Маржиналистское направление стало быстро распространяться и развиваться. Однако с самого начала было ясно, что «чистая» политэкономия австрийской школы, создавая методологическую базу, давала очень немного конкретной пользы практике капиталистического бизнеса. Перед наукой встала задача преодоления абстрактных крайностей маржинализма. Нужно было приспособить маржиналистскую доктрину к практическим нуждам. И, как всегда это бывает в науке, раз задача оказывалась насущной, нашелся и человек, который сумел ее решить. Этим человеком стал Альфред Маршалл (1842—1924).