Россия торговая и промышленная
У восточно-европейских славян довольно поздно произошло отделение ремесла от сельского хозяйства, но к моменту появления письменных сведений факт отделения был налицо. Правда, до X в. ни одна отрасль русского ремесла еще не производила товар на экспорт. Но и в межплеменном обороте ремесленные изделия встречались редко: в тот исторический период действительно господствовало натуральное хозяйство, ремесленники, хотя и специализировались в кузнечном, гончарном или ткацком деле, обслуживали в основном своих соседей по миру (общине) или хозяев-вотчинников.
Русская внешняя торговля периода первых Рюриковичей — это в основном торговля транзитная, «из варяг в греки», или в лучшем случае торговля продуктами, добытыми у природы, а не произведенными. И эта торговля с самого начала находилась под патронажем верховного правителя, который одной из приоритетных целей своей внешней политики неизменно считал интересы русского купечества. Не успело Киевское государство явиться на свет Божий, а уже были совершены походы далеко на Юг, в Византию, результаты которых сказались, например, в договоре Олега с Византией (911) о беспошлинной торговле русских купцов.
В XII—XIII вв. в качестве центра ремесла и торговли выделяется Новгород, отличающийся особым строптивым нравом, берегущий свою независимость и свое республиканское устройство. Только Иван III смог в 1478 г. покорить этот независимый город с огромной подвластной северной территорией, на которой долго еще сохранялось черносошное землевладение столь же непокорных крестьян и рыбаков-поморов.
Новгород с XII в. вел интенсивную торговлю с немецкими государствами и вольными городами, тесно сотрудничал с Ганзой. Новгородские купцы были частыми гостями на острове Готланд, где велась оптовая торговля европейского масштаба. Другим центром торговли стал Нижний Новгород, основанный в 1221 г. Русское купечество реально плело те невидимые, пока очень тонкие нити, которые связывали русские княжества удельного и даже татаро-монгольского периодов и не давали забывать, что не только усобицы и вражда, но и хозяйственная жизнь связывала русских людей друг с другом. Русские торговые города становились и первыми промышленными центрами. Кстати, русское слово «купец» вплоть до XIX в. по своей семантике было гораздо более широким, чем в наше время. Купец в России — это не только торговец, но и промышленник, организатор предприятий в реальном секторе экономики. Так, некоторое подобие рассеянной мануфактуры появилось в Новгороде еще в XIV в., примерно в одно время с шерстяными мануфактурами Флоренции. Правда, в Италии мануфактуры с самого начала основывались на труде наемных рабочих и были, по существу, капиталистическими предприятиями. Русская рассеянная мануфактура — это незначительные вкрапления в море ремесленного труда. Но важен сам факт ее появления.
XVI в. для Европы — это время значительных технико-технологических и социально-экономических перемен. Начинался период первоначального накопления капитала и меркантилизма.
Фон для России был не самый благоприятный: по европейской мерке она выглядела страной отсталой, в которой промышленность оставалась делом преимущественно государственным, а не частным и тем более не буржуазным. Русские мануфактуры крупного, так сказать, серийного производства — это, как правило, казенные мануфактуры. В отличие от купеческо-крестьянских рассеянных мануфактур казна с самого начала, с конца XV в., строит мануфактуры централизованные, под одной крышей, под руководством русских или иностранных мастеров. Русская централизованная казенная мануфактура создавалась преимущественно для нужд армии.
России не чужда была и колониальная экспансия, но и здесь проявляются ее особенности. Русские не искали богатств и денег за океанами. У них под боком лежала бесконечная слабозаселенная и невероятно богатая страна — Сибирь. В 1581 г. начался знаменитый поход Ермака. Колонизация Севера и Сибири шла преимущественно с хозяйственными целями: не золото искали здесь русские люди, а пушнину, рыбу, выгоны для скота и, конечно, пахотную землю. К золоту большинство россиян было даже равнодушно. Россияне и сегодня могут подолгу жить вовсе без денег. Независимость от денег для русских людей есть признак свободы, в то время как на Западе свобода и есть деньги.
Во второй половине XVI в. центром перерабатывающей промышленности становится Москва. Здесь сосредоточены кожевенное, свечное, кирпичное, мукомольное, хамовное (производство тонкого белья по типу голландского), белильное производства. Была сделана неудачная попытка завести фабрики писчей бумаги, но не нашлось ни достаточного количества специалистов, ни капиталов. В 1830-е гг. в Москве была сосредоточена треть всех торговых оборотов страны.
Во второй половине XVI в. к экономическому потенциалу России впервые проявили интерес иностранцы. Англичане Ченслер, Адаме, Дженкинсон, Флетчер посещают Россию явно с разведывательной целью. Дженкинсон сразу же проявил свои предпринимательские способности и организовал водное сообщение с Персией по Волге, откуда англичане вывозили шелк. Англичане — пионеры фабричного дела в России: две канатные фабрики — в Холмогорах и Вологде — и железный завод в Вычегде были построены ими.
Очень кстати оказалась случайная высадка на берегу Белого моря Ричарда Ченслера в 1553 г. Он был хорошо принят в Москве и заключил торговый договор с Московским государством. Тогда же появилась и традиция предоставлять иностранцам определенные привилегии. Английская торговая компания Ченслера сразу же получила таможенные послабления. Правда, позже, в 1649 г., царь Алексей Михайлович воспользовался фактом казни Карла I, чтобы отобрать привилегии английской компании.
В российской крупной промышленности иностранцы играли значительную роль с момента ее появления. Так, голландец А. Виниус построил в 1637 г. три металлургических и металлообрабатывающих завода близ Тулы.
Развитие промышленности и торговли происходило в условиях «городского крепостничества». Соборное уложение 1649 г. практически закрепило посадских людей за своим сословием: они не могли поступать в холопы, переходить в крестьяне и в служилые люди, если на то не будет княжеской воли. Зато никому кроме посадских нельзя было заниматься городской торговлей и ремеслами: ни служилым, ни архиереям и монастырям. Гетерогенность общества, сословное размежевание становились фактом.
В российском ремесле XVII в. существовало некоторое подобие цеховых структур, но не столь жестко организованное, как в Европе. Во всяком случае, не было цеховой принудительности. Можно было заниматься ремеслом, не вступая в цех. По-разному можно комментировать это явление. Можно говорить о неразвитости цехового ремесла. Но если вспомнить, что и крестьянство очень долго сохраняло элементы свободы, то окажется, что относительная ремесленная свобода — это просто национальная особенность России.
Что же касается мануфактурного производства, то в XVII в. в России появляются мануфактуры, основанные на крепостном труде. Явление это уникально. Государственные мануфактуры — обычное явление и для Европы. Но применение на крупных промышленных предприятиях принудительного труда закрепощенных работников — достояние нашей национальной истории, «возвраты» которой мы можем проследить до советских времен.
Конечно, в России можно найти все то, что имело место в Европе. В том числе и найм рабочей силы. Но насколько свободны были «свободные» работники? Ответ, к сожалению, будет «не европейским». Наемные работники второй половины XVII в. — это или оброчные крестьяне, добывающие таким образом средства для выплаты ренты, или «гулящие люди», изгои, потерявшие свои связи с общиной, наш национальный люмпен-пролетариат, та прослойка, которая обнаруживается во всех обществах в истории человечества. Характерно, что во всех же обществах правительства различными средствами пытались оградить население от развращающего воздействия люмпенства. В любом обществе всегда находятся люди со своеобразным пониманием свободы. Свобода для них — это отсутствие обязательств перед семьей, общиной, хозяином и государством. В русской национальной традиции, подкрепляемой православием, всегда присутствовало презрительное отношение к такого рода «свободным» людям. Так что не следует думать, что наемные работники XVII в. — это пролетарии. В лучшем случае мы можем назвать этих работников предпролетариатом. Хотя бы тех, кто обеспечивал себя и свою семью заработками от работы по найму, если не на постоянной, то хотя бы на регулярной основе. Таковых мы видим в вотчинах самого царя Алексея Михайловича и боярина Б.И. Морозова, на мануфактурах Марселиса, суконной фабрике Па-ульсона, суконной фабрике Тарбета, десятке других предприятий. Пожалуй, список на этом и завершается. К тому же в большинстве случаев в этом списке фигурируют иностранные предприниматели, которые уже имеют опыт европейского бизнеса. Это не означает, что в истории не было примеров активного бизнеса на основе применения наемного труда со стороны русских предпринимателей. Просто количество примеров поменьше. Например, новгородский купец Семен Гаврилов в 1666 г. приступил к созданию железоделательной мануфактуры на вольнонаемном труде, положив начало олонецким заводам. В 1690-х гг. тульский кузнец-ремесленник Никита Антуфьев открыл чугунолитейный завод на тех же основаниях. Так что примеры русского инициативного предпринимательства тоже были.
Лишь условно можно говорить о рынке труда в России XVII в. Об этом свидетельствует история специфического российского института — посессионных крестьян. Она начинается за полвека до Петра I, который традиционно считается изобретателем этого института. Инициаторами этого явления, судя по всему, выступили иностранцы. Видимо, не удовлетворившись количеством и качеством «свободной» рабочей силы, которая к тому же носила сезонный характер, Виниус, Акема и тот же Марселис добились приписки крепостных крестьян к своим мануфактурам. Надо отдать должное иностранцам: обрабатывающая промышленность в России XVII в. — это их заслуга. Сукно, шерстяные ткани, бархат, писчая бумага (добились-таки!), металлические изделия, стекло и много другое производилось иностранцами на российский рынок.
Важно, что и само государство использовало принудительный труд ремесленников и других мастеровых людей. Существовал особый разряд населения — служилые ремесленники, которых набирали принудительно для работ преимущественно строительного характера.
Вообще-то государство в самом начале развития российского рынка играло в этом процессе существенную роль. Трудно сейчас сказать, положительную или отрицательную с точки зрения интересов казны, но с точки зрения развития конкурентный среды — явно негативную. Дело в том, что уже со второй половины XVII в. государство способствовало монополизации внутреннего рынка. Более того, оно само становилось крупным монополистом. Неважно, какую именно цель преследовало государство — допустим, что благую. С точки зрения фиска уж наверняка! Но с точки зрения возможного генезиса «совершенной конкуренции» — губительную! Во второй половине XVII в. государство устанавливает собственную монополию на вино, икру, рыбий клей, моржовые клыки, нефть, шелк, медь и даже ревень. Незначительный в те времена хлебный экспорт тоже был монополизирован государством. Одновременно государство, не желая выпускать из-под контроля доходы в сфере торговли, поощряет монопольное положение крупных купцов — гостей, чем вызывает недовольство простых купцов и мелких торговцев.
Меркантилистские тенденции в промышленности и торговле хорошо прослеживаются при рассмотрении таможенной политики правительства России. В 1653-м и 1667 гг. принимались торговые уставы жестко протекционистского характера. Новоторговый устав 1667 г., принятый по инициативе выдающегося русского государственного деятеля А.Л. Ордин-Нащекина, запрещал розничную торговлю иностранным купцам. Иностранцам отныне разрешалась только оптовая торговля, да и то только в определенных приграничных городах. Уплата пошлин должна была производиться только полноценной иностранной валютой, серебряными иохимталерами («ефимками») по принудительному, правительством установленному курсу.
Знаменательное совпадение: далеко от Москвы, во Франции, Жан Батист Кольбер в том же 1667 г. вводит не менее жесткий таможенный тариф. Так что Россия была не одинока в своем протекционизме. Но, слава Богу, таможенные границы во все времена оказывались гораздо более прозрачными, чем об этом думали их созидатели. Представляете, что бы произошло с мировым рынком, если бы все страны отгородились друг от друга и потребляли только то, что производили. Такая внутристрановая натурализация производства, автаркия, была невозможна даже для России, страны, где, кажется, есть все. Одна из самых сильных сторон рыночных отношений — это способность разрушать те человеческие установления, которые противоречат объективным законам рынка.
Тем не менее в краткосрочных периодах меркантилистская политика приносила искомые результаты: иностранцы, особенно англичане и голландцы, ввозили в страну огромное количество золотых и серебряных денег. С 1660-х гг. правительство из года в год добивалось положительного торгового баланса.
Высшей точкой развития меркантилистской политики стали годы правления Петра I (1682—1725).
Петр (после освобождения от опеки Софьи) начинает свою промышленную и торговую политику с того, что приглашает в Россию «железных мастеров» из Голландии, 160 английских и голландских ювелиров, горного инженера и артиллериста де Геннина из Германии, который позже построил Литейный двор в Петербурге, массу иных специалистов, которых он отыскал во время «Великого посольства» (1697—1698) за границей. Вера в иностранный разум, часто вполне обоснованная, с тех пор остается характерной особенностью России и ее политиков. Правда, сам Петр предпочитал слушать иностранных специалистов преимущественно в области инженерных, точных, естественных наук. Он редко обращался за советами к иностранцам в области финансов (известно лишь его увлечение финансовыми проектами Джона Ло и намерение, к счастью несбывшееся, пригласить его в Россию) и практически никогда, если дело касалось внутренней социально-экономической политики и проблем управления страной. Здесь он проявил себя как новатор, отважный, но бессистемный и поэтому не всегда эффективный. Хотя надо еще выяснить, что считать эффективностью. Если мыслить «по-царски», то эффективной должна считаться такая политика, которая приводит к росту могущества страны, ее международному авторитету, расширению территории, реализации имперских амбиций. С этой точки зрения политика Петра была вполне эффективна, и потомки, мыслящие в тех же категориях, т.е. приверженные духу византизма, должны быть благодарны своему несомненно великому историческому кумиру.
Россия стала самым большим по территории государством мира. Русские армия и флот, насчитывавшие в год смерти Петра (1725) 350 тыс. человек, увенчали себя славой победами в войне со Швецией. Петр смело ломал традиционные устои старой Руси, твердо намереваясь модернизировать страну. Но его смелость была рассчитана на покорность граждан, он знал, с каким «человеческим материалом» имел дело. Если формально подойти к проблеме эффективности экономической политики с точки зрения развития производительных сил, то и здесь вроде бы все в порядке. Петр оставил после себя 233 крупных промышленных объекта мануфактурного типа, активное торговое сальдо, возрожденное купечество, насчитывающее почти 112,5 тыс. человек, доходы казны, увеличенные с 3 млн руб. в 1701 г. до 8,5 млн руб. в 1724-м. Чего же еще! Ничего, если рассуждать опять-таки «по-царски».
А теперь попробуем взглянуть на дела Петровы с точки зрения гражданского общества и рыночной экономики, рассудим «по-человечески». Крепостной строй при Петре не только не смягчился, а напротив — ужесточился. Закрепощены были не только крестьяне, но и фактически дворяне, судьба которых теперь полностью зависела от лояльности к государю и от службы на него. Петр жестко контролировал трудовую деятельность городского населения, введя в городах гильдии для купцов и цехи для ремесленников в период, когда в Европе они уже разрушались. Царь своеобразно решил проблему рабочей силы для мануфактурной промышленности: в 1721 г. он узаконил приписку крепостных крестьян к заводам, приняв указ о посессионных крестьянах. Его преемники вообще не терпели наличия каких бы то ни было «вольных» людей. В 1729 г. Петр II (1727—1730) издал указ, обязывающий всех вольных «гулящих» людей немедленно поступить на военную службу или записаться в подушный оклад. Иначе — Сибирь. При Петре I в 3 раза увеличилось податное обложение населения.
Буржуазностью в России даже не пахло. Ведь в большинстве случаев и крупные мануфактуры, создаваемые для военных нужд, рождались на свет божий благодаря усилиям самого царя, а не русских предпринимателей. С самого начала XVIII в. Петр стал строить за казенный счет промышленные предприятия и передавать их в частные руки на различных условиях. Например, в 1702 г. Невьянский металлургический завод был просто отдан во владение Демидову в обмен на обязательства поставки в казну черного металла и изделий из него. Петр выдает предпринимателям дешевые или беспроцентные кредиты, выписывает из-за границы за казенный счет материалы и оборудование. Предприниматели палец об палец не ударяли без государственных привилегий, они освобождались от государственной службы и податей, получали государственные заказы и благоприятную таможенную политику.
Крестьянские волнения и восстания не прекращались в период царствования Петра. Правительственный ответ легко предугадать. При Петре чрезвычайно ужесточилось уголовное законодательство: в 1716 г. смертная казнь предусматривалась в 73 случаях, включая «сопротивление начальству». (По Уложению 1649 г. — в 60 случаях.)
И наконец, — главный результат. В результате петровских преобразований население России уменьшилось на 20%. В некоторых губерниях убыль намного превышала среднероссийскую: в Архангелогородской и Санкт-Петербургской — до 40%, в Смоленской — до 46, в Московской — до 24%. Общий уровень грамотности во времена Петра снизился по сравнению с серединой XVII в. (Всю первую половину XVIII в. из-за побегов, голода, болезней, отсутствия медицинского обслуживания и разбоев население продолжало сокращаться.)
Приятно рассуждать о мощи и могуществе державы тому, кто не строил город в болотной трясине, не служил солдатом 25 лет, не уходил на заработки для того только, чтобы заплатить подушную подать, не партизанил вместе с Кондратием Булавиным, заведомо зная, что впереди — смерть.
Петр Великий сам прекрасно понимал, что большинство преобразований сопровождалось насилием, но он был полон надежд, что россияне, оставшиеся живыми и здоровыми, будут благодарны ему за них. Петр писал в 1723 г.: «Не все ль неволею сделано, а уже за многое благодарение слышится, от чего уже плод произошел».
Мы не знаем действительных чувств россиян в следующие после кончины императора десятилетия, но мы знаем, что реформы, если и не были аннулированы и прерваны в последующие шесть царств, то приостановлены были точно. Страна не выдерживала жизни в сдыбленном состоянии. Уже в 1725 г. правительство вынуждено было уменьшить подушную подать, в 1727-м взимание ее было отсрочено, а в 1728-м треть подушной подати вовсе списали ввиду невозможности ее собрать. В 1730 г. подушная подать была еще раз понижена. Ввиду неурожая и голода императрица Анна в 1733 г. повелела помещикам кормить крестьян и выдать им семена, чтобы предотвратить нищенство и бродяжничество.
Крестьяне долго не могли оправиться от петровских реформ. В годы правления Анны Иоанновны (1730— 1740) недоимки достигли двухгодичного государственного дохода. (Это не мешало роскошной жизни двора, поражавшей иностранных послов.) В 1727— 1741 гг. в бегах числились 300 тыс. крестьян. Среди терпеливых россиян всегда находились люди, которые избирали такую пассивную форму протеста против гнета.
Промышленный регресс, начавшийся в 1730-е гг., продолжался более 100 лет. Середина XVIII в. — это период «аграризации» русской экономики и экспорта. В то же время наблюдается рост вотчинной мануфактуры (для собственных нужд аристократии), крестьянской промышленности и торговли, провинциальных и сельских ярмарок. Но частная инициатива не могла компенсировать потерь от упадка огосударствленного сектора экономики. (И опять невольно хочется сделать сравнение: в Англии именно в середине XVIII в. начался промышленный переворот.) И хотя во второй половине века Россия оставалась самой крупной металлургической державой в мире, возможностей для дальнейшего развития в условиях крепостничества и русского варианта абсолютизма не было. Упадок надвигался неотвратимо: уже в начале XIX в. Россия стала снова импортировать чугун.
Кое-какие паллиативы принимались. Петр ///(1761 — 1762), которого в советской литературе иначе как реакционером не называли, отменил посессионное право. Любопытно, что запрет на покупку заводчиками крестьян вызвал волнения «работных людей», которые решили, что их вообще освободили от работы на заводах. Правда, Павел /(1796—1801) совершил маленькую «контрреволюцию сверху», восстановив посессионное право и раздав 300 тыс. государственных крестьян частным лицам.
В начале XIX в. старые мануфактуры, исчерпав свои возможности и не переходя в систему машинного производства, стали разлагаться на кустарные промыслы. По технической базе российская мануфактура (исключая металлургию и металлообработку) была не выше кустарной избы, поэтому такого рода регресс оказался возможным. В стране трудились около 700 тыс. кустарей.
На фоне деградации промышленности можно высветить несколько ярких явлений, например преобладание вольнонаемного труда в некоторых отраслях промышленности, скажем, в кожевенном, льноткацком и металлообрабатывающем производствах. Можно рассказать и о том, что даже на большей части вотчинных фабрик появилось вознаграждение натурой, а иногда и деньгами. На посессионных фабриках в начале XIX в. уже существовала денежная заработная плата. Можно, наконец, обнаружить, что в 1805 г. на фабрике Осовского в Петербурге был применен первый паровой двигатель (импортный, конечно). На этом основании можно попытаться найти симптомы продвижения к капиталистической фабрике. Но это будет очень большим преувеличением, ибо все факты не выходили за рамки случайных. Россия оставалась страной традиций и длительного застоя. В 1816 г. городское население огромной страны не превышало 8% (по некоторым оценкам — не более 4,5%). Количество предприятий (и рабочих) даже в традиционных отраслях сокращалось. Неблагоприятная динамика явилась следствием некоторого смягчения таможенного тарифа, проведенного М.М. Сперанским в 1816 и 1819 гг. Покровительственный же тариф 1810 г. привел к другому — положительному — результату. Без государственных помочей российская промышленность работать
не могла.
О социальной структуре персонала промышленности в 1825 г. можно судить по следующим данным:
Население — всего, млн человек 51,3
Количество предприятий обрабатывающей промышленности 5 261
Численность рабочих, человек 210 568
В том числе, %:
Крепостные 35
Вольнонаемные 54
Прочие 11
Численность кустарей и ремесленников, человек 700 000
Всего занятых в промышленности (с семьями),
% от всего населения 9
Такова подлинная картина промышленного развития России! Для сравнения: в Великобритании в тот же период из 21 млн населения рабочих было 4,8 млн человек, т.е. 23%. Сельское население Великобритании в 1817 г. составляло всего 14,2%.
Россия стояла накануне индустриальной модернизации. Добилась ли она перехода к новой цивилизации? Подождем с ответом.
Россия финансовая
Хотя нам теперь ясны особенности экономического развития России в доиндустриальную эпоху, сделаем еще одно усилие и поговорим о деньгах.
Металлические деньги, преимущественно серебряные, имели широкое хождение на Руси. Имеются неопровержимые свидетельства того, что при Владимире Святославовиче (980—1015} и Владимире Мономахе (1078—1125) в Киеве чеканили собственную монету — серебреник и злотник. Серебро и золото в основном были привозными, но есть косвенные доказательства, что собственное производство серебра тоже существовало.
Уже в XI в. на Руси существовали развитые кредитные отношения. Процент зависел от величины долга и сроков погашения, но не превышал 50% годовых. Ростовщическая ставка выше 60% влекла за собой наказание кредитора.
Собственно банкирской деятельностью первыми в России стали заниматься в XII в. новгородские бояре. Процент был крайне низок, напоминающий благотворительность по отношению к соплеменникам. Существует легенда о посаднике Щипе, дававшем деньги в рост под 0,5% годовых. Развитие кредитных отношений потребовало и нормативной базы для них. В 1113 г. Владимир Мономах утвердил первый «Устав о резах» (процентах), запрещавший паразитическое ростовщичество и долговое рабство.
Монголо-татарское нашествие расстроило денежную систему Руси. С середины XII в. киевские князья перестали чеканить собственную монету. Возродилась русская чеканка только в XIV столетии.
По мере развития русской государственности возникали и развивались централизованные государственные финансы.
В период формирования Московского государства в XIV—XV вв. главным финансовым «институтом» и единственным финансовым законодателем был Великий князь. Наместники и волостели не имели большой финансовой компетенции. Князь устанавливал для них систему кормлений — некое подобие натурального налога с подвластной территории, и на этом их финансовое воздействие на область и волость завершалась. К XV—XVI вв. относится новый период формирования денежной системы России. В России очень долго сохранялся натуральный «корм» областным правителям и чиновникам. Лишь в XV в. начинается постепенная замена натурального «корма» должностных лиц денежными выплатами. К концу века начался переход на денежный оброк. Н. Рожков на примере Саввин-Сторожевского монастыря рассчитал, что крестьянин отдавал землевладельцу и государству менее половины своего валового дохода (в денежной форме), что позволяло ему, крестьянину, нормально воспроизводить свое хозяйство.
В XVI в. Россия, как и вся Европа, испытала на себе катаклизмы первого финансового кризиса в мире, связанного с «революцией цен». Дешевое американское золото, хлынувшее в Европу, внесло много изменений в сложившуюся кредитно-финансовую систему. Инфляция, падение фиксированных рентных доходов земельной аристократии и реальных доходов крестьян и работных людей, кризис хрупкой кредитной системы — вот последствия этого явления для России. К 1530-м гг. покупательная способность рубля понизилась по сравнению с концом XV в. на 25%, к концу XVI в. — на 75%. При Иване /^правительство было вынуждено провести в 1535 г. денежную реформу, образовав, по существу, единую денежную систему всей России (хотя первая небезуспешная попытка была осуществлена Иваном III).
В 1537 г. правительство создало центральное финансовое ведомство — Казну (или Казенный приказ). В 1540-х гг. была осуществлена общая перепись населения и установлена единая поземельная окладная единица — соха. Соха — это примерно 400 десятин в служилых землях и 300 — в монастырских и церковных.
Во второй половине XVI в. были созданы новые центральные финансовые учреждения: Большой приход, ведавший централизованными финансами, и Четверти («Чети»), ведавшие финансами местными, а также Разряд, ведавший денежными сборами, введенными взамен кормлений. В конце века работа новых финансовых учреждений позволила лишить вотчинников их финансового иммунитета: теперь все денежные потоки находились под контролем московского правительства.
XVII в. принес России не только новые финансовые трудности, связанные с голодом 1601 — 1603 гг. и Смутным временем, но и обновление всей финансовой системы. Взойдя на престол, Михаил Романов вводит новые налоги: ямские деньги (на содержание почтовой связи), «хлебные запасы ратным людям на содержание»; новые косвенные налоги (таможенные, кабацкие). В течение всего XVII в. при чрезвычайных обстоятельствах, а их было много, собирали принудительные долевые налоги (пятая, десятая, двадцатая деньга), впервые примененные по инициативе К. Минина в 1614 г. В 1620— 1632 гг. была проведена очередная налоговая реформа: было введено подворное налогообложение вместо поземельного.
Знаменателен в финансовой истории России 1623 г.: впервые была составлена «большая годовая смета» — первый российский государственный бюджет. Основной смысл финансовых реформ сводился к одному — увеличить поступления в казну. Это стало национальной традицией России. Война, армия, госаппарат и двор, наконец, строительство казенных мануфактур — вот, собственно, и все статьи расхода «бюджета». Никаких социальных программ тогда не было и в помине. В 1640-е гг. начался невероятный рост прямых налогов. В это трудно поверить, но владельческая соха стала платить до 1700 руб., тогда как в XVI в. платила 10—20 руб. Хотя деньги и подешевели вдвое, все равно рост поразительный. Сумма и косвенных налогов, поступивших в казну в 1642 г., увеличилась по сравнению с 1613-м в 10 раз. Добавим, что денежные оброки за тот же период выросли в 5 раз. И тот факт, что крестьяне и городское тяглое население выдерживало такой налоговый пресс, лишний раз показывает, что в прошлые периоды налоговое обложение было вполне по силам основным плательщикам, а резервы непосредственных производителей и торговцев к 1640-м гг. не были исчерпаны. В то же время рост налогов сужал потребительские возможности трудящегося населения и инвестиционные возможности молодого российского бизнеса. В конечном счете в стране не оставалось простора для развития внутреннего рынка и формирования эффективного спроса.
В поисках доходов казна осуществляла различные манипуляции с деньгами, иногда очень рискованные. Так, во второй половине XVII в. иностранные монеты — «ефимки» — принимались в качестве платежного средства исключительно по пониженному курсу, по 14 алтын. Потом их переплавляли и чеканили русскую монету на 21 алтын 2 деньги. От этой операции казна получала прибыль в 55—60%. В связи с войнами с Польшей и Швецией казна пыталась выпустить медные деньги, приравняв их к серебряным.
В 1678—1679 гг. были составлены новые переписные книги и установлен двор как единица прямого налогообложения. В 1680 г. был впервые составлен «нормальный» бюджет страны. Были установлены три главных налога:
• оброчная подать;
• стрелецкие деньги;
• ямская и полоняничная деньга (предназначенная на содержание почтовой связи и выкуп взятых в плен русских воинов).
Но спокойно жить России не дали: пришел Петр Алексеевич. И все удачи, и все неудачи в политической жизни России при Петре оборачивались ростом налогов. Совершив в 1695 г. неудачный Азовский поход и задумав строить русский флот (кто за это бросит камень в память царя!), Петр тут же обложил податное население морской повинностью: объединив всех крестьян в «кумпанства» по 8000 дворов, он от каждой такой, с позволения сказать, компании потребовал по одному линейному кораблю. Так было построено 35 кораблей. Кроме того, 12 судов оплатили посадские.
В 1699 г. Петр взялся за сбор недоимок, начав с городов. Была даже создана специальная Бурмистрская палата, которая и занималась «выколачиванием» (в самом буквальном смысле слова) долгов. В 1701 г. еще одно новое учреждение — Ближняя канцелярия — стала заниматься составлением и исполнением бюджета.
Дальше началась настоящая финансовая вакханалия: порча серебряной монеты под видом денежной реформы; инфляционная эмиссия; установление государственной монополии на соль, табак, деготь, рыбий жир, ворвань, щетину; рост поборов и повинностей; невероятное даже для России количество прямых и косвенных налогов... Налоги устанавливали так: выясняли примерно необходимую сумму расходов, потом — по результатам переписей (1678 и 1710 гг.) — количество дворов или душ тяглового населения, а потом разверстывали искомую сумму на все тягловое население.
Доходность хозяйственной деятельности не учитывалась. Правительство искало не столько справедливую, сколько простую и удобную для себя форму обложения. Не гнушались при этом и подтасовкой фактов: если, например, перепись 1710 г. показывала уменьшение количества дворов в какой-то области, то брались данные 1678 г., а если увеличение — данные последней переписи.
В 1719 г. в России была введена подушная подать — самая несправедливая система налогообложения. При этом землевладельцы стали ответственными за подати крестьян, что ставило имущество крестьян в абсолютно не защищенное от произвола положение.
Естественно, что доходы казны к 1724 г. увеличились по сравнению с 1701-м в 2,8 раза, но какой ценой! Ведь расходы росли еще быстрее. Бюджет был перманентно дефицитным. Петр не брал кредитов за рубежом, но государственный долг перед своим народом никто никогда так и не возместил. Справедливости ради скажем, что и недоимки тоже никогда не были взысканы, хотя в 1733 г. был учрежден специальный Доимочный приказ.
Последующие семь царств (Екатерина I, Петр II, Анна, Елизавета, Петр III, Екатерина II и Павел I) не только не смогли исправить финансовое состояние государства, но и постоянно ухудшали его.
К XVIII в. в России не было создано и полноценной банковской системы. Видимо, страна не очень и нуждалась в коммерческом кредите. Новые финансовые учреждения были созданы Екатериной II для осуществления операций с введенными в обращение бумажными деньгами — ассигнациями (1769). Ассигнационный банк и его конторы в городах выполняли и другие банковские функции, в том числе выдавали кредиты. В 1786 г. был организован Государственный заемный банк. Помещики пользовались кредитами в непроизводительных целях, закладывали поместья, земли и крестьян, многие разорялись. Молодая промышленная и торговая буржуазия более производительно пользовалась дешевым государственным кредитом, но спрос на заемный капитал был недостаточен для широкого развития банковской сети. К тому же государство не допускало и мысли о развитии частного сектора в банковской сфере. И в XIX в. в России господствовала старая меркантилистская мысль: государству нельзя выпускать из своих рук денежное обращение.
В 1769 г. Екатерина II получила первый в истории России государственный заем в Голландии, открыв тем самым традицию размещения русских ценных бумаг за границей.
XIX в. принес ухудшение положения в финансовой и кредитной сферах. К 1825 г. государственные долги выросли настолько, что их обслуживание поглощало 15% всего бюджета. Ассигнации безудержно инфлировали. Проекты создания акционерных коммерческих банков М.М. Сперанского и адмирала Н.С. Мордвинова не нашли понимания ни в правительстве, ни в обществе. А предложение Сперанского ради спасения бюджета обложить налогом земельную собственность стоило ему карьеры.
Успешнее действовали на финансовом рынке России иностранцы. Учреждения, выдававшие ссуды под залог, не были полноценными банками. Скорее, это были меняльные и ломбардные конторы. Но история сохранила имена Штиглица, Юнкера, Якоби, Гинзбурга и других иностранных дельцов, так или иначе способствовавших развитию финансового рынка страны. Был среди них и представитель серьезного банка Ротшильдов Кенгер. В 1857 г. в стране насчитывалось около 15 частных учреждений банковского типа. Так что, если у россиянина было что оставить в залог, он всегда мог получить кредит.
В 1839—1841 гг. под руководством министра финансов Е.Ф.Кан-крина была проведена денежная реформа: в обращение были введены кредитные деньги, обеспеченные полновесной серебряной монетой, вместо обесцененных ассигнаций. Денежная система обрела определенную устойчивость, по крайней мере до Крымской . войны 1853—1856 гг. Более длительный срок стабилиза