Как социально-экономическая система

Современной России

Природа сложившейся в постсоветской России социаль­но-экономической системы — этакратизм в новой фазе его раз­вития. Капитализм — царство частной собственности. Что ка­сается неоэтакратизма, то в нем господствует принципиально другой тип собственности. Ее называют приватизированной, что по смыслу слова является синонимом частной, однако она представляет собой вполне оригинальное явление и по ряду существенных признаков совершенно ей противоположна. Частная собственность носит производительный, созидающий характер. Частным здесь является не только присвоение соб­ственности, но и ее производство. При этом норма — преобла­дание производства над присвоением. В современной России принцип «частности» действует в основном в сфере присвое­ния, которое отнюдь не лимитировано производством. Через присвоение приватизаторы, как правило, овладели ресурсами, в создании которых они не принимали никакого или почти никакого участия: имущество, накопленное трудом многих поколений, природные ресурсы, бюджетные средства. Ничего удивительного в том, что нашим олигархам было практически невозможно защитить свою собственность от государственно­го деспотизма, поскольку, в принципе, эта собственность была ничьей, как в советское время.

Капиталистическая частная собственность универсальна. Она является достоянием всех — будь то хотя бы собственность на свою рабочую силу, на свои интеллектуальные способности, на свое жилище и т.д. «Приватизированная» собственность — достояние немногих. Как и ее предшественница, корпоратив­ная собственность советской номенклатуры, она представляет собой сословную привилегию правящего слоя. Современный капитализм и новый российский строй не просто далеки друг от друга, они антиподы.

Деградация малого и среднего бизнеса, постоянное иг­норирование прав профессионалов на интеллектуальную соб­ственность, незащищенность труда — главной собственности

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

рабочих — не случайные факты. Они являются не ошибками го­сударственной политики, а органичной чертой экономической системы, либеральной по форме и стейтистской по содержанию, с ограниченной независимостью частных бизнесменов.

Устойчивость неоэтакратических отношений отраже­на в функционировании институтов собственности, где от­ношения «власть — собственность», весьма характерные для данного типа общества, проявились в новой оболочке. Еще в ранние времена президентства Б.Н. Ельцина приватизация собственности и финансов причудливо сочеталась с укрепле­нием номенклатурного характера аппарата государственной власти. Не в силах в течение 1990-х гг. легально конкурировать с частным бизнесом по уровню заработной платы, государство воссоздало систему привилегий для высшего и среднего.управ-ленческого звена. Так, владения Управления делами президен­та значительно превысили собственность Управления делами ЦК КПСС, а степень контроля за использованием дач, автома­шин, учреждений медицины, охраны и т.п. значительно снизи­лась [Вишневский, 2006; Сакс, 1994].

В 2000-е гг. окончательно сформировались доминирую­щие модели поведения, характерные для нового этапа в разви­тии отйошений «власть — собственность» и «приватизирован­ной собственности». Одним из таких явлений можно назвать возникновение компаний с преимущественно государствен­ными активами и миноритарными акционерами. Это так на­зываемое частно-государственное партнерство. Привлечение частного капитала (часто символическое) используется этими корпорациями для управления огромными активами стоимо­стью в десятки и сотни миллиардов долларов без какого-либо контроля со стороны формального владельца — российско­го народа, чьи интересы должна представлять Дума или пра­вительство. Абсолютный контроль над подавляющей частью национального богатства (другими словами, его присвоение) сосредоточен в руках государственных чиновников и их ис­полнительных директоров — менеджеров этих корпораций [Илларионов, 2006, с. 16-17].

Правящий слой бюрократии намеренно укрепляет свои по­зиции как собственника в стратегических отраслях экономики. Этот процесс начался в 2003—2005 гг. с применения судебных

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

процедур, согласованных действий налоговых органов и проку­ратуры (пример — ЮКОС) и путем покупки ранее приватизи­рованных активов (примеры — «Сибнефть», ОАО «АвтоВАЗ»). Тогда же, в 2005 г., президент В.В. Путин выступил с инициа­тивой о формировании закрытого перечня отраслей или объ­ектов, которые должны находиться под «преимущественным контролем отечественного, в том числе государственного, ка­питала» [Послание Президента..., 2005, с. 22-23]. По оценке известного экономиста В.А. May, «...трудно трактовать случай ЮКОСа как менее затратный для государства. "Дешевая" по­купка "Юганскнефтегаза" породила намного более негативную реакцию среди инвесторов и граждан, чем "дорогая" покупка "Сибнефти". Если учесть потери в репутации, то издержки дан­ной "дешевой" покупки могут оказаться весьма значительны­ми» [May, 2006, с. 17].

Особенно активно работа по созданию огромных госу­дарственных корпораций развернулась начиная с 2007 г. В мае 2007 г. был принят закон о создании банка развития с капита­лом в 250 млрд руб. В функции банка было вменено управление внешним и внутренним валютным долгом и пенсионными на­коплениями, поддержка приоритетных отраслей экономики, инвестиционная деятельность (Федеральный закон от 17 мая 2007 г. № 82-ФЗ «О банке развития»).

19 июля 2007 г. был принят Федеральный закон № 139-ФЗ «О Российской корпорации нанотехнологий» для реализации проектов создания перспективных нанотехнологий и наноин-дустрии с первоначальным капиталом в 130 млрд руб. В том же месяце, 21 июля, был принят Федеральный закон № 185-ФЗ «О Фонде содействия реформированию жилищно-комму­нального хозяйства», задачей которого является стимулиро­вание реформирования жилищно-коммунального хозяйства, расселения ветхого жилого фонда. Первоначальный капитал, выделенный государством этой корпорации, — 240 млрд руб. В том же году было запроектировано создание таких гигант­ских госкорпораций, как «Росатом», «Ростехнологии» (зада­ча — обеспечение разработок, производства и экспорта высо­котехнологичной продукции), «Автодор», «Росрыбфлот» и др. Все эти корпорации и были в скором времени созданы.

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Устроение этих госкорпораций не нашло еще глубого ана­лиза и исследования в отечественной литературе. Сторонники либерального направления отнеслись к процессам огосударст­вления столь значимых блоков национальной собственности весьма критически. Так, профессор Е.Г. Ясин считает, что чем больше подобных явлений, тем меньше у страны шансов стать развитой. Его, не без основания, беспокоит, что в стране сло­жилась кланово-корпоративная структура, в которой высшие слои бизнеса и бюрократии переплетены. Эта структура зако­стенела и чувствует себя гарантированной от потрясений на ближайшие 15 лет (Новая газета, 2007, 2-5 авг). Оппоненты (М.Г. Делягин, С.Ю. Глазьев и др.) считают, что только усилия государства и массированное государственное вмешатель­ство помогут России достигнуть наибольших экономических успехов. Их аргументы основаны на опыте «нового курса» Ф. Рузвельта, стран Юго-Восточной Азии, особенно Китая. В.В. Карачаровский убедительно доказал, что в современной России только государство в состоянии осуществить крутой поворот в сторону технологической модернизации отечествен­ной экономики, поскольку оно продолжает выступать в роли «верховного» капиталиста и может позволить себе сконцен­трировать крупные капиталы в руках немногих корпораций. Автор напоминает, что сложившийся в России за период пра-волиберальных реформ капитализм, основу которого состав­ляют связанные с государством крупные сырьевые монополии, пока демонстрирует себя только с худшей стороны, особенно если анализировать его влияние на процессы технологическо­го обновления национальных производительных сил страны [Карачаровский, 2006, с. 115-130].

Генеральный директор одной из новых госкорпораций («Ростехнологии») С. Ремезов следующим образом аргумен­тировал целесообразность их деятельности: «Создание госкор­пораций и госхолдингов — это не панацея даже в оборонно-промышленном комплексе. В экономике страны есть такие сектора, где реальна быстрая окупаемость вложенных средств и получение немалых прибылей. Туда охотно идет частный бизнес, и госкорпорации там не нужны. Однако существует

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

ряд отраслей: авиация, судостроение, машиностроение, где процесс окупаемости вложенных средств и тем более полу­чение дивидендов растягивается на многие годы. Вот здесь и необходимы госкорпорации и крупные холдинги. Иного пути у нас просто нет. Без концентрации всех ресурсов эти отрасли не выживут. Прежде всего предприятия ОПК должны прочно встать на ноги и конкурировать не между собой, а с ведущими мировыми производителями, чтобы закрепиться на мировом рынке со своей продукцией не только военного, но и граждан­ского назначения» (Известия. 2007. 28 дек.).

Но есть в жизнедеятельности российских госкорпораций аспекты, которые тревожат в равной степени и либералов, и государственников. Бюджетные деньги, которые попадают в госкорпорации, становятся частью их уставного капитала и пе­реходят в частную собственность. На этом, по существу, госу­дарственный контроль заканчивается. Очевидно, что мы име­ем дело со структурами, уже не принадлежащими государству. Бюджетные средства, которые попадают в госкорпорацию, фактически «растворяются» в ней. Это позволяет руководству корпорации самому выбирать, на что и сколько тратить денег, отчитываясь перед властью только по самым крупным проек­там. То есть менеджмент практически свободно распоряжается ресурсами госкорпорации, как если бы они были частными.

Реально госкорпорации — это частная собственность. Согласно определению из Общероссийского классификато­ра форм собственности, «частной собственностью является имущество, принадлежащее на праве собственности гражда­нам или юридическим лицам». При этом получение прибыли не является основной целью деятельности госкорпораций. Их задача — стимулирование развития соответствующего сектора экономики. Согласно законодательству, они носят некоммер­ческий характер. Госкорпорации никоим образом не замещают частный бизнес.

Добавим к этому, что согласно Федеральному закону от 12 января 1996 г. № 7-ФЗ «О некоммерческих организациях» «государственной корпорацией признается не имеющая член­ства некоммерческая организация, учрежденная Российской

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

Федерацией на основе имущественного взноса и созданная для осуществления социальных, управленческих или иных обще­ственно полезных функций. Государственная корпорация соз­дается на основании федерального закона.

Имущество, переданное государственной корпорации Российской Федерацией, является собственностью государ­ственной корпорации.

Государственная корпорация не отвечает по обязатель­ствам Российской Федерации, а Российская Федерация не от­вечает по обязательствам государственной корпорации, если законом, предусматривающим создание государственной корпо­рации, не предусмотрено иное (курсив наш. — О.Ш.)» (http:// www.consultant.ru/popular/ nekomerz/7 l_2.htm).

С особой прозрачностью консервация этакратических отношений сказалась на функционировании института соб­ственности, где в новой оболочке проявили себя ключевые для данного типа общества отношения «власть — собственность». Ни для кого не секрет, что идет процесс прямого сращивания власти и собственности. Третий президент Д.А. Медведев яв­лялся председателем совета директоров «Газпрома», одним из директоров которого состоял и бывший премьер-министр В.А. Зубков. Руководителем другой крупнейшей националь­ной корпорации «Роснефть» в течение длительного периода являлся заместитель руководителя администрации президента России И.И. Сечин и т.д.

Природа формирующейся социетальной системы прояви­лась и в политике по отношению к профессионалам — потен­циальному ядру нового среднего класса. В 2000-е гг. ресурсы государства и общества увеличились. С 2000 г. стала проявлять­ся устойчивая тенденция в государственной политике, осно­ванной на советской традиции взаимодействия между элитой и слабыми социальными группами в ущерб интересов среднего слоя. Дополнительные ресурсы были частично использованы для стабилизации и улучшения положения низших групп.

Подтверждением неэффективности социально-экономи­ческой системы позднего этакратизма, закрепившегося в России, являются основные экономические показатели. Попробуем со-

Глава 10. Трансформация социета-чьной системы постсоветской России

поставить итоги 2009—2010 гг. с последним уже не самым бла­гополучным предреформенным 1990-м г. В этом случае картина выглядит следующим образом. Объем ВВП 2008 г. (здесь и да­лее — по паритету покупательной способности) составил по от­ношению к 1990 г. 111,9%. Экономический кризис 2008—2009 гг. во многом поставил крест на надеждах руководства страны стать пятой по экономической мощи державой мира, обогнав при этом Германию. Но в 2010 г. Россия поделила 6—9-е места с Бразилией, Британией и Францией (у каждой ВВП по ППС при­мерно по 2,2 трлн долл.). При этом экономика России в 2010 г. была ниже, чем в 2008 г., на 4,2%, бразильской — выше на 7,3%. Кстати, у других конкурентов вообще никакого спада не было. Так, размер китайского ВВП в 2010 г. был на 20,3% выше, чем в 2008 г. (см.: Новая газета. 2011. 25 авг; [Аганбегян, 2011]).

Для сравнения приведем всего лишь один показатель. В 2008 г. по данным Всемирного банка все посткоммунисти­ческие страны Восточной и Центральной Европы превзош­ли ВВП предреформенных 1989-1990 гг. (Польша — в 2 раза, Чехия — на 43,1%, Венгрия — на 41,8%, Белоруссия на 69,5% и т.д., не говоря уже о Китае, где рост с 1990 г. составил 605%). Соответственно объем промышленного производства в России в благополучном в целом 2008 г. составил 81,2% от уровня 1990 г. По данным, собранным В.Л. Иноземцевым, в 2009 г. в России было произведено автомобилей на 44,3% меньше, чем в РСФСР в 1986 г., на 57% меньше цемента, в 14,5 раза меньше грузовых автомобилей, в 18 раз меньше гражданских самоле­тов, в 40 раз меньше тракторов [Абрамов, 2011, с. 58]. В то же время объем промышленного производства (по данным того же Всемирного банка) составил в Белоруссии 224% к 1990 г., в Чехии — 134,5; в Венгрии — 158,4% и т.д.; что же касается Китая, то здесь рост объема промышленного производства с 1990 по 2008 г. составил 853,3%.

Все эти показатели, особенно реальные доходы населения, оценивались в канун реформ их сторонниками как совершенно недостаточные, которые должны быть в ближайшее же время существенно повышены. И в этом виделся смысл реформ. Что же касается приватизации государственной собственности, от-

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

крытия отечественной экономики по отношению к внешнему миру, введения рыночных свобод во внутренних и внешних от­ношениях и т.д., то все эти меры по либерализации экономики предполагались лишь как средство, а не цель развития России. После 20 лет трансформаций можно уверенно сказать, что Россия не совершила переход к либеральной капиталистиче­ской экономике.

При этом трансформационный период 1990-х гг. привел нашу экономику не только к резкому уменьшению ее мас­штабов, но и к сильнейшим структурным деформациям. Спад производства в 1990-х гг. превысил аналогичные показатели Великой Отечественной войны. В стране была подорвана база высоких технологий и фундаментальной науки, прошла волна деиндустриализации. В ключевых отраслях промышленности спад превысил 70%. К концу 1990-х гг. по объему внешнего долга страна вышла на первое место в мире (более 1 тыс. долл. на душу населения) при федеральном бюджете, уступавшем в долларовом исчислении бюджету Греции или Финляндии, и при уровне федеральных расходов на образование, сопоста­вимом с бюджетом одного крупного американского универси­тета [Смолин, 2007, с. 55].

Оживление нашей экономики начиная с 1999 г. обеспечи­валось преимущественно экспортом энергоносителей и ростом торговли, а не наращиванием производства продукции с высо­кой добавленной стоимостью. По мнению многих аналитиков, технологические сдвиги в российской экономике приобре­ли явно регрессивный характер и выразились в деградации ее научно-производственного потенциала. Если в конце 1980-х гг. доля промышленных предприятий, ведущих разработку и внед­рение нововведений, составляла около ²/₃, то в 2000-е она ко­лебалась от 9,3 до 10,6% (типичный для развитых стран пока­затель — 70%). Интенсивность инновационной деятельности в обрабатывающей промышленности снизилась до 1%, а уровень инновационности продукции составил примерно 10%. В осно­ве лежат совершенно мизерные для стремящейся к модерни­зации стране расходы на исследования и разработки. Вот рас­чет динамики этих расходов в постоянных ценах 1995 г. Так,

Глава 10. Трансформация социетальной системы постсоветской России

в 1995 г. при сжавшемся до объемов Финляндии национальном бюджете Россия израсходовала основных средств на исследова­ния и разработки в размере 85 087,6 млн руб., из них на машины и оборудование — 26 505,8 млн. С 2000 г., как известно, начался бум цен на энергоносители и другие виды сырья, поставляемого Россией. Затраты на исследования и разработки при этом упа­ли (в постоянных ценах) в среднем в 2 раза на протяжении всех 2000-х гг. (в 2000 г. — 46 336,0 млн. руб.; в 2005 г. — 40 383,7 млн; в 2008 г. - 40 799,5 млн; в 2009 г. - 43 376,9 млн руб.). В печати же радовали цифры роста в так называемых действующих це­нах, призванные подтвердить модернизационную направлен­ность государственной политики. Доля наукоемкой продукции в структуре экспорта России составила в 2009 г. 9%, тогда как экспорте США — 23, Японии — 20, Германии — 16 и Китая — 31% [World Development Indicators..., 2011; Индикаторы, 2010, с. 77; Гохберг, 2011, с. 10; Глазьев, 2007, с. 31; Нарышкин, 2007, с. 53-54].

Либерализированная экономика постсоветской России приобрела неадекватную, архаическую социальную и по­литическую «оболочку». Столь неблагоприятный вариант трансформационных процессов явился следствием сложного переплетения исторических факторов, внутренней социально-политической ситуации и неблагоприятных внешних воздей­ствий. Для того чтобы добиться такого «успеха», правящие круги переломили демократическую активность масс, удержа­ли Россию от демократической революции, наподобие тех, что прошли в Венгрии, Польше, Чехии, странах, вставших на путь подлинно капиталистического и демократического развития. Как откровенно и точно высказался Б.Н. Ельцин, «в сентябре-октябре (1991 г.) мы прошли буквально по краю, но смогли убе­речь Россию от революции» (Российская газета. 1992. 20 авг).

Вернемся в этом контексте к событиям 1991-1993 гг. По форме они выглядели как захват власти буржуазией (или про-тобуржуазией). Лидерами выступали группы неолибералов во главе с Е. Гайдаром, А. Чубайсом, П. Авеном, К. Кагаловским и другими молодыми неофитами, зачислявшими себя в стан де­мократов. Но почему-то и вчерашние диссиденты, и демократы -

Часть 3. Тип общества и характер неравенства в России

шестидесятники оказались на обочине событий в отличие от вчерашних вполне благонамеренных представителей младшего поколения кандидатов в номенклатуру. Отечественные неоли­бералы своими героями и моделями политического поведения видели М. Тетчер и чилийского диктатора генерала А. Пиночета. Так что демократами они именовали себя безо всяких на то оснований. Воспользовавшись неопределенностью в расста­новке сил в ходе противостояния президента и парламента в августе—октябре 1993 г., неолибералы вооруженной рукой раз­громили (разогнали) Московский, Петербургский и районные советы этих городов, средоточие неорганизованных и неопыт­ных демократов. Однако процесс пошел даже не в сторону при­хода к власти термидорианской буржуазии. Проблема была в доминирующей линии развития. Неолибералы и «назначенные олигархи» были использованы властными структурами, контро­лируемыми вчерашней советской номенклатурой, для укрепле­ния позиции этой восставшей из руин советской системы вла­ствующей элиты. Одни из них даже пополнили номенклатурные ряды, другие послужили «кошельками» для подлинных хозяев страны на переходный период, т.е. до прихода к руководству России В. Путина и выходцев из силовых структур.

Не случайно, что контрольные позиции в процессе принятия решений и их осуществления на высших этажах власти в стране до­статочно быстро заняли представители динамичной части совет­ской номенклатуры, возглавленной Ельциным, Черномырдиным и К° (Петров, Шумейко, Скоков, Лобов и т.д.). Вчерашние секре­тари обкомов КПСС, офицеры КГБ оказались в ближнем окру­жении первого президента России. Через несколько месяцев они заняли позиции вице-премьеров и министров, руководителей ад­министрации президента. Символичным стал приход в качестве утвержденного парламентом и полностью поддержанного прези­дентом премьер-министра страны B.C. Черномырдина. Это был крупный советский чиновник, в прошлом член ЦК КПСС, ми­нистр нефтяной и газовой промышленности СССР, однозначно показавший себя сторонником приватизации государственной собственности в пользу номенклатуры.

Таким образом, после разгрома парламента осенью 1993 г., после принятия новой конституции стал оформляться социально-экономический и политический порядок — неоэтакратизм.

Глава 10. Трансформация социетальнои системы постсоветской России