Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

тропономического процесса (термин «антропономия» включа­ет два греческих слова — антропос (человек) и номос (закон)). Этот процесс определяется автором антрономической концеп­ции как целостный процесс производства, распределения и ис­пользования людей в классовой структуре общества [Bertaux, 1977].

Берто выдвинул в качестве основной задачи исследовате­ля анализ структуры общественных отношений, определяю­щих социальные траектории людей, т.е. человеческие судьбы. Существенными при этом оказываются два момента: начало этих траекторий, т.е. место семьи, где человек родился, в клас­совой структуре общества, а также кривая дальнейшей соци­альной жизни человека. При таком подходе проблема социаль­ной детерминации судеб людей может изучаться как проблема распределения людей по различным сферам социальной жиз­ни, или по различным уровням социальной стратификации. В частности, опираясь на надежные данные, Берто подтвер­дил, что шансы сына рабочего стать руководителем или лицом свободной профессии в 12 раз меньше, чем у выходцев из той же среды. Нельзя добиться равенства шансов при неравенстве условий жизни, заключает автор.

Сторонники антропономической концепции считали не­корректным определять социальное положение человека толь­ко по его виду занятия, необходимо учитывать индивидуальные характеристики человека, особенно его отношение к жизни, выполняемым функциям. Понятие «человек» при этом рас­сматривается не как отображение отдельной личности, а как элемент социальной группы. В связи с этим процесс антропо-номического распределения людей (ключевое понятие, означа­ющее распределение людей по разным социальным группам) -•• изучается не как сумма индивидуальных перемещений, а как система коллективных потоков, в известной мере питающих социальную стратификацию. А их невозможно изучать вне представления об этой стратификации как в общетеоретиче­ском, так и конкретно-историческом плане.

Какие же фундаментальные отношения предопределяют этот процесс распределения людей? П. Сорокин отводил ключе­вую роль семье и школе, М. Вебер — рынку труда. Но, по Берто, эти концепции ошибочны, так как, пройдя семью и школу, люди

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

вовсе не предоставлены своей собственной судьбе, напротив, направления траекторий их жизни в основном предопределены заранее, самим местом в мире труда и капитала.

Человек в своей жизни проходит этапы, которые харак­теризуются рядом разнородных понятий: рождение, выращи­вание, социализация, воспитание, обучение, рынок труда, мо­бильность, женитьба, потребление и др. Антропономический подход притязает на воссоздание этого единства. Суть заклю­чается в стремлении охватить противоречивое единство, со­ставляющее антропономический процесс, не на уровне его «продуктов» — людей, а на уровне исторически детермини­рованных социальных отношений. Здесь, в частности, важны социально обусловленные отношения в семьях, организация быта, досуга, жилой среды. Социальная политика государства в этой сфере направлена на внедрение определенной формы существования работников вне работы, которую можно опре­делить как «рабочебуржуазную форму».

Антропономический анализ раскрывает также ряд специ­фических механизмов, посредством которых различные классы воспроизводят себя в своих детях. Среди них четыре главных: передача капитала, обеспечивающая воспроизводство слоя ка­питалистов; наследование земли и мелких средств производ­ства, обеспечивающее воспроизводство крестьян, мелких тор­говцев и ремесленников; система образования, обеспечиваю­щая воспроизводство руководителей и лиц свободных профес­сий; и наконец отсутствие всех этих факторов, обеспечиваю­щее воспроизводство наемных работников.

Имея дело с человеческими судьбами, сложными жиз­ненными траекториями отдельных индивидов, все эти работы опираются преимущественно на результаты качественных эт­нографических исследований, глубина и тщательность кото­рых не может в полной мере возместить недостаток, связанный с тем, что полученные выводы, как правило, основаны на не­представительных данных и не могут быть распространены на общество в целом. (Примеры таких исследований см.: [Берто, 1997; Берто, Берто-Вьям, 1992; Bertaux, Tompson, 1997].)

Второй и не меньший по значимости удар по первона­чальной упрощенной схеме вертикальной социальной мобиль­ности, «органичной для открытого общества», нанес выдаю-

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

щийся британский социолог Дж. Годцторп. Он убедительно демонстрирует ограниченность обыденного представления, что выравнивание материальных условий жизни существенно сближает шансы на социальное продвижение выходцев из раз­ных социальных слоев/классов.

Результаты фундаментального исследования, проведен­ного знаменитой кембриджской группой социологов в составе Дж. Голдторпа, Д. Локвуда, Ф. Бечхофера, Дж. Платта в тече­ние 1960-х гг., четко обосновали и подтвердили на надежном эмпирическом материале суть характерологических различий между работниками физического и умственного труда и раз­веяли сложившийся в конце 1950-х гг. миф о сближении рабо­чего класса со средними слоями (см.: [Goldthorpe et al., 1968, 1969]). Распространению этого мифа способствовала ставшая, можно сказать, общепризнанной идея о принятии рабочими образа жизни и системы социальных норм и ценностей, прису­щих средним слоям. Голдторп и его коллеги выявили, что, не­смотря на улучшение благосостояния рабочих, стиль их жизни и отношение к работе существенно не изменились. Оказалось, что у представителей рабочего класса отличные от «белых во­ротничков» трудовые мотивы. Ими движут в основном лишь материальные факторы, а отнюдь не возможности карьерного роста, повышения социального статуса или иные социально-психологические стимулы. Многие рабочие стремились дать своим детям хорошее образование, но они руководствовались при этом не желанием повысить их социальный статус и ввес­ти их в «высший круг», а надеждами обеспечить им хороший заработок. Общественно-культурная жизнь «синих воротнич­ков» менее активна и разнообразна, свое внерабочее время они в большей степени склонны проводить дома в семейном кругу.

Рассматривая соотношение нового среднего класса и рабочих, английский социолог Э. Гидденс подтвердил идею Голдторпа и его соавторов относительно существенных раз­личий между обеспеченной квалифицированной частью рабо­чего класса и новым средним классом в характере социальной мобильности. Он выделил при этом следующие моменты. Во-первых, традиционное превосходство «белых воротничков» в отношении трудовых гарантий, которыми они обладали. Во-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

вторых, две эти категории имели разные модели динамики тру­довых доходов в течение трудовой карьеры. Для рабочих была характерна «понижающаяся» кривая доходов в отличие от «бе­лых воротничков», которым зачастую был гарантирован еже­годный прирост доходов. В дополнение к этому количество ра­бочих часов в неделю было больше у работников физического труда — в 1966 г. в Британии она составляла 44 часа, в то время как для «белых воротничков» — 38 часов. В-третьих, более зна­чительная доля работников умственного труда получала раз­личные дополнительные льготы — пособия по болезни, пен­сии, также в большинстве стран эти работники пользовались значительными налоговыми льготами [Giddens, 1995]. Гидденс отмечал, что заводской клерк в большей степени разделял усло­вия труда, характерные для более высоких менеджериальных позиций, нежели для цеховых рабочих. В то время как рабочие выполняли физически напряженную, изматывающую работу в цехах, клерки работали в относительно чистых помещениях, выполняя задачи, связанные просто с манипулированием сим­волами.

Но, возможно, что эти представления устарели? За про­шедшие десятилетия и качество обучения в школах для обыч­ных детей из обычных семей, и уровень жизни самих этих се­мей изменились к лучшему. Однако Голдторп продолжает и по­ныне утверждать, что XX в. не внес изменений в эту ситуацию, т.е. что классовая принадлежность по-прежнему решающим образом влияет на межпоколенную и карьерную мобильность молодого поколения. В одной из последних работ его последо­вателей Ричарда Брина и Меира Яиша была предпринята по­пытка разобраться в проблеме, прав ли Голдторп, что дистан­ции в уровне образования молодежи из различных социальных классов практически не изменялись на протяжении большей части XX в. [Breen, Yaish, 2006, р. 232-258].

Основной механизм, использованный для раскрытия мо­дели принятия семьями решений относительно образования детей, — «относительное неприятие риска». Это означает, что основной образовательной целью молодежи (и их семей) явля­ется достижение такого уровня образования, который позво­лит им достигнуть классовой ступени, как минимум, такого же

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

уровня, что и изначальная ступень их семей. Другие исследо­ватели нашли подтверждения этому аргументу (см.: [Need, de Jong, 2001; Davies, Heinesen, Holm, 2002]).

Авторы задались вопросом, почему дети с одинаковыми способностями и достаточными финансовыми ресурсами се­мьи, но разного классового происхождения принимают раз­ные образовательные решения. В пределах всех систем образо­вания существуют моменты, когда молодые люди стоят перед выбором: пойти по более или менее рискованному пути. Они приводят следующие примеры альтернатив: пойти по научно­му (рискованный) или профессиональному (менее рискован­ный) пути; остаться и продолжить обучение или вообще поки­нуть систему образования. Риск возникает в связи с тем, что от различного выбора зависит ожидаемая полезность, а также потому, что студенты, выбравшие более рискованный путь, возможно, так и не смогут его завершить.

Начиная с 1974 г. возраст обязательного обучения в школе составлял 16 лет. В этом возрасте исследуемые обычно сдают первые государственные экзамены и встречаются с первым в жизни выбором, с тремя основными альтернативами: поки­нуть школу и войти на рынок труда, покинуть школу и про­должить обучение в другом месте или продолжить обучение в школе. Следующая точка важного выбора в английской си­стеме образования возникает при окончании средней школы, обычно в 18 лет. В этом возрасте ученики, как правило, про­ходят государственные экзамены (продвинутый уровень) и делают второй основной выбор касательно карьеры. И снова перед ними предстают три основные альтернативы: покинуть школу и войти на рынок труда, покинуть школу и продолжить обучение в неуниверситетском профессиональном учебном за­ведении или поступить в университет.

Согласно предположениям авторов (Брина и Годдторпа), даже при близости способностей/даровитости молодого чело­века и финансовых ресурсов семьи классовое неравенство при осуществлении образовательных решений сохраняет свое вли­яние, и, таким образом, на принятие образовательных решений учащимися воздействуют три фактора — денежные средства семьи, способности учащегося и классовое происхождение.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Исследование подтвердило, что молодые люди различно­го классового происхождения ориентированы на разные по­роговые уровни образования, которых они стремятся достиг­нуть в качестве минимума. Восприятие оптимального уровня образования будет различаться, вызывая различия в склон­ностях при выборе альтернативных образовательных или не­образовательных вариантов карьеры. Это подтверждалось и наблюдениями авторов за занятием респондентами классовой позиции на первом месте работы, последнем месте работы к 23 годам и последнем месте работы к 33 годам. Были построе­ны таблицы вероятности классовой позиции в зависимости от достигнутого уровня образования. Отличительная особенность исследования состоит в прогнозе, который строится на данных о склонности детей из различных классов выбирать разные об­разовательные стратегии, даже если дети не различаются ни в личных убеждениях о возможности преуспевания в системе об­разования, ни в возможности оплачивать затраты на обучение.

Таким образом, как демонстрируют западные исследо­ватели, в современном мире образование играет особую роль как институциональный фактор социальной мобильности. У населения сформировалось представление о социальной мо­бильности «с помощью образования». Как отмечают авторы исследования 2000-х гг., проведенного в США и на Тайване, «...родители рассчитывают, что образование детей — это "пря­мая дорога" к успеху. В эру возрастающего уровня просвещения одним из критериев успешного отцовства и материнства явля­ется получение их ребенком как минимум не менее качествен­ного образования. Кроме того, ученые, изучающие социальное неравенство, считают, что родительские образовательные до­стижения устанавливают минимальный уровень достижений ребенка, потому что он сталкивается с физическими затрата­ми при ухудшающейся (относящейся к разным поколениям) мобильности. Однако в исследованиях достаточно редко про­буждается ясность этой идеи при анализе школьного развития» [Mare, Chang, Huey-Chi, 2006, p. 196].

Однако все иллюзии постепенно развеиваются. Образо­ванные работники в иерархии власти и собственности зани­мают те же позиции, что и их менее образованные родители.

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

Образовательная система также стратифицировалась, разде­лившись при формальном равенстве уровней (скажем, выс­шее) на элитарное, повышенное, «среднее» и с низким уров­нем. Поэтому современное образование скорее камуфлирует реальное неравенство, чем служит «лифтом» по выравниванию позиций. Формируются иллюзии, что на смену социальным причинам распределения власти и привилегий приходят (под­меняют их) «естественные» причины, связанные с индивиду­альными природными способностями людей. Пополнение правящего класса из лучших представителей всех слоев обще­ства, теоретически, казалось бы, не представляющее проблемы в наиболее открытой системе, на самом деле никогда не было реализовано, так как господствующие обычно стремятся со­хранять максимальный контроль над социальными благами, выдвигая барьеры законов и обычаев для сокращения возмож­ностей продвижения выходцам из низов. При этом, естествен­но, возникают дилеммы, вытекающие из понимания пользы, какую могут принести исключительно способные члены низ­ших страт, если их допустить в верхние слои, и какую послед­ним принесет социализация этих людей, или из понимания того, что максимальная закрытость правящего класса делает его неспособным к решению задач, стоящих перед обществом; наконец, из того, что при высокой степени закрытости верхов неизбежно появляются диссиденты, возникает угроза револю­ционного движения. Разница между открытыми и закрытыми обществами в этом плане лишь в большей или меньшей остро­те проблемы соотношения между потребностью общества в неограниченной мобильности его членов и возможностью, предоставляемой правящим классом.

Третий, современный этап в анализе социальной мобиль­ности и определении ее места в трансформации социально-экономических отношений в постиндустриальном мире еще не сформировался. Речь, пожалуй, может идти лишь о наме­чающихся трендах.

В 1990-е — начале 2000-х гг. интерес западных исследо­вателей к анализу социальной мобильности в своих странах в значительной мере упал в связи с относительной устойчи­востью этих обществ на протяжении последних десятилетий.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Однако исследования продолжились, причем наиболее ин­тересные из них носили межстрановой сравнительный ха­рактер или охватывали значительный исторический период (см.: [Warren, Hauser, 1997, p. 561-572; Wright, 1997; Vermeulen, Perlmann, 2000; Di Prete, 2002; Vallet, 2004; Kohn, 2006; Olsen, Griffen, Jones, 2010; и др.]).

Проблемное поле современных работ в этой области в зна­чительной степени сосредоточено на исследовании динамики социальных структур трансформирующихся обществ. Такова, например, работа Хироши Ишиды и группы соавторов [Ishida, Muller, Ridge, 1995], которые осуществили сравнительное ис­следование восьми развитых европейских и двух восточноев­ропейских стран. Авторами было выявлено существование ха­рактерных особенностей воспроизводства разных социально-профессиональных слоев, а также проанализированы различия в социальном воспроизводстве в странах бывшего социалисти­ческого лагеря по сравнению с капиталистическими. Среди современных западных работ следует также отметить исследо­вания Виктора Ни и Янджи Биана (см.: [Nee, 1991, 1996; Bian, 2002]), в которых анализируются трансформационные про­цессы в китайском обществе, а также работу Эндрю Вальдера [Walder, 1995], который на примере рассмотрения китайского общества анализировал проблему вертикальной мобильности, приводящей индивидов на верхние позиции в социальной ие­рархии трансформирующихся обществ социалистического типа. Помимо этого проблеме изучения социальной мобиль­ности и социального воспроизводства в постсоциалистических странах, в том числе и в России, уделяется внимание в дру­гих интересных работах (см.: [Adamski, Machonin, Zapf, 2002; Gerber, 2002; Gerber, Hout, 2004; и др.]).

В одной из последних фундаментальных публикаций по рассматриваемой проблематике «Mobility & Inequality: Frontiers of Research from Sociology & Economics» [Morgan, Grusky, Fields, 2006] большой группой специалистов предпринята попытка объединить сугубо социологический и экономический ракур­сы. В противовес доминирующему уже несколько десятилетий эмпиризму в исследованиях социальной мобильности авторы обращают особое внимание на конструирование теоретиче-

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

ских моделей, адекватно описывающих социальную реаль­ность (см.: [Grusky, Weeden, 2006, p. 85-108; Goldthorpe, Knight, 2006, p. 109-136; Abbott, 2006, p. 137-164]).

В контексте возможных направлений для дальнейших ис­следований социальной мобильности авторы ставят вопрос о необходимости развития комплексного взгляда на динамику социальных структур, структур неравенства. Они предлага­ют обогатить существующее научное поле за счет включе­ния в анализ макроэкономических факторов, среди которых наиболее значимыми представляются тенденции в развитии национальных и международных рынков труда, социально-экономические трансформации как в постсоциалистических, так и развитых капиталистических странах (появление новых типов «капитализма»), развитие новой мировой системы эко­номических отношений (глобализация) и т.д. (см., в частности, статью: [Morgan, 2006, р. 3—20]). Ряд статей содержит под­тверждение тому, что в развитых обществах уменьшающееся равенство возможностей приводит к возрастающему реально­му неравенству в построении карьеры (см., в частности: [Jencks, Tach, 2006, p. 23-58; Dardonni et al, 2006, p. 59-84]).

С особой позиции подошел к проблеме социальной мо­бильности Эндрю Аббот [Abbott, 2006, р. 137-161]. Он обратил внимание на возрастающую сложность наложения индивиду­альных карьер и межпоколенной передачи занятий/профессий и разделения труда. С одной стороны, жизнь индивида сама по себе обладает устойчивыми чертами и определенным темпом изменений. С другой стороны, структуры рабочих мест обла­дают собственным темпом изменений. При изучении мобиль­ности наша задача — осмыслить взаимовлияние двух таких ди­намичных структур. При этом Э. Аббот признает, что важность исследования социальной мобильности следует из политиче­ской значимости вопросов равных возможностей в либераль­ных обществах, а не из научной важности мобильности для по­нимания структуры занятости.

История занятий показывает, что одни и те же по назва­нию занятия в связи с переменами в разделении труда за пе­риод даже в 30 лет содержательно различны. Связать пози-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

ции занятости за 50-летний интервал часто невозможно, дело в неидентичности занятий/профессий по их содержанию. Наконец, почти для любой профессии необходимы данные о ее «демографической продолжительности». Например, с демо­графической точки зрения врач — профессия, а работник ре­сторана быстрого питания — лишь ступень, период жизни.

Вопрос о раскрытии проблемы социальной мобильности затруднен неустойчивостью во времени характера структур, в которых мы рассматриваем детей и родителей. Традиционное же решение этой проблемы — агрегирование до более устойчи­вых единиц — в определенной степени искажает предмет ис­следования. Ранее проведенные исследования показывают, что при объединении занятий в крупные группы или ранжирова­нии занятий по престижу огромное количество занятий слож­но отнести к одному классу. Кроме того, необходимо различать смену занятий и смену работодателя.

Аббот отмечает, что межпоколенная мобильность затраги­вает сравнение карьерных траекторий родителя и его ребенка. Но должен ли вид занятия родителя фиксироваться на опреде­ленный момент, или мы может ограничиться вопросом вроде «кто твой отец по занятию/профессии?». Чаще всего вопросы по мобильности направлены на установление того, превзошли ли дети родителей, и решаются они сравнением вида занятия роди­теля в одной точке с видом занятия ребенка в другой точке.

Исследователи сталкиваются с серьезнейшими пробле­мами при изучении карьерной мобильности. Не случайно, что это направление изысканий почти прекратилось за последние четверть века. Одна из сложностей — сравнительные темпы развития карьер и режимов рынка труда. Большинство пола­гает, что факторы, влияющие на мобильность в течение рабо­чей жизни, экзогенны: например, со стороны спроса это могут быть технологические изменения, со стороны предложения — иммиграция и изменение уровня образованности. Мы можем агрегировать эти факторы в нечто, что назовем режимом рын­ка труда. Карьеры обычно зависят от этого режима. Надо от­метить, что режим рынка труда обычно меняется быстрее, чем карьеры. Типичная карьера длится примерно 40-50 лет, и за

Глава 6. Социальная мобильность в контексте проблемы равенства шансов

40 лет карьера непременно столкнется с изменениями заня­тий/профессий и, как минимум, одним изменением режима рынка труда в обществе, не говоря уже о менее значительных изменениях вроде технологии. То есть все карьеры находят­ся в меняющихся границах, зависящих от фундаментальных сдвигов в видах социальных сил, формирующих эти границы. Никто не мог завершить карьеру на примерно том же рынке труда, где он ее начинал. Из-за этого не вполне ясно, как мы можем рассматривать мобильность в концепциях карьер.

В качестве примера последствий недоучета характера и темпов изменений в структуре занятости в процессе стиму­лирования социальной мобильности как реализации равен­ства шансов в либеральном обществе Аббот останавливается на следующем, кстати говоря, значимом и для современного российского общества вопросе. Сейчас сильно растет доля выпускников колледжей, но намного меньше увеличивается количество рабочих мест, требующих выпускников колледжа. Родители и дети принимают решение о получении образова­ния, основываясь на информации об отдаче на образование в настоящее время, не задумываясь над тем, что эта отдача может резко упасть через 10 лет от чрезмерного предложения образо­ванных кадров. То есть уровень образованности рабочей силы зависит от эндогенного процесса с временными лагами. В ре­зультате отдача от образования оказывается экзогенной в том плане, что оценки родителей и детей с точки зрения мобильно­сти дадут нам рабочую силу, слишком образованную для пред­ложения рабочих мест, что приведет к резкому падению отдачи на образование. И на это все уйдет куда меньше времени, чем длится средняя карьера.

Таким образом, из изобилия западных изысканий в облас­ти социальной мобильности мы сочли наиболее ценными две кардинальных идеи. Первая — о наличии (наряду с социально-экономическими) культурных барьеров, ограничивающих воз­можности индивидуальных переходов к более высоким ста­тусным позициям из низших слоев. Тип культурной среды, в которой пребывает младшее поколение этих слоев, зачастую создает серьезные преграды для их восходящей мобильности.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

В то же время сближенность материальных условий существо­вания между рабочими и широкими слоями среднего класса приводит к тому, что нисходящая социальная мобильность принимает все большие масштабы в развитых западных стра­нах. Более того, чем демократичнее страны, чем более равные шансы предоставляет гражданам хорошо поставленная систе­ма образования, где, как, например, в Финляндии, нет деления на элитарное и общедоступное образование, тем значительно выше вероятность перемещений не только вверх, но и вниз по социальной лестнице. При этом чем более открытым является общество, тем меньше культурные преграды в связи с вырав-ненностью образования и, как следствие, тем больше выходцев из социальных низов попадает в средние и высшие слои. Это первый момент, который мы зафиксировали на основе изуче­ния международного научного опыта, обобщающего реальные практики развитых стран.

Вторая кардинальная идея, инициаторами которой яв­ляются такие видные ученые, как Дэниэл Белл, Мануэль Кастельс, Дэвид Груски и ряд других, — это проблема выдви­жения на первый план в системе вертикальной восходящей мо­бильности и формирования элит такого принципа социальной селекции, как меритократизм. Этот принцип порожден при­ходом на смену классовой системе индустриального общества постиндустриального, информационного (сетевого), в кото­ром классовая иерархия переплетается с усиливающейся ие­рархией по владению человеческим и культурным капиталами. В этом обществе и формируется меритократический принцип социальной селекции, при котором одаренные и хорошо обра­зованные люди реально получают преимущества в социальном продвижении.

Социальная инертность в большинстве современных об­ществ и на Западе, и на Востоке во многом задана стратегией воспроизводящих свое господство высших классов или их кон­сервативной части. Они используют в этих целях политическую систему, различные социальные институты (налогообложения, социального страхования и т.д.). Важную роль в этом отноше­нии выполняет и система образования.

Литературй к части 2

Аристотель. Политика: Соч.: в 4 т. Т. 4. М.: Мысль, 1983.

Ахиезер А.С. Личность рабочего и общественное воспроизвод­ство // Философия и культура. М.: ИМРД АН СССР, 1983.

Бауман 3. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002.

Бек У. Индивидуализация социального неравенства. К вопросу о детрационализации индустриально-общественных форм жизни // Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. М.: Прогресс-Традиция, 2000.

БертоД. Полезность рассказов о жизни для реалистичной и зна­чимой социологии // Биографический метод в изучении постсоциа­листических обществ / Под ред. В. Воронкова, Е. Здравомысловой. СПб.:ЦНСИ, 1997. №5.

БертоД., Берто-Въям И. Семейное владение и семья // Социоло­гические исследования. 1992. №12.

Бессудное А.Р. Средний класс и неформальный трудовой кон­тракт в России // X Международная научная конференция по про­блемам развития экономики и общества. Т. 3. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2010.

Богданов А.А. Тектология. Всеобщая организационная наука. Т. 1, 2. М.: Экономика, 1989.

Брукинг Э. Интеллектуальный капитал. Ключ к успеху в новом тысячелетии. СПб.: Питер, 2001.

Валлерстаин И. Конец знакомого мира. Социология XXI века. М.: Логос, 2003.

ВасильевЛ.С. История Востока. Т. 1. М.: Высшая школа, 1994.

Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 1990.

Вебер М. Класс, статус и партия // Социальная стратификация / Отв. ред. С.А. Белановский. Вып. I. M., 1992.

Вебер М. Основные понятия стратификации // Социологические исследования. 1994. № 5.

Дэвис К., Мур У.Е. Некоторые принципы стратификации // Структурно-функциональный анализ в современной социологии: Информационный бюллетень ССА. Сер. Переводы и рефераты. № 6. Вып. I. M., 1968.

Иноземцев В. Глобализация и неравенство: что — причина, что — следствие? // Россия в глобальной политике. 2003. Т. 1. № 1.

Кастельс М. Информационная эпоха. Экономика, общество и культура / Пер. с англ.; под ред. О.И. Шкаратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000.

Кастельс М. Галактика Интернет. Размышления об Интернете, бизнесе и обществе / Пер. с англ.; под ред. В. Харитонова. Екатерин­бург: У-Фактория, 2004.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Кастельс М., Химанен П. Информационное общество и го­сударство благосостояния. Финская модель / Пер. с англ.; под ред. Б. Кагарлицкого. М.: Логос, 2002.

Ключевский В.О. История сословий в России. Пг.: Литературно-издательский отдел Комиссариата народного просвещения, 1918.

Колодко Гж. Мир в движении. М.: Магистр, 2009.

Кругман П. Кредо либерала. М.: Европа, 2009.

Крыштановская О. В. Бизнес-элита и олигархи: итоги десятиле­тия // Мир России. 2002. № 4.

Кудрявцев М.К. Кастовая система в Индии. М.: Наука, 1992.

Левада Ю.А. Некоторые проблемы системного анализа об­щества в научном наследии К. Маркса // Маркс и социология. Информационный бюллетень ССА. № 3. М., 1968.

Ленин В.И. Поли. собр. соч. 5-е изд. Т. 39. М.: Госполитиздат, 1970.

Макиавелли Н. Государь. М.: Эксмо-Пресс; Харьков: ФОЛИО, 2001.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 4. М.: Госполитиздат, 1955. , Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. М.: Госполитиздат, 1961. _v Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 28. М.: Госполитиздат, 1962.

МедушевскийА.Н. Демократия и авторитаризм: российский кон­ституционализм в сравнительной перспективе. М.: РОССПЭН, 1998.

Миллс Р. Ч. Высокая теория (Mills W.C. The Sociological Imagination. Ch. 2. Grand Theory. N.Y., 1959) // Информационный бюллетень ССА. № 6. Вып. 2. М.: ИКСИ РАН, 1970.

Миллс Р.Ч. Социологическое воображение / Пер. с англ. М.: NOTABENE, 2001.

Милюков П.Н. Историк, политик, дипломат. М.: РОССПЭН, 2000.

Нуреев P.M., Рунов А. Россия: неизбежна ли деприватизация? (феномен власти-собственности в исторической перспективе) // Вопросы экономики. 2002. № 6.

Парсонс Т. Система современных обществ / Пер. с англ. М.: Аспект Пресс, 1998.

Платон. Государство (http://www.gummer.info/Bogoslov/Philos/ Platon).

Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. I: Чары Платона. М.: Международный фонд «Культурная инициатива», 1992.

Радаев В.В. Типы стратификационных систем // Радаев В.В., Шкаратан О.И. Социальная стратификация. М.: Аспект Пресс, 1996.

Россия и страны — члены Европейского союза. 2003: Стат. сб. М.: Госкомстат России, 2003.

Сорокин П.А. Человек, цивилизация, общество. М.: Политиздат 1992.

Сорокин П.А. Система социологии. Т. 1: Социальная аналитика. 2-е изд. М.: Наука, 1993.

Литература к части 2

Сорокин П.А. Общедоступный учебник социологии. Статьи раз­ных лет. М.: Наука, 1994.

Тшкиджиев Н. Средна класа и социална стратификация. София: ИК «ЛИК», 2002.

Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек. М.: ACT, 2004.

Химанен П., Кастельс М. Информационное общество и государ­ство благосостояния. Финская модель. М.: Логос, 2002.

Хинкл Р.Ч. мл., Басков А. Социальная стратификация в перспек­тиве. Современная социологическая теория в ее преемственности и изменении. М.: Изд-во иностр. лит-ры, 1961.

Хрящева А. К вопросу об условиях образования классов // Вестник статистики. 1922. Кн. XII. № 9—12.

Черникова Т.Е. Средневековое землевладение и проблемы фео­дализма в русской истории // Общественные науки и современность. 2005. № 5.

Шкаратан О.И. Социально-экономическое неравенство и его воспроизводство в современной России. М.: ОлмаМедиаГрупп, 2009.

Ястребов Г. Характер социально-экономической дифферен­циации населения: сравнительный анализ России и Европы // Мир России. 2010. №3.

Aaronovitch S. The Ruling Class. A Study of British Finance Capital. L.: Lawrence and Wishart, 1961.

Abbott A. Mobility: What? When? How? // Morgan S.L., Grusky D.B., Fields G.S. (eds). Mobility and Inequality: Frontiers of Research in Sociology and Economics. Stanford: Stanford University Press, 2006.

Adamski W., Machonin P., Zap/ W. (eds). Structural Change and Modernization in Post-Socialist Societies. Hamburg: Reinhold Kramer Verlag, 2002.

Anderson C. The Political Economy of Social Class. Englewood Cliffs, NJ.: Prentice-Hall Inc., 1974.

Auletta K. The Underclass. Woodstock: Overlook Press, 1999.

Barber B. Social Stratification. A Comparative Analysis of Structure and Process. N.Y.: Harcourt, Brace & World, 1957.

Bauman Z. The Individualized Society. Cambridge, Maiden, Oxford: Polity Press, Blackwell Publishers, 2001.

Beck U. The Risk Society: Towards a New Modernity. L.; Thousand Oaks; New Delhi: Sage Publications, 1992.

Bell D. The Coming of Post-industrial Society. A Venture in Social Forecasting. N.Y.: Basic Books, 1973.

Bergman M.M., Joye D. Comparing Social Stratification Schemas: CAMSIS, CSP-CH, Goldthorpe, ISCO-88, Treiman and Wright. Cam­bridge, 2001.

Bertaux D. Destins personnels et structure de classe. P.: Presses Universitaires De France, 1977.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Bertaux D., Tompson P. Pathways to Social Class: A Qualitative Approach to Social Mobility. Oxford: Clarendon Press; N.Y.: Oxford University Press, 1997.

Bian Y. Chinese Social Stratification and Social Mobility // Annual Review of Sociology. 2002. No. 28 (1).

Blau P. M. Parameters of Social Structure // American Sociological Review. 1974. No. 39 (5).

Blau P.M., Duncan O.D. The American Occupational Structure. N.Y.: John Wiley & Sons Inc., 1967.

Bourdieu P. The Education System and the Economy: Titles and Jobs // Lemert C.C. (ed.). French Sociology. Rupture and Renewal since 1968. N.Y.: Columbia University Press, 1981.

Bourdieu P., Passeron J.C. Reproduction in Education. Society and Culture. L.: Sage, 1977.

Breen R. (ed.). Social Mobility in Europe. Oxford, N.Y.: Oxford University Press, 2004.

Breen R., Yaish M. Testing the Breen-Goldthorpe Model of Educational Decision Making // Morgan S., Grusky D., Fields G. (eds). Mobility & Inequality: Frontiers of Research from Sociology & Economics. Stanford: Stanford University Press, 2006.

Burnham D. The Managerial Revolution. N.Y., 1941.

Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. III. The End of Millennium. Oxford: Blackwell Publishers, 1998.

Castells M. Communication Power. Oxford: Oxford University Press, 2009.

Castells M. The Transformation of Work and Employment: Networkers, Jobless and Flex-timers // Castells M. The Information Age: Economy, Society and Culture. Vol. I: The Rise of The Network Society. 2nd ed. Cambridge, Oxford: Blackwell Publishers, 2010.

Centers R. The Psychology of Social Class. A Study of Class Consciousness. Princeton: Princeton University Press, 1949.

Chan T.W., Goldthopre J.H. Class and Status: The Conceptual Distinction and its Empirical Relevance // American Sociological Review. 2007. No. 72 (4).

Dardonni V., Fields G.S., RoemerJ., Puerto M.L.S. How Demanding Should Equality of Opportunity Be, and How Much Have We Achieved? // Morgan S.L., Grusky D.B., Fields G.S. (eds). Mobility and Inequality: Frontiers of Research in Sociology and Economics. Stanford: Stanford University Press, 2006.

Darendorf R. Class and Class Conflict in Industrial Society. L.: Routledge & Kegan Paul Ltd, 1976.

Davis K., Moore W. Some Principles of Stratification // American Sociological Review. 1945. No. 10.

Davies R., Heinesen E., Holm A. The Relative Risk. Aversion Hypothesis of Educational Choice// Population Economics. 2002. No. 15 (4).

Литература к части 2

Di Prete T.A. Life Course Risks, Mobility Regimes and Mobility Consequences: A Comparison of Sweden, Germany, and the United States//American Journal of Sociology. 2002. No. 108 (2).

Duberman L. Social Inequality: Class and Caste in America. N.Y.: Lippincott Williams & Wilkins, 1976.

Dunkan O.D. Socioeconomic Index for all Occupations // Reiss Jr. (ed.). Occupations and Social Status. N.Y.: Free Press Glencoe, 1961.

Edwards A.M. A Social-Economic Grouping of the Gainful Workers of the United States // Journal of the American Statistical Association. XXVIII. 1933. Dec.

Edwards A.M. A Social-Economic Grouping of the Gainful Workers of the United States. Washington, 1938.

Erikson R., Goldthorpe J.H. The Constant Flux: A Study of Class Mobility in Industrial Societies. Oxford: Clarendon Press, 1992.

Esping-Andersen G. The Three Worlds of Welfare Capitalism. Cambridge: Cambridge University Press, 1990.

Esping-Andersen G. (ed.). Changing Classes: Stratification and Mobility in Post-Industrial Societies. L.: Sage Publications, 1993.

Esping-Andersen G. Social Foundations of Postindustrial Economies. Oxford: Oxford, 1999.

Fainstein N. A Note of Interpreting American Poverty // Mingione E. Urban Poverty and the Underclass. Oxford: Blackwell Publishers, 1996.

Featherman D.L., Hauser R.M. The Process of Stratification: Trends and Analyses. N.Y.: Academic Press, 1977.

Fukuyama F. The End of History and the Last Man. N.Y.: Free Press, 2006.

Gerber T.P. Structural Change and Post-Socialist Stratification: Labor Market Transitions in Contemporary Russia // American Sociological Review. 2002. No. 67 (5).

Gerber T.P., Hout M. Tightening Up: Declining Class Mobility during Russia's Market Transition // American Sociological Review. 2004. No. 69 (5).

Gerth H.H., Mills C. W. (eds). From Max Weber. Essays in Sociology. N.Y., Oxford: Oxford University Press, 1958.

GiddensA. Profiles and Critiques in Social Theory. L.: Macmillan, 1982.

GiddensA. Sociology. Cambridge: Polity Press, 1991.

GiddensA. The Growth ofthe New Middle Class//Vidich A. (ed.). The New Middle Classes. Life-Styles, Status Claims and Political Orientations. L.: Palgrave MacMillan, 1995.

Goldthorpe J.H. On the Service Class, its Formation and Future // Giddens A., Mackenzie G. (eds). Social Class and the Division of La-bour(Essaysin Honourof Ilya. Neustadt). Cambridge: Cambridge University Press, 1982.

Goldthorpe J.H. Social Mobility and Class Structure in Modern Britain. 2nd ed. Oxford: Clarendon Press, 1987.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Goldthorpe J.H. A Response // Clark J., Modgil C., Modgil S. (eds). John Goldthorpe: Consensus and C