Стратификация информационных ' (постиндустриальных) обществ

Изучая проблемы социально-экономического неравенства в современном мире, необходимо, по-видимому, учитывать как общемировые тенденции, так и специфические особенности стран. Страны различаются как по социально-экономическому и политико-правовому устройству, так и по цивилизационной принадлежности и связанной с нею качественной специфи­ке всей системы жизнедеятельности. Здесь мы отметим лишь социально-экономические различия, обусловленные принад­лежностью к информационным обществам, к либеральным ин­дустриальным обществам, к трансформирующимся обществам, переживающим переход от псевдосоциалистической (совет­ской) социетальной системы к новому состоянию, пока еще не во всем определившемуся по своей направленности, и, наконец, обществам, находящимся на доиндустриальном уровне.

Положение людей остается фундаментально неравным во всех странах, включая и самые развитые постиндустриальные государства. Несмотря на активную социальную политику, до сих пор повсюду встречаются свидетельства бедности и массо­вого экономического и социального неравенства. Во всех стра­нах привилегированные группы людей пользуются непропор­ционально большой властью, богатством, престижем и други-

Глава 4. Типы стратификации в истории человечества

ми высоко ценимыми благами. Наиболее удручающие факты неравенства в мире наблюдаются в отсталых странах.

Однако и в высокоразвитых странах, справедливо гор­дящихся успехами в построении welfare state, проходят слож­ные и во многом неожиданные по отношению к оптимисти­ческим предсказаниям 1970-х гг. процессы. В. Иноземцев приводит такой достаточно характерный пример динамики имущественного неравенства. С начала 1930-х и до середи­ны 1970-х гг. доля национального богатства, принадлежавшая 1% наиболее состоятельных семей, снизилась: в США с 30 до 18%; в Великобритании — с 60 до 29%; во Франции — с 58 до 24%. Понятно, что подобного рода данные служили основой для весьма оптимистических выводов о преодолении капита­листических форм неравенства и смене капитализма постин­дустриальным обществом с иной социальной организацией. Но в новом цикле развития, начавшемся во второй половине 1970-х гг., капиталистическая природа обществ либеральной демократии вновь проявила себя с полной силой. Доходы это­го одного элитарного процента населения росли с исключи­тельной быстротой, достигнув еще в середине 1990-х гг. пока­зателей 1930-х. Так, в США эта часть населения в 2007 г. вновь стала владеть 42% национального богатства, как это было даже не в 1930-х гг., а в 1900-х гг. У высших 0,1% доходы подскочили в пять, а у 0,01% — в семь раз по сравнению с 1973 г. Если же оценить медианную заработную плату мужчин в самом цвету­щем рабочем возрасте от 35 до 44 лет, то окажется, что с по­правкой на инфляцию она была в 1973 г. на 12% выше, чем в 2007 г. Если принять прирост национального богатства в США в 2000—2007 гг. за 100%, более 73% его пришлось именно на долю 1% наиболее состоятельных американцев [Иноземцев, 2003; Кругман, 2009, с. 134, 137, 140-141, XVII] (см. также: [Фукуяма, 2004; Валлерстайн, 2003; Россия и страны — члены Европейского союза, 2003; Pocket World in Figures, 2009]).

Второй показатель новых тенденций выражает динамику межстранового неравенства. Если в начале XIX в. средние дохо­ды в расчете на душу населения в развитом мире превосходили в 1,5—3,0 раза показатели стран, которые сейчас именуются раз­вивающимися, то в середине XX в. — в 7—9 раз, существующий же ныне (в начале XXIв.) разрыв составляет 50-75 раз [Там же].

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Третьим показателем, сигнализирующим о новых тенден­циях развития глобальных социально-экономических отноше­ний, являются тенденции ослабления позиции среднего клас­са, усиления неустойчивости его нижних слоев и определенной части высшего слоя на соответствующих сегментах глобализи­рующегося рынка труда. С одной стороны, возрастают соци­альный статус и доля в национальных богатствах соответству­ющих стран чрезвычайно узкого, можно сказать, элитарного слоя высокоэффективных работников. Это люди, занятые в сферах soft-tech и high-tech, так называемые платиновые и зо­лотые воротнички. Для них характерен высочайший уровень жизни, высокий престиж и т.д. С другой стороны, идет процесс нисхождения основных слоев среднего класса (традиционных «белых воротничков»), теряющих устойчивые позиции на сво­их сегментах рынка труда. Их удельный вес в национальном богатстве и их ресурсная база для воспроизводства социаль­ного статуса и передачи накопленного социального капитала и высокого уровня человеческого капитала следующему поко­лению сжимаются.

В 1980—1990-е гг. пришедшие к власти в США и Велико­британии неолибералы рассматривали бедность как неизбеж­ный результат морального разложения, в частности распада «семейных ценностей». Они добивались сокращения прог­рамм помощи социально слабым группам в развитых странах, избавления от людей, зависящих от социального обеспечения, и направления последних на рынок труда, чтобы они были вы­нуждены работать и «вести себя должным образом». Тем самым предполагалось, что освобожденный от социальных обяза­тельств бизнес повысит естественную эффективность рыноч­ной экономики. Серьезные ученые доказали, что неконтро­лируемый рост неравенства как раз препятствует ускорению экономического подъема [Fainstein, 1996, р. 153—159; Кругман, 2009; Колодко, 2009, с. 275-340].

Новые тенденции в мировом социально-экономическом развитии заставляют задуматься о том, какие факторы предо­пределяли неравенство в разные исторические эпохи. В лите­ратуре высказывается точка зрения о том, что эти факторы обу­словлены характером ресурсов, которые имеют доминирующее

Глава 4. Типы стратификации в истории человечества

значение в ту или иную историческую эпоху. Так, в Древнем мире таким ресурсом служила монополия на военную силу. В Средние века военная сила была дополнена собственностью на землю, которая стала важнейшим ресурсом, определяю­щим отношения господства и подчинения в пользу феодалов (западный мир), чиновничества (Китай), служилого сословия (Россия). В новое и новейшее время при складывавшемся и сложившемся капиталистическом строе владение капиталом (ставшим основным элементом общественного богатства) при­обрело решающее значение в социальной поляризации.

В современную эпоху, которую называют по-разному — постиндустриальной, информационной, постмодернистской, новый фактор неравенства стал заключаться в самих людях и их способностях, а именно способности усваивать информа­цию и применять полученные навыки и умения в своей дея­тельности. Этот ресурс, определяющий новый тип отношений неравенства, именуется интеллектуальным капиталом.

В социологических и прогностических работах 1970-1980-х гг. доминировали утверждения, что информация есть наиболее демократичный источник власти, что при общей до­ступности образования у членов общества появляются и рав­ные шансы, и относительное равенство по социальному поло­жению в обществе вне зависимости от наличия первоначаль­ного капитала. Не было осознано, что всеобщая доступность информации не является синонимом обладания ею.

Резкое увеличение числа получающих высшее образова­ние, особенно в странах Запада и Японии (с 10— 15 до 60—80% за последние 50-60 лет), сопровождалось существенной диффе­ренциацией в качестве этого высшего образования. Постоянно возрастал вклад семьи с ее не только материальными, но и культурными ресурсами (культурный капитал) в социальное и культурное воспроизводство продвинутых социальных слоев, в выращивание новой элиты, где физический и интеллектуаль­ный капиталы стали идти рука об руку. Это первым уловил и раскрыл Пьер Бурдье [Bourdieu, Passeron, 1977].

На смену формальному неравенству в доступе к полному среднему и высшему образованию пришло более тонкое и гиб­кое фактическое неравенство в качестве образования и в объеме

Часть 2. Социальная стратификация и социальная

мобильность

реального интеллектуального капитала. Все механизмы селек­ции направлены на отбор в элитарные университеты наиболее подготовленных молодых людей, практически нигде критерием не служит знатность или богатство семьи абитуриента. Однако сама степень подготовленности молодежи все более дифферен­цируется при формально равных показателях числа лет обуче­ния и даже показателях успешности занятий в школах.

Насколько важна эта тенденция с позиции социального не­равенства, становится очевидным из того, что, например, в США с середины 1980-х гг. устойчивый рост доходов прослеживался только у высокообразованной части населения; так, к концу 1990-х гг. 96% ее наиболее обеспеченных граждан имели выс­шее образование. Важно то, что впервые в истории неравенство порождается личными качествами и личными успехами людей, поэтому обществу трудно осмысливать его как несправедливое. Но это информационное неравенство на самом деле и определя­ет устойчивый и драматический раскол между «золотым милли­ардом» и остальным человечеством, и обостряющиеся противо­речия внутри самого «золотого миллиарда» [Иноземцев, 2003; Кругман, 2009, с. 134, 137, 140-141, XVII] (см. также: [Фукуяма, 2004; Валлерстайн, 2003; Россия и страны — члены Европейского союза, 2003; Pocket World in Figures, 2009]).

И вот в эту непростую мозаику все возрастающих проти­воречий и разломов, резко усиливающегося мирового неравен­ства вклинивается ставшее модным на переломе веков у интел­лектуалов социально-философское течение постмодернизма. Многие видные социологи Запада (Зигмунт Бауман, Ульрих Бек, Ян Пакульски и др.) пришли к спорному выводу о том, что мы являемся свидетелями метаморфозы общества. В ходе происходящих изменений люди освобождаются от социальных форм индустриального общества, в частности от деления на классы и слои, от традиционных семейных отношений и т.д.

Во всех богатых западных странах в процессе модерниза­ции после Второй мировой войны совершился переход, обще­ственный сдвиг в сторону индивидуализации, правда, при со­хранившемся в значительной мере неравенстве людей. Это, по мнению названных авторов, означает, что на фоне относитель­но высокого материального уровня жизни и развитой системы

Глава 4. Типы стратификации в истории человечества

социальных гарантий индивиды освобождаются от классово окрашенных отношений и форм жизнеобеспечения в семье. Они начинают в большей мере зависеть от самих себя и своей индивидуальной судьбы на рынке труда с его рисками, шанса­ми и противоречиями.

Другими словами, с точки зрения постмодернистов, взаи­мосвязь между членством в группе и потреблением нельзя объ­яснить детерминирующим образом, поскольку индивидуумы ассоциируются с комплексной мозаикой статусных групп, на­пример религиозных, чат-групп в Интернете, социальных дви­жений и т.д. Поэтому трудно понять, как они сочетаются и вы­борочно активизируются, чтобы появились (и отразились) ин­дивидуальные вкусы и опыт. Стратификационную систему, по мнению таких неопозитивистов, как Я. Пакульски и М. Уотерс (1996 г.), можно рассматривать как «причуды статуса», в ко­торых тождества создаются так, как предпочитают люди, и их формы зависят от многообразия статусов. Таким образом, постмодернисты выступили как скептики в отношении сохра­нения классов или крупных социальных слоев, поскольку, по их мнению, классовый подход не отражает фрагментацию и изменчивость современного потребления. (Рассмотрение по­зиции постмодернистов по вопросам социальной стратифи­кации строится по следующим материалам: [Grusky, 2001; Бек, 2000; Бауман, 2002; Pakulski, Waters, 1996].)

Надо заметить, что постмодернисты в ряде случаев стре­мятся к осмыслению стратификационных изменений на мак­роуровне. Это стремление лежит в основе всех форм постмо­дернизма, которые хотят представить относительно новые социальные движения, например феминизм, этническое дви­жение, движение за мир, в защиту окружающей среды, как движущую силу будущих стратификационных изменений. По утверждению целого ряда авторов, рабочее движение становит­ся угасающим явлением, уходящим корнями в существовавшие прежде конфликты, которые были связаны с условиями труда и индустриальным капитализмом. Новые социальные движе­ния отличаются более актуальным призывом к коллективно­му действию благодаря тому, что они ставят во главу угла стиль жизни, отличительные особенности личности и нормативные

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

изменения. Они выступают как потенциальный фактор изме­нений, хотя и с совершенно непредсказуемым характером дей­ствий. Так считает, например, Ульрих Бек [Бек, 2000].

Увы, несмотря на сильное влияние на профессиональную среду и несомненный и оправданный имидж блистательных интеллектуалов, по мнению специалистов по проблемам соци­ального неравенства, ни один из постмодернистов не предло­жил и не в состоянии был предложить сколь-либо «грандиоз­ную теорию», способную заменить «дискредитировавший себя марксизм» или веберианство. Концепции высоких теорети­ков постмодернизма в весьма слабой степени подтверждались жизненными фактами даже по отношению к самым развитым странам мира. Тем более, они никак не отражали реалий за пределами «золотого миллиарда».

По-видимому, гораздо ближе к жизненным реалиям, чем концепции постмодернистов, теоретические конструкты блис­тательного знатока современного мира, к тому же проведшего грандиозные эмпирические исследования в десятках стран —' от США и Франции до России и Китая, М. Кастельса. Ниже приведены в реферативной форме некоторые его суждения.

М. Кастельс выявил, что в современной глобальной эко­номике усиливается фрагментация работников на информа-циональную и численно доминирующую родовую рабочую силу, происходит размывание среднего класса. Показателем, сигнализирующим о новых тенденциях развития глобальных социально-экономических отношений, является процесс воз­растания социального статуса и доли в национальных богат­ствах соответствующих стран чрезвычайно узкого, можно ска­зать, элитарного слоя высокоэффективных работников. Это люди, занятые в сферах soft-tech и high-tech, в сфере производ­ственных услуг (банковских, финансовых, страховых и т.д.), в сфере СМИ. Поскольку инновация есть основной источник производительности, знания и информация суть главные ма­териалы нового производственного процесса, а образование есть ключевое качество труда, то новые производители в ин-формациональном капитализме суть те создатели знания и об­работчики информации, чей вклад наиболее ценен для фирмы, региона и национальной экономики. Эта категория информа-

Глава 4. Типы стратификации в истории человечества

циональных производителей включает очень большую группу менеджеров, профессионалов и техников, которые образуют в итоге «коллективного работника». Для них характерен высо­чайший уровень жизни, высокий престиж и т.д. По предполо­жению Кастельса, в странах OECD они смогут составить око­ло трети всего занятого населения. Эти новые группы нового среднего класса обладают специфическими функциями в со­временном обществе и экономике. Кастельс оправданно име­нует их информациональными производителями.

Большинство других работников могут принадлежать к категории родовой рабочей силы, потенциально заменимой машинами или другими членами родовой рабочей силы. Они нуждаются в информациональных производителях для защиты своих позиций при заключении контрактов. Но последние не нуждаются в них: это фундаментальный раскол в информацио-нальном капитализме, ведущий к постепенному растворению остатков классовой солидарности индустриального общества.

Для новых поколений эры, наступившей после конца го­сударства всеобщего благосостояния, те люди, которые не мо­гут следовать требованиям времени и постоянно модернизиро­вать свою квалификацию, выпадают из конкурентной борьбы, цепляются за свои позиции в ожидании следующего раунда «уменьшения размера» того самого сжимающегося среднего слоя, который был опорой развитых капиталистических об­ществ в течение индустриальной эры. Их ценность как работ­ников и потребителей исчерпана, а их значимость как людей игнорируется. Таким образом, процесс социального исклю­чения не только влияет на «действительно обездоленных», но и на людей и на социальные категории, что строили свою жизнь в постоянной борьбе за возможность избежать падения вниз на стигматизированное дно, в мир люмпенизированной рабочей силы и социально недееспособных людей.

На смену прежнему социальному разделению в составе на­емных работников между новым средним классом и рабочим классом приходит социальный разлом между информациональ-ной современной рабочей силой, воплощенной в элитной части нового среднего класса, и основной массой национальных отря­дов рабочей силы — родовой рабочей силы. Эти новые процессы пока еще практически не отражены в исследованиях.

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

Рыночная логика глобальных сетей потоков капитала предопределяет и положение современных информациональ-ных производителей. С одной стороны, ничто не изменилось vis a vis классического капитализма: долю их труда присваива­ют их работодатели, вот почему они нанимают их в первую оче­редь. Но, с другой стороны, механизм присвоения экономиче­ского излишка гораздо более сложен. Во-первых, отношения найма имеют тенденцию к индивидуализации, под этим под­разумевается, что каждый производитель будет получать от­дельное задание. Во-вторых, возрастающая доля производите­лей контролирует свой собственный рабочий процесс и входит в специфические горизонтальные рабочие отношения, таким образом, в большой степени они становятся независимыми производителями, подчиненными силам рынка, но реализую­щими свои собственные рыночные стратегии. В-третьих, их доходы часто направляются в вихрь глобальных финансовых рынков, насыщаемых именно богатой частью мирового на­селения, таким образом, они также являются коллективными собственниками коллективного капитала, становясь зависи­мыми от деятельности рынков капитала.

При этих условиях, считает Кастельс, мы с трудом мо­жем полагать, что существует классовое противоречие между этими сетями высокоиндивидуализированных производи­телей и коллективным капиталистом глобальных финансо­вых сетей. Без сомнения, со стороны всякого, кто отвечает за процесс производства, часты несправедливое отношение и эксплуатация индивидуальных производителей, так же как и большой массы родовой рабочей силы. Однако сегментация рынка труда, индивидуализация работы и диффузия капитала в круговороте мировых финансов совместно вызвали постепен­ное разрушение классовой структуры индустриального обще­ства. Существуют и будут существовать мощные социальные конфликты, и в некоторых из них участвуют трудящиеся и ор­ганизованная рабочая сила от Кореи до Испании. Однако они являются выражением не борьбы классов, но требований заин­тересованных групп и (или) восстания против несправедливо­сти [Кастельс, 2000, с. 199-333,497-501] (см. также: [Кастельс, 2004; Кастельс, Химанен, 2002; Castells, 2009]).

Глава 4. Типы стратификации в истории человечества

Немецкий экономист Герд Шинсток также пишет о новом типе инновационно активного работника. Для всей экономи­ки, по его наблюдениям, характерна тенденция к постоянному увеличению ученых и исследователей в составе рабочей силы. В современном мире большое значение приобретают так назы­ваемые когнитивные способности, т.е. способности интерпре­тации информации, самостоятельной постановки и решения проблем. Одним из важных качеств современного работни­ка является его рефлексивность — способность представлять различные пути решения проблемы и делать выбор между ними. Работники все чаще вынуждены сталкиваться с необ­ходимостью решения абсолютно новых, плохо определенных проблем, они вынуждены предлагать собственные решения. Соответственно растет значимость теоретических знаний и те­оретической подготовки: культуры поиска ответа на вопросы, инструментов решения проблемы, приобретения нового зна­ния. Работники должны также понимать, как теоретические знания следует использовать на практике. То есть теоретиче­ские и практические знания должны быть интегрированными. Кроме того, следует отметить, что современный специалист должен владеть широким спектром знаний, способностью к мультидисциплинарной деятельности и экспертизе. Более того, специалист должен постоянно приобретать новые знания и компетенции. Только так он может быть готовым к постоянно­му решению новых проблем. Современный специалист также должен обладать социальными навыками: способностями к ав­тономному принятию решений, готовностью к ответственной работе, уверенностью в себе, толерантностью к идеям других. Наконец, такие психологические характеристики, как креа­тивность, уверенность, предпринимательский дух, в условиях экономики, основанной на знаниях, становятся все более и бо­лее значимыми для современного высококвалифицированного специалиста [Schienstock, 2007; Schienstock, Hamalainen, 2001].

Известный американский социолог Мелвин Кон в ци­кле своих работ, выполненных на сравнительных данных по США, Индии, Польше, Украине, доказал первостепенную значимость в современной экономике степени автономности профессионала в работе, его ресурсы для принятия самостоя-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

тельных решений. М. Кон предложил следующие индикаторы: относительная сложность работы, предсказуемость/привыч­ность, а также строгость контроля за выполнением рабочих за­даний [Kohn, 2006].

В результате складываются небольшие по численности слои «платиновых» и «золотых» воротничков с высочайшим уровнем жизни, высоким престижем и т.д. С другой стороны, идет процесс нисхождения основных слоев среднего класса (традиционных «белых воротничков») с потерей устойчивых позиций на своих сегментах рынка труда, со сжатием ресурс­ной базы для воспроизводства социального статуса и передачи накопленного социального капитала и высокого уровня че­ловеческого капитала следующему поколению. Все меньшее число, все меньшая доля экономически активного населения нужна для производства запрашиваемых потребителем товаров и услуг. Возрастает подвижность профессиональной структу­ры. Резко увеличивается количество самых разных жизненных форм и стилей, не сводимых к сословным, слоевым или клас­совым членениям.

Глава 5

ОСНОВНЫЕ ВЕХИ СТАНОВЛЕНИЯ

ТЕОРИИ СОЦИАЛЬНОГО

НЕРАВЕНСТВА

Идеи социального неравенства в общественной мысли до возникновения социологии.

Теория классов К. Маркса и становление стратификационной теории. _ч,.Макс Вебер: классический этап развития теории неравенства. , ,

(•г.!.-. Эмпирические исследования 1930—1970-х гг.: одномерная

,,,... и многомерная стратификации. , _v

... Функционалисты о социальной стратификации. _t| ,

"... Классы и слои в современной теории стратификации. ,

i' 5.1. Идеи социального неравенства *в общественной мысли до возникновения социологии

История всей социологии как науки, также как и исто­рия ее важнейшей частной дисциплины — социологии нера­венства, насчитывает полтора столетия. Но задолго до XIX в. ученые задумывались над природой отношений между людь­ми, над тяжелой участью большинства людей, над проблемой угнетенных и угнетателей, над справедливостью или неспра­ведливостью неравенства.

Еще древнегреческий философ Платон (428/427-348/347 до н.э.) размышлял над расслоением людей на богатых и бед­ных: «Государство представляет из себя как бы два государства. Одно составляют бедные, другое — богатые, и все они живут вместе, строя друг другу всяческие козни». Платон был «пер­вым политическим идеологом, мыслившим в терминах клас­сов», считает Карл Поппер [Поппер, 1992, с. 7]. В таком обще-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

стве людей преследуют страх и неуверенность. Здоровое обще­ство должно быть иным. В своем труде «Республика» Платон утверждал, что правильное государство можно научно обос­новать, а не искать ощупью, страшась, веря и импровизируя. Платон предполагал, что это новое, научно спроектированное общество будет не только осуществлять принципы справедли­вости, но и обеспечивать социальную стабильность и внутрен­нюю дисциплину. Именно таким он представлял общество, ру­ководимое правителями (блюстителями) [Платон. Государство. http://www.gummer.info/Bogoslov/Philos/Platon].

Общество, по мнению Платона, имеет классовый харак­тер. Все граждане входят в один из трех классов: а) правителей; б) воинов и чиновников; в) работников (земледельцев, ремес­ленников, врачей, актеров). Правители подразделялись им на правящие и неправящие группы. Всем этим основным слоям (классам) приписывались определенные функции. Мудрые правители выступали как родители по отношению к осталь­ным двум классам. Платон исключал всякую возможность на­следования классового статуса и предполагал полное равенство возможностей для всех детей, с тем чтобы каждый имел равные шансы проявить свои природные способности и был обучен для выполнения своей собственной роли в жизни. Если такая се­лекция и обучение могли бы быть выполнены в совершенстве, то в таком случае было бы справедливо признание абсолютной власти победителей. Чтобы избежать влияния семьи, Платон предложил упразднение семьи в классе правителей и установил, что члены этой группы не должны владеть какой-либо частной собственностью, кроме минимально необходимой, с тем чтобы они не защищали свои собственные интересы. Они должны со­средоточиться только на общественном благополучии.

Итак, Платон спроектировал высокостратифицированное общество, в котором характерными чертами правящего класса являются равенство возможностей (шансов), полное устране­ние частной собственности и концентрация на общем благо­состоянии.

Аристотель (384-322 до н.э.) в «Политике» также рас­смотрел вопрос о социальном неравенстве (см.: [Аристотель, 1983]). Он писал, что ныне во всех государствах есть три эле-

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

мента: один класс — очень богат; другой — очень беден; третий же — средний. Этот третий — наилучший, поскольку его члены по условиям жизни наиболее готовы следовать рациональному принципу. Богачи же и бедняки встречают трудности в следо­вании этому принципу. Именно из бедняков и богачей одни вырастают преступниками, а другие — мошенниками.

Реалистически размышляя о стабильности государства, Аристотель отмечал, что необходимо думать о бедных, «ибо у государства, где множество бедняков исключено из управления, неизбежно будет много врагов». Ведь «бедность порождает бунт и преступления», там, где нет среднего класса и бедных огром­ное большинство, возникают осложнения и государство обрече­но на гибель. Аристотель выступал как против власти бедняков, лишенных собственности, так и против эгоистического прав­ления богатой плутократии («олигархии»). Лучшее общество формируется из среднего класса, и государство, где этот класс многочисленнее и сильнее, чем оба других вместе взятых, управ­ляется лучше всего, ибо обеспечено общественное равновесие.

Взгляды Аристотеля на собственность развивались в пря­мом споре с Платоном, которому он приписывал защиту об­щественной собственности. Однако Платон ничего подобного не писал — в его «Республике» земледельцы и ремесленники живут в системе частной собственности, и только правящий класс лишен любых средств производства, потребляя плоды земледелия и ремесла, и ведет аскетическую, но благородную жизнь. По мнению Платона, частная собственность разрушила бы единство правящей элиты и ее преданность государству, по­тому он запрещает ее для правителей.

Аристотель не считал, что частная собственность вредит мо­ральному совершенству, доказывая это четырьмя соображениями:

1) «когда у людей есть личные интересы, они не ропщут один на другого, а заняты каждый своим делом, и прогресс ускоряется»;

2) обладание чем-то доставляет удовольствие, «ибо все, или почти все, любят деньги и другие подобные вещи». Аристотель резко отделяет такую любовь к собственности от эгоизма и ме­лочности, рассматривая ее с точки зрения самореализации и самоуважения;

,1

I

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

3) щедрость. При общественной собственности никто не может быть щедрым и великодушным, так как ни у кого ничего нет. В системе частной собственности богатство и неравенство «дают возможность проявлять щедрость и милосердие»;

4) видимо, идея частной собственности глубоко укоре­нилась в душе человека, если существует так долго — «нель­зя пренебрегать опытом веков». Что до строя с общественной собственностью, то «если б он был хорош, то за столько лет примеры его были бы известны».

Аристотель знает о бедах, сопутствующих системе част­ной собственности, но считает, что они «вызваны совсем другой причиной — порочностью человеческой натуры». Несовершенство общества исправляется не уравнением со­стояний, а моральным улучшением людей. «Начинать реформу нужно не столько с уравнения собственности, сколько с того, чтобы приучить благородные души обуздать желания и прину­дить к этому неблагородные» (т.е. мешая им, но не применяя грубую силу). «Законодатель должен стремиться не к равенству, а к выравниванию собственности. Важно, не у кого собствен­ность, а как ее используют».

Резкое неравенство собственности опасно для равновесия государства, поэтому Аристотель хвалит общество, где средний класс сильнее всех. Там же, где «у одних много, у других — ни­чего», можно прийти к двум крайностям — плутократическому режиму («олигархии») в интересах только богатых или к про­летарскому режиму («демократии») — в интересах городской бедноты. Любая крайность может увенчаться тиранией.

И поныне суть всех обсуждений проблем неравенства и социальной справедливости сводится к тем же вопросам, кото­рые ставили и обсуждали великие греки. Поэтому мы уделили их размышлениям столько внимания.

Из мыслителей времен Возрождения особенно интересен Никколо Макиавелли (1469-1527). Около двух тысячелетий от­деляют Макиавелли от Аристотеля, но основные линии раз­мышлений остались у него теми же, что и у гения античности. В своем знаменитом произведении «Государь» он поставил вопрос о том, кто пригоден управлять и какая форма правле­ния может обеспечить порядок, счастье, благополучие людей

Глава 5. Основные вехи становления теории социального неравенства

[Макиавелли, 2001]. Он видел, что напряженность между эли­той и массой есть постоянная черта организованного обще­ства; подобные напряжения сопровождаются боязнью масс со стороны элиты и боязнью тирании со стороны масс. Но Макиавелли видел больше добродетели (действенности) в де­мократическом правлении, чем многие предшествовавшие ему мыслители, поскольку верил, что коллективные решения на­рода более мудры, чем решения государей. Он писал, что люди способны более справедливо судить о чем-либо, если они слы­шат двух ораторов равных талантов, защищающих различные подходы, они не решают по любви (симпатии), кто из ораторов лучший. Это обеспечивает им возможность обнаружить прав­ду в том, что они слышат. И если иной раз народ ошибается при обсуждении вопросов, то государь ошибается многократ­ней в его собственных действиях. Макиавелли в то же время сомневался в рационализме масс и понимал, что их поведе­ние эмоционально и они нуждаются в длительном обучении для участия в государственном управлении. Короче говоря, по мнению современных социологов, Макиавелли предвозвестил представление об «открытом обществе», в котором неравенство положения столь же узаконено, как и равенство шансов стать неравными. Без такого равенства шансов огромное большин­ство наличных талантов в каждом поколении будет потеряно.

Томас Гоббс (1588-1679) — философ-материалист. Менее известны его социальные воззрения. Гоббс, как никто из его предшественников, подчеркивал фундаментальное равенство всех людей. Это равенство должно занять место неравенства во власти и привилегиях. Таков, по Гоббсу, естественный процесс. Он видел, что люди в равной степени заинтересованы в дости­жении власти и привилегий и в равной мере жадны (ненасыт­ны) в их желаниях жизненных благ. Их устремления к власти и привилегиям должны вести к хаосу, если бы не установление правил, которых они согласны придерживаться. Эти правила составляют «общественный договор» (контракт), по которо­му люди передают свое право управлять одному человеку, во­площающему их коллективные требования и волю. В свою очередь властитель реализует свою роль посредством законов, происходящих из «Естественного Закона», и, конечно, согла-

Часть 2. Социальная стратификация и социальная мобильность

сия управляемых (подданных). В таком «идеальном» обществе никакие привилегированные классы не разрешены, поскольку они разлагают равенство прав, предусмотренных правителем.

Позднее социальные философы, включая Д. Локка, И. Бентама, Ж.-Ж. Руссо, Г. Гегеля, сознавали, что появление социальных классов или слоев, основанных либо на врожден­ных, либо на приобретенных различиях или некоторой комби­нации тех и других, может создать настоятельные проблемы. Каждый из них имел свои собственные представления, какое именно строение управления наиболее эффективно для реше­ния таких трудностей.

В XIX в. начались народные революции. Прежний порядок аристократического правления был разрушен повсюду в Европе, а новая республика — Соединенные Штаты Америки — про­демонстрировала необыкновенные способности роста и раз­вития. Теории о естественных правах олигархов были повсюду заменены на теории естественных прав всех людей на равную долю во всем хорошем в жизни. Кроме того, индустриализа­ция Западной Европы совершилась быстро. В ходе ее возникли общественные классы, основанные на богатстве и власти, кото­рые существуют и поныне. Именно в этот период и зародилась социология как наука. Напомним, что ее имманентная природа такова, что она является наукой о гражданском обществе и для гражданского общества. Не случайно, что при всех разногла­сиях относительно списка самых первых социологов все авто­ры сходятся на том, что до XIX в. эта наука не существовала. Зарождение социологической дисциплины, которая изучает проблемы социального неравенства, связано с именем одного из основоположников социологии К. Маркса.