Почему мы изучаем историю экономической науки?

Почему мы вообще изучаем историю любой науки? Как счи­тают некоторые, для того, чтобы сохранить все полезное, что содержалось в трудах предшествующих поколений. Предпола­гается, что концепциями, методами и выводами, не подлежа­щими сохранению в современной науке, можно вообще не за­ниматься. Тогда зачем обращаться к старым авторам и их устаревшим взглядам? Может быть, предоставить все это ста­рье заботам немногих специалистов, находящих вкус в этом занятии?

В поддержку такой точки зрения можно сказать многое. Дей­ствительно, лучше уж «списать» старомодный образ мысли, чем бесконечно за него цепляться. И все-таки полезно иногда за­глядывать в чулан, если, разумеется, там слишком долго не за­держиваться. Выгоды, которые мы от этого надеемся получить, можно разбить на три группы: педагогические преимущества, но­вые идеи и понимание логики человеческой мысли. Рассмотрим их по очереди, сначала применительно к любой отрасли науки, а затем, четвертым пунктом, покажем, почему экономическая наука особенно нуждается в истории анализа.

Во-первых, преподаватели и студенты, считающие, что для знакомства с наукой достаточно прочесть только самый послед­ний трактат, скоро обнаружат, что столкнулись со значитель­ными трудностями, которых можно было бы избежать. Если в этом последнем трактате нет хотя бы краткого исторического очерка, то никакая глубина, новизна, строгость и элегантность изложения не помогут студентам (по крайней мере, большинству из них) понять, в каком направлении развивается наука и ка­ково значение данного трактата в этом развитии. Дело в том, что в любой отрасли знаний набор проблем и методов их ре­шения, существующий в каждый конкретный момент, предопре­деляется достижениями и упущениями тех, кто работал раньше при совершенно иных условиях. Невозможно полностью осо­знать значение этих проблем и адекватность данных методов, если мы не знаем предшествующих проблем и методов их разрешения, реакцией на которые является сегодняшняя ситуация. Научный анализ - это не просто логически последовательный процесс, начинающийся с какой-то примитивной стадии и иду­щий по пути неуклонного прогресса. Это не поступательный про­цесс открытия новой объективной реальности, каким может быть, например, открытие и описание бассейна реки Конго. Про­цесс научного анализа напоминает скорее непрерывную борьбу с тем, что уже создано нами и нашими предшественниками. Его прогресс (насколько он существует) диктуется не логикой, а влиянием новых идей, наблюдений, потребностей и, не в по­следнюю очередь, особенностями характера новых исследова­телей. Поэтому любой трактат, претендующий на то, чтобы изложить «современное состояние науки», в действительности излагает методы, проблемы и выводы, которые исторически обу­словлены и имеют смысл только в контексте исторических ус­ловий их возникновения.

Иными словами: состояние любой науки в данный момент времени в скрытом виде содержит ее историю и не может быть удовлетворительно изложено, если это скрытое присутствие не сделать открытым. Хочу тут же добавить, что этот педагогиче­ский принцип будет последовательно проводиться на протяже­нии всей книги и диктовать выбор материала для обсуждения, иногда в ущерб другим важным критериям.

Во-вторых, изучение истории науки часто придает нашему сознанию творческий импульс. Для разных исследователей это воздействие истории неодинаково, но, видимо, лишь в очень не­многих случаях оно начисто отсутствует. Лишь поистине лени­вые умы не способны расширить свой горизонт, оторвавшись от работы на злобу дня и созерцая величественные горные цепи, созданные мыслью наших предшественников. Продуктивность такого творческого импульса может проиллюстрировать хотя бы тот факт, что основные идеи, вылившиеся затем в специальную теорию относительности, были впервые высказаны в книге по истории механики. Но и помимо вдохновения каждый из нас, изучая историю своей науки, может получить полезные, хотя иногда и горькие уроки. Мы узнаем о пустых и плодотворных противоречиях, о ложных путях, тупиках и напрасных усилиях, о кратких и прерванных периодах прогресса, о всевластии слу­чая, о том, как не надо вести исследование, как выходить из за­труднительных положений. Мы осознаем, в силу каких причин мы находимся именно на нашей стадии развития и не продви­нулись дальше. Наконец, мы узнаем, какие идеи в науке поль­зуются успехом и почему - вопрос которому мы будем уделять внимание на протяжении всей книги.

В-третьих, высшая похвала, которую можно сделать истории любой науки, - это признать, что она позволяет нам проникнуть в тайны человеческого мышления. Разумеется, содержащийся в истории науки материал имеет отношение лишь к определенному виду интеллектуальной деятельности. Но в этих пределах оно поставляет нам практически полную информацию. Она являет нам логику в конкретном применении, логику в действии, в сочетании с определенным видением проблемы и поставленной целью. В любой сфере человеческой деятельности мы можем наблюдать, как работает человеческое мышление, но ни в какой другой области мы не сможем настолько приблизиться к нему, как в науке, потому что именно ученые чаще всего берут на себя труд описывать свой мыслительный процесс. К различным ученым это относится в разной степени: некоторые, например, Гюйгенс, более откровенны, другие, например Ньютон, более замкнуты.

Но даже самый замкнутый из ученых обязательно раскрывает свой мыслительный процесс - это в самой природе научной деятельности (в отличие от политической). Именно поэтому всеми (от Вьюуэлла и Дж.С.Милля до Вундта и Дьюи) признано, что общее науковедение - это не только приложение логики, но и лаборатория ее изучения. Научные приемы и методы не только можно оценивать в соответствии с внешним логическим стандартом: они сами вносят вклад в формирование таких стандартов и реагируют на них. Рискуя впасть в преувеличение, все-таки можно сказать, что из научного наблюдения и научного анализа можно выделить определенный вид практической логики, для чего, конечно, требуется изучение истории науки.

В-четвертых, предыдущие аргументы (прежде всего первые два) в особенности применимы к экономической науке. В параграфе 3 мы рассмотрим следствия того очевидного факта, что сам по себе предмет этой науки представляет собой уникальный исторический процесс, и таким образом экономическая наука различных эпох занимается различными фактами и проблемами. Уже один этот факт способен вызвать повышенный интерес к истории экономических идей. Но давайте временно отвлечемся от него, чтобы избежать повтора, и выделим значение другого факта. Как мы убедимся, экономической науке нельзя отказать в исторической непрерывности. В действительности наша основная цель как раз и состоит в том, чтобы описать процесс филиации научных идей - процесс, в котором усилия людей понять экономические явления в нескончаемой последовательности порождают, совершенствуют и устраняют аналитические структуры. Один из главных выводов этой книги гласит, что этот процесс в принципе не отличается от аналогичных процессов в других отраслях знаний. Но по причинам, которые мы стараемся объяснить, эта филиация идей в нашей науке наталкивается на большие препятствия, чем в других.

Наши интеллектуальные достижения мало кого приводят в восторг и меньше всех - нас самих, экономистов. Более того, они всегда были (и есть) не только скромными, но и крайне неупорядоченными. Методы сбора и анализа фактов, которые некоторые из нас считают непригодными или в принципе неверными, широко применялись и применяются другими экономистами. И хотя, как я хочу показать, в каждую эпоху существовала утвердившаяся профессиональная точка зрения по научным вопросам, часто выдерживавшая испытание серьезными политическими разногласиями, мы все же не можем говорить о ней с той уверенностью, как физики или математики. В результате мы не можем или не хотим доверить друг другу задачу обобщить современное состояние нашей науки.

В отсутствие удовлетворительных обобщающих работ здесь нам может помочь изучение истории науки. Для экономической теории в гораздо большей степени, чем, например, для физики, справедливо положение, что современные проблемы, методы и результаты научных исследований не могут быть полностью поняты, если мы не знаем о том, как экономисты пришли к нынешнему образу мыслей.

Кроме того, в нашей науке множество научных выводов, гораздо больше, чем в физике, были отброшены или оставались в забвении в течение столетий. Мы столкнулись с примерами поистине ужасающими. Экономист, изучающий историю своей науки, скорее найдет в ней интересное предположение или полезный хотя и горький урок, чем физик, который в принципе может спокойно исходить из того факта, что из работ его предшественников почти ничего ценного не пропало.