Понимали ли реформаторы?

Никогда не употребляй иностранных слов, смысл которых неясен прежде всего тебе самому.

Увещание Абрамова

Понимали ли реформаторы, что они делают? А если понимали, то хотели ли создать «устойчивую рыночную экономику, открытую миру»? Что было действительной целью инициаторов реформ? Мы поймем это, если проследим за поведением «реформаторов». При этом надо обратить особое внимание на то, что Чубайс называет «тактическими ошибками». Смысл некоторых из них очевиден, над другими приходится немного подумать.

Так, выпуск государственных казначейских обязательств (ГКО), кроме обогащения кучки частных лиц и иностранных спекулянтов за счет российского бюджета, привел еще и к тому, что вложения в реальный сектор экономики стали невозможны. ГКО давали до 7 % прибыли в месяц. Ни одна экономика ни в одной стране мира никогда не росла такими темпами, ни одно реальное производство никогда не принесет такой прибыли. Если в любой стране ввести в оборот аналогичные ценные бумаги, то ни один банкир не вложит свободные средства куда‑либо еще, и инвестиционный процесс прекратится.

Вообще‑то любому должно быть понятно, что при падении производства каждый богатеющий – богатеет за счет обнищания других. Все нынешние состояния – суть результат ограбления граждан, даже когда они об этом не знают. Например, некоторые состояния сложились в период вывоза стратегических резервов СССР – о них мало кто знал, но производили они сильное впечатление – до горизонта тянулись штабеля чушек никеля, меди, других цветных металлов… рельсы, бочки с ферросплавами, ящики с подшипниками, законсервированные паровозы… элеваторы с зерном, склады с тушенкой… Все это было заготовлено рачительными хозяевами государства – Сталиным, Берия, Кагановичем на крайний случай, на случай угрозы нашему государству. Сейчас ничего этого нет, зато есть Артем Тарасов, живущий в Лондоне, Хакамада, советующая российским гражданам богатеть, собирая грибы, и Боровой, оставлю его без характеристики.

Так все‑таки, адекватно ли наши либеральные реформаторы воспринимают объективную реальность? Некоторые, видимо, не совсем, и явно это проявилось в короткий период после финансово‑политического краха 17 августа 1998 года.

Напомню, что известный реформатор Борис Федоров, считающийся видным экономистом и финансистом, сразу после краха 17 августа привез к нам бывшего аргентинского министра финансов Кавалло. Этот деятель в свое время навел в своей стране, разоренной сотрудничеством с международными финансовыми организациями, относительный порядок. Опыт Аргентины на короткий срок стал главной темой обсуждения в газетах и на телевидении, в лексиконе экономических обозревателей появилось новое выражение «каренси борд», означающее что‑то вроде «валютного регулирования» или «власти валютного совета».

В чем там, в Аргентине, было дело?

К 1991 году, после правления генеральских хунт, страна представляла собой жалкое зрелище – правительство не могло или не хотело собирать налоги, а просто печатало для государственных нужд все новые партии денег. Денежная масса росла, зарплату выдавали чуть ли не каждый день, и приходилось ее тут же тратить, так как назавтра она обесценивалась.

Тогдашний министр иностранных дел Кавалло предложил и реализовал свой план, основной чертой которого была жесткая привязка объема национальной валюты к валютным запасам, причем курс фиксировался. То есть в стране начала ходить новая валюта, банкноты которой являлись как бы нотариально заверенными копиями тех долларов, которые лежали в подвале Национального банка. Появился в банке новый доллар – значит, можно напечатать очередную банкноту, и никак иначе. Также проводились глубокая приватизация и сокращение государственных расходов. И никакой индексации зарплаты!

Эта политика дала определенные, в том числе положительные, результаты. Производство вроде бы оживилось, а если люди работают и что‑то производят, то жизнь становится лучше, это очевидно.

Но у политики «каренси борд» есть подводные камни. А что если владелец песо придет в казначейство и поменяет его на доллар, чтобы спрятать под подушку или вывезти из страны? Этот песо придется уничтожить, ведь резервы страны стали на доллар меньше! А если кто‑то захочет закупить товар за рубежом? То же самое, денежная масса страны должна уменьшиться как раз на цену партии импортированного товара!

К сожалению, я не слышал, чтобы эти очевидные вопросы были заданы на одной из многочисленных пресс‑конференций. А все просто. Чтобы запас валюты не уменьшался, страна залезала в долги, брала кредиты. Долги у Аргентины сейчас огромны. Ответ на второй вопрос очевиден. Аргентина экспортировала больше, чем импортировала, и вместо вывоза капитала происходил ввоз.

Если вы прочитали предыдущие главы, то вам станет ясно, почему Аргентина после наведения минимального порядка стала инвестиционно привлекательной страной.

Аргентина – страна приморская. Все основные центры сосредоточены либо на побережье теплого незамерзающего моря, либо в устьях судоходных рек. Главное достоинство теплых морей – не мулатки на пляже (хотя это полезно для индустрии туризма), а дешевизна транспорта.

Аргентина покрыта пампасами (субтропической степью), которые предоставляют лучшие в мире условия для крупного рогатого скота. Он не нуждается в заготовленных кормах и круглый год обходится без стойлового содержания. Себестоимость килограмма аргентинской говядины – 5 центов, и колонны рефрижераторов с дешевым мясом уже многие десятки лет движутся на север в США по Панамериканскому шоссе. Наша же буренка, для сравнения, съедает за полугодовую зиму 3 тонны сена, которое крестьянину надо накосить и сохранить.

По сравнению с другими латиноамериканскими странами в Аргентине хорошо развиты инфраструктура и промышленность. Благодаря мягкому климату энергоемкость их невелика. Сейчас там незначительные расходы на госаппарат (а значит, низкие налоги): служебная машина осталась, по‑моему, только у президента, или что‑то вроде того. Коммунистические и профсоюзные организации разгромлены военными диктатурами и деморализованы распадом СССР, и рабочие довольствуются тем, что им дают, тем более что в период кризиса им приходилось работать и за 20 долл. в месяц. Правда, среднемировая зарплата в условиях Аргентины обеспечивает вполне приемлемые условия жизни.

То есть местные издержки на производство в условиях Аргентины существенно ниже, чем, например, в США, главным образом благодаря низкой цене рабочей силы и меньшим налогам. Так что нет ничего удивительного в том, что инвестиции в аргентинское производство пошли. Даже в ходе южно‑азиатского кризиса выводимые из этого региона капиталы переводились как в ценные бумаги США, так и в экономику Южной Америки. Но результаты «аргентинского чуда» ой как неоднозначны. Экономика на чужих капиталах («мышьяк» – по Витте) – все равно что правитель на иностранных штыках – очень неустойчивая штука. В стране жуткая, небывалая безработица, долги Аргентины тоже растут, и за ее накопления конкурируют собственная экономика и иностранные кредиторы. Кто победит?

Вот эта политика и рекламировалась в сентябре 1998 года по всем каналам, причем главным двигателем рекламы был бывший министр финансов, бывший глава налоговой службы, видный реформатор Борис Федоров.

И никто – или почти никто – не сказал с удивлением следующих слов:

«Но позвольте! Ведь все последние годы именно эта политика и действовала в России! Борис Федоров, в силу индивидуальных особенностей, просто не понимает, что „валютный коридор“, приватизация по Чубайсу и невыплаты по государственным расходам, в том числе задержки зарплаты бюджетникам – это и есть основные черты „каренси борд“. Но неужели и остальные реформаторы такие же?»

Действительно, именно «аргентинский вариант» реализовывался в экономике России с 1993 по 1998 год, но вместо хоть какого‑то оживления экономики он привел к ее полному краху. Ведь наша валюта до 17 августа была жестко привязана к доллару, хотя и не в пропорции 1:1 (но это и не требуется по правилам «каренси борд»). Помните постоянные объяснения: «нужен кредит, чтобы заплатить пенсии»? Но ведь пенсии платят рублями, а кредит‑то в долларах. Типичная привязка денежной массы к валюте, по‑аргентински. Да она и сейчас сохраняется.

К слову, в прессе я встретил одну‑единственную публикацию (и опять в «Независимой газете») профессора Академии им. Плеханова М. Дворцина, который также удивлялся, почему никто не заметил очевидную идентичность политики «каренси борд» и «валютного коридора».

Сам Кавалло, когда ехал в Россию, видимо, думал, что в России реализуется что‑то вроде гайдаровской политики печатания денег, действовавшей у нас в 1992 году. Поэтому его советы, как справиться с эмиссией необеспеченной денежной массы, звучали несколько странно. Ее тогда, в 1998 году. и не было! Еще он сходу начал рекомендовать ввести в России свободное хождение доллара и разрешить гражданам совершать сделки на мировом рынке. Кавалло ввел это в Аргентине, и это помогло (в определенном смысле), но он просто не знал, что у нас в стране это все уже существовало несколько лет, и не помогало, мягко говоря. То есть долги и безработица‑то росли у нас, как и в Аргентине, но производство не оживлялось.

Впрочем, побыв здесь несколько дней, он, похоже, уяснил ситуацию. В своих выступлениях он сместил акценты на необходимость улучшения сбора налогов – в этом у нас, действительно, есть отличия от Аргентины. Но оптимизм в его выступлениях улетучился. Привлекать валюту в производство и одновременно платить реформаторские долги Россия не сможет! Ни один инвестор не даст и доллара в такую экономику.

Того, что за три дня понял Кавалло, Борис Федоров не понял и за несколько лет, находясь на самой верхушке реформаторского руководства. Его сравнивали тогда, помню, с танком. Ну, если имелся в виду один своеобразный шведский танк – безбашенный и с сокращенным экипажем…

Из этой истории можно понять, что среди реформаторов, часто демонстрируемых по телевидению и рекламируемых в газетах, есть личности, абсолютно не представляющие, где они находятся и что делают, или, точнее, для чего их используют на высоких постах. Чисто по‑человечески, при этом, они могут быть, с чьей‑то точки зрения, и вполне приятными людьми.

ГАЙДАРОВСКАЯ СПИРАЛЬ

Можно сделать защиту от дурака, но только от неизобретательного.

Закон Нейсдра

Правда, говоря о реформаторах, надо отличать вывеску от самого учреждения. Так, в общем‑то, и неизвестно, кто конкретно извлек действительную выгоду из событий последнего десятилетия. Все действующие на поверхности лица выиграли не так уж сильно, а в перспективе могут расплатиться за временный выигрыш дорогой ценой, не говоря уже о той ситуации, которая в ближайшее время сложится у нас в стране для всех, и реформаторов, и нереформаторов.

Реформаторы кружка Гайдара утверждают сейчас, что не только они развалили экономику – виновато правительство при Горбачеве, которое в 1987 году разрушило товарно‑денежную систему. В этом утверждении есть доля правды, и вообще в среде этих изгоев можно встретить сейчас трезвые мысли.

Действительно, в то время произошла катастрофа, не хозяйственная (производственная), а катастрофа товарно‑денежной системы.

Приведу, несмотря на опасность наскучить, несколько тривиальных истин.

Для товарно‑денежной системы, когда цены изменяются по законам спроса и предложения, всегда выполняется уравнение Ньюкомба‑Фишера:

Р х Q = M x V

Это уравнение – не изобретение нынешних «монетаристов», наши экономисты и финансисты использовали его еще в 1928 году при расчете индексов государственных цен и необходимой денежной массы, а на уровне общепонятной закономерности его знали и в 19‑м веке.

Оно описывает ситуацию таким образом: действующая масса платежных средств М (денежная масса), умноженная на скорость их оборота V (сколько раз каждый рубль используется для платежа, например, в течение года – у нас V примерно равен 7) всегда равен произведению уровня цен Р на объем потребленных за этот период товаров и услуг Q. В условиях рыночного ценообразования, если объем товаров уменьшился, а денег столько же и темп их оборота (количество покупок) прежние, то для выполнения равенства подскакивают цены. То же самое происходит, если денег на руках становится больше, а товара столько же. Это уравнение действует всегда, если цены плавают «свободно».

Поэтому разговоры о том, что «не хватает денежной массы» глупости. Для экономики ее всегда хватает. Вашими деньгами могут пользоваться другие – это да. Может также не хватать денег конкретному человеку и предприятию на жизнь, потому что выручка от реализации их продукции не покрывает их затрат, но это не значит, что путем «наращивания денежной массы», то есть допечатки и раздачи денег, можно преодолеть отсутствие реальных продуктов и товаров. Цены просто подпрыгнут, как при Гайдаре, и все.

Но это ситуация, которую мы получили сравнительно недавно, а что же было до 91‑го года? Ведь тогда можно было просто приказать: цена вот такая, и шабаш! Почему же государственный контроль над ценами не всегда помогает?

Что происходит, если денег больше, чем товаров, а цены не могут быть повышены? В этом случае товары начинают исчезать с прилавков; на руках остаются нереализованные деньги; их приходится класть в сберкассу; девать их некуда, пока не появится дополнительная масса товара. Такое на нашей памяти случалось не один раз, и в конце 80‑х привело к нынешним последствиям. Причем даже если денег больше необходимого совсем чуть‑чуть – все равно может начаться (и обязательно начинается) покупательский психоз. При наличии буквально лишнего рубля покупатели могут ринуться на какой‑нибудь конкретный товар, сметая его с прилавков.

Объем товара может уменьшиться и в скрытой форме: когда частично производятся такие товары, которые покупателями за товар не признаются; последствия те же.

Если цены фиксированы, то желательно, чтобы товаров было чуть‑чуть больше или денег чуть‑чуть меньше необходимого – в этом случае часть товара не участвует в обороте, и витрины постоянно полны. Если дисбаланс невелик, то это очень хорошо – создается иллюзия изобилия, независимо от реального потребления на душу населения, но если разрыв велик, то слишком много товаров приходится уценять, или они вообще пропадают.