От споров о предмете и задачах к проблеме критерия истинности теории

История методологии экономической науки началась с Дж.Ст. Милля, который впервые осознал и сформулировал основ­ные вопросы методологии и предположил ответы на них с позиций позитивизма, основы которого были им заложены. Однако и до Милля в трудах классиков можно найти, хотя порой неявные, отве­ты на некоторые методологические вопросы. Старейшим вопросом методологии, безусловно, является вопрос о предмете экономичес­кой науки. Впервые он был определен А. Смитом как изучение при­роды и причин богатства народов. При этом богатство понималось не только и не столько как накопленный запас, сколько как доход в его динамике. Говоря современным языком, Смит видел задачу своей науки в определении факторов роста национального дохода, В его работах содержался ответ и на вопрос о связи экономической науки с философией и этикой. Будучи приверженцем философии деизма, Смит исходил из идеи естественного порядка, определенного Про­видением, или Творцом. Отсюда вера во внутреннюю гармонию мира, которая проявляется не только в виде экономического поряд­ка, но и в согласованности этого порядка с нравственностью. Зна­менитая фраза о «невидимой руке» и есть поэтический образ, выра­жающий это единство человека и мира.

Иная позиция была характерна для Д. Рикардо. Во-первых, пред­метом экономической науки у него становится распределение дохо­дов, и соответственно, задача науки понимается как выяснение зако­нов распределения. Во-вторых, идея гармонии (хотя и у Смита при­сутствует мысль о столкновении классовых и групповых интересов) уступает место идее противостояния классов, которая находит выра­жение в его законе о земельной ренте.

Безусловным достижением Дж.Ст. Милля вобласти методологии науки в целом и политэкономии в частности была разработка про-

А

I

блемы границ науки и сущности научного метода и утверждение в этой связи идеи этической нейтральности науки, ее абстрактного и дедук­тивного характера, а также принципа методологического индивиду­ализма. Эти вопросы были рассмотрены в следующих работах: «Об определении политической экономии и о ее методе» (1836), «О неко­торых нерешенных вопросах политической экономии» (1844), «Сис­тема логи ки» (1843).

Задачу науки Милль видел в установлении законов развития об­щества r целом и в области хозяйства в частности. С его точки зре­ния, для политэкономии интерес представляют законы, касающие­ся действий «людей, нацеленных на производство богатства, в той мере, и какой они не подвергаются влиянию других устремлений. Все действия людей политэкономия рассматривает через призму этого мотива и исследует законы, управляющие этими действиями при предположении, что человек есть существо, которое в силу сво­ей природы предпочитает большую массу богатства меньшей»⁴. По­добные законы Милль считал по сути законами природы, не зави­сящими от человека, в отличие от законов распределения, которые, по его мнению, в известных пределах подвластны человеческой воле. Таким образом, уже у Милля можно заметить некоторый методоло­гический дуализм в отношении двух составляющих хозяйственной деятельности.

Весьма специфическим образом этот дуализм пытался преодолеть К. Маркс. Он открыто заявил о социальной направленности полити­ческой экономии и одновременно пытался продемонстрировать воз­можность согласования этической предопределенности - классово­го подхода, с объективностью. Задачу политической экономии Маркс видел в выяснении законов развития капитализма как исторически ограниченного общества. ■

Важным в истории методологии был период 70—90-х годов XIX в. Тон методологическим дискуссиям был задан спором между видным представителем исторической школы Г. Шмоллером и основателем австрийской школы К. Менгером. По всем основным методологиче­ским вопросам позиции Шмоллера и Менгера были противополож­ными. Если Шмоллер рассматривал народное хозяйство, то Менгер в центр ставил человека — отсюда различия принятых методологиче­ских принципов: холлизма и индивидуализма. Если Шмоллер исхо­дил из этической направленности политэкономии, причем не только потому, что в качестве ее главной задачи видел решение практичес-

MUIJ.S.Essays on Some Unsetteled Quesionsof Political Economy. L., 1948. P. 140.

ких проблем народного хозяйства, но и в силу специфики мышле­ния¹, то Менгер стремился выяснить качественные закономерности между простейшими элементами хозяйственной жизни человека: вы­бора наиболее предпочтительного набора потребляемых благ, распре­деления дохода между потреблением и накоплением и т.д., причем эти качественные закономерности рассматривались как проявление природы человека . Если Шмоллер отстаивал индуктивный принцип i познания, то Менгер утверждал дедуктивный, соответственно кон- ^: кретно-исторический подход противопоставлялся абстрактно-логи­ческому.

В дальнейшем особый интерес теоретиков приобрела проблема разграничения теоретического и практического знания, позитивно­го и нормативного подходов в экономической науке. В конце XIX в. весьма сильное влияние на развитие методологических споров ока­зали английские ученые Дж. Кэрнс, ГСиджуик, атакжеДж.Н. Кейнс, отец знаменитого экономиста Дж.М. Кейнса, Их точка зрения сво­дилась ктому, что цель политэкономии состоит «не в получении ося­заемых результатов, не в доказательстве каких-либо определенных тезисов, не в защите каких-либо практических планов, а в том, чтобы пролить свет на происходящее, выявить законы природы, какие яв­ления связаны между собой и какие следствия вызывают те или иные причины»⁷.

Более обстоятельно о задачах и природе политической экономии высказался Дж.Н. Кейнс в работе «Предмет и метод политической эко­номии» (1891): «Функция политической экономии, - писал он, — со­стоит в том, чтобы исследовать факты и обнаруживать истину, каса­ющуюся их, а не предписывать правила жизни. Экономические за­коны представляют собой теоремы, а не практические предписания. Другими словами, политическая экономия не является искусством или частью этики. Она нейтральна по отношению к конкурирующим

«Наше мышление и наша совесть, — писал Шмоллер, —лишь тогда чув­ствуют себя удовлетворенными, когда они найдут такую объединяющую точ­ку зрения, теоретически-практическую одновременно, которая задавала бы нам известные представления о мире и о его сущности и о целях нашего суще­ствования. Из единства самопознания вытекает то, что человек стремится и к единому миросозерцанию, которое в силу привходящих в него нормативных суждений всегда содержит в себе «известный жизненный идеал» (Шмоллер Г Наукао народном хозяйстве. Ее предмет и метод М., 1897. С 21).

⁶ Менгер К. Основания политической экономии (1871): Русск. пер Одес­
са, 1903; Исследования о методах социальных наук (1883) Русск. пер. СПб ,
1894.

⁷ Cairnes J.E. The Character and Logical Method of Political Economy L,
1888. P. 34.

социальным схемам. Она дает информацию о вероятных последст­виях тех или иных действий, но сама по себе не предлагает мораль­ных оценок и не говорит о том, что должно быть, а чего не должно. В то же время огромное значение имеет практическое применение экономической науки; и все соглашаются с тем, что экономист дол­жен обращать на него внимание, но не как чистый экономист, а как социальный философ, который именно потому, что он экономист, об­ладает необходимым теоретическим знанием»⁸:

Позже Мизес развил эту мысль Кейнса: «Экономическая наука -это теоретическая дисциплина, и как таковая она не говорит челове­ку, каким ценностям ему следует отдавать предпочтение и к каким целям он должен стремиться. Она не устанавливает конечных целей. Эта задача не думающего, а действующего человека. Наука — продукт мысли, действие — продукт ноли»⁹.

Одним из наиболее известных сторонников позитивной науки являлся и М. Вебер, который, как известно, считал научными только такие рассуждения и выводы, которые не содержали каких-либо оце­нок или рекомендаций. Однако позиция М. Бебера все же не была столь однозначной, как позиция упоминавшихся выше философов, специально занимавшихся методологией экономической науки.

Отстаивая принцип разделения нормативного и позитивного зна­ния, признавая научным только последнее и подчеркивая, что наука не может разрабатывать идеалы (и в этом состояла его критика марк­сизма), Вебер, тем не менее, писал в 1904 г., что «без ценностных идей исследователя не было бы ни принципа, необходимого для отбора материала, ни подлинного познания индивидуальной реальности... направленность его веры, преломление ценностей в зеркале его души придают исследовательской деятельности известную направленность.

Ценности же, с которыми научный гений соотносит объекты сио-

его исследования, могут определить «восприятие» целой эпохи...» . В конце XIX — начале XX в. большое внимание проблемам мето­дологии уделяли и русские экономисты, разнообразие позиций ко­торых отражало основные тенденции европейской социально-эконо­мической мысли, при том, что в целом для русских экономистов было характерно стремление рассматривать экономическую науку в прак­тической плоскости, не проводя строгой линии демаркации между позитивной и нормативной областями. Наиболее явно этическая ком-

⁸ Keynes J.N. The Scope and the Method of Political Economy. L, 1891. P 12-13.

' Мизес Л. Бюрократия. Запланиронанный хаос. Антикапиталистичес­кая ментальность. М., 1993. С. 68.

¹⁰ Вебер М. Избранные произведения. М.: Прогресс, 19%. С. 380.

понента присутствовала у С.Н. Булгакова, своеобразное соединение этих сторон мы находим у М,И.Туган-Барановского(см. гл.24). Вме­сте с тем среди русских экономистов были и приверженцы идеи стро­гого разграничения науки как изучающей объективные закономер­ности и искусства или прикладной области экономики, занимающей­ся поиском решения практических задач. Так, Д.И. Пихно одновре­менно и практически теми же словами, что и Дж.Н. Кейнс, предла­гал разграничивать «искусство как умение ставить те или иные прак­тические задачи, находить сочетание условий для их осуществления и выполнять эти задачи наиболее пригодным способом» и науку, ис­следующую содержание и законы тех или иных явлений". В 20-е годы XX в. близкую с этой точку зрения отстаивал Н.Д. Кондратьев. Он выступал за строгое разграничение науки и политики в ходе обсуж­дения важнейших вопросов экономического развития страны, роли экономической науки в определении общих принципов регулирова­ния (см. гл. 28).

С точки зрения истории методологических дискуссий в эконо­мической науке важные события произошли в 30-е годы. Это было связано с двумя различными обстоятельствами: во-первых, с изме­нениями в самой экономической науке, прежде всего с пересмотром основ теории и формированием кейнсианства, а во-вторых, со сдви­гами, которые имели место в философии и нашли отражение прежде всего в работах К. Поппера и определили формирование логическо­го позитивизма.

Что касается теории Кейнса, то она привнесла изменения в мето­дологию экономической науки де-факто. Как известно, Кейнс, не отрицая познавательную функцию экономической науки, заметно усилил ее практическую роль. Более того, по существу он признал, что формулирование конкретных задач экономической теории неот­делимо от осознания экономистом важности тех или иных социаль­но-экономических проблем, что подход к их решению того или ино­го экономиста зависит от многих обстоятельств, в том числе этичес­кой позиции. Главной задачей «Общей теории» Кейнс считал выяс­нение причин попадания экономики в ситуацию вынужденной без­работицы, преодоление которой с помощью внутренних механизмов оказывается невозможным, и указание основных направлений и ме­тодов борьбы с безработицей и спадом производства. Решение этой задачи потребовало от него, как известно, не только отказа от неко­торых теоретических постулатов, но и пересмотра методологическо­го принципа. Речь идет об утверждении методологического холлиз-

¹¹ Пихно Д И. Основания политической экономии. Киев, 1890. С. 16—17. 748

ма. Значение подобного методологического сд&ига проявилось, на­пример, в «парадоксальном» подходе к проблеме сбережений. Заме­тим, что кроме методологического этот «парадокс» имел и этическое оснопание, уходящее корнями в отрицание викторианских мораль-ных ценностей.

Признание кейнсианских идей в области теории сопровождалось активизацией противостоящей ему позиции в области методологии, которая получила серьезную поддержку на уровне философии.

В 1934 г. в знаменитой работе «Логика и рост научного знания» К. Попнер¹² высказался в пользу решающей роли эмпирической про­верки при установлении истинности теории и признал саму возмож­ность подобной проверки критерием ее принадлежности к науке. В качестве основного принципа проверки теории он предположил принцип фальсифицируемости, т.е. опровержимости. Суть этого принципа состояла в том, что никакое конечное число эмпиричес­ких подтверждений теории не является основанием для признания ее истинности, поскольку не может быть уверенности в том, что в будущем не появятся свидетельства против этой теории. Единствен­ное, что может дать эмпирическая проверка, — это основание для при­знания теории неверной, когда найдется хотя бы один факт, ее опро­вергающим. Формулировка утверждений в такой форме, чтобы оп­ровержение было принципиально возможно, и была объявлена Поп-пером главным признаком научности. Отсюда следует, что все тео­рии в каком-то смысле временные, т.е. они принимаются только до тех пор, пока не будут опровергнуты.

Следует подчеркнуть, что хотя сам по себе принцип фальсифика­ции достаточно убедителен и позволил решить ряд сложных методо­логических проблем, связанных, например, с критерием верифици­руемое™ (т.е. эмпирического подтверждения истинности теории), тем не менее он не был лишен и некоторых недостатков. Один из них от­ражен так называемой проблемой Duhem-Quine. Суть последней со­стоит втом, что, поскольку теория в действительности представляет совокупность целого ряда гипотез, в случае опровержения неясно, какая именно из этих гипотез опровергнута. Это обстоятельство весь­ма существенно именно для экономической науки. Экономисты все­гда формулируют свои утверждения при прочих равных условиях. Если некое утверждение оказывается опровергнутым, его сторонни­ки могут сослаться на то, что не был учтен ряд факторов, и попытать­ся дополнить теорию новыми факторами, т.е. пересмотреть рамки «прочих равных условий». Иными словами, даже если факт опровер-

¹² Поппер К. Логика и рост научного знания. М, 19S3,

жения признается, весьма вероятно, что будет приведена в действие так называемая оборонительная стратегия.

Вспомним, как отреагировали неоклассики на упрек в том, что они не могут объяснить вынужденную безработицу. Они предложили цвести предпосылку о негибкости заработной платы и других цен, и тогда кейнсианская модель оказывалась частным, хотя, возможно, и практически наиболее значимым, случаем неоклассической модели. Поэтому если принцип фальсифицируемости и признается многими методологами и философами, в действительности экономисты его не" придерживаются. Не случайно в истории экономической науки, по существу, нет примеров того, чтобы опровержение стало приговором экономической теории.

В 50—60-е годы оформилось другое влиятельное направление в методологии — новая «неортодоксальная» методология. Его возник­новению способствовали идеи философов Т. Куна, И. Локатоша, П. Фейерабенда и др., критиковавших логический позитивизм и пы­тавшихся разработать новый подход в философии науки, основан­ный на концепции роста знания. Эти философы отрицали возмож­ность выработки единого объективного критерия оценки теории и исходили из существования несопоставимых парадигм, выбор между которыми предполагает значительную долю субъективизма. Они предложили рассматривать науку какдинамическую область знания, успехи которой не могут приписываться применению определенных исследовательских процедур.

Подобную методологическую или даже мировоззренческую тра­дицию некоторые исследователи называют «вавилонской», чтобы подчеркнуть условность разграничения научного и ненаучного зна­ния, относительность и ограниченность знания вообще, неизбеж­ность множественности взглядов и позиций. В рамках этой традиции не требуется, чтобы все теории строились по единой схеме и базиро­вались на узком наборе исходных предпосылок, касающихся базис­ных элементов, признается, что многообразие явлений хозяйствен­ной жизни предполагает множественность способов их описания, менее жесткие требования предъявляются и к исходным предпосыл­кам. Что касается последних, то требуется, чтобы они соответствова­ли специфике рассматриваемых проблем и были согласованными между собой. Таким образом, речь идет о методологическом плюра­лизме. В рамках этого направления была высказана идея о присутст­вии нормативного содержания в экономической науке и невозмож­ности выделения чистой теории, о множественности ее функций, включая функцию утешения и убеждения, и т.д.

Формирование первого направления (связанного с логическим позитивизмом) началось с дискуссии между Т. Хатчисоном¹¹ и Л. Роб-бинсом. В знаменитом эссе Роббинс заявил, что предметом эконо­мической науки является поведение человека, определяющего соот­ношение целей и ограниченных средства, которые могут иметь раз­личное употребление¹⁴. Роббинс, а вслед за ним Л. Мизес¹⁵, следуя в русле австрийской традиции, выступил как последовательный сто­ронник принципа априоризма и провозгласил, что теория должна быть построена на основе базисных аксиом, полученных на основе интроспективного анализа и не нуждающихся в эмпирической про­верке. Он отклонял идею непосредственной эмпирической провер­ки теории, хотя не исключал ее косвенную проверку, причем как еди­ного целого в зависимости оттого, насколько удовлетворительно она описывает общие тенденции изменения рассматриваемых явлений.

Напротив, идея эмпирической проверки теории на всех ее этапах (в соответствии с критерием фальсифицируемости) была стержневой для Хатчисона. Он считал, что чистая теория — лишь язык, с помощью которого может быть сформулирована как правильная - базирующая­ся на эмпирически достоверных положениях, так и неправильная с этой точки зрения теория. Содержательное значение языку анализа прида­ет эмпирическое содержание. Эта позиция получила впоследствии на­звание крайнего эмпиризма. Наличие проблем, связанных с исполь­зованием принципа фальсификации в экономической науке, привело к тому, что не только последователи Поппера, но и он сам в конечном счете отступали от строгого следования принципу фальсификации. Так, было признано, что требование фальсифицируемости не должно рас­пространяться на гипотезу о рациональности¹⁶.

В 50-е годы Ф. Махлуп¹⁷ и М. Фридмен пошли дальше в пересмо­тре требований к эмпирической проверке и высказались в пользу не­прямой проверки теорий. Махлуп связывал непрямую проверку с оценкой выводов теории, а также так называемых гипотез низшего уровня, которые в отличие от гипотез высшего уровня, или называе­мых фундаментальных предпосылок (например, гипотезы о макси-

ⁿ Hutchison Т. The Significance and Basic Postulates of Economic Theory L.,

¹⁴ Robbins L. An Essay on the Nature and Significance of Economic Science L,, 1935.

^l' Mises L. Human action. N.Y., 1949.

¹⁶ Подробнее см., например: Caldwell BJ. Clarifying Popper //Journal of
Economic Literature. 1991. Vol. 29. № I

¹⁷ Machlup F.The Problem of Verification in Economics// Southen Economic
Journal. 1955

мизации или о рациональности, которые не могут быть проверены), допускают эмпирическую проверку. К числу последних можно, на­пример, отнести утверждение, что снижение учетного процента цен­трального банка ведет к определенному расширению кредитной дея­тельности банков-членов. Важно подчеркнуть, что Махлуп выступил в пользу проверки теории как целого.

М. Фридмен в своем знаменитом «Эссе о методологии позитив­ной экономической науки»¹⁸ высказался в пользу принципа фальси-фицируемости теории в целом, но учитывая сложности, связанные с его реализацией, существенным образом изменил представление о том, что должно подвергаться проверке. Последнее определялось его видением цели теории. В качестве такоиой он называл получение про­гнозов, а критерием оценки предлагал считать надежность прогноза при соблюдении требования логической строгости теории как языка анализа. Он отказался от рассмотрения проблемы реалистичности исходных предпосылок, введя принцип «as if». Именно в силу подчи­ненности теории цели прогнозирования позиция Фридмена была определена как инструментализм.

Отстаивая свой принцип, Фридмен вновь вернулся к вопросу о непосредственной проверке гипотез и дал на него отрицательный ответ, подкрепив его следующими доводами.

Во-первых, сами по себе гипотезы, призванные выражать «мно­гое с помощью малого», уже по одной этой причине являются нереа­листичными, более того, предпосылки теории - это, по мнению Фридмена, не утверждения о том, каковы действительно наиболее важные характеристики процесса, а лишь утверждения типа «as if», или «как, если бы». Суть этого принципа заключается в том, что уче­ный не утверждает, что, например, фирма действительно максими­зирует прибыль, он лишь предполагает, что она ведет себя так, как если бы единственным ее мотивом была максимизация прибыли¹⁹.

^1Я Фридмен М. Методология позитивной экономической науки // THESIS. 1994. Вып. 4.

¹⁹ О важности принципа «as if» свидетельствует, например, следующий эпи­зод из истории церкви и ее отношений к астрономии, который приводит Поп-пер в работе «Три точки зрения на человеческое познание». В свое время цер­ковь была готова согласиться с тем, что ради удобства исчисления можно счи­тать, что Земля движется вокруг Солнца, т.е. рассматривать теорию Галилея как имеющую лишь инструментальное, но не познавательное значение, как удобный способ расчетов, а не отражение закона. В качестве математического «трюизма», «удобной выдумки» с ней готов был согласиться кардинал Бел-лармино — участник суда надДж. Бруно. Нопроблечабылавтом,что Галилеи считал, что теория Коперника — не только полезная выдумка, но что она со­держит истинное описание мира. Именно неготовность встать на инструмен­тальную точку зрения и привела Галилея к конфликту с церковью.

Во-вторых, невозможен строго контролируемый эксперимент и незаписимый от проверяемой гипотезы отбор контрольных данных.

В-третьих, само разделение выводов и предпосылок весьма услов­но и имеет смысл только в рамках данной теории,

В итоге Фридмен пришел к выводу, что не следует сосредоточи­ваться на обсуждении предпосылок, лучше заняться анализом про­гнозов. Он пытался найти подтверждение своей позиции, обращаясь к эволюции современных представлений о зависимости между тем­пами инфляции и уровнем безработицы, и выделял три этапа. Пер­вый — когда экономисты были убеждены в существовании стабиль­ной кривой Филлипса с отрицательным углом наклона касательной, причем эта убежденность поддерживалась удовлетворительным со­стоянием прогнозов, полученных на основе подобной кривой. Когда же качество прогнозов перестало удовлетворять экономистов, была выдвинута гипотеза о естественном уровне безработицы и о зависи­мости положения кривой от характера инфляционных ожиданий -это был второй этап. Наконец, и третий был связан с тем, что когда и новая функция перестала давать хорошие прогнозы, активизирова­лись поиски альтернативных гипотез. В частности, была предложена гипотеза рациональных ожиданий.

Инструментальный подход Фридмена имеет большое значение, когда речь идет об абстрактной теории и возникает проблема эмпи­рической содержательности и практической значимости исходных предпосылок. Так, гипотеза рациональности в рамках подхода Фрид­мена может уже рассматриваться не как характеристика существен­ных черт поведения человека, а как условная конструкция - модель, облегчающая выполнение цели получения прогнозов. Конечно, ос­тается вопрос о том, что такое прогноз и что следует прогнозировать, и здесь возможны существенные расхождения: от фридмёновского представления о прогнозе как о вероятном значении конкретных ста­тистических показателей до трактовки неоавстрийцами прогноза как наиболее вероятного направления развития событий.

Второе важное направление в современной методологии можно условно назвать «новой методологической традицией». Его предста­вители (Г. Мюрдаль, Б. Колдуэлл, Л. Боуленд, Д. Макклоски) высту­пали против жесткого требования единой методологии, поскольку сомневались в том, что философия способна предложить хорошо обоснованный критерий оценки, указать наиболее надежные спосо­бы построения теории и т.д. Их интерес к методологии - это скорее интерес к тому, как экономисты в действительности обосновывают свои теории, как и почему одни теории сходят со сцены и заменяют-

ся другими. Для этих учений проблема демаркации научного и нена­учного знания не была первостепенной, они необоснованными счи­тали чрезмерные претензии на объективность, сиойственные пред­ставителям «позитивной традиции», признали неизбежность норма­тивных элементов и идеологического содержания.

Из изложенного выше ясно, что представители позитивного на­правления всячески отстаивали идею этически нейтральной эконо­мической теории, и только такую теорию они были готовы отнести к научному знанию. Однако сомнения в отношении того, возможно ли это сделать, никогда не покидали экономистов.

3. «Нетипичный взгляд»: